ГЛАВА 12

Мы рассматривали ряд забитых досками окон из нашего укрытия в виде кустов ягод.

— Давай попробуем с другой стороны, — тихо предложила Лана.

— Если он вчера наблюдал за нами, то может наблюдать до сих пор. Может быть, он следит за нами и ждёт наступления ночи.

Лана посмотрела вверх, на заходящее солнце, и кивнула.

— Расслабься.

Расслабься? Она что, серьёзно?

— Да, я всегда расслаблена, — пробормотала я, обошла её со спины и наклонилась, чтобы подобрать что-то белое из травы.

Я подала это Лане. Она внимательно осмотрела кость.

— Животное. Не человек.

Я кивнула, но меня это не убедило. Лана двинулась к передней стене дома, обходя кусты. Я последовала за ней, держась как можно ближе и наблюдая за дощатыми стенами. Не было похоже, что тут кто-то жил, но и мёртвым дом тоже не казался. Если кто-то и жил в этой развалюхе, то он точно не пользовался главным входом, так как он был забит толстыми брёвнами. Мы зашли под просевший портик, переступая через поломанные доски и корни деревьев. За пару метров от нас я увидела змею, уползающую в заросли. С другой стороны дома окна на первом этаже тоже были забиты, но деревья росли ближе к фундаменту, и я увидела, что можно было забраться на одно из них и влезть в дом через одно из открытых окон на втором этаже. Я не поделилась своей мыслью с Ланой. Я всё ещё надеялась, что Лана передумает и решит, что мы лишь зря теряем время.

— Давай попробуем зайти сзади, — сказала Лана.

— Давай не будем, а скажем, что попробовали.

Она ответила мне краткой улыбкой. Мы, пригибаясь, завернули за угол дома и остановились в тени. Что-то хрустнуло позади нас. Я замерла, вглядываясь в шевелящуюся стену кустарника за пару метров от нас. Может быть, листья шевелились от ветра?

— Твой сотовый у тебя? — шепнула я Лане.

Девушка даже не повернулась.

— Он остался в рюкзаке. Тут нет сигнала.

Может быть, и нет, но я хотела бы попробовать. К несчастью, мой сотовый остался у Ланы в автомобиле.

— Чёрный ход не заколочен, — сказала Лана и пошла вперёд по ковру из осенних листьев.

Я засомневалась, всё ещё наблюдая за кустами. С веток тяжёлыми гроздьями свисали пыльные, фиолетовые ягоды. Я посмотрела на небо.

Солнце выглядело деформированным через неровные верхушки деревьев, рассеянные лучи рикошетили от тёмной листвы, белых чешуек облупившейся краски на стенах дома и в траве. Наклонившись, я подняла одну из них. Не краска. Кусочек кости. Траву усеивали кусочки костей. Сглотнув, я выпрямилась. Оставалось немного времени до сумерек, а мне не хотелось искать дорогу назад с фонариком. И уж точно не хотелось провести ещё одну ночь в лесу.

— Тина.

Я оглянулась. Лана стояла у чёрного хода. Она указала головой на дверь. Я бросила ещё один встревоженный взгляд на кусты и вышла из тени дома.

Красные осенние листья, покрывавшие землю, потрескивали под ногами. И в то самое мгновение земля подо мной провалилась со скрипом гнилого дерева и проржавевших петель. Я пролетела через пару подвальных люков и упала на утоптанный земляной пол. Я лежала на боку, ошеломлённая, ещё несколько секунд, пытаясь осознать, что же случилось, а вокруг меня кружились и падали осенние листья. В тёмном, тёмном лесу… В голове стали крутиться слова из старой детской страшилки. Стоял чёрный-чёрный дом. У меня болела щиколотка. И колено. И бедро. Запястье, кажется, было сломано. Мне каким-то образом удалось защитить голову от удара, но она болела ещё до падения, поэтому легче от этого не стало. Слава Господи, что я не упала на спину и не пристрелила себя. А в том чёрном-чёрном доме… Свет из дыры надо мной освещали обожжённые и зазубренные балки. Хорошо, что я не упала на эти деревянные полки с пыльными банками и склянками, или на сломанную мебель. Над головой угрожающе болтался керосиновый фонарь, висящий на ржавом крючке.

— Тина, ты слышишь меня?

Я поняла, что меня зовёт Лана, и похоже, уже давно.

— Тина! Ты можешь ответить?

— Всё хорошо.

Это было преувеличением.

— Тина!

— Всё хорошо, — повторила я громче и сделала попытку встать.

Мускулы протестующе заныли. Наверное, запястье таки было не сломано, а растянуто. Я прижала его к груди, пытаясь пошевелить пальцами.

— Слава Господу, — проговорила Лана облегчённо. — Я уж думала… слушай, не двигайся. Я спускаюсь.

“Не двигайся”, говоришь? Да без проблем. Я подняла голову. Я упала вниз где-то метров на десять. Несколько ступенек вели к поломанной двери, но она была заблокирована какими-то брёвнами. Сама комната была где-то двадцать метров в длину. Ещё одна лестница, похоже, ведущая на кухню, скрывалась в тени. Голова Ланы исчезла из просвета наверху. В следующее мгновение там промелькнула какая-то тень. Что это было? Птица? Я услышала звук удара. Короткий и сильный. А затем ещё один. Волоски встали дыбом на моих руках.

— Лана? — крикнула я.

Нет ответа. Я напряжённо прислушалась. Прислушалась и… услышала что-то похожее на… звук чего-то, тянущегося по земле. Я открыла рот, чтобы опять позвать Лану, но что-то остановило меня. Сглотнув, я отползла от освещённого места под проломленной дверью погреба. Я ухватилась за одну из поломанных балок и с болью выпрямилась. Хорошо, моё тело всё ещё было целое и в рабочем состоянии. Теперь нужно было сосредоточиться на том, как отсюда выбраться. Можно было попробовать пробраться через завалы к дверям, но это было слишком очевидное решение, которого могли от меня ожидать. Я направилась к тёмной лестнице, переступая через мусор, разбросанный по полу, и остановилась у первой ступени. А в том чёрном-чёрном доме… Может быть, я просто… ошиблась. Может быть, наверху ничего не произошло, и мне следовало просто дождаться Лану, как она сказала. А дверь, скорее всего, была заперта изнутри. Лана была достаточно сильна и достаточно опытна. С ней не могло произойти ничего, с чем она не справилась бы. А я, с другой стороны… Мой взгляд упал на ряд пыльных баночек, стоящих на полке справа от меня. Я взяла одну из баночек и стёрла с неё пыль своей кофтой, чтобы рассмотреть мутное содержимое. Не персики. Не помидоры. Я немного встряхнула баночку, и что-то маленькое, круглое и узнаваемое подплыло к стеклу и уставилось на меня. Я выпустила банку из рук. Она разбилась об пол, разбрызгивая повсюду жидкий кисель.

— Боже мой, Господи…

Я протянула руку, чтобы ухватиться за полку, и боль от растянутого запястья пронзила нервы и мускулы, возвращая меня к реальности. Я нащупала под кофтой рукоять револьвера, поднялась по небольшой лестнице и дёрнула дверь. Она со скрипом отворилась, и я увидела короткий, тёмный коридор.

Покрытые выцветшими обоями стены и рассыпающийся ковёр на полу сменялся старомодной кухней. В мёртвом воздухе висел сладковатый и тошнотворный запах. Единственным источником света было маленькое окно в двери, которая вела на задний двор. Я могла рассмотреть лишь тусклые обои, грязный настенный термометр в форме рыбы и пару запылённых декоративных тарелок на стене. Всё это контрастировало с кучами пустых банок, разбитой посуды и костей. На столе лежал секач. На полу — нож мясника. На кухне было полно костей разных форм и размеров — словно жуткий суповой набор. Гигантские чайники стояли на холодной плите, на столах и в раковинах. В центре комнаты стоял стол. Будто лунатик, я подошла к нему. Столешница была словно покрыта чернильными пятнами. На ней лежало много листов мясницкой бумаги, разрисованных каким-то безумным ребёнком. Рисунки мрачного, зубчатого леса, скрюченные силуэты и огонь… или фонтаны крови? Подкравшись к двери, я выглянула наружу. Скоро уже стемнеет. Задний двор казался пустым. Ни Ланы, ни кого-либо другого видно не было. Но среди красных и золотых листьев на земле лежала лопата. Там, где раньше никакой лопаты не было. Я прислушалась сквозь громоподобный стук своего сердца. Вечерние звуки. Цикады. Птицы. Лягушки. Что же мне делать? Я не имела ни малейшего представления. Даже если бы мне удалось сбежать в лес, я не могу бросить Лану. Не могу, пока не узнаю… наверняка. Я посмотрела через кухню, через нагромождение оголённых костей, стеклянных фонарей и ножей, на ещё один дверной проём, ведущий в другую тёмную комнату. Было ли у него время затащить Лану в дом? Или он сейчас режет её на кусочки где-то в лесу? Или он охотится за мной? Я оглянулась на дверь в подвал. За ней была чёрная пустота. Я взяла одну свечу со стола, на ощупь нашла спички и вошла в соседнюю комнату. По деревянному полу были разбросаны листья и ветки, но в остальном комната выглядела на удивление нормально: старомодная мебель, изъеденные молью шторы, фарфор. Кроме этого, там был камин, в котором лежали остатки ткани и ботинок. Над камином висело большое фото в рамке, на котором был изображён солдат времён Первой мировой. В дальнем конце комнаты был ещё один дверной проём и лестница, ведущая наверх. Окна на втором этаже не были заколочены. У меня была возможность увидеть Лану и человека, напавшего на неё. При взгляде на маленький круглый столик моё внимание привлекла куча хлама: монеты, заколки. Очки в серебряной оправе с большими стёклами. Я смотрела на них несколько долгих секунд. Чем они отличались от остальных вещей? Если я была в ответе за них — значит, была в ответе и за всё остальное. Абсолютно всё. Все эти вещи принадлежали кому-то: ключи, пуговицы, серебряная ручка… и детский деревянный гребень для волос. Я машинально протянула к нему руку. Я узнала этот гребень. Я потеряла его одиннадцать лет назад в лесу. Взяв его, я с удивлением заметила, что моя рука не дрожала. Шок сработал лучше любой анестезии. Я положила гребень в карман и осторожно двинулась вверх по лестнице, держа пистолет наготове, точь-в-точь как я видела в сотнях сериалов. Тут вполне мог быть полон дом этих маньяков-убийц. Я прошла половину лестницы и услышала, как хлопнула дверь кухни. Послышались голоса. Незнакомое бормотание и стон, похожий на голос Ланы. Она была жива. Моё сердце заколотилось быстрее от надежды, которую я не позволяла себе ранее. Я спустилась назад по скрипучей лестнице и бросилась к дверям, ведущим на кухню. Я успела заметить короткие, седые волосы, громадную спину и огромные, загорелые руки. Он тащил Лану по полу за ворот и за волосы. Я поняла, что Лана была в сознании только частично — она слабо сопротивлялась, словно пытаясь подняться. Её руки безуспешно ударяли по мощным рукам убийцы, тянущего её к подвалу. Лесник тащил её по полу, будто мешок с картошкой. Вдруг рука Ланы наткнулась на нож мясника, лежащий на полу, и схватила его. Лесник, всё ещё бубня какие-то неразборчивые мантры, выбил ногой нож из её руки и потянулся к секачу, лежащему на столе. Я сделала шаг вперёд и подняла курок револьвера.

— Стой, — задыхаясь, проговорила я.

Он отбросил Лану назад и повернулся ко мне, с секачом в руке. Его лицо было покрыто грязью и шрамами, загорелое до цвета старой кожи. В его волосах застряли листья и сучки. Глаза его были тусклы и безжизненны.

Я понимала, что никакие доводы на него не подействуют, но всё равно произнесла:

— Не делай этого.

Он сделал шаг ко мне, и я инстинктивно попятилась, хотя и знала, что это было ошибкой. Я никак не смогу отсюда выбраться, пока он стоит на ногах.

Он ринулся на меня, и Лана схватила его за лодыжку. Лесник махнул на неё секачом — так, как отмахиваются от надоедливой мухи. Я выстрелила.

Увидела вспышку на конце дула, почувствовала отдачу в кисти. Пуля попала в его плечо. Я целилась в сердце, а значит, мне не повезло. Но меня отвлекло чувство облегчения из-за того, что он не расколол голову Ланы надвое. Секач застрял в ножке стола, всего на несколько сантиметров промахнувшись мимо Ланы. Пуля в плече, казалось, совсем не потревожила Лесника.

Вытащив секач из ножки, он ринулся на меня, а я нажала на курок и выпустила оставшиеся пять пуль в его грудь. Он свалился прямо на меня, тяжёлый, горячий и смердящий, как животное, а я ударилась об дверной косяк и упала на пол вместе с Лесником. Я чувствовала медный запах крови; было слишком темно, я видела только тёмную фигуру, придавившую меня.

Тёплая жидкость просачивалась через мои джинсы и кофту. Когда я начала извиваться и неистово дрыгаться, чтобы выбраться из-под него, то почувствовала, как его зубы щёлкнули у моей шеи. Ожидая, что в любую секунду секач может вонзиться мне в тело, я ругалась, молилась и боролась за жизнь. Наконец, мне удалось выбраться. Он не поднялся и не погнался за мной. Я отползла от него подальше. Он просто лежал, дёргаясь и хрипло дыша. Одежда пропиталась кровью, но она почти наверняка не принадлежала мне.

— Тина?

Силуэт Ланы появился в проёме двери.

— Привет, — еле выговорила я.

Она шагнула ко мне, споткнувшись о тело Лесника, упала рядом со мной и начала меня ощупывать.

— С тобой всё хорошо? Он тебя ранил?

— Нет. То есть, да, всё хорошо. Он меня не ранил.

Я обняла её. Мне был необходим контакт с кем-то живым, тёплым и не чокнутым. Мне было необходимо удостовериться, что Лана жива. Она обняла меня в ответ, обняла крепко.

— Ты вся в крови. Ты уверена, что…

— Уверена.

А после мы замолчали. Спустя какое-то время существо на полу прекратило двигаться. Прекратило дышать. Я спросила себя, нужно ли мне чувствовать себя виноватой ещё и из-за этого. Я спрятала лицо на груди Ланы и думала о том, что нам нужно как-то добраться до авто, поехать туда, где мы сможем позвать на помощь, привести сюда копов и всю ночь давать показания. Меня, наверное, арестуют, не смотря на то, что это была самозащита. Надеюсь, что долго меня держать не будут, и Лана, скорее всего, будет мне помогать, и если мне повезёт, то дело даже не дойдёт до суда…

— С тобой точно всё нормально? — спросила она, и прикосновения её рук были такими нежными и знакомыми, когда она опять ощупала мою спину и плечи.

У неё не было другого объяснения тому, почему я так цеплялась за неё. Я всё правильно поняла. Она чувствовала себя виноватой за то, что меня едва не убили, и была благодарна за то, что я спасла ей жизнь, и беспокоилась о том, как это всё на мне отразится, зная, что я, мягко говоря, не была самым смелым человеком на Земле. Мне стало интересно, может ли убийство чудовища стать основой для дружбы? Мы ведь могли остаться друзьями, так? Дружба — это тоже хорошо.

— Тина?

От нежности в её голосе у меня защипало в глазах.

— Да. Всё в порядке, — приглушённо пробормотала я. — Я просто… выбрала очень неудачный день, чтобы бросить пить.

Загрузка...