МЕСТЬ

Я человек пожилой, диетический. Профессия моя — мужской парикмахер.

Случай, о котором я хочу рассказать, произошел три воскресенья назад. Я ушел с хоккея и решил поесть в ресторане «Стадион». «Наверное, — подумал я, — там есть диетические блюда для спортсменов».

Захожу. Встречает меня чистенький старичок гардеробщик. Пылинку с плеча снял.

— Заходите, — говорит, — милости просим.

И знаете, стало у меня на душе тепло. Попадаю в зал. Чистота, играет бодрая музыка: «Закаляйся, если хочешь быть здоров!»

Сажусь за стол Тут же подбегает официант, мужчина довольно преклонных лет:

— Здравствуйте! Что будете кушать?

— Здравствуйте! Мне бы овсяной кашки и запить чем-нибудь легким, в виде киселька.

— Ага, — смеется официант. — Кашки? Это можно.

Вскоре он появился с огромным подносом.

— Пожалуйте, — говорит, — для начала коньячку.

От удивления я широко раскрыл рот. Официант, словно ждал, сверкнул бутылкой и вставил ее мне между зубов. Я сделал глоток и ослаб: я же пожилой, диетический. Поперхнулся, машу руками. А он наклонился и тихо так говорит:

— Пей, а то я из тебя из самого овсяную кашу сделаю.

И ножиком мельхиоровым поигрывает.

— Закусывай, — продолжает, — икоркой, раз поставлено.

А я уже совсем ослаб. Ем и пью. Он вынимает цепь с замочком вроде кандалов и прищелкивает меня к столу:

— Это чтобы ты, голубчик, не сбежал, покуда я за шашлыком слетаю.

— Товарищ! — взмолился я. — Какой шашлык? Ведь я на диете. Лучше омлет!

— Нишкни, — говорит, — а то я из тебя самого омлет сделаю. Вот тебе три порции крабов и лососина.

Уже без труда он опять открывает мне рот и вливает туда полбутылки марочного «Кокура». Я хочу крикнуть «караул», а он втискивает в меня молочного поросенка с хреном. Ушел он на кухню, а я кричу соседу за другим столиком:

— Помогите! Откуйте меня от стола.

— Не могу, — говорит он, — меня самого напоили и уже чаевые заранее взяли.

Пришел мой официант, принес шашлык по-карски.

— Ешь, — приказывает, — а то я тебе финьшампань сделаю!

И снова замахивается бутылкой.

Дальше уже не знаю, что было. Помню, отобрал у меня официант бумажник с наличными, часы с руки снял. И пиджак с меня стащил, в счет десерта. А ласковый старичок гардеробщик, почистил меня щеточкой и отнял последнюю мелочь. Да, еще он с меня брюки снял. В залог.

— Приходите, — говорит, — опять к нам покушать…

А сам вынул гирьку на ремешке и поигрывает. А гирька величиной с грушу от пульверизатора.

Дождался я в садике ночи и переулками дополз домой, Отлежался, вышел на работу. И, представьте, вчера приходит к нам стричься тот самый официант и садится прямо ко мне. Он меня в халате не узнал.

Только он сел, я его ремнями к креслу прикрутил и сделал ему фасонную стрижку головы.

— А теперь, — говорю, — я вам произведу резекцию волоса в ухе. Узнал он меня, хотел крикнуть, но я достал бритву и говорю:

— Молчок, иначе я вам сейчас же шампунь сделаю.

И стал выщипывать ему брови. Одну сделал под Жана Маре, а другую — как у Монны Лизы. Покрыл ему лаком ногти и стал медленно вырывать волосы из носа.

— Бородку фасонную желаете? — спрашиваю.

Он побелел. Губы синие. Хрипит:

— У меня трое детей. Если уж надумал, решай жизни сразу.

— Нет, — говорю, — я вас еще хной выкрашу.

Покрасил. Затем перекисью водорода начисто обесцветил. И усы ему сделал кисточкой, как уши у рыси.

Он уже совсем бездыханный. Посчитал я ему по прейскуранту, по высшей таксе. Отвязал от кресла.

— Идите, — говорю. — И больше не попадайтесь. А не то педикюр сделаю.

Шатаясь, побрел он к выходу.

— Стойте! — кричу. — Освежиться забыли!

Он махнул рукой и шепчет:

— Свежуй, изверг.

Вылил я на него флакон «Красной Москвы», прикинул чаевые, которые он с меня содрал в ресторане, и отобрал все наличные. Оставил только четыре копейки, чтобы он мог на троллейбусе доехать.

Ушел официант. Задумался я, и стало у меня на сердце гадко. Как, представил я себе, он теперь к жене поедет?

Догнал его на остановке:

— Вот эти деньги, что по прейскуранту, я беру для кассы, а чаевые возьмите обратно.

Он грустный такой, обесцвеченный, головой качает:

— Спасибо. Мне сегодня хороший урок был насчет этих проклятых чаевых. Мы через них озверели.

— Правильно, — говорю, — езжайте домой и еще подумайте.

А тут как раз такси.

— Прокатимся, — смеется шофер, — папаши? С ветерком, по случаю воскресенья. Могу без счетчика — по два целковых с носа…

А сам держит в руках большой гаечный ключ и поигрывает им.

— Нет, — сказал я. — Мы с вами никуда не поедем. Катайтесь без счетчика сами.

И мы пошли потихоньку пешком.



Загрузка...