Вчерашняя быль

III.

Кротов посетил двух трудно больных пациентов и проехал в тюрьму.

Сторож заглянул в форточку и открыл ему узкую калитку тюремных ворот. Кротов перешел небольшой передний двор, вошел в помещение тюрьмы и снял шубу.

В большой светлой и теплой комнате, в которой в приемные дни дежурный тюремный офицер принимал деньги и заявления, обыкновенно собирались чины тюремной администрации. В ней стояли широкий диван, мягкие кресла, имелось зеркало; служащие завели шашки, и в свободные часы пили здесь чай, курили и обменивались новостями.

В этой же комнате находился и стол Кротова, за которым он составлял свои отчеты, писал требования, свидетельства и вел необходимую переписку.

Когда он вошел, в комнате за столом сидел дежурный, полный, пухлый и белый с бледными глазами офицер, Прокрутов, а в другом конце комнаты один из помощников начальника, Виноградов, играл в шашки с заведующим деньгами заключенных, чиновником Свирбеевым.

Виноградов был удивительно похож на одного из тех гусаров, которых кустари Троицко-Сергиевского посада вырезают из дерева; а Свирбеев с вихляющимся тонким станом, с растянутым до ушей ртом, походил на червя, поставленного на хвост.

-- А! -- воскликнули все дружелюбно, -- Глеб Степанович!

-- Здравствуйте! -- поздоровался с ними Кротов, сел к своему столу и потребовал чаю. В комнату вошел с озабоченным лицом начальник.

-- А, Глеб Степанович! Здравствуйте, батенька!

Они поздоровались.

-- А у меня к вам дело.

-- Какое?

-- Вот, в ночь привезли к нам двух соколов, Макарова и Холину. Хлопот теперь с ними!.. Так Холина эта, батенька, к вам записалась. И если что -- в лазарет проситься станет, ни-ни! -- начальник завертел головой. -- Вы, батенька, человек мягкий, я знаю: Сейчас! А я не могу. Не разрешаю! Прописывайте хоть пилюли в золоте, а этого, батенька, не могу! Вот! Так не забудьте: Холина, а я побегу, -- и, пожав руку Кротову, он вышел из комнаты.

-- Что за Холина? -- спросил Кротов.

-- Как, вы не знаете? -- удивился дежурный и поправился, -- да, ясное дело, не знаете! Их в ночь доставили.

-- Помните, -- сказал Виноградов, -- нашего полицеймейстера убили? Еще он Семеновских рабочих укрощал.

Кротов кивнул.

Дежурный перебил Виноградова.

-- Их тогда четверо было. Двое рабочих у нас давно сидят, а этих -- Макарова и Холину -- в Москве арестовали по другим делам. Там их судили, а теперь к нам. 14-го суд будет. Их военным.

-- А сегодня третье?

-- Чего ж медлить-то? -- усмехнулся Виноградов. -- Дело ясное, как апельсин. Каюк им!

-- Как это -- каюк?

-- Маль-маля каторга, а то и повесят!

-- Повесят, будьте покойны, повесят, Анисим Петрович, -- сказал Свирбеев, -- ради уж одного примера, потому что у нас еще не было казни.

-- А по мне, пусть! -- отозвался Виноградов и закурил папиросу,

Прокрутов вышел из-за стола и, потягиваясь, сказал:

-- Девочка, я вам скажу, преаппетитная: молоденькая и -- ой, бойкая, с курсов! А Макаров -- черт его знает что, удивительно даже, кандидат университета, да еще доктор на придачу. И вот -- подите! Черт понес на дырявый мост. Не понимаю, дураки какие-то!..

-- Помешательство, -- заметил Свирбеев, передергивая плечами, -- все Рибопьерами быть хотят!

-- Робеспьерами, дурья голова, -- поправил Виноградов, -- Рибопьер

конюшни держит!

-- Но, ведь, у нас не было смертных казней! -- произнес Кротов.

-- В том-то и штука, а теперь мы, как все, будем, -- отозвался Свирбеев и сказал Виноградову:

-- Ну, сыграем, что ли, еще одну!

-- Одну можно! А там и идти надо. Расставляй и ходи.

-- На четверть -- этак, четверть -- так? Хи, хи, хи!

-- Ну, ну, ходи!

Они стали играть. Прокрутов подошел к ним, утомленно зевая.

Кротов взял тетрадку со своими пометками и вышел.

После всего слышанного ему стало как-то не по себе, что-то гнетущее, угрюмое чувствовалось ему и в воздухе, и в лицах, и в словах.

Фельдшер Салазкин, брюнет с глазами на выкате и лихо закрученными усами, в сером пиджаке и цветном галстуке, встретил его в госпитале с фамильярной почтительностью, и они прошли по мужскому и женскому отделению, заглянули в одиночные и вернулись в аптеку.

-- А амбулаторных много?

-- Не так что бы, Глеб Степанович, -- ответил фельдшер, -- уголовных четыре, политиков три; на женском девять, -- и прибавил: -- новенькая одна. В ночь привели. Сказывают -- казнить...

-- Глупости говорите, Салазкин, -- резко остановил его Кротов, -- ну, пойдемте!