Ванька 4 (СИ)

Глава 2

Глава 2 Домой, но…

— Здесь остаться? Для продолжения обучения у сэнсэя?

Поручик на меня, как на умом порушившегося посмотрел.

Я ничего не ответил. Глубоко только вдохнул-выдохнул.

Ну, озвучил я свои мысли Александру Владимировичу, и что? Это ведь в порядке обсуждения. Окончательное решение я ещё не принял.

— Не знаю, не знаю…

Поручик хмыкнул и по комнате туда-сюда вышагивать начал.

— Остаться…

Судя по его реакции, такая мысль ему в голову не приходила.

Мой товарищ по додзё наконец мерять своими ногами циновки на полу перестал, остановился, снова глаза в меня упёр.

— Я — домой, ты, Иван, сам решай… Не маленький…

— Да, я, это так…

— Так, да не так… — Александр Владимирович как китайский болванчик головой замотал.

Такая фигурка у нас дома на журнальном столике стояла. Отец шутил, что она злых духов отгоняет. Их, невидимых сущностей, полным-полно вокруг. Есть — добрые, иные — настроены враждебно. Вот болванчик и борется с атаками злыдней.

Я в этих самых духов не верил, но любил смотреть на плавные покачивания головы фарфорового старичка с большими ушами. Да, у него ещё и кисти рук качались — туда-сюда, туда-сюда…

Как-то я отца про уши спросил. Ну, почему они у этого толстяка такие большие? Отец ответил, что в Китае крупные уши считаются признаком хорошей судьбы и лёгкого характера.

Отец, тогда ещё спросил меня, знаю ли я, откуда такие болванчики появились? Я ответил, что нет. Тогда рассказал мне папа про злобного императора — всё ему не нравилось, всё его раздражало. Подданным от него никакого житья не было. За всё это и превратил его сам Фу Шень — китайский бог счастья, в улыбающегося и согласно кивающего болванчика.

Александр Владимирович сейчас головой тоже кивал, но — совсем не в знак согласия.

— В Россию-то вообще потом собираешься, Иван, возвращаться?

— Да, — ответил я в стиле самого поручика.

Далее, мне были освещены мои возможные проблемы вследствие задержки возвращения из плена в Японии. Мы, хоть и здесь, но со службы-то нас никто не уволил.

— Поедем сейчас домой, а там со временем и сможешь вернуться, — подвёл итог поручик. — Так лучше будет.

Действительно, аргументы Александра Владимировича были весьма весомые.

— Может, и вместе сюда отправимся.

Последнее и помножило на ноль мои сомнения.

— Сэнсэй ещё нас с тобой переживёт, успеем у него поучиться. — поручик усмехнулся.

— Не, мы — дольше жить будем…

У меня как гора с плеч спала, даже на душе легко-легко стало.

— Я — тоже домой, — заверил я поручика.

Между тем, в лагере военнопленных каждое утро у ворот толпа собиралась. Солдаты, матросы и офицеры японской лагерной администрации чуть ли не хором один единственный вопрос задавали — когда их домой отправлять будут?

Ответ ежедневно был один и тот же — ждите.

Перемирия заключено, значит — скоро.

Однако, ожидание затягивалось. Российский император ратифицировал Портсмутский договор только в октябре. Еще через четыре дня последовал Манифест о мире с Японией. В этот же день было дано Высочайшее соизволение о демобилизации. Однако, увольняли со службы офицеров и нижних чинов не всех сразу и не в один день. Демобилизация должна была закончиться только в апреле следующего одна тысяча девятьсот шестого года.

Линевич отдал приказ о возвращении с Дальнего Востока офицеров, нижних чинов, а также чиновников, состоящих прикомандированными в Маньчжурских армиях, в свои части. Однако, план демобилизации полетел кувырком — в Чите и Харбине начались народные волнения.

Сначала забастовали читинские телеграфисты, их поддержали другие железнодорожные служащие. Демонстранты сделали попытку овладеть складами с оружием. Их рассеяли, при этом один рабочий, пытавшийся напасть на офицера, был ранен. После этого забастовку поддержали учащиеся старших классов мужской и женской гимназий, семинарии, реального и ремесленного училищ Читы. Связь армии с Россией была утрачена. Линевич отдал приказ о сбережении железнодорожного и телеграфного имущества и отправил полковника Захарова с двумя железнодорожными ротами и ротой телеграфистов на станцию Манчжурия. Чуть позже этот отряд был усилен еще одной телеграфной и одной железнодорожной ротами. Задачей Захарова было восстановление железнодорожной и телеграфной связи с Читой и Иркутском.

Почти одновременно, буквально на следующий день, к забастовке присоединились и служащие КВЖД. Захарову удалось арестовать часть телеграфистов на станции Манчжурия и заменить их военными. Однако, связь с Петербургом главнокомандующий вынужден был поддерживать только через Пекин.

Вскоре перестала работать и Кругобайкальская железная дорога.

Что происходит к западу от Урала — в штабах Маньчжурских армий практически не знали. Распространились слухи о том, что Москва охвачена пламенем, что количество убитых и раненых в ней перевалило за сорок тысяч человек…

В начале ноября в Харбине начались беспорядки. По городу ходили толпы. Одни — с красными флагами, вторые — с портретами императора. Первые были многочисленнее и их было больше.

Начались волнения и во Владивостоке…

Понятно, что вывозить нас из Японии на этом фоне посчитали пока не целесообразным. Вот поэтому мы и продолжали находиться в Мацуяме.