Раннее утро. Лачуга в мексиканском пригороде Лос-Анджелеса. На грязных кроватях спят двое — пожилой индеец и его сын. Лучи солнца пробивают сквозь занавеску. Пожилой индеец что-то бормочет во сне, под конец он вскрикивает.
Его сын просыпается и встревоженно смотрит на отца.
Охитека: «Отец! Отец! Что с тобой?»
Пожилой индеец открывает глаза.
Кваху: «Он снова приходил...»
Охитека: «Кто, кто приходил? В прошлые разы ты не понял...»
Кваху: «Понял в этот раз. Это Шипе Тотек. Сейчас весна... Белые разрушили этот мир своей жадностью, вот они и вернулись... Пора наводить порядок...»
Охитека: «Весна... Как раз его время... Я уже сделал что-то похожее на пирамиду в сарае... Деревянная, но крепкая....»
Кваху: «На первое время сойдет... Нужно уважить их... Эта страна принадлежит им, как и весь мир. Белые здесь лишние. Их никто к нам не приглашал...»
Охитека: «Да, отец, да... все так... Мир поэтому никак и не успокоится...»
Кваху: «Давай перекусим и пойдем посмотрим, что ты там сделал...»
Охитека берет с полки банку консервированной фасоли, вскрывает ее и греет на плитке. Через некоторое время он раскладывает фасоль по тарелкам и ставит их на стол. Кваху подсаживается за стол. Также Охитека ставит на стол тарелку с хлебом и подает ложки.
Охитека: «Приступай, отец, я сейчас чай поставлю...»
Кваху: «Давай чай... А что, кофе не давали?»
Охитека: «Нет, отец, очередь была большая, получил только это... Все по спискам... Кофе не хватило...»
Кваху: «У белых, небось, другие списки...»
Охитека: «Да уж, конечно, не то, что у нас...»
Охитека ставит на плитку грязноватый чайник и тоже садится за стол. Едят они молча. Чайник тем временем закипает. Охитека разливает кипяток в чашки и бросает чайные пакетики. Одну чашку он отдает отцу, другую берет себе.
Кваху: «Пирамида прочная?»
Охитека: «Конечно... Доски строганные, толстые... Там стадион собрались ремонтировать... Взял».
Кваху: «Ну и правильно...»
Закончив завтрак, индейцы выходят из лачуги. Недалеко от нее на пустыре стоит большой сарай, некоторые доски обшивки заменены на новые. Индейцы подходят к двери. Охитека открывает висячий замок. Заходят внутрь. Внутри стоит большое сооружение, типа пирамиды из трех ступеней. Наверху сооружения большая площадка. Потолка нет, только отдельные балки. Кваху и сын проходят внутрь, поднимаются на площадку. Кваху ходит по помосту, притопывает. Помост прочный, Кваху доволен. Потолка нет, можно ходить в полный рост.
Кваху: «Молодец, сын, крепкая, нужно уважить наших старых богов... Только нужно еще жертвенник...»
Охитека: «Да, я знаю, доски остались... Вон лежат, нужно размеры...»
Кваху: «Нужно что-то вроде стола, мне по пояс, и еще чтобы кровь стекала».
Охитека: «Понял, отец, понял, так будет легче убирать – просто присыпал опилками…»
Кваху показывает руками, какой стол должен быть.
Кваху: «Ножки пусть будут немного видны... Заделай наполовину фанерой или теми же досками...»
Раннее утро в том же мексиканском квартале. Охитека и еще один индеец садятся в обшарпанный автомобиль. Автомобиль заводится и отъезжает. Индеец сидит на переднем водительском сиденье, управляет автомобилем. Охитека сидит сзади. Рядом на сиденье лежат наручники и скотч.
Охитека: «Давай к белым. Остановись возле тротуара на полпути к школе».
Дом в белом квартале, окружен высоким забором. Хейли Джонсон выходит из калитки. За плечами рюкзак. Она идет в школу. Кейт Джонсон провожает ее.
Кейт: «Будь осторожна! Иди быстро, тут до школы недалеко, не задерживайся. После занятий сразу домой...»
Хейли: «Мама! Я уже большая, все я знаю. Всю жизнь тут прожила... Все будет нормально...»
Кейт: «Давай, с Богом... Узнай в школе, может нужно помочь...»
Хейли: «Обязательно узнаю... Не беспокойся... Сейчас уже светло....»
Хейли выходит на улицу, проходит через цветущие кусты и поворачивает на тротуар. Кейт закрывает калитку. Хейли идет по улице, настроение хорошее. Вдали показалось здание школы. Проходит мимо старого пятнистого автомобиля. Внезапно задняя дверь автомобиля открывается. Из автомобиля выскакивает Охитека, хватает Хейли и рывком втаскивает в автомобиль. Хейли пытается вырваться, но Охитека выкручивает ей руки и застегивает наручники. Хейли пытается закричать, это тоже не удается. Охитека зажимает ей рот рукой, а потом заклеивает скотчем. Индеец за рулем испуганно озирается.
Охитека: «Что стоишь, поехал, разворачивайся и давай назад. Быстрей!»
Машина заводится и с визгом разворачивается на дороге. Вдали прохожие недоуменно озираются.
Машина сворачивает с дороги к лачуге Охитеки и заезжает за нее. Охитека и индеец связывают Хейли. Потом они заносят ее в кладовку и кладут на старую кровать.
Охитека: «Если что-нибудь будет нужно, стучи в стенку. Сильно не шуми, а то привяжу к кровати. Здесь рядом только пустырь, никто ничего не услышит».
Охитека еще раз осматривает Хейли. Индейцы уходят. Охитека закрывает кладовку на замок. По лицу Хейли текут слезы.
На следующий день рано утром. Охитека и вчерашний индеец вытаскивают обессилевшую Хейли из кладовки. Ей снимают скотч со рта и дают немного попить. Хейли немного приходит в себя, но закричать ей не удается. Индейцы снова заклеивают ей рот. Охитека смотрит на находящийся неподалеку сарай.
Охитека: «Ну что? Потащили, уже пора, скоро взойдет солнце».
Индейцы хватают Хейли под руки, волокут к сараю. Охитека некоторое время возится с замком, открывает его. Открыв двери, индейцы втаскивают Хейли в помещение. Крыша частично разобрана. Сумеречный утренний свет освещает помещение. Пирамида полностью готова, алтарь разрисован изображениями индейских богов, в том числе и Шипе Тотека. Взяв на руки, индейцы заносят Хейли на пирамиду и кладут на приготовленный алтарь лицом вверх. Охитека срывает с нее блузу и бюстгальтер. Хейли пытается закричать, но не может.
Спустя какое-то время в сарай заходит Кваху. С собой у него индейский ритуальный нож из обсидиана. Охитека вопросительно смотрит на Кваху.
Кваху: «Что смотришь, давно он у меня. Американский археолог помог собрать вместе то, что нашел на раскопках... Теперь он как раз нужен... Так правильно... »
Охитека: «Так ты давно знал, что они вернутся?»
Кваху: «Знал, и что? Все к месту, все предусмотрено».
Кваху поднимается на верхнюю платформу, через частично разобранную крышу начинает пробивать восходящее солнце. Кваху берет в правую руку ритуальный нож и начинает что-то бормотать, потом прерывается...»
Кваху: «Держите ее крепче, нужно одним ударом...»
Кваху продолжает бормотать, слышны только отдельные фразы... «Прости нас за то, что отошли от веры отцов.... Еще раз прости.... Мы отомстим .... Столько, сколько потребуется....» Закончив бормотать, Кваху на миг замирает, берет нож обеими руками и поднимает их над головой. Затем, глубоко вздохнув, сильно бьет Хейли ножом в грудь... Кости грудины ломаются. Хейли умирает практически мгновенно. Кваху вырывает из груди еще бьющееся сердце и поднимает его к солнцу. Солнце поднимается выше, и его луч падает на сердце. На лице Кваху появляется блаженная улыбка. Индейцы стоят рядом сначала растерянные, а потом и на их лицах тоже появляются улыбки.
После обеда. Жарко. В ворота описанного ранее дома белой семьи заезжает белый джип. Задние сиденья разложены. За рулем Питер Джонсон, подавленный Уильям Джонсон сидит рядом на пассажирском сиденье. Возле крыльца дома автомобиль останавливается. На крыльце стоит встревоженная Кейт Джонсон. Питер Джонсон выходит из автомобиля и подходит к матери, берет ее за руку, а потом немного обнимает. Кейт Джонсон теряет силы и садится на скамейку. Питер Джонсон запускает закрытие ворот и подходит к ним. Через некоторое время ворота закрываются, Питер дополнительно запирает их на засов. Потом он подходит к передней пассажирской двери джипа и открывает ее.
Питер: «Ну хватит, папа... Ее уже не вернуть... Давай выгружать, я один не справлюсь, надо вдвоем...»
Уильям с трудом выходит из машины. Вместе они подходят к задней двери джипа. Питер открывает ее. Внутри на самодельных носилках лежит на спине Хейли, прикрытая старым мешком.
Кейт с криком бежит к машине, но Питер останавливает ее.
Питер: «Мама, прошу тебя, не надо, в доме все увидишь... Иди, открывай двери...»
В полубезумном состоянии Кейт кивает головой, и молча, идет открывать двери дома. Питер и Уильям вытаскивают носилки. Питер берет носилки спереди, а Уильям сзади. Все вместе, втроем, они заходят в дом с носилками. Кейт по дороге открывает двери. Заходят в зал.
Уильям: «Дорогая, составь стулья... Мы поставим носилки на них... Рядом с диваном...»
Кейт послушно составляет попарно четыре стула. Мужчины ставят носилки на стулья.
Питер: «Хочешь посмотреть, что они сделали?»
Кейт кивает. Питер снимает мешок с тела Хейли. В груди у девушки огромная рана, кожа с кистей рук снята. Кейт в трансе осторожно трогает рану рукой.
Питер: «Мама, не надо.... Полиция потом будет задавать вопросы...»
Уильям: «Сердца нет.... Они его вырвали.... У нашей девочки... Нелюди...»
С легким вскриком Кейт падает в обморок на ковер. Уильям осторожно ее поднимает и кладет на диван.
Уильям Питеру: «Принеси нашатырь и вату... На кухне в аптечке есть... Слева на нижней полке...»
Питер идет на кухню, а Уильям остается возле жены, слушает, как она дышит. Возвращается Уильям с нашатырным спиртом и ватой. Уильям мочит вату в спирте, подносит ее к носу Кейт. Она вздрагивает и открывает глаза.
Кейт: «Зачем... Зачем они сделали это?»
Питер: «Не знаю. В кино такое видел... Индейское жертвоприношение их богам...»
Кейт: «Боже! Это же так давно было... Столько лет прошло... Пятьсот лет цивилизации... и все напрасно?»
Питер: «Ты же знаешь... Среди латиносов много недовольных нами... Это мы им мешали развиваться... Оттяпали территории... Несправедливо... Копили злобу все эти годы... Вот она и вылезла таким образом...»
Кейт: «Ну и что? Была бы еще одна Мексика, только и всего... Они же и сейчас почти ничего не делают... Живут на пособия поколениями... Нас из-за этого тоже перевели на карточки...»
Уильям: «Нет нашей страны... Вот они этим и пользуются... Мы теперь во всем виноваты...»
Кейт: «Где вы ее нашли?»
Уильям: «В мексиканском квартале, на окраине, почти на пустыре... Лежала возле сарая... Мальчишка показал, а так бы неизвестно сколько искали... Вокруг толпа мексиканцев...»
Кейт: «А полиции не было?»
Питер: «Где? Там? Там ее никогда нет... Оставлять было нельзя... Толпа могла ее расчленить... Ждали какого-то Кваху...»
Кейт: «Это кто такой?.. Имя похоже на индейское... Не христианское...»
Уильям: «Наверное, жрец... Ждали его... Шептались еще, что Шипе Тотек вернулся... Его время сейчас... Весна...»
Кейт: «Это же бред... Мексиканцы же христиане... Пусть католики... Теперь ими руководят индейские жрецы?»
Питер: «Мальчишка говорил, что мир мы разрушили, теперь вернулись индейские боги... Это их страна...»
Кейт: «Бог за всех... Какие еще боги другие?»
Питер: «Да тот самый Шипе Тотек... Это ему жертвоприношение... Снятая с рук кожа это его знак... и еще со всей спины...»
Питер: «Лезли везде, где могли... Демократия...»
Кейт: «Мы великие... Теперь с нас сдирают кожу...»
Кейт встает с дивана, подходит еще раз к дочери, смотрит на окровавленные руки и садится за стол.
Кейт: «За что? Она же еще и не жила...»
Кейт кладет руки на стол, опускает на них голову и плачет.
Питер: «Индейцы этому Тотеку детей в жертву приносили ...»
Уильям недовольно: «Достаточно подробностей... Съезди лучше к нам в полицию, на всякий случай...»
Питер: «Попью воды и поеду... Может, что и даст...»
Уильям подсаживается к жене и кладет ей руку на плечи.
Уильям: «Поплачь, поплачь, дорогая, станет легче...»
Питер уходит на кухню.
Полицейский участок в белом квартале Лос-Анджелеса — отдельно стоящее двухэтажное здание. Вся территория участка обнесена высоким забором. По верху забора колючая проволока. Въезд на территорию участка перекрыт шлагбаумом. Вход на территорию через КПП и металлодетектор. Питер на джипе подъезжает к участку, ставит автомобиль на стоянку и идет на КПП. Разморенный темнокожий полицейский неприязненно оглядывает его, показывает рукой на рамку металлодетектора. Питер строит недовольную гримасу, но проходит через рамку. Хотя никаких сигналов нет, тем не менее двое полицейских мексиканского вида подводят его к стене и обыскивают. Ничего не найдя, они хлопают Питера по плечу и показывают на выход. Питер недовольно бурчит: «Как на войне окопались...», но проходит дальше на территорию участка.
Питер входит в здание участка. Прямо напротив входа, за столом сидит дежурный полицейский и что-то пишет, тоже темнокожий. Чуть в стороне стоят другие полицейские, по виду мексиканцы, неодобрительно смотрят на вошедшего белого. Питер подходит к дежурному офицеру.
Питер: «Сэр, я хочу заявить... Сделать заявление.... Дело в том...»
Дежурный офицер поднимает лицо от бумаг и, улыбаясь, смотрит на Питера.
Дежурный: «Вы сказали «сэр»? Или мне послышалось?»
Питер: «Ну да... А как мне к вам еще обращаться?»
Дежурный: «Ну, например, черномазая обезьяна или еще как-нибудь так...»
Питер: «Я уважаю всех людей и никогда такого не говорил...»
Дежурный: «Как приятно это слышать от небожителя. А мне показалось, что вы нами недовольны, еще на КПП вы морщились ... Может, наши лица вам не нравятся?»
Стоящие поодаль полицейские улыбаются.
Питер: «Господин полицейский, я полагаю, что мы все должны исполнять свой гражданский долг как подобает...»
Дежурный: «Долг... вы собираетесь меня чему-то учить? Долгу? Так и начните с себя... Например, с того, что к каждому человеку нужно относиться с должным уважением, независимо от цвета кожи...»
Питер: «Извините меня, офицер, мою сестру убили, мне плохо и я пришел к вам за помощью... Прошу меня извинить...»
Дежурный: «С чего вы это взяли, что ее убили? Может, были трудности? Или не понравилась парню и покончила с собой... Вас, белых, в последнее время одолевают странные наклонности...»
Питер: «Вы считаете, что она сама могла снять с себя кожу на спине? Это же было ритуальное убийство...»
Дежурный: «Вот как? Может, в семье ее не понимали, и она записалась в секту? Другие, например, от безделья топятся... Отплывают подальше от берега на лодке, привязывают железку к ногам и сигают за борт... Тоже, скажете, убийство?»
Питер: «Может, и секта... Только она была нормальной здоровой девушкой и никогда бы на это добровольно не пошла...»
Дежурный: «Это вы так думаете...»
Питер: «Вы что же, даже заявление от меня принять не хотите? Мы привезли ее домой, и вы не посмотрите ее?»
Дежурный: «Грубите... Серхио, Мануэль, проводите господина. Он думает, что у нас есть долг по отношению к нему».
Двое полицейских отделяются от группы и, взяв Питера под руки, выводят из участка. Питер оказывается на крыльце. Рядом стоит и курит белый человек в полицейской форме.
Питер: «Сэр! Может, вы мне поможете? Мою сестру убили! А они не хотят даже посмотреть на нее...»
Консультант: «Рад бы, но не могу. Я теперь тут только консультант... Попросили — сделал, не попросили — не лезь. Но в последнее время просят редко».
Питер: «И что же теперь делать? Мы привезли ее домой, она сутки пролежала на улице... Нужно хоронить, а они... »
Консультант: «Хороните и не нарывайтесь, а то вполне можете оказаться виноватыми... Наша власть в штате закончилась, привыкай...»
Питер сходит с крыльца, проходит через КПП и идет к машине. По дороге попадается пустая банка из-под пива. Питер сначала хочет ее пнуть, но потом проходит мимо.
Кладбище, после обеда. Возле открытой могилы остались только Кейт, Уильям и Питер, все грустные, в траурной одежде. Цветы уже брошены, подходят работники похоронной компании с лопатами.
Питер: «Мама, пойдем, пора, она уже в лучшем мире...»
Кейт продолжает стоять возле могилы.
Уильям: «Пойдем, дорогая, пойдем... Нужно решить, что делать дальше...»
Кейт вздыхает и отходит от могилы. Все вместе они идут на выход с кладбища по траве.
Кейт: «Ну что делать... Помянем нашу дочь... А дальше посмотрим...»
Питер: «Это понятно... А потом? Жить за забором, всего бояться?»
Кейт: «Мы и так живем за забором, и другие живут... Как и все... А у тебя есть какой-то план?»
Питер: «Полиция нам помогать не будет, можно убивать... я так это понял после полицейского участка... Там одни мексиканцы и негры... Скоро нас будут громить...»
Кейт: «Будем защищаться... Закон же на нашей стороне?»
Питер: «Закон то да, но одних нас не хватит... Полиция даже и не заметит...»
Кейт: «И к чему ты ведешь? Уехать в горы? Там то же самое, если не хуже...»
Уильям: «Может, попробуем к твоему брату в Техас? Если он, конечно, жив... Обстановка хуже с каждым днем...»
Кейт: «Обстановка давно такая... Умирать досрочно тоже, конечно, не хочется. Брат жив, звонил на прошлой неделе, вы были на работе... а я забыла рассказать».
Уильям: «Работа валится. Негров и раньше насильно заставляли брать... А теперь их и мексиканцев просто засилье... Приходится нам дорабатывать за них...»
Питер: «У них сиеста закон... А план выполнять надо... Больше некому...»
Уильям: «По карточкам со следующего месяца будут давать одинаково на каждого едока по норме... Паек станет хуже...»
Питер: «А потом банды будут грабить дома... Кому мы нужны, только в качестве рабов... С культом, как я понял, они бороться не собираются, такого как с Хейли станет больше, мы же беззащитные теперь...»
Кейт: «Да, беззащитные, а когда-то была страна — убежище для всех... Они же без нас не проживут...»
Питер: «Сейчас это никого не волнует... Можно грабить и жить этим какое-то время...»
Уильям: «Или бездельничать на заводе... Вам в отдел положено две негритянки, берите и не морщитесь...»
Кейт: «А они что, программисты?»
Уильям: «Может, думают, что программисты, а сами в основном по телефону трещат... да права качают... мы должны им помогать... Они мечтали быть программистами, и вы должны с ними нянчиться...»
Кейт: «А куда-нибудь в студию любителей их отправить нельзя?»
Уильям: «Что ты, у них права... их чувства нужно уважать... они хотят быть профессионалами...»
Кейт: «Понятно... Пашите и все, вы теперь должны... Ладно, я позвоню брату, но там, говорят, фашизм почти... Цветных всех выгнали... Кто-то говорил о гетто...»
Уильям: «Это было давно... Больше нам деваться некуда... Может, это на самом деле не так и страшно... Пропаганда работает... чтобы никуда не уезжали...»
Кейт: «А в Орегон или еще севернее перебраться? Может, там лучше?»
Питер: «Временная мера... Разграбят нас... Потом караваны бедняков попрут туда... За помощью...»
Уильям: «Да, Конфедерация наша слабовата...»
Кейт: «Ну хорошо... Давайте попробуем уехать к моему брату, пока есть возможность. Только сначала ты, Питер. Я хочу побыть еще здесь...»
Питер: «Я понимаю, мама... Хорошо, завтра поеду в аэропорт, узнаю и возьму билет...»
Подходят к выходу с кладбища, останавливаются, оборачиваются назад. Немного стоят так, а потом по одному выходят.