В украинский город Белая Церковь входил полк русского войска.
Казак Василько видел русских впервые. Сам он служил в полку Богуна, который оборонял город Умань, осаждённый польскими полками и воинами крымского хана. Полковник Богун посылал к Хмельницкому гонцов, но прошёл сквозь вражеские заслоны лишь один Василько.
Роста он был высокого, но быстрый, гибкий.
Глядел на русских Василько радостно: как не порадоваться помощи? Но строго: хороша ли помощь? Много ли от неё проку будет?
Зима стояла пушистая, лёгкая. Русские же были в тяжёлых шубах, в тёплых шапках, в рукавицах и все — в валенках. На вид очень даже неразворотливое войско. Медведи.
Стал Василько в лица вглядываться. Спокойные лица, приветливые. Это тоже не очень-то понравилось казаку. Такой вояка, пока во гнев войдёт да размахнётся, чтоб ударить, — трижды будет бит.
А тут ещё увидал Василько совсем молоденького стрельца. Усы едва топорщатся, бородёнка кустиками. Парень силой налит, как бочка, у которой вот-вот обручи потрескаются. Пар от стрельца, как из бани. По щекам дорожки пота, даже с ушей капает. Василько, глядя на стрельца, захохотал: до того смешон русак! А тот посмотрел на Василька — и тоже хохочет. Не над казаком, ничего в казаке смешного не сыскать, над собой.
— Совсем упрел! — говорит. — Зима у вас слабовата!
Тут все зеваки смеяться начали:
— Ишь, жарко ему! Погоди, с врагами встретишься, вот тогда тебе бока напарят!
— Напарят! — радостно закивал головой сговорчивый стрелец. — Похлещемся! Веник-то вот он.
И покрутил ружьё. Оно в его лапах, как игрушечное.
Васильку стрелец понравился.
— Тебя как звать?
— Васька, Василий, значит.
— Так я тож — Васыль! Василько!
— О це гарно! — засмеялся стрелец.
— Ты что, по-нашему знаешь?
— А як же? Ты ж погляди на мене! Что вверх, что вширь. Мой-то вон дядька, Харитон, — стрелец кивнул на своего соседа по строю, — из котла раз черпнёт — червячка приморил, другой раз копнётся — по горло сыт. А я?! Видал, прорва какая! — хлопнул себя по животу. — Чего ни запихни в неё — всё мало. Одно спасенье — украинские хозяюшки. Как скажешь ей: «Дюже гарные у тоби пампушки, и сама загляденье!» Волшебные слова, Васыль. Обязательно принесут добавку, да вдвое против того, что сперва дадено было.
Люди слушали стрельца и радовались. Хорошо, когда войско весёлое. Не из пугливых, значит.
Но Василько, хоть и молод был, восемнадцать вёсен всего, однако в казачьем полку он с батькой с пятнадцати лет. И на приступ ходил, и в крепостях отсиживался, бывал, и не раз, в конных рубках. И бегством спасаться тоже приходилось. А потому слова Василько слушал, но ценил человека по его делам.
В тот же день разыскал он Василия, стоявшего на постое у доброго запорожского казака Гмыри. Пришёл не один, с тремя парубками.
Василий увидал знакомое лицо, обрадовался, а Василько вместо «здравствуй» и говорит:
— А будь ласков, выйдем во двор да и потягаемся на том на сём. Нам, казакам, дюже интересно знать, кого нам бог в помощь послал.
Василий отвечает:
— Чего нам с тобой бока друг другу обминать? Случится бой с врагом, тогда и поглядим, кто чего стоит.
— Э, нет! — возражает Василько. — Я на тебя в бою понадеюсь, а ты, скажем, в бега вдаришься. Враг-то мне и зайдёт за спину. В бою ненадёжный товарищ хуже врага самого.
— Ну, как знаешь, — согласился Василий и пошёл во двор, без всякого оружия пошёл.
Казаки ему саблю дают, а Василий не берёт.
— Этой штукой ещё порежешься. Ни сам калекой быть не хочу, ни других калечить.
— Как так? — изумился Василько. — Мы ж не на смерть, а для погляду, кто чего умеет.
— Нет! — замотал головой Василий, — У меня сила немеряная. Сокрушу невзначай.
— Ты? Меня? — взъерепенился Василько. — А ну, держи саблю!
— Не-ет! Это дело негожее!
— Тогда давай в цель палить! — предложил Василько. — Неси ружьё, в мою шапку будем палить.
— Да шапка-то больно хороша, — снова возразил Василий. — Зачем вещь портить?
— Ну, так доску поставим.
— Порох жалко зря жечь. Свинец у нас считанный. Дорога была дальняя. Всего-то в достатке не увезёшь.
Помрачнел Василько:
— Бороться давай!
— Да как же я с тобой буду бороться?! — изумился Василий, — Я в два раза шире тебя.
— Сдаётся мне, что ты на вид — медведь, а душой — заяц!
— Да, может, и так, — согласился Василий. — Зазря башку подставлять не люблю. Одна ведь.
Засмеялись казаки, заулюлюкали, а Василий постоял, послушал, как его ругают, повздыхал и в хату ушёл.