Происходит это, как правило, в конце хозяйственного года. Директор шахматно-шашечного предприятия в предвидении нового бюджета вдруг чего-то хочет. Он еще не знает, чего именно. Как-то не вырисовалось, не прояснилось.
Таинственное «что-то» долго реет в атмосфере предприятия и мешает хорошо налаженному производству ферзей. И даже вассальные пешки высекаются уже не столь уверенной рукой. Короче, в работе шахматного форпоста наблюдается аритмия.
Наконец это «что-то» прорывается.
— Обязательство! — шепчет осененное начальство.
— Обязательство!! — ликуют главный механик и главный энергетик.
— Обязательство!!! — рычит седой экспедитор.
Умудренный полувековым опытом профсоюзный лидер предприятия вносит уточнение:
— Повышенное обязательство.
И впрямь, как-то неловко брать простое обязательство. Вот повышенное — это да, это звучит.
А дальше все просто и заученно, как «Дети, в школу собирайтесь».
Можно, например, взять обязательство по увеличению количества: поклясться довести число коне-единиц до цифры мужского поголовья страны. Можно обязаться и по качеству. Скажем, вырабатывать королевские короны такой филигранности, чтобы гроссмейстеры от восхищения снопами валились, душа из них вон.
Засим приступают к организационной стороне дела. Это уже хлопотней и требует мощных инвестиций капитала. Надо расписать на кумаче призывы и воззвания. Пригласить фотографа. Устроить званый вечер с участием общественности.
Ну, а потом засучив рукава за дело!
Впрочем, не будем обольщаться. Не будем рисовать в воображении гигантские склады, набитые ладьями и конями.
Потому что об обязательстве, забывают ровно через двадцать четыре минуты после допития графина воды на конференции, посвященной принятию нового, повышенного обязательства.
Будем называть вещи своими именами. Торжественно клянемся при этом, что мы не против обязательств, в том числе и повышенных. Но мы категорически возражаем против дутых, голословных и крикливых клятв и обещаний.
Заглянем в любую ведомственную сводку. Одни предприятия не выполнили плана по валу, другие — по производительности труда, третьи — по накоплениям… Недоданы стране автомобильные двигатели, генераторы переменного тока, обувь, шины…
Объективные причины? Да сколько угодно!
А насчет того, чтобы раньше все подсчитать и взвесить? В том числе и роковые объективные причины? Чтобы их, болезных, семь раз отмерить, а уж только потом поклясться?
Об этом великолепно забывается в те минуты, когда сияют свеженарисованные лозунги и в зал заседаний вносится лишняя пальмовая кадка из коридора заводоуправления.
Ах, как жалко, что лавр благородный не произрастает прямо в приемной директора! Можно было бы плести пахучие венки славы, не отходя от трибуны, и возлагать их непосредственно после произнесения клятвенной речи…
Слов нет, некоторое время после торжеств и директор и его ближайшие помощники чувствуют некое томление, этакий совестливый полусклероз. Чего-то не хватает. О чем-то много говорили… Что-то забыто…
А забыто известно что. Элементарная хозяйственность и чувство меры наряду с честным отношением к своему слову.
Впрочем, томление и полусклероз вскорости исчезают, как безразмерные носки с магазинных прилавков. Потому что уже гремит великая канцелярская лейб-литавра и первые ленты ведомственного серпантина накидываются на бледное чело ударного изготовителя пешек…
Расстанемся по-хорошему. Так уж и быть, возьмем одно крохотное, малюсенькое обязательство: не бросать слова на балансовый ветер. А уж если брошено — помнить. Несмотря ни на какие причины. В том числе и объективные.