Варяги и Русь

Пауль А. (Любек, Германия) Норманизм на службе фашистской Германии

Первую половину прошлого столетия по праву можно назвать крайне сложным периодом для всего немецкоязычного мира. За поражением в Первой мировой войне последовали разительный упадок германской экономики и снижение уровня жизни, что вместе с осознанием утраты позиций на мировой арене привело к глубокому политическому и идейному кризису, затронувшему все слои немецкого общества. Время великой депрессии и поисков виновных в «несправедливом» ходе истории не обошло стороной и учёных. Теперь можно лишь недоумевать, как в одночасье лучшие в то время специалисты по лингвистике, археологии, антропологии, филологии и истории принялись исполнять политический заказ — работать над научным обоснованием неизбежности германского господства над славянскими народами. Их концепция заключалась в том, что основой всего исторического, политического, военного и культурного развития Северной, Центральной и Восточной Европы стала прослойка германцев. Германцам в истории всех варварских стран и народов к северу от границ Римской цивилизации предоставлялась роль некого «стрежня», опоры и основы любых сколько-нибудь важных свершений и инноваций на протяжении тысячелетий. Наибольшая роль в доказательной базе этой концепции отводилась периоду раннего средневековья и основывалась на обосновании германского происхождения основателей первых славянских государств и их правящей верхушки, что в целом соответствует известному в русскоязычной историографии термину «норманизм».

После Первой мировой войны в Северной Германии началось планомерное археологическое изучение славянских городищ и поселений. Однако уже вскоре археологи стали замечать, что находимые артефакты зачастую не соответствовали их ожиданиям и представлениям о культуре и истории балтийских славян. Находки схожих по виду, орнаментике и технологиям вещей в Скандинавии дали и без того ангажированным исследователям повод для интерпретации их как следов скандинавской экспансии. Германцам-скандинавам в это время приписывалось большинство находок ценных и изящно выполненных вещей. Из наиболее показательных работ такого плана в период Веймарской республики можно назвать «Викингов и верингов» Г. Коссины[499] и «Следы викингов у западных славян» М. Фасмера[500].

Статья Коссины представляла попытку археологического доказательства присутствия скандинавов в населённой в средневековье балтийскими славянами восточной части современной Германии и в Польше. При этом за германские следы присутствия выдавались не только вещи с характерной для германцев орнаментикой, но и находки практически любого оружия, гончарная керамика и даже клады арабских монет.

Во многом опираясь на эти «наработки» в области археологии, М. Фасмер пошёл дальше, предприняв попытку выявления возможных скандинавских топонимов в славянских землях. Найти ему, впрочем, даже при огромном желании, удалось не очень много — в основном названия небольших деревень в Польше, происхождение которых он объяснял от скандинавских личных имён: Ящёлтово от «Аскильда», Хомьяужа от «Хемингра», Гордово от «личного имени Горд», которое он связывал с древнескандинавским Gardr и пр. То, каким образом названия маленьких и малоизвестных поселений в глубине континента могли восходить к личным скандинавским именам, лингвист объяснял просто: по его мнению, значительная часть польской средневековой знати имела норманнское происхождение. Любопытно, что менее всего следов гипотетических скандинавов Фасмер смог найти там, где более всего настаивали на скандинавском присутствии археологи — на южном побережье Балтики. Так, для всей территории от Ютландии до Вислы он смог указать лишь на топонимы Вагрия, Ясмунд, Утин, Сюсель и Умманц. В настоящее время для трёх последних топонимов скандинавская этимология уже не рассматривается как возможная.

Однако наибольшая популярность норманизма в Германии пришлась на времена правления Национал-социалистической партии. В 1933 г. А. Бракманном была издана работа под названием «Германия и Польша»[501], в которой доказывалось норманнское происхождение Мешко и польской государственности. Альберт Бракманн был одним из самых высокопоставленных и влиятельных учёных Третьего Рейха и о его роли для развития и популяризации славянофобских идей в немецкоязычном исторической науке ещё будет сказано далее. В ответ на эту работу в 1934 г. польский историк О. Халецки опубликовал в австрийском журнале «Der christliche Ständestaat» свою рецензию и ещё одну статью с критикой подобной трактовки польской истории, чем вызвал настоящую бурю гнева с немецкой стороны.

К середине 1930-х гг. славянофобия, кажется, уже полностью захватила умы немецких историков. Начиная с этого времени исторические работы отличаются всё большими объёмами, формулировки же в них становятся всё менее и менее дипломатичными. Многие исследователи не гнушались использованием подтасовок и фальсификаций. В качестве показательного примера можно привести историю поисков Рерика — легендарного города ободритов, разрушенного датским королём Годфридом в 808 году. В 1934 г. известный немецкий историк Роберт Бельтц высказал своё предположение о том, что сохраняющиеся на окраине деревни Альт Гарц в северо-восточной Германии крепостные валы могут быть остатками Рерика. У ответственного за этот населённый пункт административного работника Ф. Хильдебрандта его предположение вызвало интерес, и в 1935 г. он распорядился о финансировании возглавленных самим Р. Бельтцем раскопок.

В результате длившихся менее месяца работ было найдено несколько фрагментов керамики и других не очень выразительных вещей, однако Бельтц поспешил заявить о находке древнего торгового центра. Будучи глубоко убеждённым в том, что торговать и создавать города на море могли только германцы, он считал Рерик колонией скандинавов, используя в качестве доказательства фразу из Франкских анналов о том, что Рериком город назывался на языке данов. Для подтверждения этой гипотезы на скудном археологическом материале ему пришлось прибегнуть уже к таким натяжкам, что скорее можно вести речь о фальсификации. Так, уже сама деревянная конструкция вала казалась ему указанием на германских строителей — то, что славяне сами были способны создавать оборонительные сооружения со сложной конструкцией, просто не принималось им как возможное. Скандинавские следы были обнаружены и в керамике, которую он определил «отчётливо принадлежащей двум разным культурам». Более примитивная, «лепная», была представлена им как славянская, в то время как в более качественной и красивой «гончарной» он увидел «следы изящной нордической культуры».

После Второй мировой войны все эти выводы горе-археолога были пересмотрены учёными из ГДР. Вся керамика на проверку оказалась славянской[502], разница же в так отчётливо увиденных Бельтцем «двух разных культур» объяснялась просто хронологией: ранне- и позднеславянскими её типами. Сходство гончарной керамики балтийских славян с керамикой Скандинавии в то же время имеет ещё более любопытное объяснение. Как выяснилось позже самими скандинавскими археологами, собственная керамика северных германцев отличалась крайней примитивностью и в средневековье не многим отличалась от керамики железного века. Поэтому уже в раннем средневековье скандинавы начали завозить славянскую керамику с юга Балтики, а позже, видимо, при посредстве славянских мастеров, освоили и заимствовали у славян и технологии её изготовления, так что к высокому средневековью на славянскую керамику перешла значительная часть южной Скандинавии, Дании и Швеции. Другими словами, действительность оказалась полностью противоположной тому, что так хотелось увидеть археологам Третьего Рейха.

Новую популярность идеи Бельтца нашли в 1938 г., когда две соседние деревни Альт Гаарц и Вустров, обе со славянскими названиями, было решено объединить в новый, единый административный пункт со статусом города. Новому городу решено было выбрать и новое имя, под стать эпохе. Рерик, считавшийся названием «знаменитого города викингов», подходил для этих целей как нельзя лучше. Переименование состоялось 1 апреля 1938 г. и было сопровождено вышедшей в этот же день в ростокской газете статьёй доктора В. Маттена «Рерик, город викингов»[503]. Кроме перечисления результатов раскопок, автор предложил и свою версию этимологии Рерика из скандинавского. По его мнению, «Рерик» было «происходившим из языка фризских моряков» искажением от «Рёрвик», древнескандинавского обозначения «порта в узком проливе». Основание города он приписывал германцам, аргументируя это тем, что «о вендских купцах в это время никто не слышал, также как и о вендских мореходах или вендских градостроителях».

Эта статья лишь подогрела общественный интерес и спровоцировала целую «дискуссию» в научных кругах. В следующем году Р. Бельтц ответил на неё статьёй «Рерик и Трасико. Два имени нашей древней истории»[504]. На этот раз он пошёл ещё дальше и поправил своего коллегу В. Маттена, считавшего, что жадный славянский князь Дражко притеснял купцов из германского города Рерик большими налогами, объяснив сбор налога тем, что Дражко и сам был германцем, а не славянином. Вдохновившись идеей поиска германской этимологии названия Рерик, Бельтц предложил и другие варианты, увидев связь топонима со всеми известными ему похоже звучащими словами и приводя такие параллели, как «правитель гепидов Берик», «фризский князь Рорик», «шведский викинг Рюрик, основавший Русское государство» и сам разрушивший Рерик датский король Гёттрик. Главное, чтобы название было германским, а какого именно народа и значения — было уже не так важно.

«Славяне — народ, не имеющий политической инициативы, — писал Бельтц. — Это было замечено давно. Никто иной, как так называемый Нестор Киевский в знаменитой Русской хронике, говорил, что славяне не созданы быть господами; всюду, где они появлялись на страницах истории, это происходило под чужеземным господством. В первую очередь это относится к уже упоминавшемуся выше основанию Русского государства викингом Рюриком, то же можно сказать и о политических образованиях славян Германии, что верно и для большого, доходившего уже очень рано, около 600 года, до средней Германии, славянского государства франка Само, и возникновения в X веке польского государства, основатель которого, Мешко, именовался также и нордическим именем Даго, и потому может также называться норманном. Повсюду одно явление — прослойка германских правителей над славянской массой, которое мы находим сейчас на пороге истории нашей страны».

Несмотря на то что идеи Бельтца отражали «последнее слово» науки тогдашней Германии, его неловкие лингвистические гипотезы не показались убедительными его коллегам профессиональным лингвистам. В 1939 г. лингвист Вилли Крогманн опубликовал ответ на эту статью Бельтца, в которой, не отрицая общей аргументации германского происхождения города, предложил более профессиональную версию этимологии Рерика от древнегерманского rauza, перешедшего в древнескандинавское геугг — «тростник»[505]. Разумеется, все эти попытки поисков германских корней были следствием политической ангажированности тогдашних учёных и не имели ничего общего с настоящим исследованием — в них не предпринимались попытки установить связи названия города с этнонимом ободритов, а хронология упоминаний и сама возможность славянской этимологии не рассматривались в принципе.

Более сдержанными в плане славянофобских формулировок и более обширными по анализировавшемуся материалу были работа Х. Енихена «Викинги в районах Вислы и Одера»[506] 1938 г. и работа Э. Петерсена «Восточно-эльбский регион как германское силовое поле»[507], вышедшая в следующем году. Оба исследования во многом были продолжением упомянутого выше труда Г. Коссины. Енихен активно использовал также и наработки М. Фасмера, но основное место при этом уделил доказательству скандинавского происхождения ободритских, поморских, польских и русских правящих династий. Э. Петерсен же полностью посвятил свою работу систематизации археологических находок, выдаваемых им за доказательство наличия у балтийских славян правящей верхушки, состоявшей из скандинавов и восточных германцев. В настоящее время его археологические изыскания, в том числе и по оружию, получили соответствующую оценку и не используются в научном обороте.

Куда более неприкрытая славянофобия обнаруживается в работах О. Кункеля, занимавшегося раскопками в Поморье. В вышедшем в 1941 г. и посвящённом окончанию археологических работ его совместному с К. А. Вильде изданию «Волин/Юмна/„Винета“/Йомсбург/Юлин. Пять лет раскопок на месте большого поселения викингского периода на реке Дивенов 1934–1939/ 1940»[508] этот исследователь написал краткое предисловие: «Земли к востоку от Эльбы, ослабленные уходом населения, стали во второй половине первого тысячелетия нашей эры лёгкой добычей славян, жадно заполнивших собой районы германской цивилизации. В это время северное германство пережило новый расцвет: варяги, викинги, норманны, даны!». «…Повсюду их путешествующие по морю купцы из знатных крестьян становились „основателями государств“ чужых народов», — писал Кункель, сообщая, что скандинавы выступали в роли цивилизаторов и покорителей лишь «примитивных» народов, вроде славян и балтов. Но отнюдь не немцев, о которых он замечал: «Сыновья новой империи, рыцари, горожане, крестьяне, которым становилось тесно на той земле, где они родились, видели свою страну безграничных возможностей на севере и востоке… Они выступали против организованных викингами и норманнами славян, нередко и вследствие культурного голода местных правителей, поощрявших немецкую колонизацию земель восточнее Эльбы мечом и плугом… Аграрный кризис на немецких восточно-эльбских землях повлёк за собой новое переселение народа в XIX веке: только теперь в города, индустриальные центры и за океан. Сейчас поляки угрожают переживающему отток населения региону своим сильнейшим оружием — низким уровнем жизни: версальцы! Но становление западного народа и культурное подключение востока уже не единожды шли бок о бок: фальско-нордические крестьяне в третьем и древние германцы во втором тысячелетиях до нашей эры; старонемецкие поселенцы и основатели городов 800 лет назад, а сегодня — мы, возродившийся заново великий немецкий народ!».

Этот шовинистический текст кажется достаточно показательным и без комментариев. Напомним лишь, что речь идёт не об агитационной листовке национал-социалистической партии, а о самом что ни на есть «академичном» археологическом исследовании. В это время немецкая археологическая литература по содержанию не всегда отчётливо отличалась от идеологической или политической и нередко содержала и прямые воззвания к действию: поляки, по представлению Кункеля, создавали угрозу великой германской цивилизации в районе проводимых им раскопок и мешали естественному многотысячелетнему ходу истории, «германскому господству».

Несогласных с подобной точкой зрения О. Кункель не стесняясь называл лжецами. «На рубеже эр по всей негерманской Балтике развитие цивилизации с удивительным, несравнимым с предшествовавшим, разнообразием украшений, приборов и оружия, своим близким родством с соответствующими предметами из устья Вислы и Скандинавии недвусмысленно указывает на влияние культурной мощи соседних германских племён, в первую очередь готских. Усилия, прилагаемые для лживого отрицания этого, являющиеся, к примеру, частью латвийских националистических исследований — тщетны», — писал Кункель в другой своей историко-археологической работе «Балтийское море» в том же 1941 г.[509]

Стоит отметить и то, что кроме подтасовок, фальсификаций и обвинений в необъективности своих оппонентов, немецкие историки Третьего Рейха прибегали и к более действенным методам. Так, тираж вышедшей в Праге в 1940 г. книги Ивана Борковского о раннеславянской керамике пражского типа был изъят из книжных магазинов и запрещён к продаже в виду несоответствия её содержания царившим в немецких научных кругах представлениям о раннеславянской истории[510].

В 1942 г. в Лейпциге был издан первый том большого сборника «Немецкое изучение востока. Результаты и задачи после Первой мировой войны»[511], содержавшего статьи 23 ведущих специалистов в разных областях науки, от антропологии и археологии до истории и филологии, и посвящённого Альберту Бракманну. Задача, поставленная перед «изучавшими восток» исследователями, заключалась в научном обосновании германского культурного влияния и политического подчинения находившихся восточнее Германии земель вплоть до Волги, а в иных случаях и Урала, как естественного хода истории на протяжении тысячелетий. Статьи различных авторов были расположены в соответствии с хронологическим порядком рассматриваемых ими тем: от бронзового века до позднего средневековья и очень понравились «адресату». Взяв эти исследования за основу, в следующем 1943 г. А. Бракманн выступил с новой работой «Викинги и начало Польши»[512]. Упомянув в ней о «безосновательных» нападках на него О. Халецкого и оставив без внимания мнения других польских учёных по причине «необъективности и политизированности учёных Версальской Польши», именитый историк представил значительно доработанную концепцию скандинавского происхождения польской государственности, целью которой было раз и навсегда расставить точки над «и» — германское господство над поляками представлялось естественным и единственно возможным историческим процессом.

Как можно убедиться из приведённых примеров, перед «немецкой наукой» в то время стояла чёткая задача — найти научное подтверждение и доказательство необходимости германского господства над славянами. И концепция «норманизма» оказалась прекрасным методом такого обоснования. За десять лет существования Третьего Рейха были написаны многие десятки монографий, научных работ и статей, направленных на разработку концепции германского господства.

Изменить вектор направления немецкой науки удалось лишь благодаря поражению немецких войск на восточном фронте в 1943 г. вместе с изменением вектора направления боевых действий. Едва ли что-то из написанного в то время немецкими историками представляет в наше время какой-либо интерес, кроме историографического. В современной немецкой археологии эти работы давно получили соответствующую оценку, однако знать и напоминать об ошибках прошлого кажется нам крайне важным для недопущения повторного проникновения подобных, откровенно антинаучных и обусловленных идеологией и политикой идей в науку нашего времени.