В радости и в горе

Глава 41

Марта сидела на краю кровати, окруженная четырьмя сотнями двадцатью шестью шпильками и заколками, которыми Беатрис намертво прикрепила к ее голове фату, наконец-то удаленную, похоже, вместе со скальпом. Марта испытала громадное облегчение, и кровь толчками устремилась к корням волос, возмещая пережитый ими недостаток питания; Марта даже застонала от наслаждения.

Глен повернулся к ней и улыбнулся. Его смокинг висел, переброшенный через спинку стула, в компании галстука-бабочки. Ворот рубашки он расстегнул, манжеты завернул до локтей. Волосы у него уже не казались только что уложенными с помощью геля.

— Я уж думала, что никогда не смогу снять эту чертову штуковину, — сказала Марта. — Я боялась, что всю жизнь проведу в ней, буду ходить по магазинам со свадебной фатой на голове.

— Тогда на тебя оглядывалось бы гораздо больше мужчин, чем обычно, — сказал он.

— Вполне возможно, — ответила она. Употребив одно из выражений Джози, она почувствовала внезапный прилив тоски по сестре. Марта жалела, что ее нет рядом, что Джози не может ей помочь. Было трудно вытаскивать самой все эти заколки, к тому же теперь она не знала, что ей делать дальше. Джози бы сказала ей, как поступить. Но когда Джози говорила ей, как поступить, разве она послушалась? Марта боролась с сомнениями. Может быть, все-таки стоило послушаться.

— Заказать шампанское? — спросил Глен.

— Шампанское?

— Чтобы отметить.

— Отметить? — Что здесь было отмечать? То, что она сбежала со свадьбы и в тот же день бросилась в объятия другого мужчины? Нет, это не те события, за которые можно выпить шампанского.

— Я думал, тебе захочется как-то отметить это событие.

— Я сегодня выпила уже много шампанского, — сказала Марта со вздохом. Что бы на ее месте сделала Джози? Без сомнения, выпила бы чашку чая. — Мне будет плохо, если я выпью еще. — Марта попыталась стянуть платье, тело под которым уже начинало чесаться. — Мне надо вылезти из этого.

— Тебе помочь? — спросил он, и его улыбка приобрела хитроватый оттенок, который больше подходил для дневного сериала для домохозяек. Он подошел и сел рядом с ней. Отведя волосы с ее лица, он стал покрывать его легкими поцелуями по линии волос. Рот у него был холодным и мокрым, хотя раньше его губы были теплыми и волнующе влажными. Он слегка провел пальцами по ее шее, дразня, запустил их под вырез свадебного платья, и это заставило ее вздрогнуть.

Нет, она не хочет, чтобы он помог ей снять платье. Нет, она не хочет шампанского. И не знает, что, собственно, она хочет!

Наползла усталость, обволокла ее своими волнами, у нее заломило суставы, а руки и ноги едва слушались, как будто она долго выполняла какую-то тяжелую физическую работу.

— Знаешь, Глен, мне надо немного побыть одной, — сказала она, растирая себе плечи. — Мне надо многое обдумать. Может быть, я приму ванну.

Глен прижал ее к себе:

— Хочешь, залезем в ванну вместе?

— Наверное, сейчас будет лучше, если я приму ванну одна. — Она немного отстранилась от него. — Глен, для меня все это так странно.

— И для меня, дорогая. Именно поэтому я и стараюсь изо всех сил, чтобы тебе было хорошо. — Глен поцеловал ее в нос. — А у меня ничего не получается.

Марта поцеловала его в ответ, но неловкость между ними только росла.

— Прости меня.

— Да что ты, не за что. По-моему, нам обоим как-то не по себе. Прошло столько времени. — Он обнял ее за талию. — Все будет хорошо, Марта, я все для этого сделаю, обещаю. Просто подожди немного и увидишь.

Марта почувствовала, как немного отпустило напряжение, которое было у нее в шее.

— Почему бы тебе не позвонить в сервисную службу? Закажи что-нибудь, пока я отмокаю.

Глен поднялся и погладил живот.

— Я уже не в состоянии ничего съесть. Слишком много съел на твоей шикарной свадьбе. Твоему отцу придет чек на чудовищную сумму.

— Страшно неприятно, но этот чек — единственное, что у него останется от этой свадьбы.

Глен упал на колени перед ней и пристально посмотрел ей в глаза.

— Ты все сделала правильно, — сказал он. — Может быть, сейчас тебе так не кажется, но ты не смогла бы жить со всем этим. А люди скоро привыкнут.

Она подумала о том, насколько быстро к этому привыкнет Джек. И ее отец. И что если бы мать была жива, то она, скорее, убила бы ее, чем стала бы к этому привыкать.

— Мне надо позвонить папе, — сказала Марта. — Надо сообщить ему, что со мной все в порядке, что меня не увезли куда-то насильно. Он смотрит по телевизору слишком много ночных программ и, может быть, решил, что ты какой-то злоумышленник.

— Смотри, как бы он не прислал за тобой своих сицилийцев, — предупредил ее Глен.

— Да они, скорее всего, все слишком пьяные, чтобы садиться за руль, — рассмеялась Марта. — Но на всякий случай я включу блокировку номера.

— А я вот что сделаю, — сказал Глен. — Я спущусь в бар в вестибюль пропустить стаканчик на ночь и оставлю тебя на некоторое время. Как тебе это предложение?

— Просто замечательно.

Глен встал и потянулся. Он выглядел усталым, на щеках проступила зеленоватая бледность, а тени вокруг глаз стали глубже. Для него этот день, должно быть, тоже был тяжелым.

— Мне не хочется оставлять тебя одну, — сказал он. — Ты уверена, что ты в порядке?

— В порядке.

Он постарался поймать ее взгляд.

— Правда, — сказала она.

Глен взял со стула свой смокинг и набросил его на одно плечо.

— Я ненадолго.

— Тебе совсем не нужно торопиться, — сказала Марта.

Он поцеловал ее горячим поцелуем и подмигнул.

— Я уже скучаю по тебе, — сказал он и вышел из двери спальни.

Горячая вода тугой струей хлестала из крана, наполняя ванную комнату клубящимся паром. Марта осторожно вылила в воду крышечку пены, бесплатно предоставляемой гостиницей своим постояльцам, и вдохнула ее сладкий искусственный запах, распространившийся вокруг. Помедлила немного и вылила в ванну всю бутылку, — если уж принимать ванну с пенными пузырьками, так уж пусть это будет настоящая пена. Может быть, она втайне надеялась, что эти слегка массирующие тело пузырьки сотрут с нее все ее теперешние заботы? Возможно.

Повернувшись к запотевшему зеркалу, она протерла его ладонью, чтобы было все хорошо видно, и пристально посмотрела в него на свое лицо, обрамленное капельками конденсата. Глаза были усталыми, вокруг них залегли темные тени, и черные круги обвели их без помощи туши. Помада размазалась, а румяна стерлись. Как ужасно она выглядит, какое впечатление произвела бы она такая на Джека?

Марта подняла руки и попыталась снять платье. Опять ей нужна помощь Джози. Сзади была, наверное, тысяча маленьких, отливавших перламутром пуговичек, не выпускавших ее из этой ловушки; каждая была любовно пришита вручную, каждая плотно сидела в не растянутых еще петлях. У нее возникло искушение порвать их, но она понимала, что на это у нее не хватит сил, и ей пришлось смириться со своим поражением.

Она сидела на краю ванны, подставив под рвущуюся из крана горячую воду ладонь, что немного ее успокоило. Глен, вероятно, скоро придет, было видно, как ему не терпится оказаться с ней в постели. А с чего бы ему не хотеть этого? И ей следовало бы к этому стремиться всей душой и телом. Но единственное, чего ей на самом деле хотелось, это упасть на кровать и заснуть, заснуть глубоким, долгим сном, который сотрет из ее памяти все события этого дня.

Пора позвонить отцу. Марта поплелась обратно в комнату, нервно покусывая свои ногти с великолепным маникюром. Сев за стол перед телефоном, она подняла трубку и набрала номер выхода на внешнюю линию. Что же она скажет? Она положила трубку на место и опять покусала ногти. На какой номер звонить: на домашний или на сотовый? По какому телефону он будет меньше на нее кричать? Слава богу, что обошлось без инфаркта; или, может быть, не обошлось и она просто не знает об этом?

Марта глубоко вздохнула и поднесла трубку к уху. Еще один глубокий вздох, и трубка вновь на своем месте. Кошмар какой-то. Хватит вздыхать, а то можно получить гипервентиляцию легких. И как только она могла оставить Джека одного расхлебывать всю эту кашу? Милый, добрый Джек. Джози права во всем. Он не сделал ничего, что могло бы оправдать ее поступок. Он этого не заслужил. Она надеялась, что ее двоюродная сестра позаботилась о нем и что они вдвоем не сделали куклу Марты из марципана, который выковыряли из свадебного торта, и не втыкают в нее булавки.

Снаружи завыли сирены, и их жалобно-заунывный плач отдавался в пустоте внутри нее. Сколько же ей еще вот так страдать? Как она могла надеяться, что будет просто вот так взять и убежать с Гленом? Конечно, она не предполагала, что будет так переживать, оставив Джека, даже не попрощавшись с ним. Она взглянула на постель. На постель, которую они с Гленом вскоре разделят. Совсем не так представляла она себе свою первую брачную ночь. И в роскошно обставленной, мягко-вкрадчивой комнате раздался громкий смех Марты. Они пообещали друг другу, Марта и Джек, что в эту ночь дадут начало новой жизни, их будущему ребенку. С этого ребенка, зачатого в ночь их свадьбы, начнется их семейное счастье, им будет скреплен их союз. Захочет ли этого Глен? Сейчас он был ей чужим. Чужим, с которым у нее была близость. Интересно, будет ли ребенок включен в список его первоочередных нужд?

Марта отказалась от мысли позвонить отцу и подошла к окну. Раздвинув шторы, она разрушила уютный покой этой комнаты, впустив в нее потоки ночной черноты, открыв ее для ноктюрна Пятой авеню. Она прижалась лицом к холодному стеклу, наслаждаясь его прохладой, смягчавшей жар ее горящих щек. Снег прекратился, исчезла его упрямая белизна, от нее не осталось ничего, кроме блестящих луж на проезжей части — временного зеркала, в котором отражались уличные фонари и красные фары машин. Две струйки, неспешно извиваясь, проползли по обратной стороне стекла, два маленьких, упорных ручейка, как одинокие слезы по лицу окна, и Марта пальцем повторила их причудливый маршрут и вдруг обнаружила, что и она тоже плачет.

Она поступила неправильно. Теперь она это знала. И почему она не послушала Джози? Как она могла давать все эти обещания, произносить клятвы, а потом свернуть с прямого пути на кривой боковой, поддавшись первому же искушению? Что вдруг сделало Глена таким привлекательным в ее глазах, что она наплевала на всех, прежде всего на Джека? И ради чего?

Сколько пройдет времени, прежде чем бремя вины раздавит, разрушит ее новую связь? Сколько времени пройдет, прежде чем все эти «а что было бы, если бы» в ее голове превратятся в несмолкаемый шум? Как долго им придется собирать по кускам свои жизни, чтобы наконец начать жить так, как будто ничего не произошло?

Марта посмотрела на телефон. Есть только один способ, с помощью которого можно все исправить. Это ей и нужно сделать. Она провела пальцами по оконной раме, и на нее накатили уныние и тоска. Она приняла решение. Так будет лучше для всех.

Бар первого класса для постояльцев гостиницы был напыщенно роскошным, звуки в нем были тихими, приглушенными. Глен явно без всякого энтузиазма поднес к губам третий стакан бренди. Немногочисленные посетители тихо переговаривались друг с другом, а две девицы в коротких юбках, говорившие громко, по-видимому, испытывали профессиональный интерес к группе японских бизнесменов, смеявшихся над их рискованной шуткой. В дальнем углу пианист в белом смокинге бренчал на рояле что-то мягко-джазовое, но в этом зале с высоким потолком, с красными бархатными диванами и стульями с жесткими золочеными спинками ему никак не удавалось создать интимную атмосферу, к чему он, вероятно, стремился. Глену это напомнило его собственные неудачные попытки в отношениях с Мартой.

В последней надежде он повернулся к бармену, который притворялся, что занят, полируя стаканы, он старался избегать прямых взглядов, не желая идти на контакт. Глен подумал, не вернуться ли ему к Марте. Ему не хотелось приходить ни слишком рано, ни слишком поздно. Их отношения, как и атмосфера в этом баре, были сейчас натянутыми и неестественными, а он хотел сделать все, что сможет, чтобы улучшить их.

— Сообщение на пейджере для мистера Глена Доннелли. — Коридорный в ярко-красной форме с золотыми эполетами медленно шел через зал с плотно сжатым ртом, полностью сосредоточившись на своей миссии. — Сообщение на пейджере для мистера Глена Доннелли.

— Эй, — Глен поднял стакан в направлении коридорного. Молодой человек подошел к нему.

— Вы мистер Доннелли?

— Именно.

— У меня для вас сообщение, сэр.

— Черт возьми!

Коридорный понизил голос:

— Возникла непредвиденная ситуация, имеющая отношение к вашему номеру, сэр.

У Глена бренди примерзло к языку.

— Что за ситуация?

Бармен впервые за вечер взглянул на него с интересом, и полотенце застыло на самой середине процесса полирования.

— Я точно не знаю, сэр. Дежурный администратор идет в вашу комнату с электронным ключом, но нам бы хотелось, чтобы вы там тоже, присутствовали. Не смогли бы вы пройти со мной?

Глен проглотил остатки напитка, даже не почувствовав вкуса, и соскочил с табурета, последовав за коридорным, который ускорил шаги. К лифту они подошли уже почти бегом и молча встали у кнопки; оба неловко переминались с ноги на ногу, ожидая, пока придет лифт, который, скрежеща и клацая, прокладывал путь к их этажу.

Пока они неслись по коридору, дежурный администратор уже неловко крутил карточку-ключ, стараясь открыть замок. Спеша открыть дверь, он неправильно вставлял карточку, спутав все операции, и на замке мигали одновременно и зеленый, и красный огоньки. Он остановился и посмотрел на Глена, дав возможность успокоиться и замку, и его пришедшему хозяину.

— Что случилось?

— Из комнаты под вами нам сообщили, что у них по потолку течет вода.

Глен едва сдержал вздох облегчения.

— Вода?

— Возможно, это вода из ванны в вашем номере, сэр.

— И это все? — сказал Глен. — И вы притащили меня сюда из-за того, что у вас ванна течет?

Коридорный и дежурный администратор обменялись встревоженными взглядами.

— Где ваша жена, сэр?

— Моя жена? — нахмурился Глен. — А, понятно. Вероятно, моя… э… жена принимает ванну. Там, наверное, вентиль течет.

— Мы пытались дозвониться до нее, сэр, но никто не отвечал.

Кровь в жилах Глена превратилась в лед.

— Дайте мне это. — Он выхватил карточку из рук администратора, который с облегчением отдал ее, освободившись от ответственности за выполнение этой трудной задачи.

Они ворвались в комнату, хлопнув открывшейся дверью по стене так, что ее ручка содрала кусок обоев. В комнате не было признаков жизни.

— Марта! — заорал Глен, идя к ванной комнате. Он настежь распахнул ее дверь и тут же исчез в клубах пара с запахом ванили. — Марта!

Гора пены для ванны переползла через край ванны и с жизнерадостным шипением продолжила свой путь по кафельному полу. Под ней плескался поток воды не меньше двух сантиметров глубиной. Глен прошлепал по воде и закрыл краны.

Где бы Марта ни была, в ванне ее не было.

Он повернулся к дежурному администратору, все еще нахмуренному, хотя на его лице и появилась краска.

— Простите, — сказал Глен, — не знаю, как это случилось.

— Я пришлю кого-нибудь убраться у вас, сэр, — вежливо сказал администратор.

— Спасибо. — Глен пошел обратно в спальню, запустив пальцы в свою шевелюру и дергая себя за волосы. — Я заплачу за нанесенный ущерб, — сказал он отсутствующим тоном, направляясь к окну.

— Я сделаю у себя пометку, сэр, — сказал администратор. — Надеюсь, что это небольшое неприятное происшествие не испортит вам настроение в ночь вашей свадьбы. Может быть, вы хотите перейти в другой номер?

Глен стоял у окна. Шторы были раздвинуты, стекла затуманены паром. Он стоял, неподвижно замерев.

— Не думаю, чтобы в этом была необходимость, спасибо, — наконец ответил он. — Будет лучше, если вы подготовите для меня счет. Я скоро уеду.

— Хорошо, сэр, — сказал дежурный администратор и без дальнейших вопросов удалился из комнаты, уводя с собой и озадаченного коридорного.

Глен опять повернулся к окну и уставился на него невидящим взором. На стекле Марта написала: «Я думала, что люблю тебя, но я не могу так. Прости».

У Глена вдруг перехватило горло, и он прокашлялся, прочистив его. Он задвинул шторы, отгородившись от ночного города и от прощальной надписи, оставленной Мартой. Затем он сел на кровать, закрыл лицо руками и заплакал, потому что сам позволил Марте ускользнуть от него.