В плену теней

Глава 7

Еще недавно заполненная людьми галерея, после того как джазовое трио завершило свое выступление и было покончено с кофе и пирожными, заметно опустела. В конце концов входную дверь заперли, шторы опустили и приготовились к началу вечеринки для особых гостей.

Черное креповое платье без рукавов тесно облегает стан, свободно расширяясь книзу и заканчиваясь зубчатым подолом. Зубцы клиньев полощутся вокруг щиколоток, обхваченных перепонками босоножек на высоких каблуках. Окидывая зал глазами Линны, Хейли замечает свое отражение в зеркале, окантованном рамой из резного дерева, видит свои темные волосы, свободно ниспадающие на плечи из-под маленькой плетеной шапочки, – лиловые блики оттеняют их черноту. Линна берет со стола бокал вина. Слуга ест ее глазами, в его взгляде скорее сексуальный, чем какой бы то ни было иной интерес. Его не интересует ее возраст.

Сквозь толпу уверенно пробирается мужчина в великолепно сшитом костюме. Он почти одного роста с ней, мужественность его худой фигуре придают широкие плечи. Она видит, что у него сильные руки и бледно-оливковая кожа.

Она уже встречала его в других местах, время от времени замечала в задней комнате таверны, куда часто захаживает. А однажды, на одном из вудуистских сборищ, которые она изредка посещала после возвращения в город, видела мужчину, очень на него похожего, – редкое белое лицо в толпе темнокожих.

– Майкл, кто это? – спрашивает она своего сегодняшнего спутника – молодого высокого мужчину с серьезным выражением лица и мясистыми блестящими губами.

Он какое-то время смотрит в указанном ею направлении, потом отвечает:

– Карло Буччи.

– А-а-а… – протяжно выдыхает она, и это звучит многозначительно.

Отец часто упоминал имя Карло Буччи по вечерам, когда они ужинали вместе. Не слишком щепетильный человек, даже опасный, старый Анри презирал его.

Но как приятно, что он при этом столь красив.

Сопровождающий Линну молодой человек – друг ее брата. Майкл боготворит ее, любит так страстно, что редко решается даже смотреть на нее, а рот раскрывает только затем, чтобы ответить на обращенный к нему вопрос. Он прерывает начатый было с кем-то разговор и наблюдает за тем, как она кругами приближается к Карло – все ближе, ближе, пока они не оказываются рядом перед безумной вазой – стеклянной колонной в духе Гауди. Ее цена значительно превосходит стоимость гораздо более милых и изящных произведений, выставленных здесь.

– Как это назвать – рококо, дурным вкусом или просто безумно дорогостоящим безобразием, Карло Буччи? – спрашивает она, не глядя на него.

– А я совсем уж было собрался купить ее, Линна де Ну, – отвечает он.

– Вы знаете мое имя?

– Я знаю вас. Поинтересовался, увидев однажды вечером, как вы танцевали.

– Ну и что вы думаете о моем танце?

– Думаю, что вы – еретичка. Вы танцевали для себя самой, больше ни для кого. – Произнося последние слова, он обнимает ее за талию. Медленно, предоставляя Линне достаточно времени, чтобы что-нибудь сказать или оттолкнуть его, увлекает ее сквозь толпу к боковой двери. Открывающийся за ней коридор ведет во дворик позади дома. Тусклый свет, льющийся из окон второго этажа и проникающий сквозь коридор с улицы, где зажжены фонари, отражается от низких облаков – другого света здесь нет.

Линна смеется – восторженно и без тени смущения. Она напоминает девочку, тайком от родителей сбежавшую из дома на свидание с приятелем.

– Вы знаете, кто я… или только мое имя? – спрашивает он.

– И то и другое.

– А еще что?

– То, что говорят о вас люди. Вас действительно интересует их мнение? Но в такой вечер не хочется никого обижать.

Он качает головой.

– Нет, – отвечает он после паузы, хотя она видит его насквозь.

Карло предлагает ей сигарету. Когда он зажигает спичку, она видит сначала его руки с ухоженными ногтями и длинными пальцами, потом – глаза, большие, темные, страстные.

Закуривает сам. Склонившись над парапетом, окружающим дворик, они молчат. В одном из верхних окон женщина жестом подзывает кого-то, кто находится с ней в комнате. Из открытого окна нижнего этажа доносится музыка. Из другого – спор двух женщин, одна почти плачет. Среди этого шума самые примитивные чувства Линны сосредоточены на стоящем рядом мужчине. Она чувствует жар, исходящий от его тела, слышит его дыхание, ощущает аромат одеколона.

Линна затягивается сигаретой, кончик которой ярко разгорается.

– Хотите куда-нибудь пойти? – спрашивает он.

– Назад в зал, – отвечает она и направляется обратно по коридору к свету и гулу людских голосов.

Он идет следом. Потом хватает ее за плечо и разворачивает лицом к себе.

– Чего вы хотите? – спрашивает она, ничуть не удивившись.

– Чтобы вы станцевали для меня так же, как танцевали для тех дикарей, – отвечает он и целует ее, прижимаясь ртом к ее губам так крепко, что она прикусывает себе губу.

Он отпускает ее. Она идет дальше, покачиваясь на высоких каблуках, не оглядываясь, даже когда он окликает ее по имени.

«Карло Буччи», – мысленно произносит она и скептически улыбается.

(Хейли испытывает глубокую и сильную ненависть, но не понимает к чему.)

В зале включены все лампы. После мрака, царящего снаружи, они слепят. Линна на мгновение задерживается в дверях. Майкл подходит к ней. Печаль, которая овладела им, когда он решил, что Линна его покинула, сменяется счастливым блеском в глазах.

– Галерея закрывается. Куда бы вы хотели пойти? – спрашивает он.

Линна оглядывается на дверь. Буччи не видно.

– Куда-нибудь, где можно выпить, потом – домой, – отвечает она.

Он хмурится. Она смеется:

– Майкл, совсем не важно, доставишь ты меня домой пьяной или трезвой. Луи все лето будет усердно трудиться в фирме. У папы работы хватит только на одного молодого специалиста. – Она кладет руки ему на плечи и заставляет смотреть на нее. – Неужели тебе так трудно сопровождать меня туда, куда я хочу? – спрашивает она.

Он краснеет и мямлит нечто, что должно означать: «Нет».

– Тогда пошли.

Подойдя к машине, она задерживается, чтобы стянуть шапочку, потом они медленно едут по ярко освещенным улицам. Из открытых окон таверн вырывается громкая музыка. Улицы запружены туристами, уличными актерами; наркоманы и пьяницы провожают ее машину тупыми взглядами.

Они въезжают на стоянку отеля «Шератон», оставляют машину служащему и устраиваются неподалеку от стойки бара. Джазовое трио играет тихо, чтобы посетители могли разговаривать. Линна молчит, лишь потягивает бурбон с содовой.

Когда она приканчивает второй стакан, приносят дюжину красных роз. Пригубив третий, получает дюжину белых. В букетах – никаких записок. Впрочем, в этом нет необходимости. Майкл обшаривает зал горящими гневом глазами. Линна сидит, словно невозмутимая Снежная королева, и принимает подношения как должное.

– Что, черт возьми, происходит?! – взрывается Майкл.

– Кто-то шутит. Подожди здесь, – говорит она и идет к стойке. – Где он? – спрашивает она обслуживавшую ее официантку.

– Человек, который велел передать вам цветы, вон там. – Официантка указывает на лифт, расположенный позади стойки регистрации.

Черный костюм, дорогие мокасины. Этого человека можно было бы принять за обычного гостя отеля, если б не цветы, которые он держит в руках. Она останавливается напротив и протягивает руку. Он вручает ей визитную карточку Буччи, на обороте которой написан номер комнаты.

Дверь лифта раздвигается. Она входит.

(Оставшись наедине с Линной, Хейли изо всех сил старается понять, о чем та думает, но мысли Линны скучны и рассеянны, нового неожиданного дара Хейли не хватает, чтобы проникнуть в них.

Темнота грозит поглотить их обеих, но Хейли отчаянно сопротивляется и ценой невероятных усилий остается в своем сне.)

Вот открывается дверь. Комната огромная и шикарная. У окна на столике в стиле эпохи королевы Анны – ваза с розами. Рядом – два бокала и запотевшая бутылка вина с полуоткрытой пробкой.

Карло снял пиджак и расстегнул пуговицы рубашки с короткими рукавами. Волосы на его груди – черные и тонкие. Глядя на него, Линна вспоминает его поцелуй, в который было вложено скорее искусство вражды, чем обещание любви.

Майкл, сидящий внизу перед пустыми стаканами и благоухающими букетами, забыт и брошен.

(Хейли испытывает жалость, видя, как он все больше волнуется в ожидании Линны.

Жалко и Линну. Неужели та не чувствует опасности, исходящей от Карло? Впрочем, в его дерзком преследовании есть нечто невероятно возбуждающее, и Линна безрассудно отвечает на его настойчивое предложение. Хейли, которой такая отвага и не снилась, не может осуждать Линну де Ну за смелость. В некотором смысле Хейли ей даже завидует.

Но куда заведет такая смелость?

Горькая мысль. Она совершенно не вяжется с тем, как Линна целует мужчину, как движением плеча сбрасывает лямку декольтированного платья, обнажая перед ним грудь и подставляя ее под его руки и губы.)

– Карло, – шепчет Линна, откидывая назад голову, побуждая его к новым ласкам.

(Они красивы, опытны, искусны. Даже если бы Хейли просто наблюдала за ними, она испытала бы возбуждение. Но она не только наблюдает, она участвует в происходящем, ощущает, как поднимается страсть в теле Линны, понимает ее нетерпение почувствовать Карло внутри себя и, взметнув вверх ноги, ринуться навстречу его мощному движению вниз.

Никогда еще Линна не ощущала такого сильного желания. Хейли и помыслить не могла, что можно испытать такое наслаждение.)

– Карло! – кричит Линна, и кажется, что это не ее голос, а голос Хейли, доносящийся из прошлого.

Хейли проснулась, ее тело было покрыто испариной, сердце бешено стучало от страсти, которую она испытала вместе с давно умершей героиней ее сна. От темноты, царившей в крохотной комнатке, от вида пустой постели она почувствовала страшное одиночество, какого не испытывала с тех пор, как потеряла ребенка.

Одиночество, на которое обрекла себя добровольно, напомнила она себе.

Тем не менее, уткнувшись лицом в подушку – словно кто-то мог ее услышать, – Хейли зарыдала.

Поговорив с Хейли, Эд О’Брайен сел в машину и стал колесить по городу, что помогло расслабиться: внимание было сосредоточено на дороге, однако это не мешало думать.

Он вспоминал о днях, проведенных в Лейк-Чарлзе, когда они с Джо Морганом были напарниками. Морган поступил на службу в полицию на пять лет раньше Эда. К тому времени, когда Эд стал полицейским, Джо уже имел две награды. Первую он получил, когда во время кражи со взломом преступники захватили заложников. Джо выстрелил, убил одного из бандитов и ранил другого, но один заложник был уже мертв. Наградили его не за храбрость, а за меткость стрельбы, как втолковывал он Эду.

Второй раз Джо отметили за действия, как говорится, «во внеслужебное время». Морган возвращался домой. В доме, мимо которого он проходил, была распахнута дверь, и он услышал отчаянные женские крики. Вероятно, женщина ругала ребенка, который громко плакал, или ссорилась с мужем, но что-то в ее голосе показалось Джо странным. Он перемахнул через забор, вошел в дом и увидел, как мужчина избивает мальчонку не старше восьми лет. Ребенок уже лишился одного переднего зуба, весь пол был залит кровью.

При виде такого зверства у Джо помутилось в глазах, и, как он потом объяснял Эду, он начал молотить мерзавца и не остановился до тех пор, пока не прибыл патруль, который увез негодяя.

Жена выдвинула обвинение против мужа, но потом, когда дело дошло до суда, попросила законников о снисходительности к нему.

Незадолго до смерти Джо сам Эд попал в похожую ситуацию, и против него велось служебное расследование. В одну из последних встреч они с Джо принесли упаковку пива на причал за Экспоцентром и сидели там, наблюдая, как между Французским кварталом и набережной Альжьер курсирует паром.

– Я в Лейк-Чарлзе получил за это медаль. А ты в Новом Орлеане попал в передрягу. Вот куда в этом городе заводит благородство, – с горечью заметил Джо.

Эд никогда не думал о Джо как о благородном человеке, но тот был именно таким. Несмотря на щетину, пожелтевшие от сигарет пальцы, потертую одежду, пьянство и неухоженные волосы, свисавшие на лоб и воротник, Джо был исключительно порядочным и надежным человеком. Человеком, на которого всегда можно было положиться. Даже пьяным он не мог совершить бесчестного поступка.

После смерти Линны О’Брайен примчался, чтобы увидеть Джо. Дождавшись, когда окончится долгий допрос, попросил разрешения поговорить с ним.

Входя в комнату без окон, в которой Джо допрашивали с пристрастием с тех самых пор, как он снова обрел дар речи, Эд ожидал увидеть бывшего напарника возбужденным, обезумевшим от горя и ужаса, разгневанным из-за того, что его подозревают.

Но то, что его ждало, было гораздо хуже.

Джо смотрел на Эда таким безразличным взглядом, словно был уже мертв. Когда его отпустили, Эд отвез приятеля к себе домой и не давал уйти, пока официальные лица не закончили свою дотошную работу в квартире Джо. Эд заставлял его есть, не давал напиться, потом – поскольку ничего лучшего не придумал – попытался сам напоить его.

Взгляд Джо оставался отсутствующим. Тем более странно было видеть слезы в его безжизненных глазах.

Узнав, что Джо наложил на себя руки, Эд не удивился. Однако ему самому было необходимо выяснить, мог ли Морган убить Линну. Поэтому он занялся расспросами. Но единственное, чего ему в результате удалось добиться, – это восстановить против себя Этана Коллинза, детектива, который вел дело Моргана. Коллинз никогда не прощал даже мнимых оскорблений. Прошли годы, а они едва здоровались, и Эд подозревал, что именно из-за Коллинза его так долго не производили в детективы.

Устав колесить по городу, Эд вернулся домой, налил себе пива и уселся на кухне, вспоминая, как порой, когда напряжение на службе становилось невыносимым, он замечал, что разговаривает с пустым сиденьем в машине, словно Джо все еще был рядом.

И вот эта женщина снова разворошила прошлое. Ему было ненавистно то, что она всюду сует свой нос, напоминает всем – напоминает ему – об этой печальной истории. Но может, действительно настало время, чтобы кто-то о ней напомнил?

Он заметил в беседе с ней, что ему доводилось консультироваться с экстрасенсами. Честно говоря, ему приходилось делать это не раз. Поначалу он скептически относился к тому, что кто-то, положив руки на какой-нибудь предмет, утверждал, будто видит человека, которому этот предмет принадлежал, или, дотронувшись до рукава свитера маленькой девочки, уверял, что она убита. Но чаще всего догадки экстрасенсов подтверждались, описания жертв или подозреваемых были абсолютно точными, такими же точными, как описание Хейли Мартин человека, которого она в жизни не видела.

И Эд с удивлением понял: он хочет, чтобы ей открылась правда, хочет разрешить мучившие его сомнения. Завтра он обязательно подумает, чем может ей помочь.