Встряхивая золотистым чубом, Васек, разгоряченный впечатлениями дня, рассказывал отцу:
— Мы с Митей в лес ездили, далеко-далеко… А потом еще с ребятами на пруд ходили.
— То-то я тебя еле дождался. Хотел разыскивать.
— А на пруду, папа, такая луна, громадная, и свет от нее… Нам даже показалось, что снег движется. Да еще как завоет кто-то, — засмеялся Васек, — мы даже испугались немножко.
— Вот и хорошо, что испугались. Не будете лазить где не надо, — хмуро сказал отец. Он был чем-то озабочен.
— Да ты что, папа, чудной какой-то сегодня? — удивился Васек.
— Чудной не чудной, а… — Павел Васильевич замялся, постучал пальцами по столу и строго сказал: — К нам тетя Дуня едет.
— Едет? — переспросил Васек, не зная, радоваться ему или печалиться.
Тетю Дуню — сестру отца — он никогда не видел. Она жила под Москвой на какой-то маленькой станции.
Павел Васильевич ожидал, что сын будет протестовать против приезда тетки, и приготовился к серьезному отпору, но Васек только спросил:
— А веселая она?
— Да как тебе сказать… особенного веселья я что-то у нее не замечал. Женщина старая, одинокая, хозяйка. А мы с тобой, можно сказать, холостяки. Где зашить, где пришить требуется, а то и сготовить чего.
— Каша у тебя пригорелая получается, — задумчиво сказал Васек.
— Вот-вот, — обрадовался отец, — самое теткино дело — кашу варить.
— Не хочу я тетки. Нам и вдвоем хорошо, — вдруг решительно заявил Васек.
— Хорошо-то хорошо, а с хозяйством мне все равно не сладить… Да, еще вот какая новость у меня, сынок…
Павел Васильевич почувствовал себя совершенно несчастным: ему предстояло еще раз огорчить Васька.
— Я, Рыжик, недельки на три в Харьков уеду. В тамошнее депо командируют меня. — Он тяжело вздохнул. — Значит, тут без тетки никак не обойтись, сынок.
Васек молчал. Ему было уже не до тетки.
— А когда ты уедешь? — тихо спросил он.
— Когда уеду? Ну, это еще не так скоро. Ты об этом не думай сейчас.
Васек тряхнул головой.
— Не скоро? Ну и ладно! А тетка пускай живет. Мне до нее никакого дела нет, — решил он.
Утром к Ваську забежал Одинцов. Павел Васильевич ушел на работу. Васек завтракал, густо намазывая маслом белый хлеб.
— Новость! — закричал с порога Одинцов. — У нас новый учитель будет после каникул. Мария Михайловна совсем ушла.
Мария Михайловна, прежняя учительница, давно уже не посещала класс, и четвертый «Б» около двух месяцев находился на попечении учителей других классов.
— Собственный учитель? — обрадовался Васек. — А Мария Михайловна что же?
Одинцов махнул рукой:
— Да она с нами состарилась совсем… Не с нами, а вообще… Ей шестьдесят лет скоро будет, а потом, после болезни еще…
— Жалко ее, — сказал Васек, — привыкли мы к ней.
— Жалко, конечно, — согласился Одинцов, — а все-таки учителю я рад. Бежим к Булгакову, расскажем ему!
— Да погоди. Я еще не позавтракал. Вот ешь лучше. — Васек пододвинул товарищу хлеб и масло. Оба с аппетитом принялись за еду.
— Все новости да новости, — сказал Васек. — А откуда ты узнал про учителя?
— Мне Грозный сказал. Я у него для Саши лыжи брал. Приношу сегодня, а он говорит: «После каникул держись, брат! Отменного учителя вам директор нашел».
— Так и сказал — отменного?
— Так и сказал. Уж он не соврет. Говорит, будто учитель на выставке был вчера. Все вещи смотрел. Хорошо, что Мазин свой пугач унес!
— Унес? — с живостью спросил Васек и досадливо сдвинул брови. — Так и не сказал, что за буквы… Ну, пошли к Саше.
На улице было людно. В сквере играли дети, на скамейках отдыхали взрослые. С деревьев, покрытых белым инеем, осыпалась снежная пыль.
Саша Булгаков жил недалеко. Пройдя широкий двор, мальчики постучали в низенькую дверь первого этажа длинного серого флигеля.
Им открыла женщина с приветливым лицом:
— Сашенька, к тебе!
В светлой кухоньке было много ребят. Они, видимо, гуляли и только что пришли со двора. Саша и его сестренка Нюта раздевали их. Маленькая девочка в одних, чулках бегала из комнаты в кухню с мокрым ботинком в руках. Толстый малыш, с такими же, как у Саши, круглыми черными глазами, хныкал, упираясь головой в Сашин живот, — он потерял варежку.
— Куда ты ее дел? — сердился на него Саша. — Найди сейчас же!
Увидев товарищей, он кивнул им головой:
— Раздевайтесь, ребята!
Коля Одинцов пробрался к Сашиной кровати и осторожно присел на краешек, с интересом наблюдая, как Саша справляется с детворой.
— Васек, — крикнул он, — иди сюда! Смотри, сколько детей у них. — Он притянул к себе товарища и зашептал ему в ухо: — У них чуть ли не двенадцать детей.
— Семь, — спокойно поправил его Саша, поднимаясь с колен и отряхивая пыль. — Вон седьмой. На кровати сидит.
Одинцов подпрыгнул и с испугом оглянулся: сзади него, обложенное со всех сторон подушками, копошилось маленькое существо с тремя светлыми волосками на макушке.
— Витюшка, грудной, — пояснил Саша.
— Да они, наверно, орут целый день! — засмеялся Васек.
— Бывает… — Саша поймал за штанишки толстого черноглазого малыша и крикнул: — Нютка, пришей ему пуговицу! Мне некогда.
Он отвернул борт курточки — там торчала иголка с туго накрученной ниткой.
— Я пришью, — сказала мать. — Иди. Товарищи небось заждались тебя. С малышами никогда дела не переделаешь, — улыбнулась она.
— Ну, зашей. — Саша быстро закрутил свою нитку обратно.
— Что это ты иголку с собой носишь? — спросил Васек.
— Ношу. Все время пригождается, — деловито ответил Саша.
Васек пожал плечами.
— Брось! Девчачье это дело, — презрительно сказал он. Саша не расслышал.
— Пойдем в комнату, — сказал он товарищам. В соседней комнате было тихо и просторно. Как только Саша закрыл за собой дверь, Одинцов сообщил:
— У нас новость!.. Трубачев, расскажи.
Васек с жаром начал рассказывать:
— После каникул у нас будет новый учитель. Отменный учитель! Сам Грозный сказал.
— Да что ты! — обрадовался Саша. — Вот хорошо! А то мы…
За дверью вдруг что-то с грохотом упало и началась невероятная возня. Саша тревожно прислушался:
— Кажется, мать ушла. — Он бросился к двери: — Я сейчас! Через секунду он вернулся.
— Ничего. Это они в колхоз играют. Перевернули стулья и везут сдавать зерно, — с улыбкой пояснил он, закрывая за собой дверь. — Ну, Трубачев, рассказывай про учителя.
— Да ну тебя! — с досадой сказал Васек. — Что тебе рассказывать, если ты все время бегаешь!
— Да нет, это я так… думал — мама ушла. Ну, рассказывай, — умоляюще сказал Саша.
— Ну ладно! Так вот, этот учитель только для нашего класса, понимаешь? Это во-первых. А во-вторых…
Саша вдруг рванулся и снова исчез за дверью. На этот раз из соседней комнаты послышался отчаянный визг и плач.
Васек и Одинцов, толкая друг друга, выскочили вслед за Сашей. Оказалось, что толстый карапуз Валерка просунул голову между прутьями кровати и никак не мог вытащить ее обратно.
— Стой! Стой! — кричал ему Саша. — Поверни голову набок…
С помощью Коли и Васька он наконец вытащил братишку. Но товарищи уже собрались уходить.
— Куда же вы? Расскажите хоть про учителя.
— В школе расскажем! — крикнул Одинцов.
Васек только махнул рукой…
Вечером, забравшись к отцу на кровать, он с удовольствием делился с ним своей новостью:
— После каникул у нас будет новый учитель. Мария Михайловна совсем ушла. Ей восемьдесят лет уже.
— Восемьдесят лет! — удивился отец. — Ого-го! Совсем, верно, старушка с вами замучилась! Ты у меня один, и то я с тобой голову себе скрутил.
— Ну тебя! — недовольно сказал Васек, приподнимаясь на локте и заглядывая в лицо отцу. — Я небось председатель совета отряда… а ты говоришь!
— Вот-вот, мне и нужно, чтобы мой сын первый сорт был!
— «Первый сорт»… — протянул Васек. — Я еще не выучился, — он навертел на палец отцовский ус, — а ты нападаешь.
— Я не нападаю, — засмеялся Павел Васильевич. — Не трожь усы, всю красоту испортишь… Да спи уже, а то завтра тебя пушками не поднимешь. — Он обхватил сына за шею. — Спи.
Васек, лежа с открытыми глазами, думал о Саше, об Одинцове и о Севе Малютине.
— Хорошая, папа, картина у Малютина, но сам Севка какой-то тщедушный, — с сожалением сказал он.
Отец не ответил.
— Слышишь, папа?
— Слышу.
— А что ты слышишь?
— Тщедушный, — промычал, всхрапывая, Павел Васильевич.