Ваше Сиятельство #10

Глава 19 Отважный Котенок

Хотя Майкл выпил две бутылки крепкого ноттингемского пива, руки все равно подрагивали. Скорее всего эта мерзкая дрожь была от волнения, а вовсе не последствий вчерашней пьянки с Костлявым и его приятелями. Барон Милтон поругивал себя, едва ли не дословно повторяя сказанное Синди: «Майкл, не пей больше так! Не смей мне! В кого ты превратился⁈ Ты жутко выглядишь и вообще теряешь голову!». Но как было не выпить после того, как он сам своей тогда еще более дрожащей рукой перерезал горло господину Тайрону⁈ Вчерашнее виски хоть немного помогло унять беззвучный и дикий вопль в его душе и позволило забыться в объятиях мисс Стефанс. Чтобы не говорили о ней парни из «Черных Костей», Синди оказалась не такой уж скверной девушкой. Да, у нее были большие странности, но назвать ее умалишенной, как считал Хорас точно нельзя. А чучела ее домашних животных в спальне… Ведь если так разобраться, то лучше убить кошку, чем человека. Хотя и то, и другое крайне недопустимо.

— Давай, пошевеливайся, Котенок! — поторопил Чику. — Нужно вернуться хотя бы к обеду. Нянчится с тобой целый день не в моих планах, — ацтек часто повторял эти слова, считая Майкла обузой, свалившейся на его голову.

— Да, господин Чику, — отозвался барон Милтон, видя, как это пустое обращение отражается довольной улыбкой на лице его спутника. — Только один вопрос: куда мы идем?

Майкл понимал, что они уже на границе Уайтчепеле и если перейдут дорогу, то окажутся в Бетнал-Грин рядом с полицейским участком.

— Пойдем к Грей-Хайт, поработаем рядом со сквером, — Чикуту натянул на голову капюшон. Опускался туман и несмотря на июнь потянуло сыростью и вовсе не летним холодом.

— Но там же рядом полицейский участок! — напомнил Милтон, понимая, что пересекаться с полицией — это самое последнее, чего бы ему хотелось.

— В том-то и дело, Котенок. Там народ расслаблен. У нас кроме местных мало кто ходит. Разве какие залетные вроде твоего вчерашнего друга, — Чику хохотнул, поглядывая барона. — Народ возле Грей-Хайт глуп и расслаблен, — продолжил он. — И рыбка там пожирнее. Кстати, ну-ка стой!

Майкл остановился. Ацтек упер палец в его подбородок, оглядел словно видит первый раз и рассмеялся:

— Котенок, у тебя такой умный вид! Нет, если тебя приодеть поприличнее, то ты будешь выглядеть не как барон, а как целый профессор! Мы этим можем очень полезно воспользоваться. Может тебя переименовать в Профессора? Давай так, если сегодня сработаешь нормально и возьмем хорошую дичь, я перед Костлявым поставлю вопрос звать тебя Профессором! Ведь звучит же! Представляешь, как тебя зауважают?

Майкл кивнул, хотя, если бы ему дали такую кличку, это вряд ли бы добавило барону радости. Рука его нервно сжимала складной нож, который почему-то представлял особую ценность для Синди.

— И главное, — выглядывая из-под низко опущенного капюшона, Чику тише произнес, — в глазах Синди ты приобретешь больший вес. Ты же хочешь ей понравится? Хочешь, чтобы она восхищалась тобой, как когда-то Бомбеем?

— Да, — соврал Майкл.

— Вот и подумай, теперь. Тебе остается лишь очень постараться, напрячь свою жопу. Кстати, Шухер визжит, когда ты ее дрыгаешь? — он осклабился, даже зачем-то скривил лицо.

— Есть такое, — нехотя согласился барон Милтон, вспоминая, как ее неожиданный визг очень напугал его в первую ночь.

— То-то! Когда мне об этом сказал Зерхан, я поверить не мог, пока сам не услышал. Она еще та визгливая свинка — полная идиотка. Но с ней интересно. Мой совет: дрыгни ее в жопу. Вот попробуй — будет здорово! Потом меня благодарить будешь за дельный совет. Все, идем, — ацтек махнул рукой и направился к переходу.

Хотя опустился густой туман, эрмимобили неслись по Эссекс-роуд, почти не сбавляя хода. Чикуту выждал удобный момент и перебежал на другую сторону к пабу — его вывеска «Three Old Barrels» светилась призывно-красным шагах в полустах. Майкл же проявил нерасторопность и пришлось ждать, когда в длинной вереницы эрмиков будет приемлемый разрыв. Барону Милтону вдруг подумалось, что сейчас выпал удобный случай покинуть Уайтчепеле навсегда. Навсегда забыть о банде «Черные Кости» и мисс Стефанс — стоило лишь броситься со всех ног вправо и затеряться в торговом центре.

Он может быть так бы и сделал, если бы в противовес этой простой идее, его не донимала иная мысль: куда он пойдет потом? Ведь без всяких сомнений его ищет полиция, наверное, фото Майкла Милтона есть у половины констеблей. С еще больше рвением его ищут люди Джоила Батлера, да и самого герцога Уэйна. И опять же, вот так бессовестно оставить Синди он не мог: все-таки Майкл Милтон был джентльменом, правда очень трусливым. Причем он прекрасно осознавал, что его трусость худшая из его черт, которая сильно мешает жить. С детства он завидовал и восхищался Элизабет. Если бы этот мир был справедливее и распределил отвагу Элиз между ними пополам, то Майкл, наверное, мог бы стать большим человеком. Майкл много раз пытался воспитать в себе смелость, но это было не так просто даже если следовать советам книг Тома Эриксона. Именно в этот момент, барон Милтон решил, что сейчас жизнь, загнавшая его в весь этот ужас последних дней, дает ему великолепный шанс наконец переступить через себя, и обрести те качества, которых он был лишен с детства.

Выждав еще с полминуты, Майкл побежал через дорогу. Когда уже до тротуара оставалось меньше десяти шагов из тумана вынырнул черный как смерть «Eicher Glory». Эрмимобиль отчаянно завизжал тормозами. Чтобы избежать встречи «Эйчером» Майклу не хватило всего одного шага. Яркой искрой в сознании барона мелькнула мысли: если он выживет, то в больницу пожалует полиция. Там непременно выяснится его личность, и тогда на свободе ему больше не быть.

— Что ты такое говоришь⁈ Я графу Елецкому? — растерянно произнесла императрица. Она явно пыталась разыграть непонимание, но испуг делал из нее плохую актрису.

— Да, графу Елецкому, — повторил я, умиляясь ее растерянностью. — Давай, рассказывай, дорогая. Тебе нравится с ним? Я слишком стар для тебя? Ну, отвечай! — я встряхнул ее.

— С чего ты это вообще взял? — Глория быстро взяла себя в руки и перешла в наступление: — И как ты вообще мог такое подумать⁈ Обо мне! Я ему в матери гожусь возрастом! Катись к черту со своими неуместными подозрениями! А Елецкий… Знаешь, мне нравится общаться с ним! И что дальше⁈

— Дальше вот что! — я оторвал ее он пола и усадил на малахитовое обрамление раковины.

Халат развязал одним движением пальцев. На миг дольше провозился с застежкой на брюках. Подвел ладони под ягодицы Глории и притянул ее к себе. Она сопротивлялась не слишком уверенно, но все же: уперлась мне в грудь руками, сжимала бедра.

— Ты — Елецкий… — глаза императрицы резко расширились от догадки, ротик приоткрылся, и она с уверенностью выдохнула: — Ты — Елецкий! — тут же ее сильные руки схватили меня за горло так, что я едва не захрипел от удушья.

Мой член сам нашел вход в нее или Глория нашла мой член — не знаю, кто из нас виноват в случившемся больше. Императрица вскрикнула, впуская в себя горячую твердь сразу глубоко и резко. Я прижал ее к себе, целуя в шею, губы.

— Коварный лицедей! Немедленно стань собой! — потребовала она. — Не хочу отдаваться старику!

Разве я мог не подчиниться воле самой императрице в тот момент, когда мой крепкий и жадный воин терзал ее глубины? Облик Филофея быстро слетел с меня. Глория крепче оплела меня ногами, застонала от блаженства. Потом приказала:

— Неси меня в спальню! Хочу там! — потом добавила: — Хочу тебя там!

Идти с такой аппетитной ношей по просторным покоям — еще то невыносимое испытание. Едва я вышел с Глорией в коридор, как ее поцелуи превратились частые укусы. Она резко сжимала меня бедрами и отпускала, чтобы снова впустить меня поглубже. Я же целовал ее в шею, в подбородок в полном восторге от ощущений ее тела, божественном ощущении себя в ней.

С отчаянными выдохами из нее дважды вырвалось мое имя, известное лишь посвященным: «Астерий».

Неожиданно моя любовница застонала, сжала меня, словно собиралась сломать мои кости и затряслась от оргазма. Не отпуская ее, я остановился у двери в спальню, по-прежнему держа императрицу на весу, входя в нее с еще большей страстью, в то время как она постепенно остывала от недавнего приятнейшего безумия.

— Надеюсь, боги не пожалуют в этот раз? — спросила она, по-прежнему крепко держа меня.

Я тоже жаждал удовлетворения. Немедленного! И кровать в ее спальне, до которой было десятка два шагов, казалась так далека!

В этот момент раздался звук распахнувшейся двери и раздался голос Филофея:

— Глория!

Майкл инстинктивно выставил руки вперед. Он сам не понял как в один миг оказался на капоте, ударился плечом в лобовое стекло, потом в него же щекой. На один миг перед глазами возникло испуганное лицо мужчины за рулем: смуглого, в черной кожаной куртке с южными чертами лица, наверное, египтянина. Тут же Майкл перевернулся на бок и свалился наземь. Раздался испуганный вскрик какой-то женщины, визг тормозов соседнего эрмимобиля. Долгий паровой гудок старого «Хариса», обошедшего «Эйчер» справа. Все множество этих звуков стали фоном какой-то необычной тишины, возникшей в голове и продлившейся неизвестно сколько. Продлившейся до того момента, пока барон Милтон не понял, что он совершенно жив и может быть отделался лишь несколькими ушибами. От осознания этого пришла радость. Огромная радость — подобную Майкл не испытывал очень давно, разве что в России при знакомстве с графиней Елецкой. Он привстал, опираясь на руку. И когда окончательно убедился, что вполне себе цел, то проворно вскочил на ноги.

— Ты идиот⁈ Чего бросаешься под колеса⁈ — заорал на него драйвер, вылезая из черного «Эйчера Глори».

Первый порыв — извиниться и скорее покинуть это место — барон Милтон отверг крепким усилием воли. Не для этого он столь рискованно и решительно переходил дорогу, чтобы при малейшей неприятности снова спрятаться в собственной трусости.

— Ты еще меня обвиняешь? Мне кости переломал и виноватым делаешь? — поначалу неуверенно произнес Майкл и сделал пару шагов в сторону драйвера в черной кожаной куртке. И когда тот попятился к барону пришло гораздо больше уверенности. Столько, что он сказал: — Может тебе в морду дать?

— Эй, ты чо такой глупый или сильно смелый⁈ — вопросил Чику, подбегая к египтянину с другой стороны. — Ты хоть понимаешь на кого наехал? Сука, ты знаешь, кто перед тобой⁈ Ты Профессора чуть не убил! Ты ему ноги и ребра сломал! Он едва живой, бля!

— Деньги давай! — Майкл сам не понял, как вырвалась из него эта фраза, но с появлением рядом ацтека, смелости стало столько, что барон и в самом деле был готов пустить в ход кулаки. — Деньги давай! — настойчиво повторил барон Милтон. — Мне на целителей теперь надо!

— Давай деньги! — охотливо поддержал Чикуту. — Или тебя сейчас самого в клинику увезут! Туман, сука, блядь, а ты, мудило, несешься прямо на пешеходов!

— Сука! Урод ебаный! — прорычал Майкл слова, которые он, пожалуй, никогда прежде не произносил вслух. — В общем, уебок, деньги, если хочешь остаться здоровым!

Вокруг них собиралась толпа. Со стороны сквера показалась фуражка констебля, за ним еще одного, и это могло стать серьезной неприятностью.

— Живее! Живее! — потребовал Майкл, видя, что драйвер совсем скис, расстегнул верх куртки, чтобы достать бумажник.

— Еще живее! — поддержал Чикуту, поднеся кулак к испуганной физиономии египтянина.

Тот бумажник достал, раскрыл, и вытянул пятидесятифунтовую купюру.

— Э, ты чо, жизнь Профессора ценишь в какие-то пятьдесят елизоветок⁈ — Чику выхватил у него купюру и с возмущением смял ее в кулаке.

— Сколько надо? — голос драйвера жалобно дрогнул.

Из толпы донесся голос:

— Да ничего с этим не случилось! Притворяется больше!

— Все давай! — решил Майкл и выхватил из его рук бумажник.

— Если какие-то претензии, приходи к нам на Чиксан-стрит — там разберемся. Спросишь Эекатлля! — сурово сказал ацтек и поспешил за бароном Милтоном.

Едва Майкл вышел из полукруга толпы, собравшейся возле «Eicher Glory», как его начало немного потряхивать — наверное, сдавали нервы. Но при этом, как бы не было происходящее в душе барона странным, он ощущал необычайный подъем: он, Майкл Милтон, жалкий трус и слабак, сделал то, чего не мог даже представить еще полчаса назад! Майкл слышал, что Чикуту несколько раз крикнул что-то сердитое людям из толпы, потом уже ему:

— Эй, Профессор, тормози! Куда бежишь⁈

Барон остановился лишь тогда, когда зашел за угол паба.

— Майкл! Ты это сильно придумал! Ты в самом деле Профессор! — нагнав его, Чику расхохотался. — Слушай, это здорово! Я скажу Костлявому! Так можно вытряхивать из тех жирных идиотов! Всех, что имеют эрмики!

Майкл тоже рассмеялся. Его так и распирало от радости. Только причины ее были совсем иными: он, Майкл Милтон, смог переступить через себя! Он, Майкл Милтон сделал сейчас такое, что дух захватывало! Быть может скоро он перестанет быть трусливым ничтожеством! Если бы только Элизабет могла видеть это, чтобы сказала она⁈ А вот мысль об Элиз, которая была в тюрьме, весьма подпортила его настроение. Барон Милтон подумал, что если только он сможет выйти на связь с графом Елецким, то обязательно будет просить его как-то помочь с освобождением своей сестры. Впрочем, и без этой просьбы Александр Петрович должен знать об их несчастном положении. Он не тот человек, который способен оставить их в беде.

— Показывай, много в его бумажнике, — продолжил Чику, отводя барона к ящикам, что стояли у боковой двери паба.

Все еще оставаясь в своих мыслях, Майкл выглянул из-за угла, толпа почти разошлась, черный «Eicher Glory» уехал и, главное, те два констебля, что шли со стороны сквера у места происшествия не появились. Успокоившись, барон Милтон достал бумажник, поддел пальцем застежку и протянул ацтеку:

— Считайте, господин Чику. Кстати, сколько положено отдавать Костлявому?

— Кто как дает. Если нормальный улов, то даем больше. Вон, Танос всегда дает больше, потому что хочет понравиться. Потому, что он новенький. Он думает, что от Костлявого много зависит, но Костлявый — это не Бомбей, — Чикуту вытянул все купюры, примерно штук двадцать и начал считать. — Если будет серьезная проблема, Костлявый не поможет.

— Чего мне ему нравиться? Я же не девочка. И я вообще не стремлюсь никому нравиться, — сказал Майкл Милтон, при этом подумав, что это не совсем так. Еще недавно, он весьма заискивал перед этими парнями, потому что до дрожи боялся их. И если быть честным, боится сейчас, однако этот страх поутих.

— Это правильно, — отозвался ацтек, прервав шепот при подсчете денег. — Надо быть мужиком. А ты молодец, Котенок. Ты мне все больше нравишься. В общем, здесь прилично — четыреста тридцать. Давай так: Костлявому пятьдесят и нам по сто девяносто?

— Давай, — согласился барон. — А пойдем выпьем? Зайдем прямо в этот паб — угощаю.

— Ты же ломался с утра? — Чику усмехнулся, откинув со лба длинные черные волосы. — Но я всегда за — идем. И не забудь, ты пока еще должен всем нам за то, что мы решили твой хреновый вопрос с тем толстяком. Но, если будем вместе нормально работать, то…

Ацтек замер, глядя на двух парней, идущих со стороны Денни-Тауэр. Затем сделать несколько шагов за ящики и надвинул на лоб капюшон.

— Ты чего, господин Чику? — Майкл догадался, что причина такого поведения Чикуту — те двое: один полноватый в коротких с бахромой джанах, второй в темно-синем, похожий на индуса.

— Если будем работать вместе по-нормальному, долги все прощаются. И за квартиру с Шухер ничего не возьмем, — закончил прерванную мысль ацтек. — Это я обещаю. Клянусь перед Эекатллем! Сам поговорю с Костлявым, — его желтоватые глаза снова вернулись к парням, шедшим к двери паба «Three Old Barrels», затем сказал: — У нас еще одно дело, Профессор. Видел того ублюдка в подрезанных джанах?

Майкл кивнул, бросив взгляд на угол, за которым скрылось двое парней. Они наверняка зашли в паб.

— Вот он должен мне кое-что. Облапошил, сука, продал поломанный остробой. Брал у него за восемь сотен, а там механизма не оказалось вообще — подменил при продаже. Сам он не из Уайтчепеле, иначе я его давно бы нашел. Он вроде как с Марселя и звать его Пижон — не знаю имя это или так кличут. В общем так сейчас сделаем: идем в паб — он там. Если он сразу меня не заметит, то сядем тихо в темном углу, будем пить пиво — я угощаю. Когда он пойдет поссать, в сортире его прижмем. Все что при нем отберем и набьем ебало. Идем, Профессор. У нас сейчас будет очень интересная математика.

Новое дело было Майклу не по душе и даже в эту самую душу проникло ощущение, что затея ацтека кончится скверно, но барон направился следом за Чикуту к входу в «Three Old Barrels».