– Доброе утро, дорогая!
Услышав голос, Кили с трудом открыла глаза. Что это, сон? Она обвела взглядом незнакомую комнату.
– Пора просыпаться.
Повернув голову, Кили увидела улыбающуюся леди Дон, стоявшую около ее кровати.
– Доброе утро, леди, – промолвила Кили и, откинув с лица прядь своих иссиня-черных волос, потянулась и потерла глаза. – Который сейчас час?
– Пробило двенадцать часов.
Кили взглянула на окна, сквозь которые в комнату пробивался тусклый свет.
– Двенадцать часов? – переспросила она. – Что-то не похоже, слишком уж светло на улице.
– Двенадцать часов дня, а не ночи, дорогая. На дворе пасмурно.
– Этого не может быть! Я еще ни разу в жизни не проспала рассвет.
– Сегодня его, по существу, не было, – утешила ее леди Дон, – можете сами убедиться в этом. Все небо затянуто тучами.
– Ночь всегда сменяется рассветом, – возразила Кили.
– Пожалуй, вы правы, но у меня нет возможности лично удостовериться в этом, потому что я всегда просыпаюсь поздно, – сказала леди Дон и засмеялась.
– Рассвет – самое возвышенное время суток, дарующее вдохновение, – заметила Кили, садясь в постели. – Хотите, я разбужу вас завтра рано утром, чтобы полюбоваться им? В какой комнате вы спите?
– В комнате герцога, – ответила леди Дон, внимательно наблюдая за реакцией Кили.
– В таком случае, где же спит его сия… – начала было Кили и тут же осеклась, покраснев до корней волос.
– О! – воскликнула леди Дон, сдерживая смех. Смущение девушки забавляло ее. – Вам не нравится, что я сплю в одной постели с вашим отцом? – напрямик спросила она.
Лицо Кили покрылось красными пятнами.
– Вы любите его?
– Очень.
– В таком случае, – сказала Кили, – меня не смущает то, что вы спите в одной постели с герцогом.
– Я уверена, что мы подружимся, – заявила леди Дон, радуясь, что у нее появился союзник среди домочадцев Толбота. – Здесь на столике поднос с завтраком, а ночная ваза стоит вон там за ширмой. У камина, как вы уже, наверное, заметили, вас ждет горячая ванна. Я скоро вернусь и принесу вам платье.
– Мне бы очень не хотелось обременять вас заботами, – сказала Кили.
– Ерунда, – заявила графиня и направилась к двери. – Я в восторге от того, что вы появились здесь.
Оставшись одна, Кили решила призвать на помощь высшие силы. Ей необходима их защита. Кили была чужой в этом доме, и кто знает, какая опасность подстерегала ее?
Кили подошла к окну. Закрыв глаза и прижав ладонь правой руки к стеклу, она промолвила:
– Великая богиня мать, яростно оберегающая всех своих детей, мне нужна твоя защита. Войди в меня и укрепи мой дух. Будьте благословенны, духи, спешащие мне на помощь!
Приняв ванну и надев сорочку, Кили набросила на себя белое ритуальное одеяние и, придвинув стул поближе к окну, села так, чтобы видеть небо. Облака вскоре рассеялись, и выглянуло солнце. Его лучи поцеловали землю. Кили решила, что это хорошее предзнаменование.
Она постаралась мысленно сосредоточиться на Одо и Хью, но у нее ничего не получалось. Вместо кузенов Кили видела графа Бэзилдона.
У нее не возникало ощущения, что от него действительно исходит угроза. Хорошо развитый инстинкт, свойственный друидам, подсказывал ей, что этот человек никогда не причинит ей вреда. Об этом говорили его обезоруживающая улыбка и сияние глаз. Если бы граф хотел отправить ее кузенов на виселицу, он бы уже давно сделал это. Хотя, возможно, свою роль сыграли магический ритуал и заклинания, с помощью которых Кили пыталась заставить графа забыть события, произошедшие на дороге, ведущей к замку Ладлоу.
Мысли о графе Базилдоне не покидали Кили. У него была поразительная внешность. Его огненно-рыжие волосы походили на пламенеющий закат, а изумрудно-зеленые глаза напоминали лес в весеннем убранстве. Идеальная фигура Ричарда, которого можно было, пожалуй, сравнить с ожившим языческим божеством, радовала глаз. Кили знала, что никогда в жизни не забудет их первой встречи.
Глубоко задумавшись, она стала поглаживать кончиком пальца губы. Интересно, что она почувствует, если граф поцелует ее? Еще несколько дней назад граф представлялся ей опасным ненавистным англичанином. Врагом. Но так было прежде. Теперь же Кили мучили сомнения.
Вскоре вернулась леди Дон. Она принесла девушке наряд из фиолетово-золотистой парчи и пару туфелек к нему.
Кили никогда в жизни не видела столь изысканного платья.
– Но это не моя одежда, – возразила она. Леди Дон улыбнулась:
– Платье и туфельки принадлежат Моргане, вашей младшей единокровной сестре.
– Я не могу надеть чужой наряд, – резонно заметила Кили, с сожалением глядя на чудесное платье.
– Ваш отец попросил меня выбрать для вас одежду поизысканней, – сказала графиня.
– Но ведь леди Моргана наверняка рассердится, что я надела платье из ее гардероба, – заметила Кили.
– Конечно, – согласилась с ней леди Дон. – И это чудесно! Пусть позлится.
– Нет, я не могу надеть этот наряд, – заявила Кили.
– Ваш отец старается сделать вам приятное, – сказала леди Дон, с упреком поглядывая на Кили. – Неужели вы хотите отплатить ему черной неблагодарностью?
Кили вздохнула. Герцог принял ее в свой дом, и она не могла отрицать, что он действительно был очень добр к ней.
– Фиолетовый цвет – в тон вашим глазам, он очень идет вам, – начала убеждать ее графиня. – Кстати, граф Бэзилдон собирался сегодня навестить вас.
– Но почему он вдруг решил снова встретиться со мной? – изумилась Кили.
– Очевидно, Деверо покорила ваша красота, – ответила леди Дон. – Ваш отец позволил ему заехать.
– Ну хорошо, – согласилась Кили, не сводя восхищенного взгляда с платья и туфелек. – Если вы действительно считаете, что мне следует…
– Да, я так считаю, – перебила ее леди Дон. – Я даже согласна помочь вам уложить волосы.
– Графиня не должна заниматься тем, что обычно делают слуги.
– Считайте меня своей тетушкой, – заявила леди Дон, однако тут же нахмурилась и сказала: – Впрочем, нет, так не пойдет. Я слишком молода, чтобы иметь восемнадцатилетнюю племянницу. Представьте лучше, что я ваша старшая, более опытная и мудрая, сестра.
Кили, пряча улыбку, надела платье и туфельки. С сияющим от радости лицом она повернулась к графине и сказала:
– Мне просто не верится, этот наряд мне впору.
– Вы настоящая красавица, – заметила леди Дон, восхищенно улыбаясь. – Хотите взглянуть на себя?
Кили кивнула, ей не терпелось полюбоваться новым нарядом. Леди Дон открыла дверь и жестом пригласила Кили следовать за ней. Введя свою подопечную в какое-то помещение, леди Дон сообщила:
– Это спальня вашего отца.
Роскошно обставленная просторная комната была украшена персидскими коврами, устилавшими пол, и яркими гобеленами, висевшими на стенах. Сквозь высокие окна в помещение проникали солнечные лучи. За ширмой стояло трюмо.
Оказавшись перед зеркалом, Кили с изумлением взглянула на свое отражение. Она не узнавала очаровательной юной красавицы.
Лиф парчового платья плотно облегал фигуру и имел глубокий вырез в форме каре. Длинные узкие рукава спускались ниже запястий.
Кили чувствовала себя в этом платье настоящей принцессой. На ее лице появилась восторженная улыбка, но она тут же погасла, когда Кили обратила внимание на то, что глубокий, слишком смелый вырез выставляет на всеобщее обозрение верхнюю часть ее груди. Кулон в форме головы дракона теперь сиял на фоне безупречной кожи цвета слоновой кости и привлекал внимание к ложбинке между полушариями. Кили закусила губу, застыв в нерешительности.
Леди Дон засмеялась, догадавшись по выражению лица девушки о мучивших ее сомнениях.
– Скажу, не кривя душой, что Моргана никогда не выглядела в этом платье столь прелестно, как вы, – заявила она.
– Мне кажется, моя собственная одежда больше идет мне, – нерешительно сказала Кили. – Лиф этого платья скроен слишком смело, как вы думаете?
– Он соответствует всем стандартам, принятым при дворе, и вполне приличен для девушки, – не согласилась с ней графиня. – Пойдемте, моя дорогая, отец хочет поговорить с вами.
Довольная тем, что ей не надо снова облачаться в собственное платье, Кили последовала за леди Дон. Миновав коридор, они спустились по лестнице.
– Благодарю вас, леди, – сказала Кили у дверей парадного зала.
Нежно поцеловав ее, графиня удалилась.
Когда Кили вошла, герцог, стоявший у камина, окинул ее внимательным взглядом с головы до ног. Кили смущенно потупила взор, совершенно очаровав герцога своей скромностью. Когда он подошел к дочери, она застенчиво взглянула на него.
– Ты удивительно похожа на свою мать, – сказал герцог хрипловатым от волнения голосом. Воспоминания вновь нахлынули на него. – Давай присядем.
И герцог подвел ее к одному из стульев, стоявших напротив камина. Они сели. Кили сложила руки на коленях и опустила глаза, испытывая чувство неловкости. Всю свою жизнь она мечтала обрести отца, и вот когда ее страстное желание наконец осуществилось, она не знала, что сказать и как себя вести. Отец казался ей чужим человеком.
Бросив украдкой взгляд на герцога, Кили увидела, что он пристально вглядывается в ее лицо.
– Благодарю за то, что вы пригласили меня переночевать в вашем доме, – сказала Кили, нарушая молчание.
– Это твой дом, – промолвил герцог.
– Нет, это не мой дом, – возразила Кили, глядя в огонь, потрескивавший в камине. – Дом – это не просто жилище, это люди, которые тебя любят и которых любишь ты.
– Я люблю тебя, Кили, – сказал герцог.
– Нет, вы не можете меня любить, – не согласилась она. – Ведь вы даже не знаете, что я за человек.
– Ты – плоть от плоти и кровь от крови моей, – сказал герцог. – Когда ты станешь матерью, то поймешь, почему я так быстро проникся к тебе любовью и с такой легкостью говорю тебе о ней.
– Как вам будет угодно, ваше сиятельство, – тихо промолвила Кили, потупив взор.
В зале воцарилось тягостное молчание. Гордость заставила Кили отвергнуть любовь герцога, хотя ей очень не хотелось причинять ему боль. Но Кили не могла забыть, что отец бросил ее мать.
– Я понимаю причину твоей сдержанности, дитя мое, – продолжал герцог. – И прошу тебя, как отец, дать мне шанс заслужить твою любовь.
– Вы произвели меня на свет, – поправила его Кили, не замечая, что в ее голосе звучит упрек. – Вы никогда не были мне отцом.
«Никогда не забывай, что он заставил Меган страдать, – напомнила она себе. – Никогда не забывай, что англичанам, а особенно английским лордам, нельзя доверять».
Герцог встал и прошелся по залу, собираясь с мыслями. Он видел, что его дочери нанесены глубокие душевные раны, и понимал, что должен тщательно подбирать каждое слово в разговоре с ней.
Кили огляделась. Накануне она была слишком возбуждена и не обращала внимания на окружающую обстановку.
Помещение, в котором она сейчас находилась, выглядело еще роскошнее, чем парадный зал в замке Ладлоу. Здесь было два камина. Сверху со стропил свешивалось множество флагов Толбота. Стены украшали медные подсвечники и яркие шпалеры со сценами охоты. Но один гобелен отличался от всех остальных. На нем были изображены сидящие рядом девушка и единорог.
Кили подошла к этой шпалере. Она необъяснимым образом притягивала ее к себе. Кили хотелось прикоснуться к тканому ковру, потрогать его. Закрыв глаза, девушка прижала ладонь правой руки к гобелену и ощутила дух матери. Чуть заметная улыбка тронула губы Кили.
Остановившись за ее спиной, герцог сказал дрогнувшим от волнения голосом:
– Этот гобелен выткала для меня Меган. Он и кулон в форме туловища дракона – все, что осталось у меня от нее и что напоминало о ней в течение восемнадцати лет. И вот теперь у меня есть ты.
Кили медленно повернулась к нему и, прижимаясь спиной к висевшему на стене гобелену, чтобы ощущать присутствие матери, пристально вгляделась в глаза герцога, которые были такого же редкостного оттенка, как и у нее.
– Да, вы любили ее, – промолвила она. – И понесли невосполнимую утрату.
– Я потерял больше, чем Меган. Я лишился ни с чем не сравнимого удовольствия наблюдать, как ты растешь и превращаешься из маленькой девочки в женщину, – сказал герцог. – Что бы ты ни думала обо мне, я – твой отец и всегда буду заботиться о тебе.
У Кили от волнения пересохло во рту. Она не могла допустить, чтобы ее отношения с отцом строились на лжи.
– Я хочу сделать вам одно признание, – начала Кили и, помолчав немного, продолжала: – Я язычница.
Как ни странно, но герцог только улыбнулся, услышав ее слова.
– При дворе все ведут себя как язычники, – заметил он. – За исключением, конечно, Елизаветы и Берли. Ты даже представить себе не можешь, что там порой творится.
– Я хотела сказать, что верю в древнюю мудрость, – попыталась объяснить ему Кили. – Я жрица, как и Меган.
– Кем бы ты ни была, это ничего не меняет. В любом случае я – твой отец, – заявил герцог.
Кили ошеломленно молчала. Она ожидала, что герцог прочитает ей нудную нотацию о том, как опасны и вредны ее верования. Теперь Кили не понимала, как мог этот добросердечный человек бросить беременную женщину, которую он, по-видимому, сильно любил.
– Доверяешь ли ты мне, дитя мое? – спросил герцог. Кили вскинула голову.
– К сожалению, у меня не было возможности узнать вас поближе, ваше сиятельство, – ответила она.
Губы герцога дрогнули. Кроме глаз фиалкового цвета и иссиня-черных волос, девчонка унаследовала от него гордость и дерзость!
– В таком случае дай мне шанс заслужить твое доверие, – попросил он.
Кили заколебалась. Она приехала в Англию, чтобы попросить отца стать ее опекуном. Этого хотела Меган.
– Хорошо, ваше сиятельство, – согласилась наконец Кили.
– Это обращение звучит слишком официально, – с улыбкой сказал герцог, почувствовав облегчение. – Твои единокровные брат и сестра называют меня папой.
Кили всегда страстно хотелось произнести это слово, но после стольких лет тоски по отцовской ласке, которой девочка была лишена, она не могла так просто сдаться. И хотя Кили знала, что сделать другому человеку больно означало нарушить законы веры, она уже не могла обуздать себя. Герцог бросил ее беременную мать и тем самым обрек ее саму – еще до рождения – на несчастливое детство.
Кили стремилась заставить герцога страдать так же сильно, как она сама страдала по его вине.
Потупив взор, чтобы не видеть, какой надеждой светятся глаза герцога, Кили ответила:
– Я не могу называть вас так, ваше сиятельство.
Эти слова острой болью отозвались в сердце Толбота. Но Кили страдала от них не меньше, чем он. Герцог выглядел таким несчастным, что Кили стало не по себе. Но разве могла сравниться его боль с теми муками, которые Кили испытывала на протяжении восемнадцати лет?
Герцог быстро оправился от удара и, обняв дочь, поцеловал ее в висок.
– Я буду рад услышать из твоих уст слово «папа», пусть даже ты не скоро решишься называть меня так, – промолвил он.
Комок подступил к горлу Кили. Ее губы задрожали, и две крупные слезинки покатились по щекам.
– А вот этого не надо делать, – сказал герцог, смахивая слезы с ее лица. – Здесь, в Англии, тебя ждет блестящее будущее, и те страдания, которые тебе довелось испытать в жизни, скоро изгладятся из твоей памяти.
– Я сильно отличаюсь от окружающих меня людей, – прошептала Кили. – Я ведь родом из Уэльса и совершенно чужая здесь.
– Ты наполовину англичанка, не забывай об этом, – заявил герцог, приподняв ее голову за подбородок. – Я любил твою мать и собирался жениться на ней, но мой отец уверил меня, что она умерла.
– Если вы действительно любили ее, то почему не вернулись в Уэльс и не проверили, правду ли сказал ваш отец? – спросила Кили.
– В то время у меня не было причин сомневаться в правдивости его слов, – ответил герцог, отводя глаза в сторону. – Разве ты не поверила бы в то, что я сказал тебе?
– Нет, не поверила бы, – заявила Кили, чувствуя, что пропасть между ними увеличилась.
Кили видела по выражению глаз герцога, что он что-то скрывает от нее. Меган верила в слова любви Роберта Толбота, следовало ли ей смело доверять им?
– Мое дорогое дитя, – промолвил герцог, сжимая Кили в объятиях, – я люблю тебя столь же нежно, как и других своих детей. Судьба послала мне неслыханно щедрый подарок. Когда я вижу тебя, мне кажется, что Меган снова рядом со мной.
Кили пристально вглядывалась в его лицо. Она не сомневалась, что он говорит совершенно искренне. Если он действительно любил Меган и поверил, что она умерла, то, наверное, пережил огромное потрясение и страдал все эти годы.
– Тебя послала ко мне Меган, – продолжал герцог. – Считай, что это твой дом.
– Одо и Хью… – начала было Кили.
– Твои кузены – дорогие гости для меня и могут оставаться здесь столько, сколько пожелают, – прервал ее герцог. – Они сейчас на конюшне. Если хочешь, можешь увидеться с ними.
– О да! Могу я пойти к ним прямо сейчас?
– Это твой дом, дитя мое. Ты можешь свободно передвигаться по нему, – сказал герцог и, помолчав, продолжал: – Ответь мне только на один вопрос.
Кили кивнула.
– При каких обстоятельствах ты познакомилась с Деверо?
– Граф представился мне в таверне, в которой я снимала комнату.
– И это все? Между вами больше ничего не было? – допытывался герцог.
Кили бросила на него изумленный взгляд.
– А что еще могло быть?
Увидев, что его дочь столь невинна, что даже не понимает, о чем идет речь, герцог успокоился. Он поверил, что самый отъявленный повеса английского двора не тронул Кили. И все же необходимо было спешить. Если удача будет на его стороне, герцогу удастся поженить молодых людей прежде, чем Деверо соблазнит Кили.
– Ступай, повидайся с кузенами, – сказал герцог, выпуская дочь из объятий.
Неожиданно Кили, встав на цыпочки, поцеловала герцога в щеку.
– Благодарю вас, ваше сиятельство, – тихо сказала она.
Покинув парадный зал, Кили увидела дворецкого герцога, Мида. Бедняга все еще хромал.
– Добрый день, леди, – поздоровался он с Кили, открывая перед ней дверь.
– И вам того же, – ответила Кили. – Скажите, сэр, как мне пройти на конюшню?
– Вы найдете ее в конце вон той дорожки, слева.
Кили кивнула, но не торопилась уходить.
– Надеюсь, Мид, вы не обидитесь на меня за то, что я дам вам один маленький совет. Натрите вашу лодыжку на ночь маслом, приготовленным из первоцветов, а затем смешайте немного травы пиретрума с сидром и выпейте на ночь. Боли сразу же пройдут, и вы перестанете хромать.
– Благодарю вас, леди, – сказал Мид, и на его обычно мрачном лице появилось подобие улыбки. – Я попробую сделать так, как вы мне посоветовали.
Кили нашла Одо и Хью у конюшен. Братья обрадовались и облегченно вздохнули, увидев ее.
– Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше? – спросил Одо.
– Да, намного, – ответила Кили улыбаясь. – А как у вас дела?
– У твоего отца великолепный повар, – ответил Хью, поглаживая себя по животу. – Мы так наелись, что с трудом двигаемся.
– Герцог мне не отец, – возразила Кили. – Он всего лишь способствовал моему появлению на свет.
– Послушай, малышка… – начал было Одо, но тут же замолчал, увидев, как Кили, не желавшая слушать нравоучения, нахмурилась.
Но тут в разговор вмешался Хью.
– Что-то я не пойму, – с недоумением сказал он, почесав затылок. – Разве отец и тот, кто способствовал твоему появлению на свет, не одно и то же лицо?
– Идиот, – пробормотал Одо и, дав брату затрещину, повернулся к Кили. – Что мы будем делать с этим графом? Он живет по соседству.
– Нам нечего его опасаться, – заявила Кили, хотя у нее не было полной уверенности в том, что угроза разоблачения миновала. – Я наложила на него заклятие, которое должно заставить его обо всем забыть. Думаю, что здесь, во владениях его сиятельства, вы находитесь в полной безопасности. А где Мерлин? Я хочу ее видеть.
Одо и Хью провели Кили на конюшню, где в одном из стойл, с правой стороны, она увидела Мерлин. Лошадь заржала, приветствуя хозяйку.
– Надеюсь, ты хорошо вела себя? – спросила Кили с улыбкой и погладила ее по шее.
Мерлин, которую подарил ей Рис, напомнила Кили о родине, и девушку охватила тоска по дому.
– Как я хочу уехать отсюда и вернуться в Уэльс! – воскликнула она, повернувшись к кузенам.
– Но там Мэдок, – напомнил ей Хью.
– Рис защитит меня от него, – заявила Кили.
– Нет, ты не можешь уехать отсюда, – возразил Одо. – Ты ведь только что обрела своего отца.
– Герцог кажется мне совершенно чужим человеком, – промолвила Кили, и из ее глаз хлынули слезы. – И я тоже всем чужая здесь.
«Я везде чужая», – подумала Кили.
– Подожди немного, все уладится. Вот увидишь, – сказал Одо.
– Хорошо. А вы останетесь здесь со мной?
– Конечно, мы не покинем тебя, – заверил ее Одо.
– У герцога в саду растут чудесные дубы, – заметил Хью, смахивая слезинку со щеки сестры.
– Я должна познакомиться с ними, – сразу же воспряла духом Кили, просияв от радости.
Обняв на прощание Мерлин и поцеловав кузенов, она вышла из конюшни.
Осень раскрасила деревья в саду герцога в яркие цвета – оранжевый, золотистый, багряный. А армия садовников, придя на помощь природе, дополнила эту гамму другими тонами. На ухоженных клумбах цвели хризантемы разнообразных оттенков, бархатцы, львиный зев, нежные примулы. На грядках росли свекла, краснокочанная капуста, морковь.
Кили глубоко вздохнула, любуясь разнообразием красок. Осень всегда волновала ее, напоминая о Сэмуинне – начале цикла жизни и друидов, когда ворота года распахиваются и прошлое встречается с будущим. В этот период на три дня исчезает тонкая завеса, отделяющая этот мир от мира потустороннего. Сэмуинн в нынешнем году был особенно важен для Кили, потому что Меган обещала встретиться с ней.
Погуляв по саду и дотронувшись до каждого дуба в знак приветствия, Кили присела на каменную скамью и глубоко задумалась. Герцог сразу же признал ее своей дочерью. Почему же она не могла относиться к нему с тем уважением, которого он заслуживал? Чувство неприязни и подозрительность были несвойственны Кили, и она сама страдала от них.
С того печального дня, когда пятилетняя Кили впервые задумалась о том, кто ее настоящий отец, много воды утекло. Но ей казалось, что все это было только вчера…
Закончив плести первый в своей жизни венок из дубовых листьев, маленькая Кили бросилась навстречу отцу, шагавшему по внутреннему двору замка, думая, что он обрадуется ее успехам.
– Папа! – крикнула Кили, пробираясь сквозь толпу приближенных Ллойда. – Я хочу сделать тебе подарок!
И она протянула Мэдоку венок.
– Никогда не называй меня папой! – взревел Мэдок и прошел мимо, бросив на ходу: – Ты незаконнорожденная!
Сердце Кили пронзила боль, от обиды девочка расплакалась. Что она натворила на этот раз? Почему папа ее не любит? Длинная тень упала на землю, и Кили, подняв глаза, увидела перед собой Риса, которому было тогда двенадцать лет.
– Ты мне брат или нет? – спросила она его, задыхаясь от слез.
– Не обращай на него внимания, – сказал Рис, присаживаясь на корточки перед маленькой Кили. – Я твой брат и всегда останусь им. Можно, я надену этот милый веночек?
Кили улыбнулась сквозь слезы, но у нее все еще дрожали губы от обиды, когда она надела Рису венок на шею.
– Рис, – прошептала она, – что такое незаконнорожденная?
Но прежде чем он успел ответить, рядом с Кили раздался еще один мальчишеский голос:
– А я – навсегда твой кузен.
Оглянувшись, Кили увидела двенадцатилетнего Одо.
– И я тоже, – сказал десятилетний Хью.
– Ну ты и идиот! – воскликнул Одо. – Если я – ее кузен, то, конечно, и ты тоже.
– Ладно, ладно, но зачем же драться? – захныкал Хью.
– Как еще я могу выбить дурь из твоей тупой башки?
– Так ты скорее вышибешь мне все мозги, – заявил Хью.
– Да у тебя их и в помине нет! – парировал Одо.
Кили засмеялась, почти забыв свою обиду. Кузены часто вели себя нелепо, но Кили искренне любила их.
– Сплети и мне венок, – попросил Одо.
– И мне тоже, – сказал Хью.
– Мне первому, я старше! – воскликнул Одо.
– А я красивее!
Кили взглянула на Риса.
– Ты меня любишь? – спросила она, заглядывая ему в глаза.
– Да, очень.
Рис обнял ее и крепко прижал к груди. Кили положила ему голову на плечо и тут заметила, что Мэдок с мрачным выражением лица наблюдает за ними издали.
– Вы плачете, моя красавица? – раздался рядом с Кили знакомый голос.
Вздрогнув от неожиданности, она подняла голову и увидела графа Бэзилдона.
– Что вы здесь делаете? – спросила девушка. Ричард приподнял бровь в недоумении.
– Я здесь живу. Разве вы забыли?
– Нет, вы живете… – начала Кили, однако ей самой не нравился ее грубый тон и неучтивое поведение.
– Вон там, – закончил за нее Ричард, показав на соседние владения, примыкавшие к саду герцога.
– Его сиятельство сейчас находится в доме, – сказала Кили.
– Его сиятельство? – удивленно переспросил Ричард. – Вы так официально называете своего отца?
Не желая продолжать разговор с графом, Кили отвернулась от него, делая вид, что он ей глубоко безразличен, хотя сердце ее учащенно забилось в груди. Граф представлял собой опасность для ее кузенов, но Кили беспокоилась прежде всего о сохранении собственного душевного покоя. Она боялась, что мужественная красота графа может ослепить ее, ведь женщине нетрудно утонуть в бездонном омуте его изумрудно-зеленых глаз.
– Почему там, в таверне, при нашей первой встрече вы не сказали мне, что ваш отец – герцог Ладлоу?
– Я думала, что это вас не касается, – заявила Кили, даже не повернув головы в сторону собеседника.
В эту минуту ей хотелось только, чтобы граф поскорее ушел.
– Мой лорд, – сказал Ричард, опуская обутую в сапог ногу на краешек каменной скамьи, на которой сидела Кили.
– Что? – спросила Кили, резко повернувшись и обнаружив рядом с собой колено и стройное мускулистое бедро графа.
– Вам следовало сказать: «Это не ваше дело, мой лорд».
– Может быть, вы, конечно, и лорд, – возразила Кили, – но не мой.
Если бы она не разговаривала с ним столь дерзко, Ричард, пожалуй, по достоинству оценил бы ее остроумие. Немногие при английском дворе осмеливались обращаться с фаворитом королевы столь неучтиво. Кили ожидала, что граф рассердится, но вместо этого Ричард мягко улыбнулся ей.
– Я принес вам маленький подарок, как сосед соседке, – сказал он, протянув Кили изысканную орхидею, которую все это время держал в руке.
Кили изумленно посмотрела на него и улыбнулась. Она приняла подарок графа, и когда их пальцы соприкоснулись, незнакомый трепет охватил Кили.
Покоренная его добротой, она долго смотрела на орхидею. Ни один мужчина не дарил ей столь изысканных цветов. Да и вообще Кили никогда еще не получала подарков от мужчин, если не считать того, что ей дарили брат и кузены. У нее никогда не было поклонников. Ненависть, которую питал к ней Мэдок, останавливала всех, кто, казалось, был увлечен ею. Не находилось желающих жениться на бесприданнице, а всем было известно, что отчим медяка ломаного не даст за Кили.
– Какой чудесный цветок! Прошу вас, простите меня за грубость и неучтивость, – принесла свои извинения Кили. – Ваше внезапное появление испугало меня.
– В таком случае это я должен просить у вас прощения, – ласково сказал Ричард. – Я не хотел пугать или обижать вас.
Его слова не успокоили Кили. Она не могла отвести глаз от лица графа, чувствуя, как дрожат ее руки и сжимается сердце.
– Я всегда считала самыми грубыми людьми на свете Мэдока и англичан, – заметила Кили, не сознавая, что тем самым наносит оскорбление своему собеседнику. – Теперь я понимаю, насколько глубоко это представление укоренилось в моей душе.
– А кто такой Мэдок? – поинтересовался Ричард, поднимая бровь.
– Мой отчим, – ответила Кили и, помолчав, предложила: – Если хотите, можете присесть рядом со мной.
Ричард улыбнулся и опустился на скамью так близко от нее, что платье Кили касалось его бедра. Граф решил, что ему удалось очаровать девушку и что она немного нервничает, тревожась за судьбу кузенов. Как бы то ни было, но ему не следовало упоминать о том, что эти недоумки ограбили его в Шропшире.
«Черт возьми! Что за странные мысли лезут мне в голову? – изумился Ричард, хмуря брови. – Ведь я невинная жертва, а не преступник. Почему я должен молчать?»
– Что-то не так? – тихо спросила Кили, наблюдавшая за выражением лица графа.
Ричард вышел из задумчивости и поцеловал руку Кили.
– Вы сегодня просто очаровательны, леди, – сделал он ей комплимент.
Кили вспыхнула и смущенно улыбнулась. «Что это, застенчивость или притворство?» – подумал Ричард. Его взгляд скользнул по округлой груди Кили, верхняя часть которой виднелась в глубоком вырезе платья. Но когда он снова поднял на нее глаза, то увидел, что девушка рассержена.
Ричард тоже покраснел, хотя в его изумрудно-зеленых глазах зажглись лукавые огоньки. Впервые в жизни он встречал такую целомудренную женщину. Даже фрейлины королевы, девственницы, были менее скромны, чем эта красавица.
– Меня привел в восхищение ваш кулон, – солгал граф. – Какая необычная вещица!
– Этот кулон перешел ко мне по наследству от матери.
Ричард не сводил с лица Кили пылкого завораживающего взгляда, зная, какой эффект он производит на женщин.
Кили почувствовала вдруг, что земля уходит у нее из-под ног, и ее бросило в жар. Но тут внутренний голос приказал ей собраться, и Кили отвела глаза в сторону, чтобы не поддаться чарам графа.
– Как прекрасно осеннее убранство деревьев, особенно дубов! – заметила она. – Знаете, они очень верные, надежные друзья.
– Простите, что вы сказали? – изумленно переспросил Ричард, решив, что ослышался.
– Я… я просто любуюсь садом его сиятельства, – ответила Кили, мысленно ругая себя за оплошность.
– У вас очень милый акцент, – промолвил Ричард.
– Это у вас акцент, – возразила Кили с улыбкой.
– Мы, англичане, называем ваш валлийский говор «дафи-тафи»,[4] – сказал Ричард ухмыляясь.
Кили перестала улыбаться. Подражая графу, она подняла черную как смоль бровь и заявила:
– А мы, уэльсцы, называем таких английских остряков, как вы, слабоумными от природы.
Ричард расхохотался. Подумать только, она не задумываясь бросала оскорбления в лицо фавориту королевы!
Кили, в свою очередь, поразилась реакции графа на свои слова. Ей казалось, что она нанесла Ричарду смертельное оскорбление. Но он веселился, вместо того чтобы бушевать от ярости.
– Я уязвлен, – сказал Ричард с искрящимися от смеха глазами. – Ваш острый язычок нанес мне множество ран.
– Вы счастливый человек, – заметила Кили. – Вы находите смешное в самых неподходящих вещах.
– Эту фразу непременно должен услышать Дадли.
– А кто это?
– Роберт Дадли, граф Лестер, – ответил Ричард, как будто титул что-либо объяснял.
Кили пожала плечами:
– Я никогда не слышала об этом человеке.
Ричард усмехнулся:
– Вы нравитесь мне все больше и больше.
– Вы мне тоже, – сказала Кили, в характере которой напрочь отсутствовали притворство и лукавство. И это подкупало Ричарда, привыкшего иметь дело при дворе с лживыми и коварными женщинами. – Хотите, мы станем друзьями?
Ричард кивнул. Он стремился добиться от этой красавицы большего, чем дружба, но благоразумно умалчивал об этом. Инстинкт подсказывал Ричарду, что в отличие от других женщин, с которыми его сталкивала судьба, Кили сразу же в испуге упорхнет от него, если он будет слишком напорист и нетерпелив. Графу, кроме того, необходимо было время, чтобы выяснить, была ли Кили соучастницей преступления, совершенного ее кузенами в Шропшире. Притворившись беспечным, Ричард достал из кармана коричневый сердолик и стал перекатывать его на ладони, следя за Кили краем глаза.
– Редкий камешек, правда? – сказал он, поймав на себе ее изумленный взгляд.
Она кивнула и отвела глаза в сторону.
– Сердолик оберегает своего владельца от всякого зла. Откуда он у вас?
– Я нашел его в Шропшире и оставил себе на память, – ответил Ричард. – Ваши кузены…
Заметив, что Кили вздрогнула и насторожилась, Ричард понял, что она знает о нападении. Но когда ей стало известно о грабеже – до его совершения или уже после? Графу было важно найти ответ на этот вопрос.
– У меня смутное чувство, будто раньше я уже где-то видел ваших кузенов, – сказал он. – Но я не могу вспомнить, где именно.
– Мои кузены приехали со мной из Уэльса, – промолвила Кили. – И я уверена, что вы их никогда прежде не видели, до того самого вечера в таверне, когда мы с вами познакомились.
Ричард, улыбнувшись, кивнул и перевел разговор на другую тему. Кили не должна была догадаться, что он узнал ее кузенов.
– Поскольку вы недавно приехали в Англию, я хотел бы пригласить вас на прогулку по городу, чтобы познакомить с самыми интересными достопримечательностями Лондона.
– Без компаньонки это было бы непристойно, – заметила Кили.
Ричард поднес ее руку к своим губам и, пристально глядя в фиалковые глаза девушки, промолвил сдавленным от возбуждения голосом:
– Ваша красота побуждает меня к этому.
Кили совсем потеряла голову. Ее зачаровывал взгляд изумрудно-зеленых глаз графа.
На лице Ричарда появилась обольстительная улыбка. Он медленно придвинулся к Кили, и его губы стали приближаться к ее полуоткрытому рту. Кили закрыла глаза, их губы соприкоснулись, но этот поцелуй, который должен был стать первым в жизни Кили, так и не состоялся.
«Га-га-га!» – раздался гортанный крик рядом с ними.
Ричард и Кили, вздрогнув от неожиданности, отпрянули друг от друга. Обернувшись, она увидела жирного белого гуся с оранжевым клювом, спешащего вперевалку через лужайку к их скамейке. На шее птицы висело золотое ожерелье, инкрустированное изумрудами и алмазами. Вслед за гусем шла леди Дон в сопровождении двух мальчиков.
– Привет, Энтони! – крикнул Ричард, а затем прошептал, обращаясь к Кили: – Это любимый гусь графини.
Кили душил смех.
– Не тот ли это гусь, которого сегодня приготовят на ужин?
– Ужин из Энтони?! – в негодовании воскликнула леди Дон. – Попридержите язык, дитя мое! – И, повернувшись к своим пажам, графиня распорядилась: – Барт и Джаспер, отведите Энтони в его комнату.
Когда мальчики вместе с гусем удалились, Ричард встал, уступив графине место.
– С нетерпением буду ждать следующей встречи с вами, леди, – промолвил он, обращаясь к Кили и целуя ей руку.
Его взгляд обещал, что при следующем свидании граф намерен зайти намного дальше, используя свое искусство обольщения.
– Приходите сегодня к нам на ужин, – пригласила его леди Дон.
– К сожалению, вечером я обязан быть у королевы, – ответил Ричард. – Может быть, завтра?
– Вы всегда желанный гость в доме Толбота, – заявила леди Дон и, обращаясь к Кили, сказала: – Приехала портниха, чтобы снять с вас мерки, дорогая. Талли готов на любые расходы, лишь бы сделать вам приятное.
– Хорошего дня, – пожелал им Ричард и, повернувшись, направился через лужайку в сторону своих владений.
– Граф подарил мне эту орхидею, – сказала Кили. Леди Дон засмеялась.
– На языке цветов это означает, что он намеревается совратить вас.
Бросив взгляд на удаляющегося графа, Кили покраснел до корней волос от стыда. Она чувствовала себя оскорбленной. В этот момент Ричард обернулся, отвесил низкий поклон и, выпрямившись, подмигнул Кили. Вскоре он уже исчез за живой изгородью.
– Прекрасная работа, – похвалила ее графиня. – Деверо скоро будет есть с вашей руки. А закончится все это тем, что он сделает вам предложение выйти за него замуж.
– Замуж? – переспросила потрясенная ее словами Кили.
– Обожаю свадьбы, – заявила леди Дон, беря Кили под руку и увлекая ее к особняку Толбота. – Сама я уже трижды была невестой. Но вашей свадьбы я буду ждать с особенным нетерпением. Это будет свадьба десятилетия, если, конечно королева тоже не решит наконец вступить в брак.
Кили пришла в ужас. Она пробыла в доме Толбота всего лишь один день, и за это время произошло такое множество событий, что у нее голова шла кругом. Граф предпринял попытку затащить ее в постель, а леди Дон собирается выдать ее за него замуж. Сможет ли она жить в этой стране, среди столь эксцентричных людей?