Беотия. Платеи. 427 г. до н. э. (349 г. по греческому календарю)
Утро после битвы.
Леодор шёл среди руин города, опираясь на раненую ногу. Спартанцы победили. Они наказали надменных платейцев. Наказали за их бездействие. Вчера победители спросили у горожан: «Что полезного вы сделали для Спарты?». Жители не нашли, что ответить. За это и поплатились. Всю правящую верхушку прилюдно казнили, а простых жителей закрыли в их жилищах и сожгли. Спарта не прощала предательства. Братья Леодора пировали. Его командир похвалил бойца за рвение и сказал что Леодор точно достоин своего имени. «Дар Леонида» — так назвали юношу пятнадцать лет назад. Конечно же, Леодор знал историю великого царя, который вышел в авангарде греческой армии, пока остальные полисы только собирали войска. Воины Спарты до последнего удерживали многотысячное войско персов в Фермопильском ущелье и не допустили порабощения Греции. Но юноша не понимал, что изменилось сейчас. Почему гордые спартанцы пошли войной на сородичей и обходятся с ними, как с иноземными варварами? Леодор был рад тому, что выжил, он прилежно прикрывал спины товарищей, как учили его с семи лет, но он не видел смысла во всём этом. Солдатам рассказывали, что в Афинах засел аристократ Перикл, который сидит на горе золота в Парфеноне и ведёт переговоры с персами о разделе южных полисов. Но ведь этот город обороняло только местное ополчение. Не было там персидской армии в золотых кольчугах и с золотыми зубами.
Завтра полководец собирает войска для поздравления бойцов, а сейчас солдаты могли отдохнуть, собрать добычу, найти в городе женщин или мужчин. Вернее, могли бы, но после пожара остались только обгорелые остовы зданий. Поэтому воины просто бродили по улицам, надеясь на удачу. Товарищу Леодора повезло. Он нашёл почти не обгоревший труп молодой девушки. Похоже, её прибило камнями и ими же защитило от пожара. Брат разобрал камни, положил тело удобнее и стал совокупляться с ним, громко проговаривая имя своей жены и благодаря Ареса и Афродиту за удачу. Леодор безучастно пошёл дальше. Он видел вещи и похуже. Не ему судить людей, а безоблачное небо показывало, что Зевса эта резня не расстраивает.
Леодор пошёл в свой шатёр. Завтра им укажут новую цель и они снова выступят в поход, продвигаясь всё ближе к треклятым Афинам. Каждый вечер юный спартанец просил Афину, покровительницу справедливой войны, о достойных противниках. Ему надоело убивать беспомощных. Хотя, если быть честным с собой, ему вообще надоело убивать. Леодор задумался, что было не свойственно воину Спарты, до каких мыслей доходят философы в Афинах, иронично замечая, что их городу покровительствует богиня мудрости и войны, в то время, как их врагов направляет в бой Арес, бог крови и резни. За такие размышления Леодора однажды высекли перед всем войском. Солдат не должен сомневаться в своих убеждениях, солдат обязан подчиняться не раздумывая, у солдата не может быть собственных желаний. У солдата нет права даже на собственную жизнь.
В тяжких раздумьях Леодор уснул. И, впервые за много ночей, воин увидел во сне не вечное сражение, а бескрайние цветочные поля дивной красоты. Он будто оказался в самом Элизии. Вдали виднелся силуэт роскошного дворца, но Леодора тянуло в противоположную сторону. Он побежал со всех ног без ясной цели по нескончаемым райским полям. Во сне совсем не чувствовалась усталость, он готов был бегать так вечно, вдыхая свежий воздух, не пропахший пылью и кровью.
Спустя какое-то время, в траве блеснул странный предмет. Леодор остановился. Его тянуло посмотреть, что там. Это оказался золотой, отполированный до блеска щит. Спартанец смотрел в него, как в водную гладь. Но видел там не привычного небритого солдата в потёртых изношенных доспехах, но пожилого мужа, в белом хитоне, который держал в руках кипу свитков, похожих на те, что были в шатре у командира. «Проснись!» — прозвучало громко в его голове. Голос был женским. Он одновременно приказывал и советовал. Картина рая вокруг стала распадаться и Леодор вернулся в настоящий мир.
Проснувшись даже раньше обычного утреннего подъёма, Леодор долго лежал неподвижно, размышляя о странном видении. Он вспомнил легенду о Персее, который при помощи зеркального щита победил злобную Горгону, но это никак не помогало понять суть видения. Что там ещё было? Щит герою дала богиня Афина, а он направив его в глаза медузе показал той её истинное обличие. Но ведь во сне он увидел себя не прославленным воином, а немощным седовласым стариком… И этот голос. Леодора осенило — к нему обратилась сама хозяйка щита, Мудрейшая Афина. «Проснись!» — так она сказала. Ну так он уже проснулся, что это может значить?
Прозвучал бой барабанов, зовущий всех на собрание. У солдата больше не было времени на раздумья. Он пошёл в строй к остальным.
Даврос — военачальник этой армии, начал произносить свою речь:
— Вчера мы разбили ещё один оплот ленивых трусов и предателей! Я благодарен вам всем и каждому по отдельности. Вы доказали превосходство духа…
Леодор не слышал этот крик, он не мог выбросить из головы знамение богини. Он должен его разобрать.
— … мы дойдём до Афин! Мы заставим этих мыслителей и теоретиков почувствовать вкус копья Спарты!
Леодора будто по голове ударили. Он осознал, в чём было послание. Его место не здесь. Не среди этих людей. Он должен убежать, порвать все связи с братьями и начать жизнь заново. Нужно только понять, как это сделать.
— Мне нужны два добровольца, которые пойдут в ближайшее поселение и узнают настроение местных жителей. Вы должны будете притвориться торговцами, никак не выдавая своего происхождения. Это задание не принесёт воинской славы, но оно необходимо для нашей общей победы. Кто готов пойти на такие жертвы?
«Спасибо тебе, о Мудрейшая!» — мысленно вознёс хвалу богине Леодор.
— Я готов, Даврос! Всё ради Спарты! — как можно громче выпалил юноша.
Такая самоотверженность удивила всех вокруг. Кто-то просто смотрел с непониманием, кто-то мысленно поносил товарища. Ещё бы — одеться в тряпки, любезничать с врагами. Это недостойно воина.
— Ну что же! Мы постараемся забыть о твоём позоре. Я надеюсь, ты принесёшь полезные вести. Но мне нужен второй. Вы ведь знаете, что торговцы поодиночке не ходят. Если никто не решится, мне придётся выбрать самому!
Когда казалось, что никто не выйдет, из дальней шеренги поднялась рука.
— Подойди ближе, кто бы ты ни был, — к Давросу подошёл юноша, лет тринадцати. Раньше Леодор не видел его. — Так это ты, трус! Всё так же боишься настоящего сражения. Ну ладно. Леодор! Присмотри за ним, тебе то я доверяю.
Доверяет… Да, Леодору верили. Он уже успел себя проявить в нескольких сражениях. Но теперь спартанец задумал непоправимое. После такого, если его найдут, быстрая смерть покажется юноше избавлением.
— Я присмотрю за ним, Даврос. Уж он у меня побегает! — толпа засмеялась, а на лице мальчика читался настоящий испуг. Леодор был уверен, что этот ребёнок вырос не в Спарте. Там такие не выживают. Воину ещё предстоит подумать, что с ним делать. А сейчас пора было идти в шатёр к Давросу — получать одежды, снятые с какого нибудь городского богача. Разведчики должны были сыграть роль богатых торговцев.
Некоторое время спустя, разведчики вышли из Платей. Им нужно было идти на юг, к ближайшему поселению. Солдатам выдали повозку, которую сейчас тащил юноша, чьего имени Леодор всё ещё не знал.
— Как твоё имя, ксенос? — поинтересовался спартанец.
— Беотим. А ты? Командир тебя не назвал, — чужак смотрел Леодору прямо в глаза.
— Лиандр, — соврал беглец. — А откуда ты родом?
Беотим рассказал, что бежал из Дельф, надеясь дойти в Афины, но был пойман бандитами, которые ограбили его и оставили умирать на пустынной дороге. Один из передовых отрядов Спарты нашёл его и привёл в лагерь к Давросу. Тот, услышав, что юноша хочет в Афины, засмеялся и пообещал что предоставит лучшее сопровождение в пути. И если он переживёт это путешествие, то найдёт в Афинах богатство и славу. Так его и сделали солдатом.
Да, Даврос умел мотивировать людей. Он пользовался только методом кнута, но этого всегда было достаточно. Чем больше Леодор узнавал этого мальчишку, тем более страшным ему казалось то, что он хочет совершить. За такое путь в Элизий будет заказан ему навек. Однако стоило ему вспомнить побоище в Платеях, как все сомнения пропали. Он и так натворил достаточно для вечных мук Аида, а если сбежит — проживёт немного дольше.
Пробираясь через заросли кустарников, Леодор окликнул своего спутника:
— Беотим, в каких богов ты веришь? — ему нужно было это узнать.
— Страшно признаться, господин. Я разочаровался в богах. Вот ты слышал про Пифию?
Конечно Леодор знал о прорицательнице. Говорят, и война началась после того как к царю Спарты пришли мудрые эфоры и сообщили о великих переменах, что сначала потрясут, а потом возвеличат Грецию и всех эллинов. Ну, насчёт потрясения ведунья не ошиблась. Величия Леодор пока не ощущал.
— А знал ли ты, что все «пророчества» ей нашёптывают жрецы и эфоры из разных полисов, обильно приправляя их подношениями или угрозами? Когда мне открылась эта истина, я разуверился в высших силах. Хотя никого не стремлюсь убедить в том же.
Леодор удивился, но не сильно расстроился. Он разумом понимал, что ни один смертный не сможет уподобиться богам и превозношение Пифии преувеличено.
— Но всё же, как думаешь, что будет после смерти? Не боишься ли ты гнева Аида? — Леодору нужно было это знать.
— Я ещё не дошёл до этого познания. Я надеялся узнать истину в Афинах, — грустно усмехнулся Беотим. — Но, видимо, мы придём туда не за знаниями.
Леодору стало жаль этого мальчика. Но у него уже созрел план побега, он лишь боялся, что Афина остановит его руку в решающий момент.
Разведчики дошли до развилки и Леодор решил, что пришло время действовать.
Спартанец попросил мальчика остановить повозку и сказал ему подойти ближе:
— Хочешь ли ты идти дальше с Давросом и Спартой? Готов ли ты убивать невинных?
— Да! Жизнь за Спарту! Я благодарен Давросу за спасение!
— Я хочу уйти. Мне надоело воевать за чужие идеи, — сказал правду Леодор. — Ты хочешь пойти со мной?
— Лиандр… Ты не врёшь? Мы можем спастись? Какого бога мне благодарить за это?
— Благодарить будем позже. Сейчас уходим в лес, но сначала нужно разрушить повозку, будто бы нас настиг дозор афинян. Иначе Даврос вышлет наёмников, которые найдут нас во всей Греции.
— Хорошо, я помогу тебе. Я всё сделаю. Благодарю тебя!
Беглецы с невиданным рвением выламывали доски из телеги, разрывали мешки с зерном, били амфоры с вином, но в один момент Леодор остановил своего помощника.
— Немного припасов оставим себе. Нам ещё идти до Афин, — сказал Леодор, подбирая небольшую амфору. — Возьми тот мешок с зерном.
Беотим пошёл за повозку, чтобы достать уцелевшие припасы.
Леодор сомневался лишь мгновение. Он должен выполнить волю Афины, а мальчик является преградой на этом пути. Тихо подкравшись к Беотиму, он ударил его амфорой в затылок. Брызнула кровь вперемешку с вином. Мальчик безвольно повалился на землю. Этого было мало. Осколком амфоры Леодор изрезал тело, имитируя удары копья и ножа.
Теперь ему пора уходить. Он взял с собой мешок с припасами и пошёл в сторону Афин. Леодор надеялся, что этот невинный мальчик увидит красоты Элизия. Он заслужил это. Заслужил более, чем многие.
Путник шёл уже не одну неделю. Он поражался запустению встречаемых поселений. Поля сражений были далеко, но почему-то здесь не чувствовалось мира и процветания. Война захлестнула все земли. Афинским солдатам тоже нужны были припасы и они не брезговали забирать у своих. Селяне рассказали Леодору, что когда забирают только урожай — это хорошо, а чаще берут лошадей или молодых мужчин от двенадцати лет и старше. Рекрутам обещают жалованье, но выплачивать его будут после окончания войны. Тем, кто выживет.
Однажды Леодор встретил спартанских шпионов. Им он назвал кодовое слово и узнал, что спартанцы приостановили наступление. Сейчас им нужно было восстановить стабильность на завоёванных землях. Кроме того Афиняне планировали наступление на Сицилию, на помощь тамошним повстанцам. Это радовало Леодора. Значит наступит хоть кратковременный покой и он сможет устроить свою жизнь в Афинах. Припасы из повозки давно закончились. Большую долю беглец отдал семье, которая приютила его в первую ночь после побега. Мать и две её дочери. Одна из них была ровесницей Леодора. Ей бы уже строить семью, да вот в деревне не осталось ни одного молодого мужчины. Она утешила Леодора, а он помог ей. Теперь этой молодой женщине только одна дорога — стать гетерой, свободной жрицей Афродиты. Она будет находиться под божественной опекой и ни один солдат не сможет тронуть жрицу без её согласия.
После беглец старался не проявлять подобной щедрости, иначе до Афин ему не дойти. В каких-то поселениях юноша нанимался на работу в поле, за которую ему давали ночлег и немного припасов в дорогу. Один раз спартанец прибегнул к воровству. Это случилось на подворье богатого винодела. Он прогнал Леодора, спустив на него псов. А ночью юноша вернулся. Собак получилось отвлечь броском амфоры в кустарник. Хозяин проснулся, выглянул в окно, но Леодора не заметил. В брошенных амфорах была заготовлена каша с мышьяком. Спустя несколько минут проход был свободен. Пробравшись к амбарам, Леодор выверенным ударом сбил засов с петель. Он так часто делал, когда добывал припасы для отряда Давроса. Внутри оказалась настоящая сокровищница. Вот только почему-то большинство сундуков было помечено синей или красной краской. Их вор не тронул, так как не унёс бы на себе такую тяжесть. Позже он догадался, что эти сундуки предназначались разным сторонам в войне. Запасливый винодел заранее откладывал и складывал в сундуки самые ценные дары, как для спартанцев так и для афинян. Леодор уже не мог его осуждать. За время путешествия он видел слишком многое, чтобы принимать чью-то сторону.
Впереди показались афинские стены. Измождённый путник на лошади впервые за месяц в дороге почувствовал облегчение. Сегодня он будет спать под крышей, отведает горячей похлёбки с куском свежего хлеба, услышит человеческую речь. Дорога изменила Леодора. Он больше не мог и не хотел называть себя спартанцем. Юноша представлялся десятью разными именами и сам уже запутался, какое было первым. Вот и сейчас, стражник на воротах спросил, откуда прибыл незнакомец и с какой целью хочет проникнуть в город. Беглец выдал специально заготовленную для этого легенду:
— Меня зовут Теомах. Я прибыл из Дельф, передать указания от Пифии стратегу Клеону.
— Как ты прошёл через захваченные земли?
— Вынужден был скрываться, несколько раз выдавал себя за купца. В седельных сумках есть амфоры с отменным вином. Мне они уже без надобности. Могу продать по весьма выгодной, для вас, цене.
— Значит ли это, что ты думаешь, будто защитники Афин, в военное время, тратят своё жалованье на горячительные напитки? Может, ты втайне мечтаешь, как бы спартанцы быстрее вошли в этот великий город и навели здесь свои порядки?
Путник знал, к чему клонит стражник, ничего удивительного в этом не было:
— Я не думаю, что Клеон хотел бы видеть, а тем более говорить с возможным предателем и клеветником, — стражник смотрел надменным взглядом, ожидая ответа.
— Мне кажется, его мнение изменится, когда он узнает, что прибывший в Афины гонец, добровольно пожертвовал несколько амфор на нужды могучей афинской армии, — юноше не нравились подобные игры в вежливость, но он знал, что научиться придётся. Иначе, в этом мире не выжить.
— Разумная мысль, — сказал стражник, потирая руки. — Можешь оставить пожертвования мне. Я прослежу, чтобы они попали в нужные руки. Скажи, где ты остановишься в городе и я передам Клеону, как тебя найти.
На этот счёт беглец не волновался. Он слышал, что чуть более года назад, некий Гиппократ с учениками открыл в городе святилище, посвящённое Асклепию — покровителю врачевания, смертному, который смог подняться на вершину Олимпа. Кроме оказания помощи увечным, его жрецы давали приют бездомным, сиротам и прочим жертвам войны.
Стражник усмехался вслед Теомаху. Афины не примут этого наивного юношу. Город его выплюнет, высосав перед этим всё ценное.
Теомах… Именно так он будет называть себя отныне. Богоборец. Сражающийся с богами и за богов.
Юноша не мог представить, что в мире бывают города такой величины. Он вырос на маленьком винограднике, близ Спарты, и никогда не пересекал городских стен. Первым делом, путник пошёл к конюшням. Нужно было оставить бедное животное в безопасности. Увы, по узким улочкам невозможно было перемещаться на лошади.
А вот и первый недостаток сытых Афин: конюх запросил полдрахмы за место в стойле. Во всех городах, где останавливался Теомах до этого, оплачивалось лишь сено, которое потребляет твоя скотина. Помимо прочего, можно было оплатить уход за лошадью или смену подков, если хозяин настолько не жалел своего коня, что готов был ставить подковы, не подогнанные под копыта. Теомах оплатил одну ночь, на случай, если в асклепионе его не примут и придётся ночевать в этом же стойле. Хозяину конюшни было не важно, кто занимает оплаченное место.
Асклепион находился недалеко от театра. Такое расположение обосновано тем, что врачевание издревле считалось не ремеслом, но искусством. Покровительствовал лекарям сам Аполлон-врач. Дойдя до святилища, Теомах увидел множество нищих, которые лежали, кто на голой земле, кто на грубой мешковине. Но для таких людей и это было благом, так как храм охранял специально приставленный караул, а иногда жрецы выносили остатки жертвенных животных и выдавали самым нуждающимся.
Но Теомах пришёл не просить милостыню. Ему нужно другое. За время странствий юноша разобрал послание мудрой богини. В зеркале он увидел свою противоположность. Вместо подтянутого молодого воина, которому не суждено дожить до старости, Теомах увидел старого учёного с кипой свитков, а ведь юноша совсем не знал грамоты. Он пришёл в пристанище Асклепия для того, чтобы познать премудрости исцеления, а не убийства. Теомаху нужно попасть в храм лично, но он узнал, что жрецы сами выбирают, кого лечить. Если нет никаких чрезвычайных случаев, то осмотр проводят дважды в день — утром и вечером. Сейчас солнце было в зените. Страж храма не стал говорить, что является поводом для срочного приёма. Лишь сказал, что жрецы сами выйдут к людям, если почувствуют на то необходимость.
Прислонившись к храмовой стене, Теомах стал думать, что ему предпринять. У людей вокруг юноши были видны признаки оспы, язвенной болезни, цинги и гниения. Такого Теомах насмотрелся на службе, поэтому мог опознать безошибочно. Обычно Даврос изолировал больных в отдельном шатре. Но только на время активного развития болезни, пока они ещё представляли опасность для остальных. Потом, когда становилось понятно, что все больные умерли, шатёр издали поджигали. Даврос не хотел прогневать Ареса убийством соратников, поэтому оставлял всё на волю богов. Если Теомах здесь задержится, то точно подхватит какую-либо болезнь, а значит, решение нужно принимать быстро.
В асклепионе кипела работа. За сегодня Гиппократ принимал уже пятого пациента. Ничего необычного, просто хозяин чинил кровлю своего дома и упал с крыши. Помимо ссадин, было заметно повреждение конечности. Перелома не было, но пациент чувствовал дикую боль в колене при прикосновении и попытках пошевелить ногой. Врач надеялся, что не придётся править кости больному. Сам Асклепий завещал оставить это ремесло костоправам. Но Гиппократ не мог оставить любого больного, который нуждался в помощи. Поэтому он придумал использовать деревянные палки, обмотанные сукном для закрепления конечности. Это позволит костям выровняться самим, без нарушения учения асклепиадов. Так лекарь и сделал. Кроме того, он позволил хозяину остаться на несколько дней в храме, а также прописал каждодневное кровопускание для очищения организма. Римус займётся этим. Порой Гиппократ даже побаивался своего помощника. Тот с полным безразличием мог смотреть на любые увечья, а во время процедуры сцеживания крови все больные внезапно затихали и будто бы не чувствовали боли. А спутница Римуса — девушка по имени Лия — казалась лекарю воплощением самой Афины. Точно как богиня впитала от Зевса страсть к битвам, хотя это никогда не было свойственно женщинам, так и Лия обладала знаниями, которые и не снились большинству учёных мужей, да и самому Гиппократу. Однажды врач увидел знамение. В утренней полудрёме ему явился силуэт старца, который опирался на оплетённую змеями палку. Будь он более суеверным, то обязательно поклонился бы учителю в ноги, но лишь поприветствовал Асклепия, как уважаемого человека. Тот в ответ молвил: «Придут к тебе вскоре двое заблудших путников. Приюти их у себя, принимай помощь, но не пытайся вызнать их тайны. Только тогда обретёшь славу и вечное почитание, а иначе ждёт тебя забвение и тьма». Только потом Гиппократ осознал, как сложно будет не нарушить это напутствие. Он понимал, что его помощники знают намного больше, чем говорят, но не мог сам спросить этого.
Неожиданно из соседней комнаты выбежал Римус:
— Срочно освобождай медицинскую плиту! Снаружи кто-то сам нанёс себе увечья. Он теряет много крови. Нельзя допустить самоубийства в этом священном месте.
Гиппократ не стал ничего отвечать. Он лишь быстро очистил рабочую поверхность, ожидая пациента.
В помещение зашёл Римус, ведя под руки какого то молодого бродягу. Судя по заношенной одежде и стоптанным сандалиям, тот был в пути не меньше месяца. Рука юноши была наспех перемотана окровавленным лоскутом ткани. На лице Римуса читалась нескрываемая злость и раздражение. Он снял с пояса свою походную флягу и отхлебнул какой-то напиток. Гиппократу не давали даже понюхать этот странный продукт, а врач, помня напутствие, не лез с расспросами.
— Идиот порезал себе запястье! Ну и что теперь? Вот перед тобой сам Гиппократ. Ты хотел его увидеть? Теперь можешь умирать! — Римус кричал на юношу.
— Успокойся, ученик! — Гиппократ сказал тоном, который не подразумевал возражений. — Подведи его ко мне и помоги очистить рану.
— Нет. Прости, Гиппократ, но мне нужно наверх. Лия требует моего внимания. Сегодня нашей дочери мог бы исполниться год.
— Понимаю. Не переживай, я справлюсь с обычным порезом. Иди к жене.
Продолжая обрабатывать рану, лекарь наконец дал волю эмоциям:
— Ну и зачем ты это сделал? Ты видел, сколько страждущих ждут моей помощи? А я сейчас занимаюсь тем, что лечу мальчишку, который, по собственной глупости, чуть не отправил себя прямиком к Аиду. Ах да, как твоё имя? И откуда прибыл? Буду знать где такие глупцы плодятся.
Невзирая на повышенный тон, руки врача не дрогнули ни разу. Теомах всё же решился ответить:
— Рад видеть вас своими глазами, о великий асклепиад, я Теомах, прислужник из храма Аполлона, что в Дельфах. Я пришёл по велению высших сил. Моя цель и величайшее желание — познать премудрости вашего искусства.
Будь руки Гиппократа свободны в этот момент, он бы дал мальцу пощёчину, но пока ограничился лишь словесной поркой:
— Хочешь знать, сколько принципов моего учения ты нарушил своей выходкой? Не отвечай, не для того спрашиваю. Первое: ты навредил сам себе, а это нарушение прямого запрета Аполлона и Асклепия. Второе: ты отвлёк врача от исполнения его обязанностей, чем подверг опасности остальных больных. Учитель говорил, что исцеление одного никогда не должно стоить жизни другого, даже если тот другой сам этого хочет. Ну и третий, наверное самый тяжкий проступок: ты посмел оправдать свою глупость божественной волей. Видно что ты не из Афин, иначе бы знал историю об Арахне.
Теомах не знал. Как не знал и то, каким глупцом он является. Он думал, что его миссия — это важнейшее, что есть в мире. Он был готов пожертвовать чем-угодно, даже чужой жизнью, если бы от этого зависело исполнение повеления богини. Тем временем, лекарь закончил возиться с его рукой.
— Слушай меня. Руку я тебе поправил. Здесь даже кровопускание не потребуется. То-то Римус огорчится, — лекарь усмехнулся. — Если не найдёшь более убедительных аргументов о том, почему я должен тебя учить, то проваливай. У меня тут не приют бездомных. В городе найдётся работа для такого крепкого воина.
Теомах понял, что если сейчас ничего не предпримет, то его, как не коренного жителя полиса, который не смог нигде закрепиться, заберут в наёмничий отряд на стороне Афин. А то и вовсе, продадут в рабство. Хотя, если стражник всё же сообщит Клеону о гонце, то у него есть шанс закрепится при верхушке афинской армии. Но сейчас, беглец решил попытать удачу в последний раз. Он мысленно вознёс молитву Афине и начал:
— Я прошёл долгий путь до этого города. В пути был вынужден творить ужасные вещи. Я убивал и воровал, но, что самое страшное, проходил мимо несправедливости. Всё потому, что я не видел в себе сил помочь страждущим. Но в один момент мне пришло озарение. Я должен научится спасать людские тела, только так можно спасти мою душу. Во дворе этого храма предо мной открылось страшное — не смотря на все Ваши старания, там снаружи ежедневно умирают десятки обездоленных. Теперь Вы скажите мне, является ли бездействие умышленным вредом больному?! — Теомах перешёл на повышенный тон. — Именно поэтому я хочу постичь вашу мудрость. Воинов в Элладе хватает, а вот лекарей преступно мало.
Юноша закончил свою тираду и уставился прямо в глаза Гиппократу. Тот несколько долгих мгновений смотрел немигающим взглядом на Теомаха. После, неожиданно ушёл наверх, оставив юношу в одиночестве. Тот решил, что добровольно отсюда точно не уйдёт и сел, опершись о стену храма. Спустя какое-то время Гиппократ вернулся. Не один, с ним было двое послушников, как показалось Теомаху. Одного юноша уже знал. Его лекарь назвал Римусом. Этого человека Теомах побаивался. Уж слишком бешеным взглядом тот смотрел на юношу, когда увидел во дворе храма. Рядом с Римусом шла девушка. Это его жена — понял Теомах. Она не была похожа на эллинских женщин. Кожа у неё была бледной, а кудрявые волосы тёмными, но с еле заметной рыжиной.
Гиппократ нёс белый свёрток, а два послушника держали в руках глиняные таблички с начертанными буквами, но Теомах не знал что там высечено. Он, как и многие воины, не был обучен грамоте.
— Подойди, неофит, чтобы принять белый хитон, ты должен поклясться на этих скрижалях Асклепия в верности основным идеалам нашего учения.
— Простите, Гиппократ. Я не грамотен, поэтому не могу со всей искренностью поклясться на этих священных текстах.
Лекарь прикрыл ладонью лицо:
— Ну что-ж, похоже придётся заняться его образованием. Для начала Лия и Римус зачитают тебе клятву, а позже моя ученица поможет тебе познать прелесть чтения и письма. Согласна, Лия?
— Конечно, учитель. Мне сейчас заняться в основном нечем, всю работу делает Римус. Надеюсь, мальчишка выдержит мои методы обучения, — она как-то плотоядно улыбнулась.
— Главное, чтобы твой муж это выдержал, — ответил Гиппократ.
— Я доверяю своей жене полностью. Не думаю, что этот спартанец задержит её надолго, — Римус приобнял жену за талию. Теомах же не понял, где он ошибся. Как этот послушник узнал его настоящую родину?
— Он говорил, что прибыл из Дельф.
— Значит в Дельфах делают такие хорошие ножи? Я уже достаточно долго лечу раны, чтобы понимать чем сделан порез.
— А вдруг он сражался со спартанцами и получил ранение в бою? — Гиппократ хотел узнать истину.
— Ты упускаешь две вещи, — Римус не унимался. — Во первых, спартанцы не ограничились бы одним порезом, они всегда добивают раненых, если есть возможность, а во вторых, неужели он бы упустил возможность похвастаться тем, что выжил в бою со спартанскими головорезами? Так что, я думаю нам немного врут… — мужчина смотрел прямо в глаза Теомаху.
— Разве есть разница, откуда он прибыл? — Лия решила вступиться за юношу. — Мы вообще пришли из дальних земель. А этот мальчик искренне желает познать наше учение. Кстати, мы даже не знаем его имени.
Теомах не выдержал:
— Да, всё верно! Я был спартанским солдатом, но сбежал от них. Я больше не вижу себя частью Спарты. Зовут меня Теомах, хотя при рождении я имел другое имя и называть его не хочу. Это в прошлом. Прошу, не прогоняйте меня. Я не вижу дальнейшей жизни кроме той, что мне предначертана.
Гиппократ снова задумался, а вот Римус с Лией лишь с интересом разглядывали юношу. В какой-то момент девушка попросила у мужа флягу и отпила из неё. Римус хмыкнул.
— Дорогая, не спугни нашего гостя. Я слышал, в Спарте женщины не очень то отличаются от мужчин, а уж перед твоими чарами не устоит даже Алкивиад.
— Насколько мне известно, этот ученик Сократа как раз предпочитает мужеподобных женщин и женоподобных мужчин. Никогда не понимала философов, — Лию забавлял этот разговор.
У Теомаха наоборот, уже не умещались в голове все имена, обычаи и нравы. Афиняне оказались намного сложнее, чем он представлял. Но всё же, кое-что юношу задело:
— Наши женщины и вправду не похожи на здешних. Для спартанца, жена — это опора, верный соратник в войне и мирной жизни. Именно мать прививает спартанским детям понятие о сострадании и любви.
— Хватит! Как для смиренного ученика, ты слишком много позволяешь себе говорить, — Гиппократ явно был чем-то встревожен. — А вы, перестаньте так громко обсуждать этого оратора. Все мы знаем, что он сильно сблизился с Периклом, а у этих стен точно есть уши. Займёмся наконец делом. Теомах. подойди к Лие и повторяй всё, что она будет говорить.
Юноша повиновался:
— «Перед священными текстами, клянусь: Хранить врачебную тайну и никогда, ни за какое вознаграждение, не выдавать причину обращения больного. Считать того, кто научил меня искусству врачевания, вровень своим родителям и помогать им в час нужды». Повтори это, положив ладонь на скрижаль, — Лия протянула табличку. Теомах беспрекословно произнёс все слова.
Теперь к нему подошёл Римус. Он был серьёзен:
— «Перед священными текстами, клянусь: Никогда, своим действием или бездействием, не приносить вред больному. При незнании методов лечения обращаться к товарищам, даже в ущерб собственной выгоде. По собственному разумению и под личную ответственность, передавать желающим тайну искусства врачевания, неся за сие полную личную ответственность». Уверен, что готов к тому, что тебя ждёт, малец? Если так, произнеси клятву.
Теомах думал не долго. В тот момент, когда Римус зачитывал слова, в отверстии в стене храма показалось солнце и на миг ослепило юношу. Это ли не знак Аполлона? Впечатлённый этим, юноша повторил всё сказанное.
— Хорошо. Теперь подойди ко мне, — Гиппократ протянул неофиту хитон. — Отныне ты — последователь Асклепия. Премудрости нашего учения тебе откроются позже. Пока, можешь пойти наверх и отдохнуть. Солнце уже близится к закату. Лия выдаст тебе принадлежности для сна. Завтра, ты должен будешь выйти в этом хитоне во двор и принести присягу перед всеми страждущими.
Когда Лия и Теомах поднимались наверх, в храм вошёл стражник:
— Жрец, прибыли люди Клеона. Говорят, у вас находится гонец из Дельф, у которого есть сведения для стратега.
— Здесь нет никакого гонца. Лишь я, да несколько послушников. Передайте господину стратегу, что ему донесли ложные сведения. Пусть спросит со своих осведомителей. И уходите. Здесь воздух пропитан заразой и она может перенестись на вас.