Отель жил своей обычной, глухой жизнью. Командированные бродили в коридорах с медными чайниками. В буфете второго этажа пили вермут местного разлива. Ресторан гремел посудой и джазом.
В красном углу ресторана сидел главный исполатьский прожигатель жизни. Прожигатель был юн и надменен, как продавец мотыля на Птичьем рынке. Он торопился съесть бифштекс натуральный, рубленый, 72 копейки за порцию. Жизнь была коротка, а взять от нее хотелось все, что можно и что нельзя. Поэтому, утеревшись салфеткой, жуир быстро-быстро стал бить нарпитовскую посуду.
Будучи приглашен для дискуссии о смысле жизни в народную дружину, прожигатель кротко сморкался, подписывая акты, и говорил о скуке, побудившей его…
— Кафе, — тихо сказал он. — Где эти молодежные кафе? Дайте мне эти диспуты и вечера с поэтами! Что же вы все молчите?..
Проблема «чем заняться вечером» старей, чем ресторан «Исполатьск». До возведения ресторана осатаневшие деды Каширины решали ее довольно просто: с семи до девяти вечера они жестоко секли тонкими розгами будущих классиков литературы. Ровно в девять те и другие ложились спать, и проблема как-то не выпирала острыми углами.
Давно истлели розги в краеведческих музеях, и классики создали свои нетленные шедевры, а полностью проблема так и не решена.
Правда, на рубеже XIX–XX веков в гостиничном ресторане появился механический оркестрион. Он произвел частичную революцию в развлекательном процессе. Шли годы. Население Исполатьска выросло до восьмисот тысяч. Но даже в век саксофонов и пьесы «Петровка, 38» ресторан при гостинице остался средоточием вечернего досуга исполатьских отцов и детей. Ресторан гарантирует отцам и детям право на:
а) свободу совести при неограниченном выборе спиртных напитков,
б) корпус швейцаров, тренированных на безоружный бой с бенгальским тигром-людоедом «Шахри-Вахри»,
в) усиленный наряд милиции и оперативного отряда РК ВЛКСМ.
Дальше так продолжаться не могло, и три года тому назад безвестный директор столовой, что рядом с университетом, решил переделать свою «точку» в молодежное кафе.
Добрый директор думал, что собравшиеся молодые люди будут чинно поднимать бокалы с шампанским, а пугливые поэтессы прочитают собравшимся молодым людям оды, мадригалы и сонеты. А он, добрый директор, незаметно встанет за колонной, и слеза стечет на его заслуженный китель цвета хаки.
И дело было уже на мази, и уже висела на обшарпанном фронтоне вывеска со спортивно-угловатыми бамбино призывного возраста, и поэтессы разверзли уста для произнесения приветственного сонета (или мадригала, кто их знает), как вдруг из горкома ВЛКСМ раздалось мнение.
— Кто таков, — с подозрительностью спросили в горкоме, — этот директор, этот самозванец? Прямо-таки Марина Мнишек на нашем культурном фронте. Самотек?
И первое молодежное кафе пустило шампанские пузыри. А назло поверженному самозванцу открыли второе кафе в соседнем ресторане «Северо-Восток».
Но и в этой «точке» не раздались оды и мадригалы. Кажется, не было и сонетов. Поэтессы туда ходить просто боялись: ежевечерне там происходила дикая схватка. Бифштекс рубленый, надежно прикрываясь металлической тарелочкой, как щитом, шел в атаку на романтику. В чадном воздухе реял его боевой стяг — квартальный план ресторана. И романтика бежала, постыдно прикрываясь идейно тощим сборничком одного поэта. Но бифштекс догнал ее, схватил за алые паруса и потопил в луже вермута местного разлива.
Алчно чавкали рты прожигателей, и за этим шумом никто не услышал, как тихо пускало пузыри второе молодежное кафе. А добрый директор «Северо-Востока», Василий Никитич Дресвянников, притулившись кителем к розовой дорической колонне, с горечью шептал:
— Нет! Не о таких вечерах молодежи мечтали великие татарские просветители…
И непрошеная слеза падала на хозяйственную робу цвета хаки.
Тогда горком комсомола во главе с его первым секретарем ре* шился на отчаянный шаг: охватить вечерним досугом все 300 тысяч исполатьских детей в возрасте до 30 лет. Это было грандиозное феерическое торжество с участием ряженых и потешных из студентов университета, с пальбой шутихами, произнесением речей и катанием на баржах по великой матушке Волге.
Сейчас, правда, никто не может вспомнить с точностью, зачем все это было, но «всего-всего было очень много».
— Помилуйте, — говорят в горкоме, — такой размах, такой культурно-направленный молодежный досуг… Что вы, что вы! Ведется очень большая работа… Вот, к примеру, у студентов авиационного института прекрасная самодеятельность, за границей выступают…
Неизвестно, как за границей, а совсем недавно в Исполатьске самодеятельность эта произошла следующим образом.
Студенты-авиаторы, построившись «свиньей», пошли на штурм медицинского общежития. Медики нестройно пели на чистой латыни гимн «Гаудеамус игитур» и готовились пасть, но не посрамить род эскулапов.
— Эй, ревматологи! — подзадоривали инженеры деликатных медиков. Медики ежились и поправляли очки.
Здоровяки инженеры ловко били «под вздох» щуплых медиков, и те ложились костьми на холодный пол общежития. Было выбито пятьдесят семь зубов, в том числе три зуба мудрости.
Это встревожило, и горком решился еще на один шаг. В драматическом театре для трудновоспитуемых детей был дан спектакль «Разбуженная совесть». В антракте перед массами лично выступил первый секретарь горкома комсомола. Он поделился с публикой своими впечатлениями о поездке в Европу.
Трудновоспитуемые слушали и деликатно держали в карманах тлеющие цигарки. Секретарь говорил. В фойе трогательно играл духовой оркестр. Семисвечовая луна висела за городом.
А на улицу Баумана вдруг выбежал голый человек. Его отловили наличными силами дружинников и привели в штаб. Человек оказался Чародеевым Вячеславом Михайловичем, 1938 года рождения, признавшим, что «совершил свой необдуманный поступок от скуки»…
Штаб дружины работал на полную мощность. Луна освещала своим неверным светом центральное городское окно позора, увешанное фотографиями молодых дебоширов, нахалов и пьяниц…
Нет, никто не настаивает на непременном сооружении роскошных исполатьских Лужников с порфировыми колоннами, малахитовыми бассейнами и ломкими гипсовыми дискоболами. Можно устроиться куда проще. В Исполатьске есть несколько хороших помещений, в которых можно устроить уютную молодежную ассамблею с идейно выдержанной чашкой кофе, растворимого без осадка. В конце концов любой из трехсот тысяч с дорогой душой внесет в это дело свой трудовой полтинник…