Васек торопился. На втором этаже школы, в пионерской комнате, окна были освещены.
«Работают уже!.. Скорей надо! Сегодня Белкин переписывает, наверно».
— Иван Васильевич, Митя пришел? — спросил он, пробегая мимо Грозного.
— Нет еще… Сергей Николаевич в учительской, — сообщил Грозный.
«Эх, а я опоздал!» — подумал Васек и, пробежав быстро по коридору, открыл дверь в пионерскую комнату.
Одинцов стоял посреди комнаты, держа в руках аккуратно исписанный листок. Ребята окружали его тесным кольцом. Увидев Васька, кто-то тихо сказал:
— Трубачев!
Все лица повернулись к Трубачеву. Одинцов тоже обернулся и машинально спрятал за спину листок.
Трубачев посмотрел ему прямо в глаза. Потом медленно протянул руку:
— Это про меня? Дай!
Одинцов, бледный, но спокойный, передал ему листок.
— Я не мог иначе… — сказал он.
Васек пробежал глазами статью. Она пестрела его фамилией.
— Совершенно точно, — сказал он, криво усмехаясь и возвращая листок. — Совершенно точно… — повторил он и при общем молчании вышел из комнаты.
— Трубачев! — упавшим голосом позвал Одинцов. — Ребята, что же вы! Остановите его!
— Трубачев! Трубачев! — понеслось по коридору.
— Митя! Где Митя? — волновались ребята.
Саша Булгаков подошел к Одинцову и сел рядом с ним.
— Ты не из-за меня написал? — спросил он, моргая ресницами.
— Нет, я просто правду написал! — Одинцов поднялся. — Белкин, переписывай!
Ребята зашевелились, задвигались, горячо обсуждая случившееся.
Мнения разделились: одни обвиняли Одинцова и говорили, что он не должен был подводить товарища; другие защищали Одинцова.
— Он не имел права иначе! Он поступил честно! — кричали они.
В пионерскую комнату вошел Сергей Николаевич. Он просмотрел стенгазету и прочел статью Одинцова. Ребята стояли понурившись, работа шла вяло. Все ждали, что скажет учитель.
Сергей Николаевич подозвал Одинцова:
— Это с Трубачевым ты просил посадить вас вместе?
— Да, с Трубачевым и Булгаковым.
— Закадычные друзья? А кто же больше друг — Булгаков или Трубачев? — спросил учитель, не глядя на Одинцова.
— Оба, — сказал Коля, мучительно краснея.
Сергей Николаевич положил руку на его плечо:
— Бывают, Одинцов, трудные положения у человека. Но если справедливость требует, то… ничего не поделаешь… — он улыбнулся, — надо себя преодолеть!
В комнату вошел Митя.
— Вы давно здесь? — спросил он, вытирая платком мокрые волосы. — Какая-то труха с неба сыплется… Ну как? Познакомились с материалом?
— Познакомился, — сказал учитель, подвигая ему статью. — Тут много интересного.
Митя быстро пробежал глазами статью.
— Ого! Одинцов пишет про Трубачева! Это новость! — Он вскинул на учителя глаза. — Д-да… Не ожидал от Трубачева. Ведь он председатель совета отряда. Придется поговорить.
Сергей Николаевич кивнул головой:
— Обязательно!
— О чем они? — шепотом спросил у Одинцова Саша. Он чувствовал себя неловко и, когда Сергей Николаевич смотрел в его сторону, готов был провалиться сквозь землю.
— Не знаю, они между собой говорят… Им тоже неприятно все это.
Когда Сергей Николаевич вышел, ребята бросились к Мите и, перебивая друг друга, стали рассказывать, что Трубачев прочитал статью и ушел.
— Экий недисциплинированный парень! Никакой выдержки нет. Придется с ним поговорить по-серьезному.
— Ну что ты, Митя, он же председатель совета отряда!
— Тем более должен знать дисциплину! — нахмурился Митя, подвигая к себе статью и перечитывая ее снова.
Читая, он вскидывал вверх брови, всей пятерней расчесывал волосы и задумчиво глядел куда-то вбок. Потом щелкнул пальцами по столу и весело, по-мальчишески спросил:
— А куда же делся мел?
Васек не шел, а бежал, натягивая на ходу пальто. На крыльце он чуть не сбил с ног Грозного и далеко за собой оставил его окрик:
— Эй ты, Мухомор, куда?
Пробежав школьную улицу, он наугад свернул в первый попавшийся переулок и оглянулся.
Кончено…. Кончено… Одинцов не товарищ… Одинцов осрамил его перед учителем, перед Митей… Одинцов не подумал, что Васек — председатель совета отряда, не пожалел товарища…
Васек покачал головой: «Теперь у меня никого нет… ни Одинцова, ни Саши…»
Он вспомнил Малютина, Медведева, Белкина и других учеников своего класса. Никогда не заменят они ему прежних товарищей. На всю жизнь теперь он, Васек Трубачев, остался один.
Мягкий снег сеялся сверху на серые лужи, на черные островки сырой земли, на Васька Трубачева.
А он все шел и шел, низко наклонив голову, как человек, который что-то потерял и безнадежно ищет.
О заметке Одинцова и о том, что Трубачев сам не свой выбежал из пионерской комнаты, Мазин узнал от Нюры Синицыной. Она встретила его с Русаковым на улице и спросила:
— Не видели Трубачева?
— Нет. А зачем тебе? — поинтересовался Мазин.
— Он, наверно, на редколлегии, — сказал Русаков.
— В том-то и дело, что он сейчас выскочил оттуда как угорелый. Ой, что было! Одинцов нам статью читал, а Трубачев вдруг вошел!
— Какую статью? — насторожился Мазин.
Нюра, захлебываясь, стала рассказывать.
— Когда это было? — схватил ее за руку Мазин.
— Да вот, вот… сейчас! Я за ним, а его уже нет. Я звала, звала… прямо чуть не плакала…
Мазин повернулся к Русакову:
— Иди домой.
— Я с тобой, — бросился за ним Петя.
— Кому я сказал! — прикрикнул на него Мазин и быстрым шагом пошел к дому Трубачева.
В голове у него зрело какое-то решение, но какое — Мазин еще не мог сообразить. Он знал только одно: наступило время действовать. А как? Сознаться в том, что он утащил мел? Этого Мазину не очень-то хотелось. Он надувал свои толстые щеки, изо всех сил стараясь придумать что-нибудь такое, чтобы самому выйти сухим из воды и выручить Трубачева. Голова работала плохо.
Мазин хмурил лоб и размахивал руками.
Потолкавшись на улице около дома Васька, он заглянул в окно.
В кухне Трубачевых горел свет.
Мазин прошелся по двору, подождал. Потом легонько дернул звонок.
— Васек еще не приходил, — сказала тетка. — Он в школе на собрании.
Мазин снова вышел на улицу. Мокрый воротник прилипал к шее.
— Одно к одному, — сказал Мазин, мрачно поглядев на тучи. — Еще и небо расхныкалось…
Он отломил от водосточной трубы сосульку, засунул ее в рот и, прислонившись к забору неподалеку от дома, стал ждать.
«Первым долгом выручить Трубачева, вторым долгом выкрутиться самому… Петьку вообще выгородить», — соображал он, острыми глазами всматриваясь в каждую темную точку, возникавшую в свете уличного фонаря.
Он не сразу узнал Трубачева. Васек, не думая, что кто-нибудь из товарищей видит его, плелся понурив голову, озябший, вымокший под дождем.
Когда Мазин окликнул его, он испуганно оглянулся и, желая скрыться, прижался к забору.
«Так вот оно что!» — снова неопределенно подумал Мазин, подходя к нему, и, чтобы дать товарищу время прийти в себя, небрежно сказал:
— Промок я тут, как черт… Где тебя носит?
«Не твое дело», — хотел ответить Васек, но замерзшие губы не повиновались ему.
Он сплюнул в сторону и вызывающе посмотрел на товарища. Но Мазин сплюнул в другую сторону и взял его за пуговицу пальто.
— Дело есть, — сказал он, кашлянув в кулак. — Ты на эту заметку плюнь. Мы тебя выручим, понятно?
Привыкнув во всем действовать сообща с Русаковым, Мазин не заметил, что сказал «мы».
Васек тоже не заметил этого. Его удивило лицо Мазина. Мокрое от дождя, с узкими карими глазами, оно было виноватым, ласковым, и даже голос был необычным для Мазина, когда он повторил:
— Ты брось. Не обращай внимания… Иди спать ложись как ни в чем не бывало… Ну, иди…
Васек, ослабевший от горя, усталый и прозябший, не сопротивлялся.
А Мазин, обняв его за плечи и легонько подталкивая к дому, говорил:
— Придешь — и ложись… Накройся с головой и не думай. Мы тебя выручим.
Он подвел Трубачева к двери, сам дернул звонок:
— Ну, прощай!
— Подожди! — Васек выпрямился. — Мазин… Я ничего не боюсь… я… — Голос у него прервался, он отвернулся и обоими кулаками забарабанил в дверь.
— Ну, бояться еще… Мы им… знаешь… — смущенно пробормотал Мазин.
По лестнице застучали шаги. Дверь открылась.
Мазин засунул руки в карманы и вышел за ворота. Редкие прохожие оглядывались на одиноко шагавшего мальчугана и качали головами.
Сдвинув на затылок шапку и расстегнув навстречу ветру пальто, Мазин шагал посреди улицы и громко пел:
Человек проходит, как хозяин…
Он хорошо знал теперь, что он сделает, и совесть его была чиста.