Взгляд прозрачно-голубых глаз был устремлен в газету, где под заголовком: «Его променяли на служанку» на всю страницу красовалась фотография целующихся Ксаны и Кати.
«Миленькая картинка», — едко заметила Орми, сидящая на плече.
Лайонел яростно смял лист со статьей, где говорилось, что двух девушек в непристойном виде вчера ночью видели вместе в заброшенном доме.
Мышь тронула щеку молодого человека коготком и пригладила ему бровь.
«А ты тоже ей измени. Тебе же хочется? Правда, хочется?»
Он покосился на рогатую пакостницу, хотел ответить, но поймал себя на мысли, что не может признаться. Ему не хотелось изменять, он не тяготился верностью. Не так давно с его желаниями случился необъяснимый переворот и они сосредоточились в одном живом, очень сложном, хрупком и нежном существе.
— Я открылся ей и стал неинтересен, — задумчиво промолвил Лайонел, медленно разглаживая смятую в газете страницу. — Постоянно боялся напугать ее своими нетрадиционными взглядами, не хотел шокировать и слишком торопить…
Орми неуклюже спрыгнула на стол, провела крылом по изображению двух девушек и констатировала:
«Да, похоже, ты со своей позой миссионера ей слегка наскучил…»
Молодой человек спихнул мышь, свернул газету и поднялся из-за стола.
Орми закружила по кабинету, а потом повисла на люстре, полюбопытствовав:
«Пойдешь к ней и как следует шокируешь своим… несгибаемым потенциалом?»
Лайонел усмехнулся.
— После Ксаны, боюсь, удивить ее будет непросто!
В поисках служанки он обошел весь дом, посмотрел в гараже — той нигде не было видно.
— Боится, дрянь, — злорадно поделился Лайонел с мышью, плюхаясь за руль машины. Орми устроилась на подголовнике соседнего кресла и любовно мыла язычком правый коготок.
Молодой человек недовольно посмотрел на нее, злясь, что когда он ждет от нее каких-то слов, она молча моется.
Рукокрылая поняла его взгляд и, мигнув черными бусинками глаз, самодовольно изрекла:
«Будь и дальше размазней, тебе идет!»
Лайонел нахмурился, но ничего не возразил. А мышь уже бросила мыться и воодушевленно продолжила: «Кто раз закроет глаза на женскую дерзость, тот вечно будет униженным».
— Я это учту.
«И еще…»
— Умолкни, глупое животное, — оборвал Лайонел и, покосившись на оскорбившуюся мышь, поинтересовался: — У меня получается?
Орми демонстративно отвернулась.
«Лучший ученик!»
В лобовое стекло светили лучи алого закатного солнца, пришлось надеть солнечные очки, чтобы не резало глаза.
Машина съехала с трассы и вскоре остановилась. Лайонел с газетой вылез и устремился по заросшей травой дороге, сияющей на солнце. Мышь летела рядом, наставляя:
«Поставь ее на место! Научи уважать себя! Будь с ней строг, наконец!»
Молодой человек пересек заросший участок и без стука вошел в дом. На веранде с круглым столиком, где посередине одиноко лежал огарок свечи, никого не было.
— Олило, это ты? — послышалось из комнаты. Дверь открылась и высунулась голова с мокрыми кудрявыми волосами.
— Лайонел, — изумилась девушка, запахивая легкий халатик и откидывая волосы за спину. Лицо с серыми дождливыми глазами осветила улыбка, Катя сделала шаг вперед и нерешительно замерла.
Глядя на нее, столь юную и, казалось, невинную, Лайонел ощутил прилив такого бешенства, что с трудом заставил себя говорить спокойно:
— Ты одна?
— Да, — кивнула она. — Йоро с Кирой поехали в лабораторию Венедикта, а Олило где-то бегает.
Волосы скатились по плечам на грудь, и прозрачные капельки заскользили с них на халат. Девушка вновь улыбнулась.
— Не поцелуешь меня?
Лайонел моментально приблизился к ней вплотную, грубо взял за руку и вложил в ладонь газету.
— После нее не хочется.
Тут он конечно лгал. Ему хотелось, вопреки сжигающей изнутри ярости, стоящая перед ним девушка вызывала два сильнейших чувства, прилив сумасшедшей нежности и чудовищное желание.
Серые глаза распахнулись шире, Катя дрожащими руками развернула газету и с минуту в ужасе смотрела в нее.
А когда подняла голову, молодой человек добавил:
— Похоже, поцелуи служанки, моя дорогая, тебе больше по вкусу!
Девушка хлестнула его по щеке и, швырнув газету к двери, приказала:
— Убирайся.
Лайонел остался на месте, растерянно поглядев на притихшую у входа Орми. Та уцепилась за верхний косяк и делала вид, что созерцает потолок.
Катя развернулась и ушла в комнату. Молодой человек последовал за ней. В небольшой спальне стояли три кровати, печь и шкаф. В углу висело старое зеркало, закрытое тряпкой.
Девушка сидела на одной из кроватей, рядом с ней на покрывале были разложены фотокарточки родителей, уродливой собаки и вырезки из газет и журналов, где был изображен он. В открытом альбоме какие-то портреты и фотокарточки были уже наклеены.
Лайонел нервно провел ладонью по волосам. Неожиданно ему показалось, будто в комнате сделалось слишком жарко. Таким дураком он не чувствовал себя даже на представлении Вио Ламберта из корпорации «Кровавые игры». Сейчас молодой человек сам толком не мог понять, как ему только в голову пришло заподозрить эту девочку не просто в измене, а в лесбийской связи со своей служанкой. Ничего нелепее и представить было невозможно.
Лайонел приблизился к кровати и, наклонившись, прикоснулся губами к макушке девушки. От мокрых волос исходил тонкий аромат земляники. Катя уперла руки ему в грудь, пытаясь оттолкнуть.
— Послушай, — вздохнул молодой человек, поднимая ее на ноги и усилием воли заставляя смотреть на себя.
— Как ты мог поверить! — возмущенно воскликнула она.
Он погладил ее по щеке.
— Я кое-что не рассказывал тебе о Ксане и обо мне.
Катя вопросительно вскинула брови.
Лайонел отступил к двери, пообещав: «Я вернусь ближе к ночи и объясню», затем спешно вышел из дома и зашагал к своей машине.
Когда мышь приземлилась ему на плечо, он сквозь зубы процедил:
— Ну спасибо тебе, черт дери, советчица!
Мышь нахохлилась, укрывшись крыльями.
«А я что… мы с тобой, между прочим, смотрели в одну и ту же газету!»
В следующий час до дома она не произнесла ни слова, лишь хитро посматривала одним глазом. А он совершил несколько звонков, один из них был владельцу газеты Давыдову, с приказом немедленно изъять тираж.
Лайонел вошел в дом и первым делом устремился в комнату Ксаны. Служанка оказалась там, стояла возле стены, одетая в обтягивающее белое платье, с распущенными русыми волосами. Если бы за долгие годы не изучил ее так хорошо, молодой человек подумал бы, что та ждала гостей, но он прекрасно знал, ждала она его. В руках девушка сжимала большую садовую ромашку, с ярко желтой бархатистой сердцевинкой и длинными белыми лепестками идеальной формы.
Пару секунд они смотрели друг на друга, затем Лайонел тихо прикрыл дверь.
— Я предупреждал тебя держаться от нее подальше.
Ксана вздернула подбородок и насмешливо спросила:
— Разве она чем-то отличается от других? Мне казалось, тебе нравится наша игра! — Девушка сделала полшага ему навстречу. — Помнишь, зимой я отбила у тебя ту смешную блондиночку, которая называла тебя «котиком». Тогда ты пришел ко мне отпраздновать с бутылкой лучшей крови, ты смеялся, мы занимались любовью… что изменилось?
Молодой человек покачал головой.
— Позволить одной шлюхе подшутить над чувствами других моих шлюх, быть может, в нашей скучной вечности это и забавно. Я даже простил тебе Анжелику, полагая, что такая победа дорогого стоит. Три года ты обхаживала эту неприступную крепость. Я защитил тебя, когда Анжелика после вашей ночи требовала порвать тебя на лоскутки за твою шутку. Но сейчас, малыш, ты слишком неосторожно решила поиграть с моими чувствами. — Он холодно улыбнулся. — Все еще надеешься, мне станет смешно?
Девушка чуть отступила, прошептав:
— Ты забыл меня.
— Ну что ж, ты напомнила о себе! Тебе ли не знать, как заканчиваются истории, в которых кто-то не смешно надо мной подшутил!
Ксана отпрянула к стене, когда он сделал шаг вперед.
— Лайонел, ничего не было! Она отказала мне, если эта девчонка такая особенная для тебя, то…
Молодой человек взял ее за подбородок.
— Ты умрешь не потому, что она особенная для меня, а потому, что она стала особенной и для тебя. Поздравляю, милая, вот оно — величайшее признание твоего таланта. Вряд ли кто-нибудь, увидев тебя впервые, способен понять, какой поразительной силой притяжения ты обладаешь. Уж если тебе по силам оказалась Анжелика Тьеполо, то совратить Катю труда не составит. А поскольку она тебе очень нравится, ты приложишь все усилия.
Губы девушки задрожали, та с трудом вымолвила:
— Она ничего для меня не значит, я всегда любила только тебя. С самой первой нашей встречи.
— Да, и тебе известно, ты значила для меня больше, чем другие женщины. Мы неплохо проводили время. Увы, ничто хорошее не длится вечно, для вечности уготовлены лишь страдания.
— Лайонел, пожалуйста…
Она не договорила, перед девушкой вырос огромный ягуар, припечатавший ее мощными лапами к стене.
Садовая ромашка на толстом стебельке выпала из пальцев и приглушенно упала на пол. Нежные белые лепестки безобразно изогнулись.
А через секунду возле цветка, по стене медленно осело тело, на круглом миловидном лице застыло выражение ужаса, остекленевшие глаза смотрели испуганно, удивленно, и в них, точно в зеркале, навсегда застыла последняя мольба.
Молодой человек приблизился к кровати, нагнулся и выбил одну дощечку в полу, за которой располагался небольшой тайник. Там лежал прозрачный пакет, в нем газетные, журнальные вырезки и другие вещи. На самой верхней иллюстрации были изображены он и Катя.
Лайонел вышел из комнаты, застегивая запонки на рубашке. Когда-то это делала для него Ксана. Она много чего делала и много для него значила. Еще зимой, если бы мог заглянуть в будущее и увидеть, что вскоре прикончит свою любимицу, не поверил бы. Ксана являлась для него чем-то вроде символа, реликвии его дома, его города. Но с тех пор как в его жизни появилась особенная драгоценность, все прежние он без сожаления был готов выкинуть.
Молодой человек почувствовал на себе взгляд и обернулся. Перед ним стоял брат.
— Давно тут? — поинтересовался Лайонел, застегивая рубашку.
— Только пришел.
Лайонел коротко рассмеялся.
— Ну да, ну да, укоризна в глазах, поймал неверного, как я сам не догадался. — И направился в сторону лестницы.
Когда он уже почти поднялся на второй этаж, Вильям очутился рядом.
— Нам нужно поговорить. Так не может дальше продолжаться.
Молодой человек взмахнул пакетиком с вещами Ксаны.
— Я тут похоронил свою любимую служанку, возможно, мне стоит побыть одному… погоревать немножко.
Вильям пораженно уставился на него.
— Что ты сделал? Ты…
— На почве ревности к Кате убрал Ксану. — Лайонел толкнул дверь своего кабинета и, остановившись на пороге, уточнил: — Ты хотел о чем-то поговорить?
Брат моргнул, пытаясь переварить информацию. Лайонел не стал дожидаться его реакции и, пройдя за свой стол, устроился в кресле, кинув пакет с вещами служанки в один из ящиков.
Затем сложил ладони вместе и промолвил:
— Вильям, полагаю, ты так и будешь таскаться за мной повсюду, пока я не выслушаю тебя. Так что, давай, говори, иначе я с твоего позволения или без него займусь своими делами.
Брат решительно прошел в кабинет и остановился у стола, оперевшись на него руками.
— Я хотел…
Его прервал телефонный звонок — заиграла «Альфа» Вагнелиса и Лайонел приложил сотовый к уху.
По мере того как на том конце передавали сообщение, золотистые брови медленно сходились на переносице.
Наконец, Лайонел отложил телефон и резко поднялся.
— Поговорим потом, — раздраженно бросил он.
Из-за режущей боли она не могла шелохнуться. В глазах было темно от яркого света и опустить веки под ослепляющими пронзительными лучами не удавалось. Тело не слушалось, оно точно больше не принадлежало своей хозяйке.
Катя знала, что лежит на операционном столе в железной клетке с толстыми прутьями, как в зоопарке. Стоны и адская боль со всех сторон заглушили музыку в голове и в шуме чьих-то страданий девушке было невыносимо тихо.
Она слышала обрывки фраз, смех, чувствовала насыщенный терпковатый запах крови. Он становился резче, когда один из обладателей белых халатов подходил к клетке вплотную.
Они говорили: «Она красивая», «Новое оружие», «Засада», «Девчонка быстро расколется», «Он придет за ней».
Катя знала, о ком они говорят, кто должен прийти, и от этой мысли ей становилось страшно. Она боялась, что Лайонел примчится и попадет в ловушку, но еще больше она боялась, что он за ней не придет.
О чем он не договорил, когда они виделись в последний раз? Его слова «Я кое-что не рассказывал тебе о Ксане и обо мне» не давали ей покоя. Именно они заставили выйти из дома, когда солнце зашло, и отправиться в город. Впрочем, ей не удалось даже дойти до шоссе, люди Шалаева ждали ее сразу за поворотом. Их прожекторы — новое оружие, как они его называли, за долю секунды обездвижили ее, причинив боль, какую она никогда не испытывала. Прежде чем ее поместили в полностью освещенный кузов машины «скорой помощи» и приковали к носилкам, девушка увидела в траве за деревьями маленькую рогатую головку. Олило был там, все видел, и Катя не сомневалась, что очень скоро ее спасут. Чертенок непременно расскажет все Йоро, а тот позвонит Лайонелу.
Послышались шаги, и в воздухе усилился запах крови.
— Я хочу с ней поговорить, — послышался знакомый голос. Он принадлежал Андрею Шалаеву. Катя прекрасно помнила этого молодого мужчину — черноволосого, с проницательными карими глазами. Зимой он пытался предостеречь ее, просил сотрудничать с его организацией.
Другой голос возразил:
— Рано.
— Она же совсем ребенок, ее обратили несколько месяцев назад, с нее и этого достаточно! — произнес Шалаев.
— А если нет? Снова будем ловить ее? Не для того ты выслеживаешь их уже столько месяцев, чтобы допустить сейчас ошибку.
— Ладно, — сдался Андрей и вплотную приблизился к прутьям. Катя ощущала исходившее от его тела тепло, рот медленно наполнялся тягучей слюной.
— Очень скоро мы поговорим, Екатерина, — обратился он. — Я знаю, ты слышишь меня и понимаешь. И хочу, чтобы ты приготовилась мне отвечать. А пока вспомни адреса, по которым ты бывала за последние месяцы.
Затем оба мужчины отошли, но девушка успела услышать, как человек в белом халате заметил:
— Почему ты решил, будто она сдаст их главного блондинчика? Он так запугал своих вампиров, они готовы сносить любую боль, но не заговорят.
— Эта заговорит, — уверенно заявил Шалаев.
— Вселяет оптимизм, но все-таки…
— Эта девчонка еще куда больше человек, чем вампир. Я просто с ней поговорю… по-человечески и объясню, что мы делаем. Она поймет.
Катя изо всех сил пыталась разозлиться, чтобы почувствовать огненный шар внутри и спалить все вокруг. Но сильнейшая боль не зажигала ярость, она вызывала лишь чувство жалости к себе и жажду слез. Только глаза оставались сухими, их кололо, словно иглами, и внутри, под веками глубоко застряли острые осколки непролитых слез.
Перед мысленным взором проносились места, где она успела побывать, лица вампиров, которые видела, и в этот мелькающий фоторяд постоянно вмешивался один и тот же образ. Худое лицо, испещренное множеством морщин, с яркими янтарными глазами. Старец с длинными седыми волосами в пурпурных одеждах, с перстнем, изображающим герб Тартаруса, на длинным указательном пальце.
И вскоре девушке показалось, чем больше она думает о Создателе, тем меньше чувствует боль. А яркий слепящий свет вдруг стал походить на сияние алмазных мостовых подземного города старейших вампиров.
Катя не знала, сколько прошло часов или дней, но к клетке вернулся Шалаев, он приказал:
— Отключайте.
Раздался щелчок, лампы над головой погасли, но кожу продолжало жечь, как будто лицо горело заживо.
— Екатерина, — позвал Андрей, — вы готовы поговорить со мной?
С большим усилием она едва слышно вымолвила:
— Пошел ты…
Мужчина досадливо поцокал языком.
— А я все равно скажу то, что хотел. Вот у вас, Екатерина, есть мама и папа, даже собака есть. Ее Жучка зовут. Я вот знаю, а вы, похоже, забыли о них…
Катя мысленно кричала: «Я помню, помню, я все помню, ублюдок!», но губы ее не шевелились. Шалаев продолжил:
— Вы пьете кровь людей и даже не задумываетесь: а что если однажды ваша мать или отец пойдут вечером с работы, их схватят, как хватают других, сцедят всю кровь, а чуть позже… нет, вы не будете знать, а вам подадут бокал с кровью тех, кого вы так любите.
Девушке хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать его, но она по-прежнему не могла шелохнуться, лицо горело, а тело было парализовано.
Мучитель ее не успокаивался, все говорил и говорил:
— Что бы вы почувствовали, зная, что пьете кровь не какого-то незнакомого вам человека, а кровь родных, кровь матери?
Катя изо всех сил попыталась зажмуриться — веки не слушались, под ними жило острое раскрошенное стекло. Оно беспощадно царапало сухие-сухие глаза.
Шалаев еще что-то говорил, но в какой-то момент, увидев перед мысленным взором морщинистое лицо Цимаон Ницхи, она сумела отключиться. И ничего не слышала и не видела, кроме утягивающей куда-то янтарной желтизны его очей.
Девушка не знала, ушел ли Андрей, голоса его она больше не слышала, в ушах у нее зазвучал другой, по-отечески ласковый:
— Твои родители дома, они в безопасности, тебе вовсе не нужно думать о тех, чью кровь ты пила.
Кате хотелось возразить, и она даже это сделала мысленно:
— Но он прав, люди умирают, они не виноваты, мы не должны гневить Бога, я…
— Бога? — переспросил Создатель, и тонкие губы его искривились в улыбке. — Ты и правда думаешь, Бог не способен защитить тех, кому хочет сохранить жизнь?
Девушка не знала, что ответить. Ведь она сотни раз думала обо всем этом. Смотрела на серую струйку дыма из черной трубы и гадала: а кто сегодня не вернулся домой? К семье, к друзьям, к любимым. Кто станет глотком для бессмертных, дабы продлить им вечность?
Катя вспоминала Малого, его беременную подружку, и ей стало противно, омерзительно при мысли, что любой, абсолютно каждый может стать случайным бокалом для нее или для любого другого вампира.
Образ Цимаон Ницхи исчез, тому словно не понравилось направление ее мыслей — боль вернулась. Возле клетки уже никого не было, оказывается, над головой вновь горела лампа, справа слышался жалобный стон, слева кто-то кричал: «Мы тут», «Мы тут», «Мы же тут».
«Почему Лайонел не вызволяет своих подданных, они так преданы ему?» — в который раз задалась вопросом девушка.
Стоны становились громче, казалось, они превратились в один сплошной жалобный гул. Только когда к клетке приблизились двое мужчин, Катя узнала, что эти ужасные звуки издает она сама.
— Жалко ее, — сказал один, явно очень молодой, поскольку его голос еще не прошел до конца подростковую ломку.
— Эй, ты такое не болтай, — прошипел ему второй, более старший наставник. — Шалаев услышит, шкуру с тебя за такие разговорчики сдерет.
— Да я просто… скулит, надоела, — прогнусавил подросток и торопливо отошел.
Девушка попыталась вновь вызвать спасительный образ Создателя. Тот возник перед ней и с мягкой улыбкой с легкостью забрал боль. А перед глазами вместо режущих лучей вновь засияли алмазные мостовые.
Они двигались по Университетской набережной. С одной стороны, через дорогу, располагались двух— и трехэтажные дома, с другой — темная Нева за каменными парапетами.
Компания остановилась возле памятника книге, откуда открывался прекрасный вид на купол Исаакиевского собора.
Лайонел схватил Киру за плечо и развернул к себе. Девочка испуганно вцепилась в подол своего детского голубого платья с оборочками.
Йоро обернулся и предостерегающе зарычал.
Молодой человек не обратил внимания и, тряхнув девчонку, приказал:
— Говори адрес!
— Я скажу, но не сейчас, — в который раз повторила Кира, глядя на него невинными фиалковыми глазами из-под белоснежных ресниц.
— Проклятие! И когда же ты скажешь?
Йоро прыгнул на огромную книгу из гранита и, обратившись на лету, воскликнул:
— Лайонел, немедленно отпусти ее!
Тот холодно посмотрел на него.
— А ты лучше молчи! Вот к чему привели твои идиотские советы! Если бы она жила в моем доме, с ней никогда бы такого не случилось!
— Это не так, — запротестовала Кира, тряхнув снежными волосам. — За Катей давно охотились и поймали бы месяцем раньше, месяцем позже, не нужно обвинять Йоро, он ни в чем не виноват!
— Конечно, — рявкнул Лайонел, — виновата ты, потому что видишь будущее, но даже не пытаешься предотвратить какие-то вещи! — Он презрительно ее оттолкнул. — Я сделал ошибку, когда позволил Венедикту прятать тебя в лаборатории от общества.
Девочка опустила глаза, прошептав:
— Лайонел, я помню все, что ты сделал для меня и дедушки, но…
— Но ты просто неблагодарная дрянь, — заключил молодой человек.
— Так будет лучше, поверь, я все скажу немного позже…
Йоро сделал к ним шаг с намерением защитить Киру, но Лайонел метнул на него сердитый взгляд и сказал:
— Она там мучается от страшной боли!
Мальчик умоляюще посмотрел на Киру. Та упрямо отвернулась, прошептав:
— Физическая боль забудется уже на следующий день, а душевная останется с ней.
— Глупая девчонка, у нас нет души, поэтому и спасать ее не нужно, — воздел глаза к небу Лайонел и, немного подумав, прибавил: — С завтрашнего дня ты пойдешь в ночную школу, где тебя просветят.
Оборотень попытался вмешаться, но молодой человек покачал головой.
— Это не обсуждается. Она будет делать то, что я ей сказал, как и все вампиры в этом городе.
— Хорошо, — смиренно кивнула девочка.
Лайонела ее кротость и в то же время прямая упрямая спина лишь больше разозлила.
— Ты не хочешь менять судьбу, полагая, что ни к чему хорошему это не приведет, поэтому не рассказываешь о своих видениях. Скажи на милость, а вот так корректировать судьбу в нужную тебе сторону безопасно?
Кира посмотрела на него через плечо полными слез глазами, похожими в этот миг на лепесток фиалки, покрытый каплями дождя.
— Судьбу не скорректировать, можно лишь отложить какой-то неприятный миг на потом, только и всего.
Йоро взял девочку за руку и погладил по плечу, а затем посмотрел на Лайонела и бросил:
— Она делает это для тебя и Кати, хватит на нее орать. Твоя проблема — ты никому не доверяешь! Попробуй, для разнообразия!
— Доверие — это отложенный на потом неприятный миг предательства, — насмешливо усмехнулся Лайонел.
— Идемте, — зашагала Кира вдоль набережной, — уже скоро.
Молодой человек вынул из кармана сотовый и нашел в телефонной книге имя Чжао Шунь.
Соединили сразу, и Лайонел без предисловий сказал:
— Нужен адрес охотников в Василеостровском районе.
С минуту послушав, он отключился.
— Нам нужна пятая линия, через несколько минут у меня будет точный адрес.
Две пары глаз смотрели на него с упреком. Молодой человек пожал плечами и, проходя мимо Киры, бросил:
— А ты полагала, я стану играть в твои игры? Радуйся, что я не оторвал тебе голову за такую дерзкую выходку!
Они миновали сфинксов и свернули в переулок на четвертую линию. Вскоре добрались до двухэтажного старинного особняка Форостовского — одного из самых ранних памятников архитектурного стиля модерн в Петербурге. Фасад дома номер девять, облицованный импортным оранжевым кирпичом, давно выцвел, как и красный гранит цоколя, лепнина потрескалась. Арка была закрыта литой узорчатой решеткой, стены украшали чугунные подсолнухи.
На другой стороне улицы был проход во дворы и на грязном-желто трехэтажном доме с высокими трубами стоял сороковой номер, а снизу значилось «5-я линия».
Лайонел прошел через прямоугольную арку и попал в еще один двор, закрытый со всех сторон домами. Дошел до низкой арки в тени высокой рябины и клена, за которой тянулся узкий проулок до следующей арки, как он помнил, ведущий на довольно оживленную улицу. Искать следовало где-то тут.
Молодой человек вынул телефон и посмотрел на экран, звонков от сыщика не было.
Лайонел недобро покосился на Киру.
— Еще не надумала искупить свою вину?
Девочка молча указала на красную вывеску «Старая книга».
Без лишних слов он подошел к узкой стеклянной дверце, откуда исходил бледный свет и дернул за ручку. Та оказалась не закрыта, звякнул колокольчик и пожилая женщина, сидящая за столом, где в несколько рядов лежали книги, подняла голову на посетителей. Лицо ее побледнело, она испуганно трясущейся рукой показала на центральный стеллаж, прошептав:
— Туда.
Лайонел уставился на стеллаж, только и успев увидеть, как мелькнуло голубое платье и Кира схватила женщину за руку.
— Кнопка связи с охотниками, — тихо объяснила свои действия девочка.
Заиграла «Альфа», молодой человек поднес телефон к уху и, прошипев: «Уже нашли», убрал в карман. Затем он приблизился к стеллажу и толкнул его — тот мягко, точно по маслу, отъехал назад, открывая проход.
Лайонел недоуменно вскинул брови.
— Не охраняется?
Йоро переглянулся с Кирой, все еще удерживающей руку женщины, находящейся в полуобморочном состоянии.
Девочка вымученно улыбнулась.
— Охранялось, но теперь уже нет. Иди.
Молодой человек скользнул за стеллаж и в конце узкого коридора увидел два тела, сваленные друг на друга. Мужчины были мертвы, один из них сжимал в ладони ручку включенного прожектора, светящего в стену. Второй прожектор, разбитый, валялся неподалеку.
Лайонел хотел спросить у девчонки, что все это значит и кто их опередил, но передумал и бросился к двери.