Вечная Жизнь. Красный том (СИ)

Глава V Переговоры

Недалеко от Рима. 48 год до н. э. (DCCV ab Urbe condita)

Вечер того же дня.

Над Вечным городом восходила новая луна. В будущем, историки назовут её кровавой, такие уж выдумщики, эти историки. Где-то далеко, за Рубиконом, возвращался в Рим победоносный Цезарь, в стенах Сената плёл интриги его заклятый друг Гней Помпей, взявший себе имя Великий. В то же время, где-то в городе, юный пасынок Цезаря — Октавиан — познавал жизнь простого римлянина, вместе с верными ему отставными легионерами. Никто из этих, безусловно важных людей, не подозревал, что этой ночью свершится будущее всего Римского Мира.

Сообщники были на пол пути к лагерю варваров Беренгара.

— Перец и корица?! Марк, я уже очень долгое время не ощущаю ни вкуса, ни аромата пищи и специй, но даже так я понимаю, насколько ужасное сочетание выйдет при смешении этих приправ.

— Ты знаешь, как завышены в этом сезоне цены на все пряности? Хотя, откуда тебе знать. Я вообще не понимаю, что подходит для крови, уж извини — не пробовал.

— И не советую. Я добавил в эту амфору свиной крови, так что даже самый неотёсанный варвар по достоинству оценит «тонкость вкуса». Давай свои приправы, нужно довести этот подарок до идеала.

Тиверий, дрожащими руками, отцепил от пояса два маленьких мешочка. По очереди, не скрывая отвращения, он медленно всыпал порошки в амфору, помешивая деревянным прутиком получившуюся жижу. Пряности хоть немного перебили тот металлический запах, который только усиливал волнение сенатора. Он уже понял, что идущий рядом жрец и не планирует завершить встречу мирно.

Вдали показалось двое людей в меховых шкурах. Не смотря, на полную темень, у них не было при себе факелов. Марк сразу вспомнил все свои встречи со свебами. Кто бы мог тогда подумать, что спустя менее чем полгода, бывший центурион будет вести с ними переговоры, да ещё и на подступах к Риму. Сейчас, под традиционной сенаторской тогой Тиверия, был надет кожаный нагрудник. По сути, он был нужен только для собственного успокоения.

Теомах выставил руки перед собой, показывая, видимо, что пришёл с мирными намерениями. Двое варваров переглянулись, кивнули и взмахом руки приказали переговорщикам следовать за ними.

Лагерь был огорожен частоколом. Грубые, сделанные из шкур палатки, расположились полукругом. Среди них было совершенно непонятно, где шатёр вождя. Непризнанный герой галльской кампании — Марк Тиверий — чувствовал себя тут весьма неуютно. Он убедился, что эти культисты ничем не отличались от обычных дикарей, а Рим не привык говорить с дикарями. Он их перевоспитывает или уничтожает.

Принцепс держался уверенно, ожидая развития событий. Вдруг, шкуры одного из крайних шатров зашумели и оттуда вышел громадный человек, с медвежьей головой. Так показалось Тиверию в тусклом свете зарождающейся Луны. Не будь он тренированным легионером, уже давно бы потерял самообладание.

Медведь начал говорить, безбожно коверкая священную латынь:

— Ты и ты, придти сюда бить или пить?

Теомах растерялся, пытаясь осмыслить сказанное. На помощь пришёл дипломат Тиверий:

— Вождь спрашивает, мы пришли с войной или с миром? — прошептал он.

— Мы здесь для разговора, — принцепс пытался подбирать наименее сложные формулировки, что бы не разозлить вождя. Пока что, слишком рано для этого.

— Рим говорить меч. У тебя нет меч, — вождь был уверен в истинности своих суждений.

— Я говорю не от имени Рима. Я знаю силу Луны, как и предводитель Беренгар.

Вождь посмотрел на едва заметный лунный серп. Потом опустил взгляд на Теомаха:

— Луна этой ночью слабая. Что тебе нужно, подобный?

Принцепс понял, что контакт отчасти налажен. Он обратился к Тиверию:

— Я надеюсь, ты знаешь их язык, иначе мы ни к чему не придём.

— Да, жрец, пленные охотнее раскрывают секреты на родном языке. Что мне ему передать?

— Скажи, что ты мой слуга и я взял тебя с собой только потому, что ты знаешь язык многоуважаемого Беренгара. Прошу, будь особенно вежлив.

Сенатор проворчал что-то себе под нос, однако потом всё-таки передал всё сказанное вождю. Того сказанное позабавило, если можно принять тот звериный рык за подобие смеха. Вождь презрительно наклонился прямо к лицу Марка и прорычал ему ответ. Переводчик кивнул и повернулся к Теомаху:

— Великоуважаемый Беренгар молвил: он польщён тем, что римлянин, который не считает себя римлянином, хочет говорить с ним, как с равным. Однако, Беренгара волнует, что этой ночью, вместо доброй охоты, он вынужден выслушивать речи странного римлянина и его отвратительно пахнущего слуги. Что ему ответишь, о мой господин?

Пора было выкладывать все карты:

— Скажи великому вождю: я хочу предложить ему принять верховенство римского культа Луны. Если он откажется — его ждёт объединенная ярость римских легионов и моей паствы. После этого вручи наш дар.

Дальше счёт пошёл на секунды. Тиверий начал переводить ответ. Лицо Беренгара всё сильнее искривляла гримаса ярости.

«Хозяин, сейчас можно?», — Нет, ещё рано. Ещё несколько мгновений.

Тиверий закончил говорить. Беренгар громко засмеялся и занёс руку, чтобы проучить нерадивого переводчика. Тот, пригибаясь, выплеснул содержимое амфоры в лицо вождю. Теомах даже издали почувствовал зловоние испорченной крови. Вождь согнулся, закашлялся, попытался вытереть лицо, однако роскошная шкура была испорчена навсегда.

«Хозяин, он уже разозлился, закрой нос и я убью его одной левой», — Стой, уже почти. Всё по плану.

Отряхнувшись, варвар одним ударом в грудь откинул Тиверия в сторону палаток. Там к нему уже медленно подходили остальные жители лагеря. Вот теперь пора было действовать:

— Хольмганг! — все затихли. — Вождь Беренгар, я требую хольмганг за повреждение моей собственности. Каков твой ответ?

Беренгар был обескуражен:

— Римлянин-неримлянин знает про хольмганг. Хорошо, только знай, если будешь повержен, я заберу твою семью, а если будут противится — уничтожу.

После этого, вождь прорычал что-то своим соплеменникам и они быстро унесли куда-то в глубь лагеря большой котёл с кровью, тем самым освободив место для битвы.

И пусть принцепс уже сражался с себе подобными, однако, вот так — один на один, на равных, — это было впервые. Зверь в голове бушевал всё сильнее, но Теомах всё ещё надеялся, что выйдет обойтись собственными силами, хорошо что Беренгар тоже, пока оставался в людском облике.

Варвар смотрел на соперника злобным, наполненным яростью, взглядом. С роскошной медвежьей шкуры стекали капли кровавого месива с ароматом пикантной корицы. Соплеменники встали полукругом, рядом со своими шатрами. Сенатор Тиверий уже пришёл в себя. Беренгар не ожидал, что этот худосочный червяк окажется настолько крепким. Тишину прервал отдалённый волчий вой. Оба соперника приняли это за сигнал. Беренгар зарычал, пытаясь, видимо, запугать противника, а после побежал прямо на Теомаха, надеясь схватить его и повалить на землю. В момент приближения противника, принцепс уже уловил, что один из подручных Беренгара держал что-то, отдалённо похожее на, излишне длинный, пиллум. Отточеным движением, воин увернулся от бегущего на него яростного смерча и в тот же момент выхватил копьё у ошарашенного наблюдателя. К удивлению Теомаха, никто не посчитал это нарушением или нечестной игрой. Все присутствующие вели себя удивительно тихо. Однако, сейчас не было времени размышлять о чужеземной культуре — пробежав ещё десяток метров по инерции, вождь развернулся обратно в сторону противника и тут же получил пиллумом под ребро, всё же, македонская муштра не прошла для принцепса бесследно…

Произошло именно то, чего ожидал Теомах. Вождь без колебаний вытащил копьё и бросил его под ноги сопернику:

— Так вы нас не одолеть, дерись со всей силой.

Беренгар набрал в ладонь собственной крови и выпил её. В тот же момент порвалась в клочья шкура могучего медведя, все находящееся в лагере варвары благоговейно наблюдали за преображением своего вождя.

«Хозяин, он большой. Он убьёт тебя… убьёт нас. Очень быстро! И мучительно! Слышишь меня? Делай хоть что нибудь, иначе эта лохматая зверюга и костей от нас не оставит. Фу, как же хорошо, что у меня нет шерсти, в ней же паразиты заводятся, линька несколько раз в год… Мне можно уже выходить? Обещаю, никого, кроме этого, трогать не буду. Можно, значит? А я не могу! Забыл уже? Где кровь? Мне нужна свежая чистая кровь, и вон то месиво я пить не буду.»

Надо будет обсудить с кем-нибудь, как себя ведут их звери, — подумал Теомах. — Этот просто невыносим.

Пока что вождь был неподвижен. Он просто лежал на земле, огромной кучей меха. Принцепсу срочно нужно было придумать, чем прокормиться. К счастью, к воину подоспела неожиданная помощь. Марк Тиверий, окончательно пришедший в себя, добровольно предложил товарищу прокусить свою руку. Теомах чуть было не воспользовался возможностью, однако в последний момент вспомнил, к чему приводит добровольный укус. Оттолкнув предложенную конечность, принцепс впился уже обострившимися клыками в другую руку центуриона. Почувствовав нужное количество силы, Теомах, ударом наотмашь, оттолкнул друга как можно дальше. После он уже не мог контролировать собственное тело.

Я долго ждал!

— Как ты там, «хозяин»? Приятно быть на моём месте? На самых задворках сознания, без реальной власти и контроля… Знаешь, а римлянин-то оказался питательным — всего несколько глотков его крови, а какой прилив сил. Как закончу с этим мохнатым — наемся досыта. Ты ведь не против?

«Нет, я против! И не думай, что будешь свободен всегда. Не забыл, что у меня есть чем надавить на тебя?» — Ой, да что ты? Ты про тот городишко? Ну подумаешь, несколько десятков детишек. Мелочь, я даже не насытился тогда. Запомни, сейчас ты ничем на меня не повлияешь. Я уйду, когда сам захочу. И ещё кое-что — держи парочку воспоминаний, чтоб не особо мешал мне развлекаться.

«О нет… Лия… У меня не осталось выбора, это ведь простой расчёт — одна смерть вместо пятидесяти. А у твоего мужа была возможность уйти живым. Я не вру!.. Так всё и было… Поверь мне!»

Ну вот, этот слабонервный паразит занят, а теперь пора решить одну срочную проблему.

Тем временем мохнач ещё больше разгорячился. Это на него так мой вид повлиял? Грубой силой я такую гору мяса не завалю.

Нужно срочно что-то придумать. Уворачиваясь от когтистых лап, я высматривал возможности. Показалось разумным увести противника с открытой местности, вот только, если я побегу в сторону леса, он нагонит меня почти сразу. Дело плохо…

Неожиданно я услышал, будто некто зовёт меня. Вернее, не меня, а «хозяина». Это тот самый человек, единственный необращённый в этом лагере. Он протягивал мне кувшин со зловонной испорченной кровью. Вот дерьмо! Нет выбора, пришлось приложиться к кувшину, преодолевая отвращение. Однако, внутри была, так необходимая, живительная людская кровь.

Да-а! Как я вообще мог думать о побеге? Я наисильнейший из здесь присутствующих, и вот эта гора меха скоро почувствует это на своей шкуре.

«Нет! Стой! Тебе кровь в голову ударила! Остановись, ты погубишь нас обоих. Если мы падём — он возьмёт верх над нашей паствой! Ты меня слышишь?!», — Отцепись, смертный червяк, я сам разберусь!

Повернувшись, я увидел, что огромный медведь, тяжело дыша, смотрит прямо на меня, опасаясь идти в атаку. Ха! Значит он боится навредить собственным людям. Ну и зря! Оттолкнувшись от земли, я выставил когти перед собой и прыгнул в сторону противника. Однако он оказался быстрее и, одним взмахом лапы, оттолкнул меня в сторону. От падения у меня травмировалась рука. Не долго думая, я впился зубами в собственную рану. Где-то, в глубине сознания, истошно кричала от боли моя людская сущность, а я же ощутил новый прилив сил. Теперь этому мохнатому чудовищу точно не жить…

Тем временем, в гостевых комнатах Лунного храма обживалась на новом месте верховная жрица Исида. Первым делом, она выбросила в окно все простыни и то, что они тут называют коврами. Прислужницы принесли жрице всё необходимое для того, чтобы превратить это помещение в бледное подобие её покоев в Египте.

Когда пришло время трапезы, она наконец достала из личного сундука небольшой сосуд с эликсиром, выпила его и зажгла свечу с благовониями. Её окутал приятный пряный аромат — значит зелье подействовало и можно приступать к ужину.

Сегодня она питалась очень бедно. Пришлось есть только запасы, взятые в дорогу ещё в Египте. Однако, жрица уже отправила пару нубийцев на охоту. В этих лесах должно быть полно вкусной дичи. Нужно только придумать, как её приготовить, не вызывая подозрений у местных.

Закончив трапезу, жрица уже было хотела пригласить прислужниц к себе, чтобы немного поразвлечься, как в открытое окно неожиданно влетел один из нубийцев, в зверином облике. Исида поняла, что случилось нечто необычное, иначе слуга не стал бы вот так вот вламываться в её покои.

Сбросив перья, нубиец тут же поклонился владычице, умоляя простить его за столь непочтительное появление. Исида же, выслушав всё это, ответила:

— Не бойся, мой страж. Мы сейчас не у себя дома и здесь можно не соблюдать все те формальности, к которым ты привык. Рассказывай скорее, что тебя так удивило?

— Когда я летел в сторону леса, в надежде на добрую охоту, я услышал шум, доносящийся из лагеря Беренгара. Моему взору открылось кровавое зрелище — двое наших сородичей сошлись в поединке.

— Двое варваров? Они были из одной семьи? — ответ на этот вопрос очень волновал Исиду.

— Нет, сражался северянин и римлянин, судя по моим наблюдениям.

— А вот это уже необычно. Оставайся тут, присмотри за моими покоями и убери перья. Я нанесу личный визит вождю, может получится заполучить преимущество на будущих переговорах. И можешь подкрепиться, эликсир лежит в сундуке. Только не используй слишком много, я не уверена, что в этой местности растут необходимые травы.

Исида сняла все украшения и аккуратно сложила их в специальный ларец. После, ничуть не стесняясь, сбросила одежды, чем заставила нубийца сейчас же закрыть глаза ладонями, хотя он и сам был без одежды, что неизбежно после превращения. Если другие известные семьи сохраняли хоть обрывки одеяния, которыми могли частично прикрыть наготу, то дети Исиды меняли свой облик настолько, что одежда приходила в полную негодность. Однако, как считала жрица, этот недостаток был просто ничтожным при возможностях, которые давал внутренний зверь её последователям.

Сиганув прямо из окна, жрица расправила гигантские совиные крылья и, несколькими мощными взмахами, набрала нужную высоту. Её обострившегося зрения было достаточно, чтобы заметить скопление шатров на опушке леса.

«Я не понимаю, что мы задумали. Ты хочешь помочь кому-то из дерущихся? Или убить обоих? А если битва уже завершилась? Тогда что? Мы выдадим себя перед северянами? Никто из них не знает нашего истинного облика, так зачем раскрывать все карты? — Затем, что нам придётся делать выбор на переговорах. Да, этот римский жрец думает, что я уже готова принять его протекторат, только потому, что наша дражайшая подруга Клеопатра смогла охмурить Цезаря. Вот только, если нам удастся создать объединение против Римского культа, то у Теомаха не будет влияния в зарождающемся Римском Мире. А у кого оно будет? — У нас… мы сможем распространить своё потомство по всем Римским землям!»

В несколько мгновений преодолев расстояние до лагеря, Исида увидела интересное зрелище:

Громадное лохматое чудовище, отдалённо похожее на медведя, но с бритвенно-острыми клыками, бросало по всему лагерю громадного бескрылого нетопыря. В этих зверях можно легко распознать представителей северного и римского культа. Удача явно была на стороне варвара и Исида решила, пока не поздно, вмешаться…

Теомах был рад получить наконец контроль над собственным телом. В момент, когда всё пошло не по плану, его внутренний зверь сдался и отошёл, дав возможность человеку лично управлять звериным телом. Вот только это ничем не помогло. Противник оказался сильнее, а Теомах не рассчитал собственных сил. Плохо только то, что перед смертью принцепс не назначил приемника, а значит, его семья не сможет единым фронтом противостоять северным варварам. Начнутся дрязги и междоусобицы, всё развалится, вот только понтифик этого уже не увидит. Он будет в ином мире, только непонятно, в каком.

За более чем четыреста лет жизни, мужчина разуверился в любых божествах и верованиях. Раньше он считал, что является проводником желаний Афины. Как глупо было верить в это, ведь сразу после переселения в Италию, местные греки попали в культурную зависимость от этрусков и переняли их верования, в том числе и культ Менрвы, которая заменила Афину и превратилась из богини мудрости в покровительницу ремёсел. Однако, спустя двести лет, при поддержке коллегии понтификов и лично Теомаха, произошла эллинизация римской религии. И даже тогда принцепс не ощутил исполнения долга, наоборот, строгая вера греков мешала спокойной жизни культа до тех пор, пока не был заключён договор с Сенатом. А вот Афина больше не являлась в видениях. Ни разу, с того далёкого сна в Спартанском лагере. Вместо неё, сон Теомаха тревожила Лия… Девушка, которая научила его всему, кроме убийства других людей, это он умел сам. В кошмарах Лия спрашивала всего один вопрос: счастливы ли те, кого он спас от смерти в тот роковой день, во время чумы? Теомах не знал, что ответить. Да, они живы, они нашли место в мире, но счастливы ли? А что такое счастье? Вечная жизнь? Власть и богатство? Точно нет — всё это есть у Теомаха. А ведь наставница пыталась донести до ученика, что на самом деле важно. Она говорила, что не стоит слепо верить в богов, говорила, что судьба не может быть предопределена и мы сами должны творить её. Тогда это казалось дикостью, а позже принцепс жалел, что не может спросить совета у мудрой наставницы, жизнь которой он сам оборвал. Наверное, даже в иной жизни им не суждено встретиться — Лия с мужем после смерти должны быть вместе, а их убийце уж точно нет места в том ином мире.

Над лагерем прозвучал ликующий рёв. Беренгар приготовился к последнему рывку, который окончательно добьёт поверженного вождя римлян. После он займётся насаждением среди римских сородичей истинных порядков. Сегодня вождь доказал своим соплеменникам, что он имеет большую силу, чем сильнейший римлянин, а это значит, что Рим незаконно завоевал германские земли. Беренгар не знал, как заведено у римлян, но в его племенах культ Луны держит абсолютную власть, взятую по праву сильнейшего.

Варвар подбежал к раненому Теомаху, который уже начал медленно терять звериный облик, и схватил его громадными лапами:

— Слушай, вождь-римлянин, знаешь как я получил свою силу? А я расскажу: однажды к нам в племя пришёл человек, он был один, носил странную одежду и не говорил на моём языке. Он пришёл без оружия и мы не могли отказать в гостеприимстве. Однако, спустя несколько ночей, в племени стали пропадать люди. Конечно же, в первую очередь я подумал на пришельца и решил проследить за ним. И я не ошибся. Он был носителем силы, которую я тут же захотел заполучить. Ты удивлён? Тому, что я безошибочно говорю на латыни? Да, в этом главная ошибка всех римлян — вы слишком самоуверенны, думаете, что мир за пределами ваших границ населяют только неграмотные звери. Так вот, возвращаясь к пришельцу, увидев его истинное обличие, я решил изловить зверя. Мне пришлось долго думать, как устроить ловушку. В итоге, я поймал его на живца. Приманкой стала моя молодая жена. Я оставил её одну, в нашем доме, а сам, уходя, будто бы случайно, порезал руку. Тогда мне уже было известно, что зверь неравнодушен к крови. Когда пришелец вошёл в дом, разъярённый от голода, я тут же завалил дверь брёвнами, заготовленными заранее на крыше дома. Время уже близилось к рассвету и у чудовища не оставалось иного выхода, кроме как обратиться в человека. Тогда-то я и вбежал в дом. Везде были разбросаны ошмётки тела моей жены, но меня это уже совсем не волновало. Я вынудил пришельца рассказать мне о тайне обращения, а после дал ему обратить меня, потом убил. Быстро, без сильных мучений, я же не варвар, какой-то! — в этот момент те соплеменники, которые знали латынь, разразились громким смехом. Таких оказалось немногим больше половины.

— Ну и зачем ты рассказываешь мне свою историю? Думаешь, ты один такой? Убей меня уже, только быстрее!

В центр племени неожиданно спустилась гигантская птица, похожая на большую сову с человеческими конечностями.

Одновременно, все обращённые услышали в голове голос, от которого путались все мысли:

— Братья и сёстры, давайте не будем столь поспешно завершать переговоры. Мы же не варвары, в отличии от смертных людей.

Соплеменники Беренгара стали оглядываться в поисках источника звука. Сам вождь отпустил недобитого противника и повернулся в сторону непрошеной гостьи, разумно полагая, что римлянин уже не представляет опасности.

Исида направила мысль лично вождю:

— Как я вижу, ты одержал верх в хольмганге и теперь имеешь законное право на верховенство над римским Культом. Что планируешь делать дальше, вождь? Ах, вот оно что. Ну ты хоть контролируй мысли. Сова — благородное животное, а не курица-переросток. Да, я вижу все твои мысли. Тебе это не нравится… Хорошо, гарантируй мне безопасность и я предстану перед твоим племенем в человеческом виде.

Беренгар, уже начавший догадываться, кто нанёс его племени неожиданный визит, издал громкий клич на германском наречии:

— Никому не трогать птицу, даже если она сбросит перья.

И вновь в голове зазвучала чужая мысль:

— Вижу, что не врёшь, хорошо.

Птица мгновенно уменьшилась в размерах, ветер сразу унёс перья, а окружающим людям открылось прекрасное зрелище.

Позже, в своей книге, Марк Тиверий опишет красоту этой девушки в своих записях о Культе. Она была похожа одновременно и на статую храма Венеры и на хищную пантеру из египетских пустынь.

Девушка ничуть не стеснялась собственной наготы, а меж тем Беренгар уже принял людской облик, он не мог позволить внутреннему зверю наслаждаться обществом такого прекрасного создания.

Египтянка стала напротив вождя, на расстоянии двух шагов, и заговорила:

— Меня зовут Исида, я верховная жрица египетского культа луны. Если позволишь, я буду говорить на латыни. Египетский ты не поймёшь, а язык моих родных земель тебе уж точно неизвестен, хотя ты имел возможность изучить его, если бы хоть немного поговорил с тем пришельцем, который дал тебе звериный облик.

— Мне незачем было говорить с ним, женщина. Он угрожал моему племени, а кроме того — скрывал свою истинную природу. Я пока не знаю, стоишь ли ты прилюдного разговора или мне достаточно будет забросить тебя на плечо и унести в свой шатёр. А там ты уже более доходчиво объяснишь свои намерения.

Даже если Исиду задел такой высокомерный тон варвара, она не подала виду. Сейчас нужно было втереться в доверие к возможным союзникам, хотя без потери достоинства, конечно.

Она ответила, сохраняя величие в голосе:

— Я пришла для того, что бы предложить тебе выгодный союз, — проговаривая это, египтянка медленно и грациозно подходила к вождю. — Ты ведь знаешь, что смертные думают, якобы они завоевали земли твоего народа. И только на этих основаниях, находящийся здесь, понтифик Теомах желает собрать нас всех в своём храме. Всё для того, чтобы поставить нас перед фактом — мы должны принять верховенство Римского культа. Однако, как я вижу, до переговоров он решил не ждать. Так не значит ли это, что и мы можем не подчиняться его законам?

Беренгар внимательно слушал, жрица тем временем обошла вождя и внимательно посмотрела на поверженного Теомаха.

Тот никак не реагировал на происходящее. Сознание окончательно покинуло его. Исида понимала, что он не умрёт, всё таки сородичей очень трудно умертвить, однако надеялась, что он сохранил остатки разума. Ей нужен был живой предводитель культа, как бы не окончилась эта встреча с вождём.

Беренгар тем временем, обдумал наконец сказанное и, не особо подбирая слов, начал говорить:

— Жрица Исида, как ты верно подметила, я одержал верх в поединке, а это значит, что я могу занять место этого безмозглого червя, но мне непонятно до сих пор, зачем мне считаться с тобой? Мой народ очень рад, что Рим отдаст нам по праву завоевания такие обширные земли. Если Цезарь укротил Клеопатру, значит он укротил и весь Египет. Если я свергну Цезаря, то очевидно, что получу и все его земли. Хотя, не хватает одной мелочи…

— Не бывать этому! — жрица, сию же секунду, разрезала себе ладонь острым когтем и приложила кровоточащую руку к ране Теомаха. Тот, почувствовав приток свежих сил тут же очнулся.

Беренгар издал угрожающий клич:

— Пускай все видят, что я, непобедимый Беренгар, заявляю своё право сильного на племя римских сородичей и египетских. Знайте, что сказано это было в присутствии вождей этих племён!

Теомах уже твёрдо держался на ногах. Он встал подле Исиды и произнёс:

— По всем правилам, хольмганг не завершён. Я жив и стою на ногах. А так как ты нарушил правило и захотел присвоить мои земли ещё до того, как я испустил дух, значит я имею право защищаться любыми способами.

— Хватит уже болтать! — неожиданно вмешалась Исида.

Она тут же отрастила на руке огромные птичьи когти и полоснула Беренгара по шее. Увы, голову отсечь не вышло, поэтому, обезумевший от боли, варвар вновь обернулся зверем. Кровь фонтаном била из раненой шеи, что только добавляло сил зверю.

«Хозяин, если нужно, можешь брать мою силу. Вмешиваться больше не буду. Спаси наши шкуры!»

Теомах сразу воспользовался новой возможностью и одним прыжком перескочил через беснующегося варвара, ударив после этого, его в спину.

В тот же момент, Исида нанесла противнику удар в живот и повалила того на землю. Беренгар издавал ужасающие булькающие звуки…

Посреди лагеря северян была установлена импровизированная трибуна. Все члены племени, независимо от положения, стояли напротив неё, ожидая, как же с ними поступят завоеватели.

Марк Тиверий сидел на подмостках трибуны. В руках он держал перевязанные восковые таблички для записей и стилос. Проходя мимо, Теомах спросил:

— Где ты здесь достал письменные принадлежности? Не говори, что прятал их в складках тоги.

Сенатор усмехнулся:

— Нет, не прятал. Это всё нашлось в шатре вождя. Тебе будет интересно почитать. У вождя были большие планы на наш Вечный город.

Теомах обязательно прочтёт всё это, но позже. Сейчас нужно было решить судьбу северян.

Исида уже стояла на трибуне, наслаждаясь триумфом. Сразу после завершения схватки к ней прилетел один из слуг и отдал церемониальные одежды, поэтому перед побеждёнными она стояла во всём своём великолепии, как и подобает богине. Принцепс же, будто бы в насмешку над самим собою, имел вид более чем жалкий: ободранная тога, огромное количество ран и ссадин, бледная кожа с выступающими прожилками сосудов — признак усиливающегося голода. Прокормится здесь было негде — пить из общего котла варваров Теомах точно не будет.

Исида заговорила первой:

— Слушайте нас, сородичи! Я говорю по праву союзника римского культа, а значит, я также одержала победу в хольмганге. Если кто-то хочет оспорить это решение — я жду вызов. Если же хоть кто-нибудь попробует тронуть достопочтенного принцепса или его спутника, воспользовавшись их слабостью, знайте, они под моей защитой, а за меня готов вступится весь египетский культ. Теперь, передаю слово принцепсу Теомаху, вашему новому хозяину, — последние слова жрица произнесла с неким извращённым торжеством.

Тиверий увлечённо записывал всё услышанное на восковые таблички. Потом он будет обязан изложить всё произошедшее сенату, желательно в сокращённом виде, иначе власть осознает, какую силу имеет Рим и к каким страшным вещам приведёт неумелое её использование.

— … знайте же, что культ Селены с удовольствием примет чужаков в свои ряды. Раньше мы принесли мир и порядок в земли Персии и даже далёкой Индии. Сейчас же, сородичи там мирно сосуществуют со смертными, помогают им и даже дают советы правителям…

— А мы в своих землях сами правим! — прервал речь какой-то ретивый варвар. — Нам не нужна помощь смертных!

Его поддержал гул одобрительных голосов. Теомах сохранял незыблемое спокойствие:

— Ты посмел мне возразить? Не я ли победил вашего вождя, доказав собственную силу?

— Нет, ты сам никогда не одолел бы его! Тебе помогла египетская шавка, готовая отдаться любому, в ком увидит выгоду.

Лицо Исиды сменилось гневной маской, она уже хотела наброситься на обидчика и показать ему, к чему приводят необдуманные обвинения, но Теомах придержал её:

— Только трус станет сыпать оскорблениями, боясь подкрепить слова делом. Ты хочешь бросить мне вызов? Так объяви это во всеуслышание. Пусть все видят, что я не хотел продолжения резни.

«Хозяин, они не повинуются? Можно нам уже показать свою силу? Я узнал кое-что новое, — да, да сейчас покажешь. Я дам знать, когда захочу взять твою силу. — Что значит, взять? Ты не дашь мне выйти на волю? — не дам, из-за твоей самоуверенности, мы чуть было жизни не лишились.»

— Я вызываю вождя Теомаха на Хольмганг. Этот слабак бился не честно, попросил помощи у шлюхи, а иначе лежал бы сейчас на этом самом месте…

Договорить он не успел — при отделении головы от тела свойственна потеря дара речи. Пока варвар упражнялся в оскорблениях, принцепс, мгновенно принявший звериный облик, одним прыжком настиг соперника и ударом когтя наотмашь снёс тому косматую уродливую голову. Именно так Тиверий описал произошедшее в своей книге. А вот то, что было дальше, он записывать не решился.

Теомах стал пить кровь прямо из шеи поверженного сородича. Это не приносило насыщения, однако давало нечто другое. Принцепс чувствовал, как его естество наполняется силой этого варвара. Первобытной, необузданной силой. Где-то в глубине сознания, его внутренний зверь сражался с непрошеным гостем. Необходимо было покорить упирающегося пришельца — тогда принцепс сможет объединить в себе хитрость потомков Лии и неудержимость северян. Затея была рискованной, ведь в случае неудачи, Теомаха ждало погружение в пучину безумия и кровавой ярости.

Исида наблюдала за происходящим с неподдельным интересом, хотя внешне сохраняла вид греческой статуи.

Иссушенное тело упало на землю. Более никто не смел заикнуться о нечестной победе.

Марк Тиверий записал:

«Vae Victis — так сказал когда-то Бренн римским магистратам. Тогда Рим сдался галльским захватчикам. В ночь римляне диктовали условия варварам, как и должно быть. Северяне были вынуждены направить представителя на большие сборы культов. Принцепсу было необходимо обеспечить законность передачи прав на их земли. После всех событий, мы возвращались в Рим побитыми, грязными, без трофеев, но всё же, победителями.»

В храмовом зале для собраний сидело трое. Хоть им ещё только предстояло провести переговоры — они уже были истинными соратниками.

Понтифик принцепс Теомах — от Римского культа, верховная жрица Исида — божественная мать детей ночи Египта, — и Марк Тиверий — смертный человек, сенатор, невоспетый герой галльской кампании. Им нужно было разработать общую стратегию поведения на переговорах. Каждый из них хотел извлечь как можно больше выгоды, но в то же время ослабить позиции сторон не входящих в данный триумвират.

«Какая ирония» — Тиверий в очередной раз поразился схожести политической обстановки сената и культа. Цезарь, Помпей и Красс также на словах выражали абсолютную поддержку друг другу, однако, при первой возможности предавали союзников.

Теомах старался доказать Исиде, что самодержавная власть никогда не приводит ни к чему хорошему. Он пересказывал историю последних римских царей, а в особенности — Тарквиния Гордого. Этот достойнейший, во всех смыслах, правитель занимался активной застройкой Рима, упрочнил культ Юпитера, что обеспечило стабильность в обществе, Тарквиний переписал некоторые устаревшие законы. В частности, он сравнял с землёй скалу, которая возвышалась над Форумом и служила только одной цели: осуждённых за различные преступления сбрасывали с неё прямо в Тибр, не особо разбираясь в их вине либо невиновности.

— А знаешь ли, прекрасная Исида, каким этот царь остался в народной памяти? — Теомаху явно доставляла удовольствие эта беседа.

— Догадываюсь, однако же, внимательно слушаю.

— Он максимально ограничил сенатские привелегии, окружил себя шпионами и учредил в городе настоящую тиранию, какой не бывало и на моей родине.

— Погоди, разве ты прибыл не из Афин? — удивилась Исида.

— Мы, с моей паствой, бежали оттуда, но родом я из другого города — древней Спарты, о чём стараюсь не вспоминать.

— Как интересно. Однако, ты не завершил свой рассказ.

— Изволь: младший сын этого самого Тарквиния — Секст Тарквиний однажды обесчестил прекрасную Лукрецию. Об этом прознали два её родича. Одного звали Луций Юний Брут. Именно он подговорил граждан на изгнание царя и установление республиканской власти, которая с переменным успехом продолжается и сейчас.

— Брут… предок того Брута, который сейчас ходит в фаворитах у Цезаря?

— Да. И вот уже более пятиста лет нами правят потомки тех благородных семей, которые тогда свергли тирана, а Рим превратился из греческой колонии в центр цивилизованного мира.

В разговор вклинился Тиверий:

— Хочу вам напомнить, что спустя пару сотен лет после изгнания последнего царя, Вечный город сдался на милость армии варваров-галлов, которыми командовал именно, что прославленный полководец и харизматичный вождь — Бренн, которого прозвали Погибелью Рима. Победить он смог по многим причинам, не в последнюю очередь, благодаря нерешительности магистратов и чрезмерно затянутых выборов военного трибуна.

— Да, да. А спасли Вечный город гуси, все знают эту историю. Рим даже свои поражения представляет как нечто вроде божественного провидения. К чему ты клонишь, сенатор? — Исида была недовольна тем, что смертный вот так вот прервал их разговор, однако не могла показывать собственное возмущение.

— Он хочет сказать, что при всей нашей демократии, всё равно необходим сильный лидер. С этим я согласен, но всё таки нужно сохранять некую умеренность во вседозволенности.

— Modica permissivus. Позвольте, я сохраню это высказывание для потомков. Твоим ораторским способностям и сам Цицерон позавидует, — Тиверий явно загорелся идеей описания культа.

— А я вот не улавливаю смысла в такой идее. Значит мы должны, прекрасно осознавая, что мы лучше людей, всё равно уподобляться смертным и скрывать свои истинные личины?

— Да должны! Люди сильны числом и умением. Тиверий, расскажи нашей египетской союзнице, как Цезарь покорил неистовых галлов.

— Извольте: всем известно, что галльский воин стоит десятерых легионеров, а уж с таким вождём как Верцингеторикс, галлы и вовсе казались непобедимыми. Галльский командир придерживался такой же тактики, как и Рим, во времена захвата власти в Лации. Самыми разными способами: где силой, где хитростью, а где и посредством дипломатии, он сплотил вокруг своего племени все окружающие его народы до самых германских земель на востоке и наших испанских владений на западе. Цезарь же, зная истинную природу варваров, изрёк тогда свои, известные теперь по всей империи слова — divide et impera. Он отправлял гонцов и шпионов в каждое племя, подчинённое Верцингеториксу. Гонцы несли противоречивые послания, шпионы выведывали и всячески портили истинные планы вождей. Так, спустя некоторое время предводитель всех кельтских племён остался один на один с мощью Римских легионов. И пусть галлы бились с неистовой жестокостью, пусть легионеры потом боялись каждого высокого дерева, а те, что выжили — в большинстве случаев посходили с ума, всё равно это не помешало Цезарю поставить Верцингеторикса на колени. Тот, полностью обнажённый, поцеловал изголовье орла легиона. Увы, я при этом уже не присутствовал, но слухи дошли и до Сената.

Исида выглядела раздражённой:

— Мне очень интересно послушать лекцию о величии Рима и о его покорении очередных варваров, однако в чём суть этой твоей речи?

Теомах ждал этого вопроса:

— Суть в том, дорогая жрица, что даже великие галлы с поразительной лёгкостью насаживаются на снаряды из баллисты. И я спрошу тебя прямо. Что ты будешь делать, когда по тебе откроют огонь сотни таких орудий. Увернёшься ли ты от всех снарядов? И сможешь ли уворачиваться всю жизнь?

Исида поникла и задумалась. Видимо, она действительно осознала, что вечно притворятся богами у её детей не выйдет и люди, рано или поздно, поумнеют.

Теомах продолжил:

— Если этот, по большей части бессмысленный, спор решён, предлагаю заняться более важным делом. Кто-то из вас видел представителей Каппадокии? Они ведут себя подозрительно тихо.

— Я отправляла шпионов в их покои, однако те ничего не нашли. Лишь докладывали, что архонты целыми днями сидят в покоях и даже не шевелятся. У меня есть подозрения, что они общаются мыслеречью, однако никто из моих соглядатаев не смог проникнуть к ним в голову.

— Ты хочешь сказать, что они ничем не питаются? Наблюдение было круглосуточным? — принцепс задумался.

— Да, за ними следили постоянно, даже днём.

Это было необычно. Из этих сведений следовало два вывода. Первый: каппадокийцы отправили на встречу смертных, однако эта версия отпала после того, как Тиверий — единственный человек в триумвирате — напомнил, что смертные, вообще-то, тоже должны питаться, правда более разнообразно, нежели культисты. Второй вывод был более интересным: архонты могли длительное время обходиться без пищи. Триумвират решил принять это за истину, пока не откроется больше сведений.

— Принцепс, предложите всем присутствующим на сборах пригубить по кубку из общего чана, в знак расположения и доверия. Заодно узнаете, употребляют ли архонты кровь, — Марк Тиверий вновь проявил поразительную находчивость.

— Будь благоразумен, Теомах. Мы уже поняли, что сила некоторых обращённых несоизмерима с нашей. Если ты допустишь переговорщиков до чана с кровью, они могут воззвать ко зверю. Кто знает, справимся ли мы со всеми присутствующими.

В итоге решили, что уберут из зала собраний общую чашу, а оставят только девять кубков, по количеству предводителей культов: один принцепсу, один верховной жрице Египта, три кубка достанутся представителям северян, им было решено подать серебрянные чаши, вместо золотых, а четыре чаши подадут архонтам, обязательно — в последнюю очередь, дабы им неудобно было отказаться от такого причастия.

В конце беседы, каждый из триумвирата сообщил, что при любом исходе сборов не подставит под удар собственную семью.

«Это был один из последних случаев такого честного соглашения между культистами, что произошли в мой век, а он точно подходит к завершению. Пусть читающий эти строки знает, что далее всё станет только хуже. Римский Мир продолжит укрепляться, а раздор в семьях, вопреки этому, только усилится» — такими были одни из последних строк в трактате Марка Тиверия.

Полумесяц возвышался над храмовым городом. Последователи и дети Селены собрались на площади перед домом собраний. Здесь были как новообращённые, так и большинство понтификов. Лишь избранным представителям было разрешено наблюдать всеобщие сборы провинций, дабы потом подтвердить законность принятых там решений.

Для такого необычного случая пришлось провести перестановку в зале собраний. На месте кафедры теперь располагался длинный стол с девятью стульями. На спинках стульев были нанесены латинские буквы: CRL–Cultus Romanus Lunarium. Кроме этого, на столе стояло девять глиняных табличек, по количеству переговорщиков. В центре находилась табличка с двумя буквами P — Pontifex Princeps. По правое плечо, от центрального места находилась табличка с латинскими SSA — Summus Sacerdos Aegypti. Остальные три места справа от середины достались представителям северян. Принцепс долго думал как назвать варваров, чтобы не привести к публичному скандалу, однако указать им на их место. Решение вновь подсказал незаменимый Тиверий. Он напомнил, что в Риме издревле происходит разделение народа на Патрициев и Плебеев. Казалось бы, сейчас плебеи получили своё место в Сенате, могут иметь собственную землю и даже рабов, но никуда не делось презрительное отношение к простолюдинам со стороны древних родов. Таким образом, три крайние таблички справа имели буквы EP — Elected Plebis. С табличками по левое плечо от Теомаха всё было проще — там предстояло сидеть исключительно архонтам, а для них не нужно было придумывать особых наименований. AC — Archontes Cappadociae — просто и понятно. Сложнее будет вести с ними переговоры. Теомаху были неизвестны их истинные цели и это не могло не тревожить.

Трибуна напротив стола изменениям не подверглась, изменится на время собрания лишь её наполнение. Здесь принцепс решил не делать различий в семьях, а поэтому допустил в зал по десять наблюдателей от каждого прибывшего культа. Оставшиеся двадцать мест заняли представители Рима. Римлян также допустили поровну — десять понтификов и десять обычных обращённых, обитающих в границах города. Казалось, что подготовка к сборам провинций важнее, нежели сами сборы, однако здесь нельзя было допустить глупую ошибку. На кону, без преувеличения, будущее всего цивилизованного мира.

Первыми в зал вошли посторонние наблюдатели. Египтяне, все как один, излучали величие, неся на себе знаки Исиды, поверх церемониальных одеяний. Среди них было равное количество мужчин и женщин, что тоже было не случайно.

Северяне, будто бы нарочно, выглядели противоположно детям Исиды. Десять мужчин, в небрежно наброшенных на грязные тела шкурах всем своим видом показывали, как они относятся и к собранию, и к Риму в частности. Продвигаясь к своим местам на трибуне, варвары всё время скандировали имя своего павшего вождя. Сами того не осознавая, они действовали в пользу Теомаха — он не думал скрывать убийство Беренгара, наоборот принцепс объявит об этом во всеуслышание, дабы все знали, что всё прошло в рамках закона.

Каппадокийцы не удивили. Десять силуэтов в мантиях пурпурного цвета бесшумно проплыли к своим местам, не проронив ни слова.

После гостей настало время входить римлянам. По распорядку, утверждённому принцепсом, входить они должны поочерёдно — вначале обычный обращённый, после понтифик. Нужно всеми действиями показывать, что Римский Культ, как и сам Рим, не ущемляет права и свободы простых граждан. Первым вошёл юноша, которого обратили уже в Риме. Теомах знал только его имя и имя его наставника, это было не важно. Он нужен лишь для числа. После него вошёл понтифик земель Северной Италии. О нём также мало что было известно, однако, как и все понтифики ближних земель, он был полностью верен принцепсу, а этого было достаточно.

По правде говоря, Теомаху не было особо интересно наблюдать за вереницей одинаковых обращённых. Его волновал только один наблюдатель. Дочь Александра Великого, по её собственным словам, а с некоторых пор и новый понтифик Фракии.

Однако, Роксаны не было среди приглашённых римлян. В зал вошло девятнадцать человек, а одно место оставалось свободным.

«Досадная оплошность» — подумал Теомах, однако не стал подымать тревогу. Он не несёт никакой ответственности за эту девушку. Если, по какой бы то ни было причине, она решила не посещать это мероприятие, или же ей помешали это сделать — на том только её вина и её же проблема.

Следующим после гостей, в зал вошёл Тиверий. Конечно, это сразу же вызвало гул неодобрительных перешёптываний. Как может быть, чтобы великие сборы лунных культов вёл смертный человек. Марк, сохраняя спокойствие, пошёл к лично предоставленной ему кафедре. На ней уже лежало несколько пергаментных свитков с планом заседания. Использовать для записей пергамент было идеей лично Тиверия. Он рассказал Теомаху, что Сенат, когда предстоит особо опасное заседание, отказывается от дощечек и стилосов, якобы они, стилосы, в умелых руках могут превращаться в настоящее оружие. Принцепс тогда усмехнулся, услышав предостережение — присутствующие на этом собрании и без стержней для письма представляют немалую опасность, — но с предложением согласился. У него было предчувствие, что данный способ записей позволит более достоверно запечатлеть такое важное событие.

Встав за кафедру, Тиверий начал вступительную речь:

— Я приветствую всех присутствующих от имени Сената, Народа Рима и Культа. Имею честь заверить, что Сенат полностью одобряет действия Первого Понтифика Теомаха и вмешиваться в его дела не будет. Попрошу всех присутствующих встать для приветствия Первого среди обращённых, наводящего мосты, благословенного первой Матерью, Теомаха.

Не коренных жителей Рима, а в особенности северян, удивило такое количество титулов, но знакомые с премудростями латыни понимали хитрость так составленной речи. Конечно, все повиновались и поднялись со своих мест, однако северные варвары и тут решили показать остатки непокорности. Когда принцепс проходил на своё место, свебы кричали нечто невразумительное, но до невозможности грубое. Тиверий смог уловить лишь общий смысл, однако и этого хватило, чтобы понять, что в латыни нет аналогов таким выражениям.

Принцепс сел в центре стола и молча наблюдал за присутствующими. Северяне, осознав что их выступление не приносит никакого эффекта, умолкли. Тиверий продолжил:

— Приветствуйте верховную жрицу Исиду, мать всех детей Луны Египта, защищающую угнетённых и дающую надежду.

Требования встать не было, поэтому варвары остались сидеть на местах, однако стоило жрице, проходя мимо трибун, посмотреть на северян пристальным взглядом, как те, все как один, поднялись, а некоторые даже склонили головы. Римляне, при виде этого начали перешёптываться, а каппадокийцы лишь переглянулись друг с другом и кивнули.

Исида кивком головы приветствовала Теомаха и заняла место справа от него. Она также хранила гробовое молчание. Время для речей ещё не пришло. Вновь настала очередь Тиверия:

— Попрошу войти в зал представителей гордого Северного Культа, который с покорностью принял свою судьбу.

Конечно, после такого представления зал не мог остаться спокойным. Простые римляне, не знавшие о тайных событиях недавнего времени, — удивлялись такой перемене. Понтифики, которым всё уже доложили, — согласно кивали. Египтяне и каппадокийцы сохраняли спокойствие. И никто уже не удивился тому, что северяне вновь вскочили со своих мест и начали кричать что-то, явно относящееся к их представителям, которых они сами не выбирали.

При выборе кандидатов в карманные вожди, принцепс вновь обратился за помощью к своему другу — сенатору. Тот подсказал, что выбирать нужно по глазам. Те, в которых виднелся только страх не подходили — трус долго не продержится у власти. Не подходили также и те, в которых читалась собачья преданность. Такие легко меняют хозяев. Нужны были такие, которые больше боялись собственных соплеменников, нежели завоевателей. Такие — бывшие рабы и изгои — становятся лучшими надсмотрщиками, а Теомаху нужны были именно они.

Они вошли в зал, облачённые в римские тоги, поверх которых были наброшены величественные медвежьи шкуры, пришпиленные к тогам брошью в форме медвежьей головы. Освистываемые собственными соплеменниками, они прошли к своим местам. И вновь Тиверий:

— Приглашаю в зал Лунных Архонтов Каппадокии, — здесь не нужно расшаркиваться в представлениях. Принцепсу была неизвестна их позиция.

В общем-то, архонты ничем внешне не отличались от своих подданых, лишь в цветах пурпурных балахонов присутствовали алые вставки — символ власти, как подумал каждый из триумвирата. Представление прибывших завершилось, Марк Тиверий взял слово в последний раз, перед тем, как сесть за пустой лист пергамента, для записи заседания:

— Прошу от присутствующих полной тишины и предоставляю слово Первому Понтифику Теомаху.

Зал накрыла абсолютная тишина. Только сейчас Тиверий понял, насколько бесшумными являются культисты. Ему казалось, что собственное дыхание сейчас отдаётся эхом от стен зала, а остальные будто и не дышали вовсе.

Поднимаясь, принцепс осознал, что одну мелочь он всё-таки не учёл. Кафедру занял Тиверий, а выступать, стоя открыто перед наблюдателями, не принято. А собственно, не принято у людей, а Теомах, хотел он того или нет, человеком называться уже не мог.

Он просто поднялся со своего места и начал говорить:

— Мы приветствуем всех собратьев по крови. Римский Культ рад принимать у себя сородичей со всего изведанного мира. Нам радостно видеть, что вы все откликнулись на зов и пришли, дабы избежать дальнейшей вражды и недопониманий. Некоторые прибыли с открытым сердцем и чистыми намерениями, — принцепс кивнул Исиде, а затем египтянам в зале. — а другие решили усомнится в могуществе Римского Мира, за что и поплатились, — теперь взгляд Теомаха был направлен на северян, которые, ко всеобщему удивлению, хранили молчание. — Хорошо, что и среди варваров есть благоразумные люди, по настоящему заботящиеся о собственном народе. Перейдём к сути, дабы не уподобляться смертным, — шуточный упрёк в сторону Марка, увлечённо записывающего речь. — Мы знаем, что каждый культ имеет свою историю, обычаи и традиции и ни в коем разе не думаем навязывать прибывшим наши идеи. Однако, позвольте рассказать небольшую историю о причинах возвышения великого города, недалеко от которого мы все сейчас имеем честь находиться. В начале своей истории, великий город был лишь небольшим поселением, борющимся за выживание среди царств этрусков и латинов. Труднее всего было сохранить собственную культуру и самобытность, однако мудрый Ромул пошёл по другому пути. Он, как родившийся уже в этой земле, не противился изменениям. Царь кинул весть всем соседним племенам и городам, пообещав им, что, будь их божество хоть трухлявым пнём, хоть каменным столбом, в Риме его примут со всеми положенными почестями. Так и стало, город начал рости с невиданной скоростью. Сегодня, за прочными стенами Рима, уживаются все изведанные культуры и никто не чувствует себя чужим. Помня об этом достижении Ромула, мы предлагаем всем, кто присутствует на этом собрании, а в особенности представителям культов, принять протекторат Римского Лунного Культа, утверждённый для укрепления единства и взаимопонимания обращённых, живущих в границах Римского Мира, — трибуну наблюдателей объяла гамма различных эмоций. Наиболее заметным было негодование северян. Конечно же, все они знали латынь, а значит, прекрасно поняли в какое положение их ставят.

Принцепс продолжил, как только гул более-менее затих:

— Для подтверждения искренности намерений попросим внести в зал девять чаш, наполненных жертвенной кровью. Просим всех сидящих за одним столом разделить приветственную трапезу.

Тот час открылись малые неприметные двери и оттуда вышли две прислужницы. Одна, одетая как подобает знатной римлянке, несла шесть золотых чаш, а другая же, на которой была только искусно обмотанная лисья шкура, поставила на стол три серебряных кубка, которые полагались новоявленным правителям северян.

Теомах опустился на своё место и поднял кубок:

— Pacem in Pax Romana!

— Pacem! — вторила ему Исида, осушив после кубок до дна.

— Pacem! — хором произнесли северяне, также испив крови до последней капли.

— Pacem et ordinem! — неожиданно дополнил один из архонтов и отпил лишь несколько глотков. Остальные каппадокийцы поступили также.

Тиверий записал всё, что происходило во время ритуала. Записи он проводил сразу на двух свитках. В один с идеальной точностью заносились события и речи, а в другой личные наблюдения бдительного центуриона. Не прошло мимо него то, что северяне на трибунах синхронно отвели взгляд когда их невольные представители поднимали кубки. И уж точно не упустил тренированный взгляд Марка то, что архонты избежали чрезмерного употребления крови, не боясь привлечь повышенное внимание. Это означало только то, что они попросту не могли выпить такое количество крови, которое было в кубке. С этой информацией нужно было ещё поработать. Сейчас же, необходимо было продолжать наблюдение. Тем временем, принцепс продолжил говорить:

— Сейчас, после того, как был решён наиглавнейший вопрос сегодняшнего собрания, мы готовы выслушать наших новых собратьев и вместе обсудить решение их вопросов.

Исида поднялась со своего места и начала говорить:

— Я приветствую всех собратьев под общей луной. Спешу сказать, что мне отрадно видеть, что все дети Луны стремятся забыть вражду и различия, однако хочу задать вопрос, обращённый лично к понтифику. Скажите, принцепс, как быть с моими обязанностями в родной земле. Не обязана ли я теперь отчитываться о каждом своём деянии представителю Римского Культа, а уж тем более, расшаркиваться перед каким-нибудь наблюдателем от сената? — взгляд Исиды на секунду остановился на Марке, от чего тот чуть было не уронил перо под кафедру.

— Дорогая жрица, мы вас заверяем, что никакого контроля за вашей деятельностью установлено не будет. Вы уже достаточно доказали свою верность и чистоту помыслов, однако попрошу вас принять, что Культ Селены не одобряет Ваших заигрываний с божественной природой. Мы советуем всем главам культов, что находятся под нашей защитой, принять принцип умеренной вседозволенности в своих действиях. Более подробно узнать об этой форме правления вы сможете из скрижалей, которые уже готовятся в стенах храма, пока мы здесь заседаем.

— Благодарю, принцепс. Я услышала вас и удовлетворена ответом.

Поднялся один из архонтов. Тиверий приготовился улавливать мельчайшие детали в его поведении. Нужно было разгадать загадку этого странного племени.

— Великий Понтифик, меня более всего интересует одна мелочь, — голос отдавал странным эхо. Казалось, что речь звучит у каждого в голове, однако, как шепнула Исида Теомаху, это не было мыслеречью, но чем-то иным. — Кровь, что была в кубках… Вы сказали, что она жертвенная. Была ли жертва добровольной или насильственной?

— Нас удивил такой вопрос, однако заверяем вас, что вся кровь, которая поступает в этот храм, является исключительно добровольной. Позволим себе ответный вопрос, чем вызван такой интерес?

— Видите ли, так повелось, что все архонты, а соответственно и их потомки, происходят из народа, который сурово порицает жестокие ритуалы. Могу я, раз уж ответил на ваш вопрос, теперь обратится к жрице из Египта?

— Конечно, мы только рады тому, что налаживаем общение между разными семьями.

Исида пристально смотрела на архонта, ожидая вопросов, тот не заставил долго ждать:

— Жрица, не посчитайте трудным ответить, как давно вы обитаете в Египте. Сколько вам полных лет, по календарю римлян?

Такого вопроса Исида не ожидала. Зачем этому хитрому греку знать её возраст? Дело в том, что никто из присутствующих, кроме её детей на трибуне, не знал, что жрица родилась совсем не в Египте, но прибыла из неизвестных земель около пятиста лет тому назад. Исида не рассказывала никому о тех ужасах, которые она видела перед переселением в этот мир. Архонт неспроста поставил вопрос именно так. Неужели он догадывается? Он тоже видел всё это? Или же жрица зря переживает и это всего-то совпадение? Пока-что она решила использовать своё обаяние:

— Дражайший архонт, мне не трудно сказать, что в Египте я обитаю уже около пятиста лет, однако на второй ваш вопрос предпочту не давать ответа. Не кажется ли вам грубым, когда некто, скрывающий лицо под балахоном, не называющий даже собственного имени, спрашивает у женщины её возраст? Это в высшей степени бестактно.

Архонт, к его чести, не растерялся:

— Ох, прошу у Вас прощения за такую вольность. Вы сообщили мне то, что я хотел узнать. Как хорошо, что вы не причастны к событиям, что вызывают во мне великую скорбь.

Тиверий окончательно убедился в своих доводах. Под масками архонтов были вовсе не греки, но народ куда более древний и загадочный.

Тем временем слово взял один из лидеров северян. Ему необходимо было говорить максимально осторожно, учитывая своё шаткое положение. Варвары на трибуне подозрительно затихли.

— Да здравствует вечное единение всех несмертных под мудрым наставлением могущественного первого понтифика Римского Культа! — начал допускать ошибку за ошибкой неопытный оратор. — Я горд принимать участие в таком великом событии, как эти объединительные сборы…

Как показалось Теомаху, речь немного затянулась, однако вот, с опозданием всего в несколько слов, несколько варваров выбежало из-за трибун, кусая собственные руки. Такой способ воззвания к зверю даёт почти мгновенный эффект, однако очень затрудняет сохранение контроля.

Видя нарушение порядка, египтяне и римляне уже собирались перехватить смутьянов, однако остановились, услышав синхронный приказ от своих лидеров. Архонты, оценив обстановку, также дали отмашку своим подданным, дабы те ничего не предпринимали. Тщательно отобранные вожди северян находились в полном замешательстве. Лишь один из них нашёл в себе силы нанести самому себе увечья, но обращения не произошло. Видимо, у него настолько мало силы, что его зверь даже не проявился. Исход был предрешён.

Трое бунтующих северян вмиг разобрались со своими самозваными вождями, запачкав кровью дорогое меховое облачение. Головы побеждённых были помещены рядом с унизительными табличками. К чести бунтующих, они не стали трогать больше никого, но остановились напротив запачканного в крови стола, за которым сидело теперь шесть человек. Принцепс обратился к повстанцам:

— Чем объясните такое неповиновение? Разве мы не просили всех о примирении?

— На языке римлян рабство теперь называют примирением? Мы не станем слепо повиноваться. Да, ты, со своей египетской шлюхой, вероломно убил нашего вождя, но это не отнимает у нас право оспорить твою власть над племенами.

Теомаху было достаточно сказанного, теперь пришло время действий. На несколько мгновений тело принцепса одолела слабость, что вынудило его опереться о стол. Таким образом давал о себе знать северный Зверь. Он взял силы у изначального Зверя, который жил в теле Теомаха с момента обращения. Набравшись сил, принцепс наполовину обратился в большого чёрного волка, который, без всякой на то причины, заменил привычного северянам медведя. И хотя обращение было частичным, его оказалось достаточно для того, чтобы издать пугающий громогласный рык, который повыбивал бы в зале все стёкла, если бы в нём было хоть одно окно.

Вся трибуна встала, наблюдая за происходящим. Оставшиеся на местах северяне не медля побежали к своим товарищам, понимая, что не могут оставить их наедине с такой проблемой.

Всё же, один из повстанцев попробовал напасть на оборотня, однако был сию секунду разорван в клочья когтистыми руками-лапами. Больше никто тщетных попыток не делал.

Теомах, не меняя облика, начал говорить. По всему залу эхом отдавались рычащие звуки.

— Я хотел обойтись без кровопролития! Все видели это. Неразумные варвары уже не первый раз выступили против меня и против Культа. Это не может пройти безнаказанно. Слушайте же все! Приказываю: всем обращённым, входящим в Северный Лунный Культ, надлежит уйти с привычных мест обитания дальше на север. Там они должны обитать до скончания века. Чертой оседлости Северного Культа назначаю границу Римского Мира, где бы она не была проведена. И если я узнаю, что некто нарушил запрет — уничтожу под корень весь культ. Прошу изгнанных прямо сейчас покинуть стены Вечного города и приступить к переселению в места изгнания!

Принцепс закончил говорить. Зал охватила гробовая тишина. Спустя несколько долгих мгновений северяне безмолвно покинули собрание. Уже обратившийся обратно в человека, принцепс дал отмашку Тиверию.

— В эту ночь собрание завершено. Прошу всех расходиться. Вам поступят персональные распоряжения о дальнейших действиях.

Все присутствующие беспрекословно повиновались. Даже Исида, хоть она и знала о планах Теомаха, испугалась его нынешней силы. Она поняла, что с этого момента не сможет так просто манипулировать этим римлянином из Спарты.