XI.


Тюремные новости уже перестали быть только тюремными и волновали весь город.

Военный суд собирался разбирать дело об убийстве полицеймейстера. Ожидались смертные приговоры. И об арестованных и доставленных в местную тюрьму Макарове и Холиной по городу ходили самые невероятные рассказы. По одним -- они рисовались, как исчадие ада, кровожадные звери, холодные убийцы; по другим -- их представляли мучениками идеи, борцами за свободу, мстителями за насилие.

Одни приписывали им массу кровавых преступлений, другие считали их невинно страждущими. Правду знали немногие, и в их числе Кротов.

Один рабочий указывает на Макарова, что тот дал ему револьвер, научил, когда лучше убить его, и сам следил за ним.

-- Чушь, -- резко сказал Суров, -- выгораживает себя, дурак, и мелет вздор.

-- Почему чушь?

-- Непохоже ни на дельного, ни на умного человека. Станет он указывать ему время и выслеживать. Экая птица полицеймейстер! Рабочий в один день сам все узнает. Дал револьвер -- возможно, а все остальное -- чушь.

-- Ну, я говорю то, что в его обвинительном акте, -- сказал Кротов, -- а про Холину только и есть, что после ее отъезда в комнате бомбы нашли, да еще единовременное пребывание с Макаровым и близость с ним.

-- Ее оправдают! -- сказала жена Кротова.

Суров засмеялся.

-- Что вы? Газет не читаете? Бомба -- четыре года каторги, две бомбы -- 6 лет!..

-- За что же?

-- За держание этих бомб, -- ответил Суров и спросил: -- А когда суд?

-- Не знаю точно. Говорят, послезавтра. Во всяком случае, в конце недели.

-- Пойду!

-- Да, ведь, не пустят. Избранная публика, так сказать, своя.

Суров мотнул головою.

-- Захотеть -- всюду пустят!..

-- Пухлов у нас в классе целую речь произнес, -- сказал Петя, -- говорил о глупости убийства, потом про девушку. Мы шуметь начали, засвистали. -- Замолчал!..

Интерес к делу возрастал по мере приближения дня суда.

И, наконец, он настал.

Начальник тюрьмы и помощник суетились больше обыкновенного.

Около здания суда, в котором происходило заседание, с утра толпились любопытные.

Кротовы сидели за вечерним чаем. Сурова не было. В столовой стояло тягостное молчание и все находились в напряженном ожидании.

-- Я думаю, сегодня и приговор, -- сказала жена Кротова.

-- Очевидно, -- ответил он, -- в II час. начали. Времени достаточно.

И все заговорили сразу.

-- Они и защитников не взяли, -- сказала опять жена.

-- Зачем? -- проговорил Петя, -- Алексей Викторович говорит, что это только время затягивает.

-- А где он?

-- В суде, -- ответила Маня, -- он там достал место. Очень интересуется.

-- Кто не интересуется, сказал Кротов, -- только и говорят, что о них.

-- Вот он! -- крикнул Петя, -- ну, что? Кончилось?

Все оглянулись и увидели Сурова.

Он, по обыкновению, пришел через кухню и разматывал в передней башлык. Потом снял галоши, пальто и вошел, отвечая:

-- Кончилось...

-- Чем? Насколько? -- быстро спросил Кротов.

-- Навсегда! -- холодно усмехнулся Суров.

-- Как это? Не понимаю...

-- Всех к смертной казни, -- пояснил Суров.

Маня вскрикнула; Кротов растерянно огляделся и пробормотал:

-- Как? Быть не может!

-- Факт, а не реклама, как пишут в объявлениях! -- усмехнулся Суров и обратился к жене Кротова, -- не откажите стакан чая: иззяб!

-- Но, ведь, приговор пойдет еще на утверждение, -- сказал, оживляясь, Кротов.

-- Это другой разговор.

На несколько мгновений наступило тяжелое молчание, потом Кротов растерянно проговорил:

-- Вот, ведь, поди! Каждый день читаешь и -- ничего. А как у тебя перед глазами, так словно обухом в голову! Словно сам казнишь...

-- Ее-то уж, наверное, помилуют, -- сказала жена Кротова.

-- Не думаю, -- отозвался Суров, -- ее крепко притянули к сообществу. С ним она в дружбе... Ну, да будет видно!


Загрузка...