Ваше Сиятельство #10

Глава 8 Бог Елецкий

Прежде чем ответить княгине на столь каверзный вопрос, я поставил пакеты с формой на пол и дружелюбно, даже влюбленно улыбнулся ей.

— Понимаете, Ольга Борисовна, — я продолжил игру в почтительность, обращаясь к ней на «вы». Любая игра сейчас была уместна и способствовала подать Ольге итоги визита в казарму «Грифона» в правильном тоне. — Нет вы, не понимаете! Вы сам вопрос ставите неправильно. Бондарева не могла мне отказать, потому что я ее об этом не просил.

— Право странно, Александр Петрович. А почему так? Неужели она напугала вас чем-то? Или напугало мое предупреждение о ее муже? Или… — Ковалевская с язвительной улыбкой прошлась по комнате. — Или в вас проснулась совесть, обычно спящая так крепко, что мне ее редко удается пробудить?

Боги, как мне это напоминало милейший семейный разговор! Да, я Ольгу уже воспринимал как свою жену, и она меня вполне как мужа. Эти покусывания, воззвания к совести были по-своему приятны. Не поверите, но мне стало тепло от них.

— Вы меня неправильно поняли, ваше сиятельство. В моей отважной душе нет и не может быть страхов, — не громко, но со смелой уверенностью ответил я. — Не просил я госпожу Бондареву по иной причине. Полковник Бердский предъявил мне список, в котором были обозначены лица как нежелательные для данной операции, так и крайне рекомендованные. Так вот, по неведомым для меня стечениям обстоятельств, штабс-капитан Бондарева была в числе особо рекомендованных. После долгих уговоров, мне все-таки пришлось принять ее в мою маленькую группу паломников в стольный град Лондон.

— Великолепно! Просто нет слов! — княгиня заходила по комнате быстрее. — Самого Елецкого долго уговаривают принять в его маленькую группу штабс-капитана Бондареву, на которую он поглядывает так, что искры летят из глаз! Его долго-долго уговаривают, и он этак нехотя соглашается! Какие чудесные дела творятся в «Грифоне»! Уж, верно, не без магии все это! Чья магия? Твоя? Отвечай, Елецкий!

— Оль, ну правда, так и было! Честное слово, — я поймал ее за руку и притянул к себе. — И со списком, и с Бондаревой. Бердский показал мне список, и знаешь, что странно… У меня возникло ощущение, что список этот не просто так: мне в группу хотят внедрить кого-то со стороны. Особо странно, что инициатива изначально исходила от цесаревича. Направляя меня сюда, он первый заговорил, чтобы я взял кого-то из «Грифона». Но Денис Филофеевич, разумеется, вне подозрений. Ему могли просто подбросить эту мысль. Или он действительно обеспокоен сложностью задач в Лондоне и просто решил перестраховаться, что тоже вполне вероятно. Но эти списки… В них что-то не так. Как ты знаешь, я собирался взять только Элиз. Два человека — это самое простое, удобное, незаметное — я об этом уже говорил. Но мне мягко навязывают взять хоть кого-то из списка рекомендованных. Там было всего, кажется, четыре фамилии. И я изначально отклонил Бондареву. Взял некого неизвестного мне поручика Бабского. Позволь закурить?

— Кури, — Ольга тоже стала серьезной. — Между прочим, я тоже не хотела, чтобы ты летел в Лондон только с Элизабет. Безусловно, вы вдвоем очень сильны. Великолепная боевая пара, но мне все равно боязно. Я бы тоже хотела, чтобы с тобой были самые надежные специалисты «Грифона». Возможно, я все это неправильно понимаю, ведь я мало смыслю в подобных операциях. Как и Денис. Но мое мнение именно такое. Но окончательное решение должно быть только за тобой. Я не сомневаюсь, что во всем этом ты разбираешься лучше любого из нас. Даже лучше «грифоновцев», которые живут этим.

Такая оценка моих способностей Ольгой мне очень льстила. Наверное, самое приятное в этом мире, когда твоя самая любимая женщина признает твои заслуги и восторгается тобой. Мне захотелось обнять ее, но в этот момент Ковалевская спросила:

— Что там этот Бабский? Кто он такой?

— Пока не знаю, кто он. У меня звоночек интуиции сработал. Я почувствовал, что с Бабским что-то не так. Заподозрил, что именно он в списке для внедрения в мою группу. Кто-то очень рассчитывал, что я приму помощь «Грифона» с радостью, приму всех из списка рекомендованных с распростертыми объятиями. Но Бабского как-то выделился для меня особо. Вот я и решил его взять. Буду с ним осторожен, посмотрим, что это за фрукт. Кстати, он тоже менталист, как и Бондарева. Наталье Петровне я сначала отказал. Честно отказал, — я встретился взглядом с Ольгой — она кивнула. Достав коробочку «Никольских», вытянул сигарету, размял ее, похрустывая сухим табаком. — Отказал к удивлению полковника Бердского. Потом пошел поболтал с ребятами. Многие ждали моего появления, прямо засыпали вопросами по нашей эпопее на Ор-Ксиппил и по статье в прессе. Особенно этим интересовались маги из бывшего моего отделения и третьего. Отчасти удовлетворил их любопытство, отчасти нет и пошел получать форму. А потом штабс-капитан встречает меня в коридоре и просит, даже требует объяснить причины отказа. Тебя в качестве причины я не упомянул, лишь сказал, что мне нужна очень маленькая, группа: чем больше людей, тем больше заметность и больше шансов на неудачу — поэтому хотел вообще обойтись двумя. И задал ей встречный вопрос, какие у нее мотивы проситься в нашу миссию. Вот все что она сказала, для меня звучит крайне неубедительно. Мотивы такие: у нее разногласия с мужем, он требует от нее покинуть «Сириус» и перевестись в Москву в Верховную коллегию. Наталья Петровна желает оставаться на военной службе и быть независимой, в том числе и от его капризов.

— И говорю вам, живущим в суете земной: жена должна во всем слушать мужа! Иначе не будет доброго уклада, а мир будет полон распрей и губительных устремлений! — процитировала Ольга Борисовна одну их заповедей Перуна.

— Золотые слова! Запомни их и всякий раз в отношениях со мной всегда опирайся на мудрость Громовержца, — рассмеялся я от столь неожиданного отступления Ковалевской.

— Успокойся, Елецкий, меня это не касается. Я — женщина новой формации. Давай дальше. Мне интересно, что заставило тебя все-таки включить Наталью Петровну в свою очень маленькую группу, — Ольга подняла с пола пакет с формой и начала вытаскивать мои вещи.

— Так вот, благодаря стараниям ее мужа, Наталье Петровне отказывают в основных операциях «Грифона». Не знаю, какое у ее супруга здесь влияние и на кого, ведь полковника Бердского очень сложно заподозрить в покорности тем более людям со стороны, — я щелкнул зажигалкой, прикурил.

— Ее муж, если ты еще не знаешь, архимаг, третье лицо в Верховной коллегии — Рыков Гермес Степанович. Хотя он всего лишь барон, но человек он влиятельный даже далеко за пределами коллегии. Влиятельный даже во Всеимперском Совете. У него отличные отношения с Филофеем Алексеевичем, князем Молчановым и нашей военной верхушкой. Он может попросить, кого надо. Это я так додумываю, — Ольга вытащила китель моей полевой формы и бережно повесила на спинку стула. — И есть еще нюанс: Рыков не в ладах с моим отцом. Кстати, когда папа хлопотал насчет второй награды для тебя — «Звезде Имперского Мага». Барон Рыков был категорически против, и папе пришлось очень сильно надавить на него, ведь награды в сфере магических заслуг утверждаются через коллегию.

— Оль, да оставь все как есть, — я махнул рукой на пакеты с формой, — все равно все это полетит в Москву. Кстати, интересные вещи о Рыкове ты открыла. Буду иметь в виду. Так, вот возвращаюсь к его супруге, госпоже Бондаревой. Ее мотив, как она сказала, все-таки утереть нос мужу. Она желает, доказать ему, что как бы он ни старался, но она будет служить дальше в «Грифоне», при чем полноценно, участвовать в самых важных операциях, а не безвылазно сидеть на базе. Разумеется, о содержании и целях нашего визита в Лондон мало кто знает, тем более Рыков. Не знает и сама Бондарева, но она догадывается, что если после моей, уж, извини свежей славы, меня куда-то направляют и приказ идет из самого Багряного дворца, то это нечто особенное. Вот поэтому, как она объяснила, ей хочется быть с нами. Второй ее мотив — это мои способности. Понятно, что я для нее, как для мага, большая загадка. Мои умения не укладываются в ее понимание, поэтому ей как бы хочется меня раскусить. Но все равно, все это мне кажется каким-то недостаточно убедительным. Ведь доказывать свою самостоятельность перед Рыковым она могла бы каким-то другим способом. Раскусывать меня… Можно было придумать что-то попроще, без участия в опасной операции в логове наших недругов. Да, она еще начала изучать основы атакующей магии. При чем самостоятельно. Не без влияния ее мужа Наталье отказали в обучении в Томске или… не помню, где-то она хотела пройти курсы при магической академии. В общем, она наговорила мне как бы много причин, но по моим ощущениям все это как-то сомнительно. И, прости, ослушался тебя — ее взял. Потому что она, как и Бабский, может оказаться ключиком к каким-то тайным играм в верхах. Это важно. Вдобавок мне интересно.

— Елецкий, не надо мне объяснять, что именно тебе интересно. Я тебя еще раз предупреждаю: ее муж — Рыков, и будет очень нехорошо, если твое очередное покорение женщины превратится в скандал с очень влиятельным человеком. Тогда о карьере имперского мага ты можешь забыть навсегда, — Ковалевская все-таки продолжила разбирать мою форму, выкладывать ее на диване.

— Оль, ты, безусловно, умная девушка — самая умная из всех мне известных, но сейчас сказала ерунду. Ну какая нахрен, — из меня так и вырвалось слово, так я был удивлен, — карьера мага⁈ Разве я когда-то собирался хоть как-то участвовать в делах Верховной коллегии или каких-то академиях? Для меня, извини за самомнение, все эти архимаги, магистры и прочие человечки в мантиях — клоуны ряженые. Нет, я несколько погорячился, многие из них достойны уважения, но это не моя стихия! Как ты можешь это не понимать⁈ Ты же знаешь, я никогда не планировал получать никаких магических регалий и санов! Мне даже эти ордена не нужны, — я указал коробочки с наградами, разложенные моей невестой на столе, — они лишь полезны, как важное условия получения титула князя. И сам этот титул мне нужен исключительно для того, чтобы ты — в скором времени моя любимая жена осталась княгиней.

— Ладно, Елецкий, я знаю, что ты не карьерист. Ты вообще не от мира сего. Оставим вопросы карьеры — они и вправду неуместны. Но, кроме этого, есть достаточно много других причин не ссориться с бароном Рыковым на почве интрижек с его женой, — отозвалась княгиня. — Вот лично мне все это беспокойно. Если с Глорией мне было крайне неприятно, и ты меня разозлил, то сейчас беспокойно. Я не знаю, чем это может повернуться. Просто предупреждаю тебя.

— Оль, ты просто ревнуешь к ней. Да? — я отошел к окну, открыл шире створку.

— Я не хочу для нас с тобой дурной славы. Если бы эта Наташа не была замужем, то был бы чуть другой вопрос. А у меня такое предчувствие, что она… — Ольга замолчала, держа в руках мое нижнее белье из служебного комплекта. И когда пауза затянулась, продолжила, — предчувствие, что будут у тебя с ней проблемы. Неужели тебе мало Ленской?

— Вот так хватает, — я провел ладонью над макушкой. — Оль, ну я такой… Вот просто такой, как есть. Ты же меня любишь именно таким.

Между нами повисло молчание. Сизый табачный дым плыл к приоткрытому окну.

— Люблю… — наконец сказала княгиня. — Как ни странно, ты раньше никогда таким не был. Да, я все понимаю, почему так, Астерий и всякое влияние иной души, но ты прав, я люблю тебя таким. Но не будем отклоняться от госпожи Бондаревой. Елецкий, я вижу ты уже принял решение на ее счет. Так? Что ты от меня хочешь? Лицензию? Говори прямо!

Вот теперь мне только оставалось сказать «да». Странно как-то вышел разговор. Это при всем том, что я пока не знаю, как у меня сложатся отношения со штабс-капитаном Бондаревой — некогда было думать об этом. И лицензия мне была нужна вовсе не на Наташеньку, а на Глорию, которая меня ждет завтра, хотя я завтра вряд ли к ней попаду. Ведь если беседа с императрицей переместиться в ее роскошную спальню, мне будет очень сложно объяснить Глории, что Ольга Борисовна не подписала разрешение на постельные забавы. Вы представляете выражение лица ее величества при этом?

— Оль, я не хотел так ставить вопрос, но он сам ставится, — я скромно улыбнулся.

— Да, он ставится! Топырится! Торчит колом! При чем всякий раз, когда ты видишь очередную красотку! И не дыми в мою сторону! — она замахала рукой, хотя дым почти весь вытягивало в окно.

— Ты не понимаешь, лицензия нужна мне на всякий случай. Взамен старой. Оль, я тебя очень люблю, и ты знаешь, что я тебя не обманываю. Но мне иногда это нужно. Такова, увы, трудная мужская участь, — я старательно выпустил струйку дыма прямо в приоткрытое окно. — Ты же очень добрая. Самая-самая!

— Чертов подхалим! Ты плохо просишь. Давай, старайся, уговаривай меня! И сначала выброси сигарету, — Ковалевская стала посреди комнаты в позе капризной принцессы.

Ради лицензии я вполне был готов выбросить сигарету — пульнул ее в окно сильным щелчком пальцев. Промазал. Она ударилась в оконную раму, посыпались искры.

— Не сожги нашу комнату! — с возмущением произнесла княгиня.

— Я же маг. И маг огня в том числе, — резонно заметил я, подходя к ней и думая, с какой стороны лучше подступить с уговорами. Решил действовать прямо с максимальным подхалимством. Ковалевская такое любит. Я припал на правое колено, взял ее ручку и глядя на нее глазами преданного пса, едва сдерживая смех, произнес: — Оль, пожалуйста! Те самая добрая, самая красивая, самая любимая! Очень прошу, не откажи! Мне это надо как воздух! Как Ленской театральная сцена! Как тебе новые платья! Ну что здесь такого, если я удовлетворю свою мужскую природу? Я же не виноват, что боги сделали меня таким?

— Надо работать над своими желаниями. Не давать свободы желаниям вредным и поощрять приносящие пользу, — прикрыв глаза, холодным голосом богини отозвалась Ковалевская. — А ты не работаешь! Ты весь пропитан похотью!

— Оль, ну, пожалуйста, смилуйся! Я же тебя люблю! — взгляд пса в моих глазах стал еще более преданным.

— Любишь, но хочешь дрыгнуть другую, — Ольга Борисовна подняла взгляд к потолку, словно ища ответа там на эти странные коллизии. — И вообще, как-то ты сухо просишь, Елецкий. Давай, увлажняй свое прошение — целуй руку! — повелела она.

И я безропотно повиновался, начал чмокать ее изящные пальчики, каждый по отдельности, лизнул ладонь.

— Теперь колено! — она чуть приподняла край юбки. — Влажнее! Еще влажнее! Больше страсти! — ее зацелованные пальчики взъерошили мои волосы, притянули меня к ноге, нажав на затылок. — И поднимайся выше! Еще выше!

Следуя ее пожеланиям, я уперся носом в ложбинку ее под ее белыми трусиками.

— Пока достаточно — ночью это продолжим, — она небрежно оттолкнула мою голову.

— Оля! Ты же обещала! — я вскочил на ноги, чувствуя себя обманутым. Я был готов повалить ее на диван и там отыграться за все недавние мучения.

— Это что так срочно? Вечером напишу, — она отошла к столу и пояснила: — Теперь лицензия будет не устной, а письменной.

— Напиши сейчас, чтоб я был спокоен. Оль! Дело одной минуты! — попросил я, следуя за ней. На глаза попали записи на разбросанных по столу листках, сделанные ее красивым почерком. На одном из них крупными буками значилось: «Религия. Бог Елецкий». В скобках: «или Астерий — додумать». Ниже: «Цель жизни — посмертное вознесение души в небесный храм Елецкого». От моего имени стояли стрелки с какими-то пояснениями, написанными помельче.

— Оль, а что это такое? — спросил я, повернув лис бумаги к себе.

— Сейчас узнаешь… — она села за стол и начала писать на чистом листке. Сначала вывела крупными буквами: «Лицензия». Ниже помельче: «Выдала подхалиму и развратнику графу Елецкому, как мое добрейшее позволение на греховную связь для удовлетворения его низменных потребностей…».

Я рассмеялся. На лицо Ольги Борисовны тоже наползла улыбка, но княгиня продолжила писать дальше и когда поставила письмо и свою подпись, тогда подняла ко мне взгляд и, посерьезнев, сказала:

— Знаешь, почему я такая добрая? Есть на это причины. Между прочим серьезные. Вот одна из них: я больше всего не хотела бы, чтоб ты в постели со мной, представлял вместо меня другую. Знаю, что так часто бывает у мужчин: нереализованные желания мучают. И тогда даже отношения в постели становятся ненастоящими. Я, Саш, не хочу ненастоящего. Я не хочу тебя держать насильно, не хочу ни в чем ущемлять. Но взамен очень хочу, чтобы ты в своих поступках был не только мальчиком, который во главу угла ставит свое «хочу», но и ответственным мужчиной. Обещай мне, что если между нами будет что-то не так, то ты со мной честно об этом поговоришь. Сразу, чтобы ни случилось.

— Оль, обещаю. И ты сейчас несколько несправедлива, — не согласился я. — Да у меня есть грех в плане «хочу», но ты же знаешь, я всегда отвечаю за свои поступки и если возникают какие-то проблемы, то сам решаю их. И всегда советуюсь с тобой. Если это, конечно, уместно.

— Знаю. Просто напоминаю, чтобы ты всегда оставался тем мужчиной, которого я люблю. И тогда я буду прощать некоторые твои слабости. Пусть, между нами, все будет по-честному, — она пододвинула ко мне новоявленную лицензию.

Я взял ручку из ее пальцев и после слов «удовлетворения его низменных потребностей» размашисто вписал: «Пять Раз!».

— Елецкий! Ты вообще обнаглел⁈ — Ольга вскочила с места, стараясь выхватить у меня листок.

Но разве княгиня может поспорить в ловкости и быстроте с самим Астерием? Лицензию я сохранил в том виде, который устраивал меня. Ольгу Борисовну повалил на диван, и скоро ее голые ягодицы примяли мою служебную форму.

Когда мы нежились, ласкали после страсти, так неожиданно обуявшей нас, я повернул Ольгу к себе и спросил: — Что такое ты писала, когда я зашел? Я не понимаю, о чем речь. Елецкий — бог? Ты уже возвела меня в сонм Небесных?

— В некотором смысле. У меня есть идея новой, очень полезной религии, — ответила княгиня с загадочной улыбкой.

— Оля! — я потребовал ответа.