В потемках

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Рассвет кроваво брызнул сквозь алый плащ спасителя на северо-восточном витраже центрального купола. Ивоун впервые видел этот витраж, озаренный солнцем. Прежде Ивоун никогда не появлялся в храме в столь ранний час. Он привык к тусклым краскам изображения. А оказалось, что смотреть витраж надо на восходе. Видимо, и в этом была своя символика. Ивоун всегда приходил в восторг, когда открывал что-то новое, еще неизвестное. Храм для него был вселенной, такой же загадочной и неизученной, как и настоящая вселенная. Ивоун пожалел, что никогда уже не добавит в свою книгу ни одной новой страницы. Его открытие останется в дневнике.

Утром он пробудился с радостным чувством. Что-то хорошее сулил ему сегодняшний день. Что же именно? Он помнит, что засыпая, почти с вожделением думал о предстоящем дне. Да, вспомнил. Он намеревался взобраться на верхнюю площадку к основанию главного шпиля, туда, где изваяна мадонна, похожая на Дьелу.

Точно взрыв бомбы прогромыхал в отдалении первый удар. И сразу загрохотало со все сторон.

Он шел по винтовой лестнице. Пахло каменной сыростью и тленом. Воздух проникал в редкие и узкие бойницы. Сейчас в них видны были городские улицы, еще не полностью заваленные автомобилям. Большинство зданий пока что возвышались над горами битого дома.

На площадке первого яруса он остановился перевести дух. Редко даже кто из молодых способен подняться по винтовой лестнице без отдыха. И у хорошо тренированных спортсменов перед концом подъема начинало сводить икры судорогами. Ивоун не был ни молодым, ни спортсменом, зато у него многолетняя привычка взбираться по этим лестницам.

Он одолевал уже половину пути к второму ярусу, когда снизу донеслись голоса.

Ивоун ненадолго задержался возле бойницы. Прямо перед ним виднелась одна из восьми гор автомобильного лома. Ивоун на глаз пытался определить, что в Старой Пиране уже захоронено под автомобилями. В одном месте из-под слоя железного лома там и сям выглядывали ветви. То был старинный королевский парк. Листва уже побурела и сейчас трудно сказать отчего: то ли от того, что сломаны ветви, то ли просто пришло время. Как-никак была поздняя осень. Может быть, кое-где есть еще и живые ветви. Только уж ни одна из них никогда больше не зазеленеет. К весне их погребет свалка.

Ивоун вторично услышал голос Пловы, на этот раз близко.

— Поторапливайся, старичок. Летчик не станет ждать. Нужно успеть. Ты давай-ка, пиши чек. Я поднимусь раньше. Когда он увидит чек, он, еще покружится, подождет.

Спустя минуту:

— Не жилься — пиши, пиши, — настаивала Плова. — Надо же когда-то начинать тратить свои миллион. Число и подпись. — подсказала она. — Теперь отдай мне. Да отпусти ты, дурачок, а то порвем.

— Плова, куда же ты? Я не поспеваю, — взмолился Ахаз.

— Захочешь, так поспеешь.

— Я задохнусь.

— Ну и подыхай. — бросила безжалостная Плова.

На миг в глазах Пловы сверкнул испуг. Но, увидев, что Ивоун один и не намеревается мешать ей, она молча прошмыгнула мимо.

Выходит, Плова добилась своего. Брил помог ей связаться с вертолетчиком и они сторговались. Если так. вертолет вот-вот должен появиться. Ивоун ускорил шаги. Внизу тяжело сопел Ахаз и изредка взывал:

— Плова! Плова!

Но та уже вряд ли в слышала его.

Выглянув в бойницу, Ивоун увидел Плову, отважно свесившуюся над оградительной решеткой. Ее разметанные волосы трепало ветром, по лицу катился пот. Одной рукой она держалась за перила, другой размахивала, показывая вертолетчику чек, только что подписанный Ахазом. Ивоун увидел вертолет, круживший над шпилем. Стрижи и дикие голуби переполошились. Их гнезда были налеплены повсюду на карнизах и мраморных фигурках, украшающих сток.

Вертолет сделал несколько кругов. Острие шпиля мешало зависнуть ниже. С ближней стрелы виадука автомобили сейчас не сыпались. У вертолетчика в распоряжении находилась лишь небольшая дыра, по которой он мог опуститься а взмыть. Должно быть, это требовало немалого искусства. Косые лучи солнца скользили по пилотской кабине. Ивоун увидел, как из открытой дверцы выскользнула и расправилась в падении веревочная лестница. Плова свесилась через перила, пыталась одной рукой поймать ускользающий конец веревочной лестницы. Другая рука у нее занята чеком. Наконец, она догадалась спрятать чек за пазуху. Все же у нее крепкие нервы и отличное здоровье. Не каждый человек решится даже заглянуть вниз через перила с такой высоты, а она почти совсем повисла над бездной и хоть бы что.

Ей таки удалось поймать конец веревки и подтянуть лестницу ближе к решетке. Плова отважно перевесила одну ногу через перила, нащупывая ненадежную уплывающую опору веревочной ступеньки.

Пожалуй, ей удалось бы взобраться в кабину вертолета, не произойди дурацкой случайности. С одной из ближних стрел от падающего автомобиля оторвалась крышка капота. Она так удачно попала в воздушную струю, что парила по кругу, почти не снижаясь. Потоком воздуха ее занесло к собору. Видимо, тень от нее, промелькнувшая позади вертолета, испугала пилота — он рванул штурвал. Несущая лопасть самым кончиком зацепилась за острие шпиля. Увы, этого было достаточно. Обломки металлического основания лопасти с жутким воем просвистели в воздухе. Потерявший опору вертолет перекувыркнулся, носом ударился в контрфорс северной стены храма и неуклюже и страшно медленно — как показалось Ивоуну — обрушился во внутренний церковный дворик, расплющив своей тяжестью несколько автомобилей. Звякнули выбитые стеклины, точно бомба бабахнул взорвавшийся кузов семейного автобуса устаревшей модели.

У Ивоуна похолодело в груди: он представил себе, что стало с пилотом.

«Господи, какая нелепая смерть».

Ивоун повернул вниз. По винтовой лестнице особенно не разбежишься. И все же Плова ухитрилась обогнать его.

— Какой ужас! — выкрикнула она.

Она, кажется, в самом деле была потрясена гибелью неизвестного ей человека.

Вскоре Ивоуну встретился Ахаз. Он сидел на каменной ступеньки и ошалело глядел вслед только что промелькнувшей девушке.

— Куда она? Что с ней? — через силу прошептал он.

Объяснять не было времени.

Каково же было изумление Ивоуна, когда, достигнув площадки нижнего яруса, он увидел целого и невредимого пилота, вылезшего из-под обломков разбитой машины. У него, верно, был рассечен лоб и окровавлена щека, но похоже, что раны не были опасными, летчик держался бодро, легко прыгал по кузовам машин.

Оказалось, что дверь северного придела, не подперта, как остальные, без малейшего усилия открылась.

— Откуда взялась эта чертова железяка? Чтоб им ни дна ни покрышки, — бесновался пилот, вытирая с лица пот, смешанный с кровью и мазутом. Он таки изрядно перепачкался, пока выбирался из-под обломков.

Обитатели храма удивленно глазели на невесть откуда явившегося человека.

— Надо перевязать рану, — предложила Дьела.

— К дьяволу бинты, — отмахнулся пилот. — Где рация?

Все спустились вниз.

— Надо же, какие тут казематы понарьгты, — изумился пилот, спускаясь по каменной лестнице вглубь фундамента.

На все, что окружало его: на каменные ступени и стены, на темные ниши и повороты — он смотрел взглядом человека случайно и ненадолго попавшего сюда. Он убежден, что за ним немедленно сию же секунду направят другой вертолет.

Его приятель и, верно, брался за это дело, но для этого требовались деньги. Во-первых, пилот должен сначала вернуть компании долг — пятнадцать тысяч лепт и заплатить еще столько же за очередной перерыв в работе стрелы.

— Да у них что, мозги повывихивались? Где я возьму столько денег? Вот остолопы!

Собственно, на этом переговоры и кончились. Летчик наказал своему приятелю, чтобы тот позвонил какой-то Жанне, сказал ей, что сегодняшняя встреча не состоится, откладывается на завтра на те же самые часы. Ясно было, что он еще ничего не осознал.

Дьела напомнила всем:

— Пора завтракать.

— Отлично, — первым принял ее предложение пострадавший летчик. — Утром я только выпил чашку кофе. А после этой чертовой передряги разыгрался аппетит. Со мной когда что-нибудь такое — меня невозможно накормить.

Дьела убедила его промыть рану и наложить повязку. Ссадина оказалась не такой уж пустяковой, как можно было судить по поведению летчика. Даже и повязка не сразу остановила кровотечение. Бинты намокли и окровенели. Но держался пилот молодцом.

— Как ваше имя? — спросила Дьела.

— Сидор, — сказал он. — Так меня назвали — Сидор, — повторил он с вызовом.

Должно быть, он привык к тому, что его имя вызывает невольную улыбку у людей. Никто, однако, не думал смеяться над ним.

Когда все устроились за столом, к Сидору с неожиданным вопросом пристал Брил:

— Бензин из бака не весь пролился?

Брилу пришлось несколько раз повторить свой вопрос, прежде чем Сидор понял, чего от него добиваются.

— Да вокруг бензину, хоть залейся, почти в каждом автомобиле.

— Ну, и балда же я, — хлопнул себя по лбу изобретатель.

Он позабыл и про завтрак, помчался за канистрой.

— Вот уж что верно так верно — балда, — вслед ему сказала Плова. — Опять запустит свою трещотку. Без нее шума мало.

Когда позавтракали. Щекот отозвал Ивоуна в сторону.

— Ты обещал писульку, — напомнил он.

Ивоун черкнул несколько слов и заклеил записку в конверт со штампом храма. Антиквар оценит и это.

— Где икона?

— В котомке. Я уже приготовил.

— Нужно и на ней расписаться. Антиквар знает мою руку. И вот еще что, — вспомнил он. — На моем счету в банке осталось кое-что, так, пустяки, сотни три — четыре…

— Ничего себе пустяки.

— Я напишу доверенность на твое имя.

— Разве тебе самому не понадобятся?

— Зачем они здесь?

— Ты совсем не веришь, что вас спасут?

— А ты? Зачем же тогда идешь на риск?

— Ты прав, — рассмеялся Щекот. — По-настоящему им давно уже никто не верит.

Возвратился Брил и выкатил из каморки свою коляску.

— Счастливый человек. — заметил Щекот. — Придумал себе игрушку и рад. Он толковал, будто ей цены нет.

Брил долго не мог завести мотор.

— Тяжеленная она, — продолжал Щекот. — Будь полегче, пошли бы с ним вдвоем. Без нее он не хочет. А с ней наверняка застрянешь. Не бросать же потом его одного.

У Брила, наконец, завелся мотор. На его треск отозвались органные трубы.

— Нужно запретить ему, — потребовала Плова. — Нельзя так истязать других. Мы и без него скоро все посходим с ума.

«Сегодня она произносит удивительно вещие слова», — подумалось Ивоуну.

Когда игрушечный автомобиль с блаженно улыбающимся Брилом делал второй круг, Сколт неожиданно преградил ему дорогу. Автомобильчик взвизгнул тормозами и, вихляя передними колесами, остановился, почти наехав на журналиста. Ивоун подумал: сейчас вспыхнет ссора, но на лице Брила светилась безмятежная детская улыбка.

— Ваша игрушка создает невыносимый шум, — сказала Дьела.

— Я больше не буду. — по-детски обещал изобретатель. — Мне хотелось убедиться, что он работает.

Неожиданно игрушкой заинтересовался пилот.

— На втором и четвертом такте странные выхлопы. Ничего подобного не слыхивал. — сказал он.

Похоже было, что он неплохо разбирается в свойствах двигателей, если способен на слух отличить подобные тонкости.

Брил начал что-то объяснять. Видно было, что разговор интересен обоим. Брил совершенно расцвел: Сидор был первым человеком, который всерьез отнесся к его изобретению. Они вдвоем покатили коляску вдоль прохода.

Некоторое время Ивоун раздумывал над тем, стоит ли ему подняться наверх вторично или же лучше дождаться следующего утра. Но впереди был долгий бессмысленный день и он отправился во второе путешествие по винтовой лестнице.

Поднявшись на первый ярус, он опять услыхал голос Пловы.

— Отвяжись!

На этот раз она была с Калием.

— Все, девочка, хватит. Порезвилась, поразвлекалась — и хватит, — недобро послил тот. — Я твоему хрычу выпотрошу кишки.

— Дурак. Да он же ни на что не способен.

— Зачем же он тебе понадобился?

— А у кого еще, кроме него, можно добыть чек на тридцать тысяч? Может быть, у тебя?

Калий присвистнул.

— Где чек? Давай чек.

— Какой чек? — простушкой прикинулась Плова. — Вырвало ветром и унесло. Я как увидела…

— Ломай комедию перед другими. Чек у тебя.

У них началась возня, вскрики. Несколько раз Плова взвизгнула от боли. Раздались шлепки по голому.

Ивоун хотел подать голос, вмешаться, разнять их, но вовремя сообразил, что их драка давно перешла в любовную игру.

Пришлось ему снова возвратиться назад.