В Югославии

„ИЕРКО ИВАНЧИЧ“, ТРУДОВАЯ ЗАДРУГА

Вдоль коридора второго этажа старого каменного дома — двери с учрежденческими табличками: «Директор», «Канцелярия». В канцелярии, где резко стучит машинка, стены украшены зелеными нарядными дипломами. Их шесть; каждый в рамке, из которой свисает на шнурах массивная сургучная печать.

Дипломы свидетельствуют, что трудовая задруга «Иерко Иванчич», в канцелярии которой мы находимся, считается одним из лучших хозяйств Народной Республики Хорватии.

Анте Безич, сотрудник редакции газеты «Свободная Далмация», еще по дороге много рассказывал о задруге. Безич влюблен в свою профессию и свою Далмацию. Он знает здесь всех и всё. На улицах с ним здоровается каждый третий прохожий, и этого третьего Безич безошибочно может назвать по имени.

От друга Безича я узнал, что Иерко Иванчич был народным героем, а задруга, носящая его имя, принадлежит к высшему типу, к трудовым земледельческим кооперативам. Есть еще общие кооперативы, но это уж совсем другое, там главным образом сбыт и снабжение.

Задруга «Иерко Иванчич», по словам Безича, показывает пример всем окрестным крестьянам, как надо разумно, выгодно и по социалистически вести хозяйство. Конечно, в степях Воеводины задруги больше, мощнее. Но для горного побережья Далмации типичнее эта задруга, выращивающая для городов ранние овощи и фрукты. Жаль, — добавил Безич, — что директор задруги Петар Шегвич сегодня уезжает по делам в Загреб. Этот человек многое видел. Он был деятелем крестьянского движения еще в старой Югославии, а недавно ездил в Советский Союз, где знакомился с колхозами.

В канцелярии нас встречает толстый молодой человек в лазоревом пиджаке и штанах синее неба над Адриатикой. Его черные волосы взъерошены, из под очков в мощной роговой оправе блестят живые, лукавые глаза. Он и Безич хлопают друг друга по плечу, выбивая пыль из пиджаков. Потом черноволосый исчезает, бросая на ходу:

— Сейчас все будет!

Я вопросительно смотрю на Безича.

— Этот человек? О, в задруге он… — Друг Безич выразительно кладет руку на то место, где полагается быть сердцу. — Понимаете? А прозвали его «черным генералом».

Тем временем молодой человек возвращается в комнату. Он слышит последние слова Безича и приветливо сверкает золотыми зубами.

Через минуту действительно появляется все: кофе, отчеты задруги за прошлый год, баланс, план земельных угодий и, наконец, старый драндулет, чихающий мотором под окном.

Но кто же все таки «черный генерал»? Какую должность занимает этот маг и волшебник? Оказывается, он коммерционалист.

Директор задруги, коммерционалист… Это звучит непривычно. А где же правление, председатель?

Все в порядке — в задруге есть и председатель и выборное правление из семи человек. Но закон о земледельческих кооперативах требует, чтобы в них было обеспечено квалифицированное руководство ведением хозяйства. Может быть, считается, что правлению, избранному из самих же крестьян, это почему то не под силу. Во всяком случае, законом прямо предусмотрено, что сельскохозяйственный кооператив должен иметь директора или управляющего, назначаемого правлением и ответственного перед ним.

Директор, а также коммерческий работник, счетовод, секретарь могут быть членами задруги, могут и не быть — это как им заблагорассудится.

Пока я записываю разные данные о задруге, «черный генерал» лохматит пятерней волосы и нетерпеливо поглядывает за окно: пора ехать.

Мы втискиваемся в ветхую машину, гордо именуемую такси, и, стреляя мотором, в облаках синей гари выскакиваем на дорогу.

Она идет вдоль залива. Известняковые скалы тут и там поднимаются посреди полей и виноградников. Бесконечные заборы из обломков камня огораживают клочки земли. Над всем этим белеет акведук, «сработанный еще рабами Рима» и до сих пор питающий горной водой жителей приморского города. В тени возле него — рваные брезентовые палатки, шатры и телеги цыганского табора. Лохматые псы лениво облаивают наш драндулет. «Черный генерал» неодобрительно косится на проворных цыганят и что то бормочет.

Но где же начинаются земли задруги? А нигде не начинаются! Они вкраплены одинокими островками в эту мешанину скал, заборов, хуторов.

Вот один из задружных виноградников. Андреа Репанич, которому он поручен, ласково гладит узловатой старческой рукой аметистовые гроздья. Что за виноград уродился — с одной лозы можно наполнить большую плетеную корзинку! Междурядья тоже не пустуют: там посажена капуста.

На соседнем пригорке задружный огород. Здесь снимают в году по три урожая: сначала зимний салат кристалл, потом капусту и салат индивию.

— А я, — замечает «черный генерал», — снимаю на своем личном участке по пять урожаев в год.

Мы передвигаемся с одного клочка земли на другой. Сколько труда вложено здесь членами задруги! Нельзя не преклоняться перед упорством далматинцев, заставивших родить, кажется, даже камни. И как любовно, как тщательно все возделано — и на виноградниках, и в огородах, и в садах!

Остро и пряно запахло гвоздикой: мы добрались до одной из цветочных плантаций задруги. Высокий худощавый бригадир Лукас Фране сказал «черному генералу», что в субботу с плантации сняли шесть тысяч гвоздик. Тот спросил, в те ли города отправлены цветы, в которые намечалось, тут же молниеносно перемножил штуки на динары, прикинул дорожные расходы и удовлетворенно затряс черной гривой: «То добро, добро!»

Подошли еще задругарцы, завязалась беседа.

— Наш председатель правления работает, как все, поливает капусту, — повернулся ко мне Фране. — А как у вас в колхозах?

— А на каком участке поливает капусту ваш друг директор? — спросил я, в свою очередь.

Фране усмехнулся:

— Ну, директор… А все равно начальников у вас больше. У нас бригадир работает лопатой вместе со всеми и ничего не получает за бригадирство. То есть получает две тысячи динаров в месяц, но это за сверхурочную канцелярскую работу. А у вас…

Для начала приходится выслушать несколько колючих замечаний о наших колхозных делах, главным образом на ту же тему: об одном с сошкой и семерых с ложкой. Кое что мои собеседники явно преувеличивают; и снова я слышу знакомые нравоучительные нотки…

Потом Лукас Фране, секретарь задружной партийной организации, рассказывает об «Иерко Иванчиче». В задруге пятьдесят два коммуниста, немало бывших партизан. Когда три года назад многие задруги распались вовсе *, из «Иерко Иванчича» не ушел ни один человек.

— Иногда любят говорить, — тут в спокойном голосе Фране появляются нотки злости и раздражения, — как, мол, вести задружное хозяйство, если земля не собрана в один кусок, если мало машин? Подождем, мол, потерпим, пока получим по трактору на брата, тогда и объединимся. А вот в «Иерко Иванчиче» восемьдесят восемь гектаров земли разбросаны клочками на площади в двадцать квадратных километров. Есть в задруге всего два небольших трактора; тягла — девять лошадей да один ишак, — а все же задруга живет и даже дипломы получает. Люди, их воля и желание, коллективный дух, дисциплина — вот что главное.

Все согласны с Фране, все кивают головами. Потом один из задругарцев, между прочим, замечает, что в советских колхозах лодырям и прогульщикам живется вольготнее, чем в их задруге. Есть, конечно, и среди задругарцев «забушанты» — ловчилы, но им нельзя укрыться за «минимум трудодней».

Я прошу разъяснить, что он имеет в виду.

— Очень просто. У нас всякий задругарец должен ежедневно работать десять часов. Когда нужно, то и двенадцать. Зимой работаем меньше, но все равно каждый рабочий день. В субботу кончаем на два часа раньше, в воскресенье отдыхаем. Как на фабрике — и никаких «минимумов».

— А если кто не выйдет на работу?

— Не выйдет? — вскипает «черный генерал». — А три хиляды динаров штрафу? Три тысячи!

* Как известно, в 1953 году в Югославии произошло расформирование большинства трудовых кооперативов; впоследствии было признано, что нередко расформировывались и те кооперативы, которые имели условия для развития.

Строительство системы Дунай — Тисса — Дунай началось с расчистки старого, запущенного канала.

Павица Видович, сезонница далматинской задруги «Перко

Иванчич».

Женщины в Хорватии часто носят поклажу на голове — это высвобождает руки.

Не простое это дело — выбрать хорошее веретено! Македонские крестьянки окружили торговку на базаре в Скопле.

Как важно вышагивает этот «инициативный хозяин», приехавший по делам в город!

Завод «Искра» в Кране выпускает хорошую киноаппаратуру.

Это большие деньги. Вспоминают, что Янус Мате прогулял денек, а потом месяц чесал затылок…

Однако с предварительного разрешения можно не выйти на работу по уважительной причине: например, когда парень женится.

— Или когда утакмица, — добавляет кто то.

Утакмица — футбольный матч. Югославы вообще

отчаянные болельщики, а тут еще кто то из бывших селяков играет в сплитском «Хайдуке», ну, и в день матча поля с обеда пустеют… Но это с разрешения, по договоренности, с отработкой; если же прогулял самовольно — три хиляды, три хиляды!

Кстати, в задруге вообще все расчеты ведутся на деньги. Дело коммерционалиста — продать цветы или овощи повыгоднее, а задругарцы получают заработанное только в динарах.

Но всегда ли можно тут применять слово «заработанное»? Доход задругарца слагается не только из того, что он заработал своими руками. В Югославии земля свободно продается и покупается. Вступая в задругу, крестьянин остается собственником, землевладельцем. Задруга только пользуется его землей и платит ему за это деньги. Чем больше земли, тем больше денег.

Допустим, безземельный бедняк работает не покладая рук на земле, принадлежащей другому, более зажиточному члену задруги. Тот, напротив, трудится без особого жара. Но вот оба стоят у кассы: второму отсчитывают куда больше динаров, чем первому. Выходит, каждому не только по труду, но и по земельным угодьям…

На одной из задружных плантаций встречаем девушку в старой красной кофточке. Руки у нее по локоть в глине, а на лице мелкие капли пота.

— Давно ли в задруге?

Павица Видович отрицательно мотает головой.

— А, недавно…

Снова отрицательное покачивание головой.

— Она совсем не в задруге, — «черный генерал» галантно вручает девушке кустик гвоздики и одновременно несколько оттесняет ее. — Это наша сезонница.

Задруга, оказывается, нанимает немало безземельных и малоземельных крестьян. Некоторые нанимаются на сезон, другие — помесячно, третьим платят почасно. Есть сезонники, работающие в задруге по два три года подряд на закрепленных участках.

— Так почему бы сезонникам не вступить в за другу?

Мои собеседники пожимают плечами: не все хотят, а главное — далеко не всех принимают.

— А вы, Павица, как насчет задруги? — спрашиваю я.

Павица застенчиво улыбается. Но не успевает она открыть рот, как у «черного генерала» уже готов ответ:

— Когда выйдет замуж, тогда посоветуется с мужем.

Сезонники, проработавшие меньше полугода, получают только прямую плату за свой труд. В распределении тех прибылей, которые подсчитываются в конце года и дополнительно делятся между членами задруги, они не участвуют. Но не значит ли это, что между задругарцами распределяется какая то доля того, что заработано трудом наемных рабочих?

Мне довелось ознакомиться с многими участками задруги «Иерко Иванчич», побывать на ее складах, на задружном винодельческом заводе. Тут было немало интересного и поучительного в смысле рациональной постановки дела.

Как то позднее я поделился своими впечатлениями с одним местным работником. Да, подтвердил он, это хорошая задруга, там умеют хозяйствовать. А слышал ли историю с капустой? Они ведь здесь почти монополисты по этой культуре: у них много воды для полива. И вот как то выдалось дождливое лето, капуста уродилась повсюду. Тогда задруга оставила половину кочанов гнить на корню, чтобы не сбить цены на рынке.

— Эластично действуют! — заключил мой собеседник.

Мне невольно вспомнились хитрущие глаза «черного генерала»…

Не берусь определенно судить, в какой мере отношения внутри дипломированного трудового кооператива «Иерко Иванчич» можно считать типичными: я был лишь в немногих задругах, и у меня мало наблюдений для сравнения.

Знакомясь позже со статистическими данными по Югославии в целом, я нашел вот какие цифры о развитии трудовых кооперативов после 1953 года: в 1954 году их было 896, и объединяли они 116 тысяч крестьян, к концу 1955 года их стало 704, и осталось в них всего 77 тысяч членов. Более поздних данных в бюллетене за октябрь 1956 года не было.

Югославская печать, говоря о «крупном шаге», сделанном в течение последних лет в развитии трудовых кооперативов, подчеркивает обычно не количественные, а качественные сдвиги. Я прочел, например: «…Мы освободили производственные кооперативы от разных искусственных стимулов и политических формул, а включили их в нормальную экономическую жизнь и поставили их на здоровый экономический расчет».

Экономический расчет, несомненно, поднял и укрепил хозяйство задруги «Иерко Иванчич». Доход членов этой задруги, как мне говорили, выше доходов середняков единоличников, выше заработка квалифицированного рабочего и государственного чиновника. Но вот что меня несколько смутило: процветающая, передовая, дипломированная задруга «Иерко Иванчич» выросла с 1953 по 1955 год на… два хозяйства.

В нынешнем году трое задругарцев ушли на пенсию, и после этого принято четверо. Хотя все четверо несколько лет работали сезонниками и известны в задруге всем и каждому, для них установлен «приприем ный» стаж.

Мне подумалось: не проявляются ли иной раз в «здоровом экономическом расчете» элементы эгоизма, мешающие задруге оказывать более глубокое влияние на окружающую жизнь? Ведь рядом с ее ста тринадцатью хозяйствами только в окрестностях Спли

та по прежнему трудятся на своих клочках семь тысяч крестьян единоличников.

Не слишком ли замкнулась освобожденная от «политических формул» задруга в своем экономически благополучном маленьком мирке?