Вечная Жизнь. Красный том (СИ)

Глава VIII Знание

Мурса. Паннония. 260 год н. э. (MXIII ab Urbe condita)

Восстание Ингенуя.

Империя была в руинах. Румил дошёл до города Мурса, что находился на границе с землями сарматов, и везде он видел упадок и разорение. Узнав про поражение и возможную смерть Валериана, легионы тот час взбунтовались. Сын пленённого императора — Галлиен — сейчас находился на Рейне. Он уже несколько лет вёл кампанию против племён маркоманов и алеманов. Этот юноша был талантливым полководцем, но ему не было никакого дела до того, что происходило в столице — этим обычно ведал его отец.

Румил направлялся в ставку наместника Паннонии Ингенуя, который возглавлял восстание легионеров. Среди солдат ходили слухи, что к Мурсе уже подходит полководец Авреол, готовый свергнуть узурпатора. Румил намеревался услышать мнение самого наместника, ведь архонтисса приказала ему узнать обстановку в империи и проверить сына Валериана на пригодность к правлению. Если окажется, что претензии Ингенуя имеют основания, необходимо будет принять это к сведению.

В военном лагере был полный разлад. Солдаты не стояли на постах, никто не занимался уходом за снаряжением, никто даже не попытался остановить незнакомого бродягу, когда тот попытался пройти к шатру командира. Казалось, воины Ингенуя уже смирились со своим поражением, а не дезертировали лишь потому, что не знали, долго ли проживут в приграничной Паннонии без всякой помощи и снабжения.

Пара стражников у шатра Ингенуя всё-таки попыталась остановить Румила. Один из них спросил:

— Зачем ты хочешь потревожить Божественного Августа?

Румилу уже стало понятно, что наместник больше заботится о титулах, а не об успехе своего восстания. Это значило многое. Он ответил:

— Я пришёл от имени Всеобщего Культа Луны. Хочу принести слово нашей веры будущему императору Рима.

Стражник, казалось, разозлился:

— Будущему? Да как ты смеешь! Божественный Август Ингенуй нынешний и вечный правитель всех земель, подвластных Вечному городу.

Румилу стало ясно абсолютно всё:

— Так я могу войти? — спросил он настойчиво.

— Божественный Август велел не беспокоить его. Подожди до полудня. Тогда он изволит выйти к войску. Может он захочет выслушать тебя.

Румил решил воспользоваться обретёнными способностями:

«Ты впустишь меня. Я принёс важные сведения об Авреоле. Твоему императору необходимо услышать это».

Подействовало мгновенно. Стражник скомандовал своему напарнику, пойти сообщить Ингеную о прибытии Румила. Тот долго не мог понять, что случилось с его напарником, но после прямого приказа, всё-таки пошёл. Когда вернулся, то сообщил:

— Приношу извинения, но Божественный Август изволит спать. Я не имею права его будить.

У Румила было мало времени:

— И не надо! Я сам пойду.

Посланник вошёл в шатёр.

— Кто это такой? Почему мы его впустили? Почему ты так уверен, что он скажет что-то важное императору?

— Ты что, молокосос, перечить мне вздумал?! Я знаю побольше тебя. И, запомни, никогда больше не называй Божественного Августа иначе, кроме как — Божественный Август!

— Слушаюсь. Только не говори ничего им… Божественному Августу Ингеную.

— Я подумаю над этим.

Император спал. Ему грезилась слава его будущих побед. Огромная перина из далёкой Индии занимала треть шатра. Кроме неё, тут был небольшой низкий стол, на котором должны были находиться боевые карты, но сейчас там стояла амфора с вином и два кубка. В углу большого прямоугольного шатра находился манекен, с роскошными золочёнными доспехами на нём. Шлем Ингенуя, который должен был висеть на верхушке манекена, сейчас небрежно лежал на земле, показывая, что и за снаряжением наместник совсем не следит.

Спящий император не заметил, как в шатёр вошёл человек в сером плаще. Человек брезгливо оглядывался, ведь даже его приглушённое восприятие уловило запах пота и нечистот, вперемешку с дорогим вином. Наконец, бродяга заметил Ингенуя. Он подходил к ложу императора, стараясь издавать как можно больше шума. Это привело к нужному эффекту. Наместник начал нехотя просыпаться. В момент, когда император был ближе всего к пробуждению, он вновь увидел сон:

«Выжженное поле битвы. Вокруг Божественного Августалежат тела его сподвижников. Император стоит в золотых доспехах. На них ни царапины — в золотеотражается кровавый рассвет. Последний рассвет великого императора. Дул пронизывающий до костей ветер. Он приносил с собой запах мертвечины. Император хотел кричать во всё горло, но не мог выдавить из себя ни звука. В руке он держал пиллум, но на нём не было ни капли крови. Ингенуй так и не вступил в битву

— Ты должен обагрить своё оружие кровью. Иначе Марс тебя не примет к себе. Умри в бою!

Голос звучал из ниоткуда и отовсюду. Ингенуй не мог ему противостоять. Вокруг были только тела павших товарищей. Выбора не оставалось — император пронзил своего ближайшего советника пиллумом. Вынув копьё, он с ужасом понял, что оружие полностью сухое. Обескураженный император стал, с упорством безумца, пронзать все тела, что видел вокруг себя.

Вновь появился голос:

— Ты посмел обманывать богов?! Трус! Прими смерть с честью, пока ещё можешь.

Тела легионеров стали медленно подниматься. Над полем боя начали кружить падальщики. Ингенуй смотрел в пустые глаза товарищей. Он направлял пиллум на каждого из них, в надежде отпугнуть, но мёртвые не знали страха. Ингенуй понял, что может сделать.

Взмолившись Марсу, император упал на собственное копьё. Всё вокруг накрыла кровавая пелена. После была только темнота и вечное Ничто…»

Они бежали из самой Галлии. Император снял их с позиций в Кастра-Регине и направил в восставшую Паннонию. Пройдя по всей северо-восточной границе, всадники видели много страшных вещей. Некогда спокойный и благоприятный Римский Мир распадался на лоскуты. Кавалерии пришлось идти к Мурсе через сарматские территории, потому что вся Паннония была похожа на выжженное пепелище. Отряды под командованием Ингенуя совсем не заботились о благополучии жителей приграничной провинции — им было важнее завоевание Вечного города. Повстанцы грабили под чистую города, уводили всех мужчин в войско, а с женщинами обходились, как дикие звери. Для всадников императора Галлиена, такое обхождение было сродни варварству. Тяжело было поверить, что все эти зверства учинили римские граждане — те, кто имели доступ ко всем благам цивилизации. Военачальник Авреол специально повёл своих солдат именно через сарматские земли, дабы показать, что эти дикие варвары порой проявляют больше благоразумия, чем чистокровные дети Рима. Сарматы были людьми чести. Они, следуя звериным законам, знали, что любое действие должно к чему-то приводить, а потому не творили беспричинного насилия там, где без него можно было обойтись. Кроме того, эти кочевники не терпели предательства — ни со своей, ни с чужой стороны. Они всегда держали слово, даже когда это было для них не выгодно. Авреол демонстрировал всё это своим воинам, однако же сам таким не был. Он давно уже хотел сместить императора Галлиена. Военачальник считал, что передача правления от отца к сыну — не в правилах Рима. Сам он был сторонником Республики.

Авреол надеялся, что солдаты, вдохновлённые образом жизни гордых кочевников, осознают, что их нынешний император не такой уж и непогрешимый. Это должно было быть легко, но мужчина не учёл то, насколько катастрофической была ситуация в Паннонии. Как известно, ничто так не прибавляет патриотизма, как общая угроза родине. Воины тотчас забыли об идеях переворота. Они мечтали только покончить с существующим восстанием, и уж точно не хотели становиться зачинщиками нового.

На горизонте показались очертания Мурсы. Город казался нетронутым, что удивляло. Видимо, разбойники Ингенуя не успели ещё здесь как следует разгуляться. Авреол выслал вперёд разведчиков на быстрых сарматских конях. Один из солдат, убежавших вперёд, носил закрытый шлем, а кроме того, несмотря на жаркую погоду, до сих пор не успел загореть — даже на лошади скакал в закрытом дорожном плаще. Авреол часто ругал бойца за такое непослушание, но со временем смирился — воин исправно выполнял боевые задачи, а также, что важнее, ему не было равных в разведывательных вылазках. Юноша был бесшумным, будто дух какой-то. Он мог сутками сидеть в засаде, не нуждаясь в отдыхе и пище, и имел до невозможности острое зрение ночью.

«Странный воин», — думал Авреол и старался приблизить юношу к себе. Он считал, что таких людей нужно держать на коротком поводке.

Ближе к закату, разведчики вернулись. К тому моменту, люди Авреола уже разбили лагерь и готовились к штурму Мурсы. Воины уже начали поспешно собирать осадные орудия.

Командир Авреол заслушал доклад разведчиков:

— В осаде нет нужды. Войск в городе нет. Большинство повстанцев дезертировало, — начал первый разведчик.

— У восточной стены города стоит лагерь. В нём где-то сотня бойцов. Все напуганные и полупьяные, — продолжил второй.

— Император сидит в своём шатре. Время от времени выходит к войскам, дабы подбодрить их. Как мне известно, в лагере остались одни фанатики, что видят в своём вожаке возрождённого Августа, — спокойно проговорил третий, что был в закрытом шлеме.

Авреол не сдерживал смеха:

— Ингенуй? Он Воплощённый Август? — полководец уже в открытую веселился. — Насмешил ты меня! Ну да ладно, новости весьма приятные. Идите в шатры, отдохните.

Двое разведчиков сразу ушли, а тот, с закрытым лицом, остался. Авреол посмотрел на всадника:

— Ну? У тебя есть просьба, сынок? — казалось, что такое обращение удивило бледнолицего, но за маской это едва можно было разобрать. Воин ответил:

— Да, командир. Позвольте мне отлучиться на охоту. Я проголодался во время вылазки.

— Проголодался? Как это понимать? Пойди возьми миску каши и поешь перед штурмом. Только потом, не приведи Марс, не дай противнику пропороть тебе кишки. Видок будет тот ещё.

— Простите, командир, но я не могу есть пищу простых легионеров. Это запрещает богиня, которой я поклоняюсь.

— Ага. Если ты нашёл смелость сообщить мне это, дай угадаю, ты лунопоклонник? Из того странного культа, про который никто не знает, но все слышали?

— Да, вы правильно поняли. Наше учение запрещает нам принимать нечистую пищу. Прошу, отпустите меня, ведь я не хочу навлечь на это войско, а в особенности на его командира, гнев богини.

Авреол услышал в этих словах прямую угрозу, но всё-таки не стал испытывать судьбу:

— Хорошо. Иди на свою охоту. Чтоб до рассвета вернулся. Если не увидишь здесь лагерь — ищи нас прямо в Мурсе.

— Понял Вас, командир! — разведчик соскочил с лошади и убежал в направлении леса.

Авреол приказал прекратить строить орудия и скомандовал солдатам строится в боевые построения. Немногочисленная пехота, которую набрали по дороге к Мурсе, готовилась идти вслед за кавалерией. Всадники же должны были нанести упреждающий удар и вывести обороняющиеся войска из равновесия. Если донесения разведчиков верны — победа была уже в руках войск Авреола.

Командир бежал впереди строя. Как и ожидалось, войска повстанцев были полностью неготовы к атаке. Всё закончилось ещё до того, как подошла пехота. Одним молниеносным ударом, войско Авреола снесло обороняющихся. Правда то, что делали повстанцы, нельзя было даже назвать обороной. Большинство разбойников сдались сразу. Несколько десятков убежали в лес, за ними уже направились всадники на самых резвых конях. И лишь пятеро фанатиков бились до последнего, без конца взывая ко своему «Божественному Августу». Только когда резня закончилась, Авреол понял, что сам Ингенуй так и не появился на поле боя.

— Убежал, скорее всего, — крикнул он солдатам. — Соберите тела и подожгите. После уйдём уже отсюда. Я намерен вернуться в Рим — рассказать о нашей великой победе.

Уже уходя из лагеря, командир вдруг обернулся:

— Подождите! Этих пятерых оставьте. Слишком много чести для разбойников, которые ещё и опорочили имя славного Октавиана Августа.

Разобравшись с повстанцами в Паннонии, Румил направился в Галлию, где по слухам, находился сам император Галлиен. Путь предстоял долгий, сквозь разрушенные окраины империи, но юноша не мог отклонится от своей цели. Он не мог ослушаться приказа архонтиссы Роксаны. В первую очередь, необходимо проверить императора, а уже потом идти в Рим, на поиски принцепса Теомаха.

Первая остановка, более чем на день, произошла в городе Аквилея. Это портовое поселение смогло сохранить какую-никакую стабильность, несмотря на бушующие восстания и Гражданскую войну. В порту, Румил узнал от матросов, что на Дунае, какой-то легион уже успел объявить своим императором некоего Регалиана, а настоящего правителя, Галлиена, граждане Вечного города уже не видели несколько лет. Это могло доказывать, что на самом деле Галлиен сгинул где-то на полях галльской кампании, а значит, скоро империя погрузится в полный хаос. Румил должен был решить, как ему действовать в такой ситуации. Архонтисса приказала только приехать в Рим и забрать, а точнее попробовать убедить уехать, принцепса Теомаха. Кроме того, необходимо было поприветствовать верховную жрицу Исиду, которая была непосредственным лидером Всеобщего Культа, а значит, её приказы были важнее приказов архонтиссы. Почему-то, при подобных мыслях у юноши сильно разболелась голова.

Румил, как ни удивительно, был патриотом Римского Мира. Да, его изгнали и лишили прав гражданина, но он всё равно понимал, сколько возможностей получил благодаря тому, что живёт в едином цивилизованном обществе. Если подумать, не будь римских законов, юношу бы убили на месте, прямо посреди суда, а так — он получил, хоть и призрачный, шанс на жизнь.

Именно поэтому, Румил не желал развала империи. Ему было ясно, что если это произойдёт, весь мир погрузится в хаос, какого люди ещё не видели. Он решил пойти в город, где объявился новый император Регалиан, и проверить, достоин ли тот принять власть. Сейчас важнее было сохранить Римский Мир, а уже потом заботится о делах Культа.

Румил направился в Медиолан — город, осаждённый германскими племенами. Там необходимо будет действовать по обстоятельствам, исходя из личных выводов. Всю дорогу, у юноши жутко болела голова — его внутреннее чутьё противилось поездке в Галлию. Он чувствовал, что должен повернуть и направиться в Рим, но упорно сопротивлялся этому желанию. Больше всего, Румилу сейчас не хватало верного Зверя. Внутренний голос всегда мог помочь мудрым советом. Нет! Юноша перестал думать о том, что сам обрёк на смерть своего друга. Эта мысль просто вылетела из головы. Жаль, что головная боль не могла так просто исчезнуть.

Его считали мёртвым… Что за чушь? Сын Валериана, Галлиен, не умрёт от меча полудикого германского варвара. Сейчас он направлялся в Рим, чтобы полностью принять власть над всеми землями империи. Его отец потерпел поражение в битве с коварными персами. Сразу после этого, по всей империи расплодилось множество изменников. Одного из них — бездаря Ингенуя — уже должен был поставить на место соратник императора — Авреол. Но не один лишь Ингенуй угрожал спокойствию римских граждан. Ещё один военачальник Валериана — легат Регалиан — вдруг возомнил, что может единолично править вверенными ему землями. Как докладывали императору, изменник даже начал уже выпускать собственные монеты, на которых изображал себя и свою жену. Это доказывало, что человеком он был полностью безвольным. Ну, а может он просто очень сильно любил жену — Галлиен в это не особо верил.

Император знал, что теперь, когда вся власть полностью в его руках, необходимо будет исправлять многие ошибки отца. В первую очередь, разобраться с верхушкой армии — там царило засилье старых, закостенелых вояк, которые отказывались признавать новые методы ведения войны. Император хотел сосредоточить управление войском в собственных руках, избежать сотворения отдельных государств внутри империи. Кроме того, он понимал, что не может быть сильной власти без устойчивой экономики, а потому, решил воспользоваться теми монетными дворами, что насоздавали повстанцы. На них можно чеканить общую монету, которая будет иметь хождение по всей империи, а кроме того, станет мерой, на которую будут равняться остальные монеты. Галлиен понимал, что нет никакого смысла разрушать экономику отдельных провинций, но необходимо взять её под контроль.

У молодого человека было ещё много планов, вот только, все они станут возможны не раньше победного возвращения в Рим. Регалиан находился в Медиолане. Оттуда он планировал своё наступление на Рим. Галлиен гнал свою кавалерию, что есть мочи, только бы успеть. Император не видел внутренних земель империи уже несколько лет. Его поразило, в какое запустение пришли, некогда процветающие, города. Он потерял уже около сотни бойцов. Большинство из них были теми, кого послали собрать провизию с фермерских поселений. Они не вернулись. Крестьяне очень озлобились на легионеров, под каким знаменем те не приходили бы. А в одной маленькой деревне, куда император решил зайти сам, он услышал следующие слова, сказанные странным стариком, в изношенных одеждах:

— Ты сын того Валериана, что не давал нам прославлять нашего Бога? Сын того человека, что погубил многих знатных мужей лишь за то, что те не захотели кланяться перед каменным истуканом?

Это поначалу взбесило императора:

— Я сын того Валериана, что пал в бою, сражаясь за вашу свободу, с подлыми парфянскими захватчиками. Сын того Валериана, что… — и тут Галлиен задумался. Чего хорошего сделал его отец именно для этих людей. Не для сенаторов из Рима, не для легионеров, которые теперь поливают грязью его имя, а для простых римских граждан.

— Что, сказать нечего? Ну что же, люди, — старик обратился к остальным жителям деревни. — Этот хоть честный и не стал нам говорить про благословение богов и кровь Цезарей.

Ему из толпы ответил юноша в капюшоне, с очень странными глазами. Они будто светились внутренним алым светом. Остальное лицо было скрыто в тени:

— Послушай, мудрый человек, не ваш ли бог учит судить человека по делам его? Не в ответе он за своего отца, как и отец не может полностью владеть помыслами своего сына. Я знаю одно: доблестный сын Валериана, Галлиен, последние годы защищал рубежи империи от безбожных варваров.

— Безбожных?! — старик не унимался. — А сам он что? В каких богов ты веришь, император?

Галлиен поражался такой наглости, но что-то ему подсказывало, что этот разговор воздастся ему сторицей. Он ответил:

— Я верю в богов моего отца и деда. В тех богов, которые принесли славу моему роду и городу.

— В тех богов, что пришли на эту землю из далёкой Эллады?

— В истинных богов Рима!

— Сколько злости… Разве твои боги не учат добродетели и смирению?

Галлиен сам не знал, почему до сих пор не приказал высечь наглого старика. Он задумался. Действительно, ни один из божеств римского Пантеона не учит таким простым вещам. Старику вновь ответил человек в капюшоне:

— Боги римлян — это боги победителей. Хотим мы все этого или нет, но сейчас мы живём в их мире. Незачем зазря испытывать нашего императора. Разве не испытывали точно также спасителя нашего? Дадим юному Галлиену доказать делом то, что он достоин места, которое занимает по праву рождения.

Старик не унимался:

— Конечно! Именно мы и будем это решать. Мы, простые жители имперского захолустья. Рим давно уже перестал быть тем городом, что когда-то прогонял царей и тиранов. Теперь он создаёт их. А ведь раньше, во времена великого Цезаря… — толпа возмущённо загудела. Мнение о Гае Юлие Цезаре было очень неоднозначным среди простых граждан. — А ведь раньше, народ мог свергнуть консула только за то, что тот превысил собственные полномочия. Римская республика мертва!

Юноша в капюшоне подошёл ближе к кричащему старику:

— А откуда ты можешь так много знать о прошлом нашей славной республики? Кто тебя обучал?

Старик посмотрел прямо в алые глаза юноши. Ответил совершенно спокойным тоном, будто и не он только что раскидывался грозными речами:

— Поверь, юный агнец, я знаю о прошлом намного больше, чем все ныне живые учителя, которые писали свои летописи под диктовку мимолётных правителей. Таких, как вот этот вот молокосос, — он указал рукой на Галлиена. Тот слушал, будто заворожённый. — А тебе, юнец, я скажу ещё кое-что. Да, именно тебе. Ведь все присутствующие здесь забудут всё, что я говорил. Ну, все, кроме юного императора. Он запомнит только то, что нужно, и я очень надеюсь — правильно воспользуется этим. Так слушай: тебе предстоит направить этого человека по верному пути, но кроме того, ты должен освободится от пут, что окружают тебя самого. Ты уже начал это делать и я прямо сейчас окажу тебе посильную помощь. Голова у тебя больше болеть не будет, — Румил сразу почувствовал облегчение. — Но вот посторонние мысли в ней останутся. Думай о том, как одурачить тех, кто тобой управляет. Она не должна понять, что ты уже не покорная кукла.

Румил понял всё, что говорил ему загадочный старик, но вот последнее, где упоминалась «Она», будто вылетело у него из головы. Старик спохватился:

— Ну да, настолько прямое нарушение вычислить легко. Да и не важно. Запомни одно: старайся выполнить своё поручение, но не забывай и о собственных желаниях. Так ты сохранишь себя. Больше я расскажу тебе при нашей следующей встрече. А теперь, слова для императора: Иди в Рим, юноша. С повстанцами разберётся твой соратник Авреол, а ты должен занять положенное место, если не хочешь навсегда остаться лишь командиром отряда кавалерии.

Галлиен лишь молча кивнул. Он уже понял, что говорит с ним не простой старик. Возможно, это божественное знамение. Вот только, какой бог решил помочь императору? Юпитер не стал бы являться под личиной немощного старца, Марс никогда не пришёл бы без оружия в руках. Не важно, главное, что ему дали совет и пренебрегать им ни в коем случае нельзя.

— Воины! — начал говорить император. — Оставим восставших крыс на потеху старому вояке Авреолу. Нас заждались в Риме. Пора войти туда. И войти с триумфом, как и положено победителям!

Легионеры поддержали его троекратным кличем:

— Аве, Галлиен! Аве, император!

Неожиданно, дорогу императору преградил тот самый юноша в капюшоне. В этот раз Галлиен не стал сдерживаться:

— Отойди, деревенщина! Перед тобою правитель Рима! Воины, убрать эту чернь из под копыт моего коня!

— Великий император, позвольте принести вам весть из лагеря изменника Ингенуя. Я прибыл из Мурсы и видел, что там произошло.

— Ага, так ты посланник Авреола? Ну и что ты можешь мне сообщить такого, чего я сам не знаю? Ингенуй — этот бездарь — мёртв, Авреол, как мне недавно сообщили, нагоняет Регалиана…

— Авреол уже на подходе к Риму! Он намерен захватить власть. Как он считает, Вы, о великий император, не достойны править лишь по праву крови. Авреола поддержат легионы. Ему стоит только пересечь границу Вечного города раньше Вас.

— По какой причине я должен верить тебе? Авреол — мой самый верный соратник. Да и сейчас именно ты задерживаешь моё прибытие в Рим.

Человек в капюшоне обратился к окружающим, которые с интересом наблюдали за происходящим:

— Скажите, видел ли кто-нибудь из вас здесь сейчас человека, а точнее старика, который очень бестактно разговаривал с нашим императором?

Галлиен засмеялся:

— Конечно, все видели! Если уж ты видел и я видел, то значит и все присутствующие слышали то, как провидец ниспослал мне напутствие.

Однако, все молчали. Люди лишь переглядывались, не зная, что ответить. Незнакомец в капюшоне продолжил:

— Позволь сопровождать тебя по дороге в Рим и я всё расскажу. Ты узнаешь, послание от кого ты получил, узнаешь, чего именно хотят от тебя те, кто сегодня помог тебе.

— Как же запутанно ты говоришь, незнакомец. Но, так и быть, поедешь со мной. Мне стало интересно. Лошадь то у тебя есть?

— Увы, нету, мой император.

Румил повернулся к одному из всадников:

— Квинт, выдай бродяге коня из обоза. Не хочу, чтоб он нас задерживал, — вновь повернулся к незнакомцу. — Как тебя звать-то, незваный советник?

— Румил. Имени рода не имею, покровителей тоже.

— Это хорошо. Значит мотивы у тебя только личные. Садись на коня. Вперёд воины, нас ждёт Рим!

— Римские стены в нескольких днях пути, — запыхавшийся разведчик спешил сообщить командиру новости. — Путь чист, по всей дороге не видно имперских легионов. По видимому, мы единственные.

— Хорошо, — Авреол был рад в этом удостовериться. — Ты заходил в город? Какие там настроения?

— Не заходил, но слышал от фермеров, что Сенат готов к бунту. Якобы, они не потерпят, чтобы в период безвластия их «республика» распалась на лоскуты, а потому они готовятся взять власть в свои руки.

— Как интересно. Удивительно, что они не сделали это сразу, как узнали о смерти Валериана. Я давно думал, что Сенат — это устаревший остаток прежних времён. Нужно будет избавиться от него.

Разведчик ничего не ответил.

— Молчишь. Молодец. Иди в шатёр, отдохни. Вижу, как ты весь упарился.

Разведчик отсалютовал командиру, развернулся и пошёл в палатку. Все, кто по пути смотрел в его пылающие красным глаза, сразу отводили взгляд. Им казалось, что они увидели саму смерть.

«Какая удача, что мне удалось заметить того всадника», — думал Румил, возвращаясь к императору.

Разведчик Авреола оказался обращённым. Более того, он, по заданию Исиды, должен был привести Авреола к поражению. Здесь цели двух обращённых совпадали и они согласились на тайное сотрудничество. Всадник обещал скрыть от своего командира информацию о засаде Галлиена, который ждал своего соратника на подъезде к Риму.

У Галлиена, который оказался на удивление смышлёным, был план, как умерить амбиции зазнавшегося командира и одновременно — не лишатся хорошего полководца. Румил его полностью одобрил и теперь спешил сообщить, что всё идёт по этому самому плану.

Император проводил смотр войск. Делал он это не сходя с лошади. Казалось, что этот человек всю свою жизнь провёл верхом. Румил же, наоборот, не любил лошадей. Раньше он вовсе в них не нуждался, но теперь, когда его верный Зверь мёртв, необходимо было учиться передвигаться как простые смертные. Всё же, перед встречей с императором, Румил спешился — не хотел вновь услышать насмешки в свой адрес. Галлиен считал, что каждый мужчина должен покорить минимум двух животных — лошадь и жену. При чём жену — в последнюю очередь. Хоть Румил и не разделял подобных взглядов, но всё таки решил лишний раз не дразнить императора.

Галлиен заметил его:

— Вернулся, наконец. Какие новости? Авреол поджал хвост и просит аудиенции?

— Нет, мой император, он не знает о нас, как Вы и планировали. Я смог перехватить его человека. Он убедит Авреола в том, что на пути к Риму никого нет.

— Очень хорошо. Ты не перестаёшь радовать меня, Румил. Если бы ты ещё и с лошадью получше обращался, то быть бы тебе военачальником. Одним из многих командиров, что составят костяк новой армии Рима. Я хочу сделать больший упор на кавалерию. Авреол рассказывал мне о своих путешествиях по землям варваров. Эти кочевники смогли пробежать всю Азию, не сходя с лошадей. Ты ведь не задумывался, почему Рим всё ещё не покорил плодородные земли к северу от Понта? Там живут кочевники, вот почему. Они настолько часто побеждали римлян, что я даже ими восхищаюсь. Там, на границе с алеманами, маркоманами и остальными германцами, наши погибали тысячами. Их же гибло сотни тысяч. Всё потому, что те варвары не знали лошадей. Стремительные удары моей конницы разрезали из строй, будто головку сыра. Знаешь, Румил, мне страшно подумать, что будет, когда те звери научатся ездить верхом. Мне кажется, тогда солнце окончательно зайдёт над Римом.

Пока император вёл свой монолог, они с Румилом почти дошли до его шатра. Румил сразу заметил, что шатёр Галлиена выглядит втрое не так роскошно как шатёр незабвенного Ингенуя. Это был действительно хороший знак. У Галлиена было много минусов, но всё же, он должен был стать хорошим императором. Уж явно лучшим, чем два десятка тех, что занимали этот пост до него.

— …я считаю, что стоит набирать новую конницу из восточных и южных провинций. Из Испании и Мавритании. Как думаешь, советник?

— Да, мой император, северяне от природы не склонны к верховой езде, — ответил Румил, не очень вникая в разговор.

— Вот этим ты мне очень нравишься. Ум есть, но никаких амбиций. Молодец, Румил, обещаю, при моём будущем правлении тебя ждёт большой успех.

— Надеюсь, что успех ждёт в первую очередь Вас, мой император, — сказал Румил не подумав.

— Ох, так ты ещё и сомневаешься? Слушай, я же вижу, ты человек не глупый. Видишь же, каких бездарей мой отец поставил на руководящие должности. Мне понадобится несколько лет, чтоб вычистить эти Авгуевы конюшни.

— Авгиевы, — поправил его Румил.

— Да, какая разница! Дерьма от этого меньше не станет. Ты меня всё равно понял.

— Понял. До прибытия Авреола ещё несколько дней. Отпустите меня в Рим. Я доделаю свои дела, а кроме того, разведаю обстановку.

— Что там разведывать? Змеи в сенате уже вцепились друг другу в хвосты, не осознавая, что грызут свои собственные. Если хочешь — иди. Если помнишь, ты не в моём войске, но прошу, вернись к прибытию Авреола. Я хочу, чтобы ты видел то представление, что мы вместе подготовили.

— Конечно. Я надолго не задержусь.

— Возьми коня. Так всяко быстрее! — крикнул Галлиен вслед, но Румил уже вышел из лагеря.

— Всё идёт как задумано, Верховная Жрица. Галлиен и Регалиан должны встретится под стенами города. Император уже там, а военачальник только приближается. Будет со дня на день.

— Император? Ты назвал этого птенца императором? Он ещё не заслужил права так зваться. Вот и посмотрим, как он себя поведёт, когда нужно будет наказать своего друга детства. Ты обязан там присутствовать. Я, увы, ещё где-то месяц не смогу покинуть храм.

— Конечно, Верховная Жрица, я там буду. Есть ещё необычная новость. Я встретил там сородича. Он приставлен к Галлиену. Скорее всего, очищен от Зверя.

— Роксана. Конечно, это она его послала. Эта курица всё хочет видеть себя орлицей. При чём, с двумя головами сразу. Надо же, приставить соглядатая к возможному приемнику императора. Она вышла за пределы своей сферы влияния. Да что уж, она прямо посягает на мою власть. Ну ничего. Пока наши цели относительно совпадают, можно закрыть глаза на некоторые вольности.

Дверь открылась и в помещение заглянул гонец — совсем юный обращённый. Его Зверю не было ещё и десяти лет:

— Верховная Жрица, пришёл посетитель. Посланник от понтифика провинции Фракия.

— А вот и наш незваный гость. Похоже, всё таки решил соблюсти приличия. Зови. Встретим его, как полагается.

Жрица посмотрела, на стригоя, что смиренно ждал приказов.

— Исчезни, Сефу! Тебе всегда недоставало самостоятельности.

Стригой мгновенно повиновался и скрылся в одном из множества тайных ходов, что были в этом храме.

В зал вошёл совсем молодой на вид юноша.

«Смуглый, возможно родом из юго-западных провинций. Что же он тогда забыл во Фракии? Любопытно. Или же Роксана уже запустила когти настолько далеко? Зверя нет. Конечно — эта девка старается избавлять своих детей от такой „напасти“. Чувствуется почти незаметный след крови Теомаха. Возможно четвёртое или пятое поколение. Кровь не чистая — скорее всего, обращён кем-то со смешанной кровью. Или уже успел убить кого-то из сородичей? — спасибо за такой развёрнутый взгляд, но сейчас дай мне всё обдумать.»

Юноша подошёл на положенное расстояние, поклонился, строго как того требует протокол, не поднимал глаза, как велит правило аудиенции у Верховной Жрицы.

Исида встала с трона, немного более небрежно, чем требовалось, склонила голову в ответном приветствии, более надменно, чем могла бы, смотрела на склонённого сородича, намного дольше, чем того требовал протокол, наконец позволила тому подняться.

— Приветствую, о Верховная Жрица Луны Исида. Я пришёл засвидетельствовать почтение от имени понтифика Фракии, Роксаны. Она просила передать, что Византий, как всегда, чтит древние традиции Рима и помнит обо всех договорённостях, что были достигнуты в период Всеобщих Сборов Культа Луны.

«Дипломатично, как всегда. Я не могу сказать, насколько сильно он лукавит. Будь у него Зверь, легко раскусила бы, но не теперь, — будь проклята Роксана, да не скрывают её тени вовеки веков.»

— Я рада слышать такие слова. Новости о благополучии в восточных провинциях, особенно в такие неспокойные времена, не могут не радовать. По возвращению, передайте ей новую копию договора о союзе, — Исида достала из специального ящичка рядом с троном запечатанный свиток пергамента. — Вы всё-таки посол. Не бойтесь, можете подойти забрать.

Юноша начал подходить к трону, в это время Исида услышала настойчивый голос:

«Приведи его ко мне! Приведи, я хочу его увидеть. Хочу изучить, — зачем он тебе? — Он может спасти всех нас, — но ведь я же чувствую, что он уже марионетка. Ей остался всего один шаг и она сделает из него послушного раба, ни чем не лучше бездушных. — Он пытается сопротивляться, я даже смог немного ослабить его путы, — ослабить? Ты уже видел его? — Видел. Тебе не понравится. Он пытается помочь Галлиену, — ты опять покидал библиотеку? — Я не в тюрьме, Исида, помни это. Я ушёл добровольно, — да, ты не в тюрьме, но за многие поступки стоило бы тебя туда отправить. Это ведь ты создал Роксану. — Я знаю это. Не забывай там поддерживать нейтральный обмен любезностями, а то наш посол может что-то заподозрить. И отправь его потом ко мне.»

— Конечно, я рада, что в городе Византий построили копию Римского Пантеона.

— И там невозбранно поклоняются первородной матери Лие Селене, — продолжал распинаться Румил. — Вам стоит посетить наш город, как только выпадет возможность.

— Обязательно, — вторила ему Исида. — А Вам, господин посол, я советую посетить нашу храмовую библиотеку. Там хранятся свитки с латинскими переводами древнейших текстов из провинций Египта и Иудеи.

— Конечно, загляну. Благодарю за предложение, но воспользуюсь им немного позже. Сейчас меня ждут дела за городом.

— Про ваши дела я знаю. Не переживайте, с Галлиеном ничего не случится. Я уже отправила к нему своего человека. Я не в праве держать Вас силой, но всё же, перед уходом, зайдите в библиотеку. Вас там ждут.

Румил начал догадываться, кто может ждать его там, но решил не показывать этого Исиде. Кроме того, нельзя было допустить чтобы жрица подумала, будто сумела повлиять на Румила. Он ответил:

— Обещаю воспользоваться Вашим предложением, как только доделаю свои дела в городе. Позвольте мне покинуть Вас. Меня ждут.

Исида решила не устраивать показательных сцен с указанием этому юнцу на его место. Сейчас не было на это времени. Она поняла, что посол уже принял решение. Оно её полностью удовлетворяло.

— Идите, посол. Не забудьте: по возвращению домой передайте моё благословение архонтиссе, — Исида специально выделила последнее слово голосом, дабы указать на то, что она знает о большинстве планов честолюбивой Роксаны.

Она думала, что знает о них. На самом же деле, о планах этой женщины достоверно не знал никто. Можно думать, что и сама Роксана не до конца была уверенна в том, для чего, а самое главное — ради кого она затеяла эту игру.

Румил побродил, для соблюдения сказанных слов, по Риму, выпил одного заплутавшего карманника, но после направился прямиком в храмовую библиотеку. Заходить он решил не через дверь. Пора было в полной мере испытать новые способности. Каменная стена с выступами была как нельзя кстати. Библиотека, по словам девушки, что сидела при входе в храм, находилась на пятом этаже.

Прошлый раз, способности проявились, когда на кону была жизнь Феодоры. После этого, Румил ещё ни разу не принимал форму тумана. Как бы ни было сильно желание — ничего не выходило.

Сейчас для испытаний у него была ещё целая ночь. Вокруг храма было подозрительно тихо и пустынно. Можно спокойно сосредоточиться.

Румил попробовал представить себя, подымающегося по стене, будто насекомое. Не получилось — нужен был другой образ. Превращаться в насекомое юноша не мог. Но представить себя, как бесплотный туман, казалось ещё сложнее. Что же делать?

«Ты хочешь исполнить мою волю. Думай об этом. Помни, что от этого зависит судьба всего нашего рода, — думать… проявить желание. Я уже пытался так делать. Ничего не выходит! — Конечно, не выходит. Ведь ты не имел цели. Сейчас, твоя цель — это счастье возлюбленной. Так знай, если ты не выполнишь мою волю, её ждёт беда. Это я тебе обещаю, — вот так значит… Никогда такого не будет!»

Румил со всей силы представил, что будет, если орды варваров, которых он видел в Парфии, захватят Византий. Он представил, как они врываются во дворец архонтиссы и застают Феодору спящей средь бела дня.

«Этого не должно произойти! Этого не будет, если проникнуть в библиотеку! У меня получится! По этой стене можно подняться, окно совсем не высоко.»

Окно и вправду стало приближаться к глазам Румила. Он почувствовал небывалую лёгкость. Это не было похоже на ощущение полёта. Там необходимо было планировать на потоках воздуха, здесь же, сам Румил был этим воздухом. Казалось, у него нет ни рук, ни ног, ни даже глаз. Он видел всё и сразу вокруг себя. Юноша сразу подумал, какую пользу это предоставило бы в бою. Задумавшись, он не заметил, как пролетел необходимое окно.

Старик отвлёкся от созерцания старого индийского манускрипта. Неожиданное колебание ветра чуть не затушило пламя свечи, которая служила библиотекарю источником света.

«Поразительно, чем старше я становлюсь, тем более кажусь похожим на обычного человека. Вот, теперь мне вновь нужны светильники для чтения в темноте. Значит ли это, что мы всё же не бессмертны. Возможно, через какую-то сотню лет, я вновь почувствую всё то, чего лишился при обращении. А потом рассыплюсь в прах. Эта мысль уже совсем не пугает. Мне даже интересно, кого я встречу на той стороне. Когда живёшь почти тысячу лет, невольно становишься свидетелем рождения и смерти многих богов. Одного я даже мог спасти от подобной участи. Не дай я тогда умереть этому человеку, кто знает, как пошла бы вся история мира»

Теомах услышал знакомый голос в голове:

«Не задумывайся о таких вещах. Ты ведь помнишь, что я намного старше даже тебя, но весьма неплохо себя ощущаю. Просто нужно относится проще ко всему. Особенно, к этому мимолётному миру. Иногда мне кажется, что мы можем стать свидетелями его гибели.» — это говорила Исида. Женщина, с которой Теомах был связан уже несколько сотен лет, а знал её намного дольше. Во многом их взгляды расходились, во многом они видели разное будущее для общества сородичей, но всё-таки, они всегда знали, когда необходимо объединиться перед лицом общего врага. Вот и сейчас, когда Роксана поставила на кон само выживание их вида, Исида не стала долго винить в этом Теомаха. Наоборот, предложила ему помощь и укрытие, а кроме того, разослала по всей Ойкумене своих крылатых детей, дабы они искали любые крупицы знаний о загадочных красных камнях. Больше всего, о них знали в землях Индии. Позже Теомах узнал, что римские купцы называли Индию словом — «ARIACA». Конечно же, он не забыл о том, где впервые увидел эти буквы. Там же, где и нашёл камни. Это был ключ к разгадке.

Оказалось, что эти камни делали из минерала, который «упал с неба» за год до того, как Теомах познакомился с Лией и Римусом. Исида тогда сказала, что она также прибыла в Египет в тот же год. Правда, с неба она не падала. Значит то, как камни влияют на обращённых, — это не простое совпадение. Возможно, они из того же мира.

Роксане про свойства камней могли рассказать только каппадокийцы — единственные из известных обращённых, у которых нет собственного зверя. Слишком много совпадений — это нужно обдумать.

Теомах вспомнил, как он наконец пришёл к Роксане с расспросами:

И вот — я уже вижу стены Византия. Этот город будто светился золотом — настолько заметным было его богатство.

Я вновь вспомнил походы вместе с Александром. Тот всегда говорил, что видит в этом городе будущий центр объединённого греческого мира. Хотел бы я узнать, что сказал бы полководец, покажи ему кто нынешнюю империю. Как он отнёсся бы к амбициям Юлия Цезаря, который боготворил завоевателя. Так вот, именно Александр, в своё время, уберёг город от разграбления. Жители Византия потом говорили, что это мастерство их дипломатов и торговцев покорило полководца, но я то знаю истинную причину. Александр говорил, что намерен именно этот город сделать своей столицей и осесть именно здесь. Этим мечтам не суждено было сбыться. Он умер в далёкой Индии. Умер в шатре, на пиру, совсем не как воин. Сразу после этого его верные полководцы рассорились, каждый ушёл в свои завоёванные земли, а мечта Александра о едином греческом мире рассыпалась в пыль.

История имеет свойство повторяться. Мне, как бессмертному человеку, это видно, как никому другому. Я видел первоначальное возвышение Рима, который превращался из далёкой греческой колонии в столицу всего мира. Видел и упадок этого города, когда он чуть не покорился галльским варварам. Когда я пишу этот трактат, правителем уже второй десяток лет является Тиберий — наследник Октавиана Августа, который, в свою очередь, являлся приёмным сыном Юлия Цезаря, чья царская династия прервалась, не успев начаться. Однако же, вот, в имени славного императора Тиберия есть и Цезарь, и Август. Он носит имя предателя республиканских идеалов и имя того, кто покарал людей, что этого предателя казнили. Воистину, как причудлива бывает история.

Однако же, я отдалился от темы. Византий мне очень понравился. В нём, как нигде, чувствовался дух Афин — города моей юности. Местные жители меньше других страдали от интриг, что происходили в метрополии. Они просто жили своей жизнью. Присутствие здесь Рима выдавали только легионеры на входе, да вездесущая латынь, на которой говорил каждый второй встречный человек. Местные говорили в основном по гречески. Я прекрасно знал этот язык, а потому спросил у первого попавшегося торговца, как пройти к местному префекту. Уже там я узнаю, известен ли здесь Культ Луны и как к нему относятся в городе. Хотя, судя по тому, что я видел по пути сюда, ответ меня не удивит. Уточню, что на расстоянии дня пути от города, я не видел ни одной твари, хотя остальная Греция просто кишит ими. Это тоже требовало разъяснений от понтифика этих земель.

Торговец указал мне дорогу, и я направился прямиком в здание местного совета.

Внутри обстановка оказалась на удивление простой — это показывало, что городские правители не пытались отделять себя от народа. Судя по звукам внутри, там сейчас как раз шло заседание.

Я намеревался войти внутрь. Одежда на мне была новая — недавно снял с торговца, которого не успели обобрать разбойники на дороге. Надевая его плащ, я почувствовал укол давних воспоминаний. Когда-то давно, без преувеличения в прошлой жизни, я точно так же скрывал свой облик под личиной торговца. Тогда я решил изменить свою жизнь и перестать бездумно служить Спарте — одному из крупнейших полисов Эллады на то время. Я хотел сбежать в Афины, найти там новое призвание, которое привиделось мне во сне. Тогда это казалось делом всей жизни. Стать врачевателем, отплатить спасёнными жизнями, за те, которые я отнял.

Какие глупые мечты. Снова отвлёкся. Заранее прошу прощения у будущих читателей сего трактата. Я дал себе слово, что не буду ничего переписывать, дабы поведать откровенно обо всём том, что я увидел в этом путешествии.

Итак, я, в обличии торговца, проник на заседание совета. Внутри обсуждались разные бытовые вопросы города. Это меня тогда не интересовало, да и особого смысла описывать здесь меры разделения урожая между горожанами, я не вижу. Удивил меня только состав правящего совета. Там заседали пять человек: пожилой мужчина, по праву избранного городом старшего; мужчина средних лет, одетый в военную форму, который управлял местным ополчением; двое жрецов, которые представляли римский и греческий пантеон; а последней была девушка, единственная среди советников. Это была Роксана, без сомнения. Рыжие волосы, в сочетании с бледным лицом. Она была так похожа на Лию. Роксана вовсю спорила с одним из выступающих, ничуть не стесняясь своего пола и положения. Тогда я предположил две вещи: либо она скрывает свою принадлежность к Культу, что было бы весьма трудно, либо Культ здесь на хорошем счету, что не могло не радовать.

Я решил подождать до конца заседания, а потом открыться перед Роксаной. Мне была интересна её реакция на моё появление. Как я успел понять, она скрывала многое.

Спустя довольно долгий период времени, советники наконец стали расходиться. Я вышел раньше других и ждал воспитанницу у входа. Она меня сразу не заметила, прошла мимо, явно погружённая в свои мысли. Я окликнул её:

— Понтифик Роксана!

Произошло не совсем то, чего я ожидал. Я думал, что такое обращение вызовет волнение среди жителей города, ведь понтификами зовут только жрецов высшего ранга, а Великим Понтификом считается наш император. Однако, волнений не произошло, женщина спокойно повернулась и направилась ко мне. Люди перед ней расступались.

— Вы что-то хотели, гражданин? — Роксана обратилась ко мне громким поставленным голосом.

— Да. У меня есть вести от Ваших старых знакомых. Из Рима.

По видимому, девушка догадалась, о каких знакомых я говорю, потому сразу предложила мне уйти с людных улиц, а разговор продолжить в храме. Это меня вполне устраивало.

Мы пошли по улицам города в полном молчании. Я ещё не умел ориентироваться по Византию, поэтому лишь смиренно следовал за своей проводницей.

Увиденное позже, поразило меня. Я и подумать не мог, что это роскошное строение, обрамлённое огромными колоннами, выполненное в лучших традициях греческой культуры, чуть-ли не крупнее здания совета — местный Лунный Храм. Всё же, детям Луны, жилось здесь хорошо, без сомнения.

Внутреннее убранство Храма и вовсе лишило меня дара речи. Архитектор смог как-то передать темноту лунной ночи, что оставалась даже днём. Хоть на улице был только закат, внутри храма, казалось, солнце уже село, а его законное место заняла Луна. Роксана заметила моё удивление, ей это явно принесло удовольствие:

— Особенная технология преломления света в окнах даёт такой эффект. Вам нравится?

— Я польщён, — незачем было скрывать правду. — Как вы смогли добиться у городского совета разрешения на постройку всего этого великолепия?

— Ох, это долгая история. Вы надолго прибыли?

— Пока не знаю. Всё зависит от итогов разговора с Вами.

— Вы заинтриговали меня, — Роксана похоже решила начать разговор прямо здесь. — Есть вести от понтифика принцепса?

— Можно сказать и так, — она действительно не узнала меня или решила подыграть? — Он очень обеспокоен Вашим длительным молчанием.

— Мы уже почти дошли до моих покоев, давайте продолжим разговор там.

Из покоев Роксаны слышались женские крики и стоны. Я вопросительно посмотрел на девушку.

— Ах, это мои воспитанницы. Они бывают такими бестактными. Подождите немного.

Она вошла в покои, я же стал с интересом наблюдать за тем, что произойдёт дальше.

За закрытыми дверями покоев я смог расслышать лишь еле различимые голоса. Роксана не повышала голос. Через мгновение из покоев вышли две девушки. Точнее сказать, они выбежали. Я едва успел заметить необычную особенность у одной из них — её глаза были похожи на змеиные. Необычное открытие. Список вопросов к Роксане стал ещё длиннее.

Сама девушка вышла вслед за своими воспитанницами и окликнула змееглазую:

— Исмем, прикажи принести в покои вина и травок. Ко мне прибыл гость.

— Хорошо, Роксана, — девушка кивнула и побежала вдаль по коридору.

— Воспитанницы зовут Вас по имени? — решил спросить я, надеясь уловить крючки, за которые можно будет начать выуживать информацию. — Необычно. Им нужно прививать уважение к учителю.

— Исмем со мной уже слишком много времени, она полностью заслужила моё доверие. Зайдём внутрь, — пригласила войти. — Чувствую, наш разговор будет долгим.

Внутри мы расположились за небольшим круглым столом, на нём стояла ваза, в которой было несколько веточек сирени. Именно это растение, как определил Культ, не имеет неприятного запаха для обращённых. Роксана об этом знала.

Девушка отошла на другой край комнаты и без всякого стеснения сбросила свои официальные одежды, рассматривая висящие домашние наряды. Думала, какой надеть.

Я старался не сильно засматриваться на неё, но всё-таки, это не очень получалось. Уж сильно она походила на Лию. Ту, кого я не забуду до конца своей невыносимо долгой жизни.

— Снимайте свой дорожный плащ, — сказала Роксана. — Соблюдайте приличие в присутствии женщины.

Ну что же, пора было снимать маски. Я сбросил капюшон и посмотрел прямо в глаза воспитаннице:

— Ну, здравствуй, Роксана.

— Я всё-таки не ошиблась, — воскликнула девушка. — Стоит ли в такой обстановке называть Вас по полному титулу? Или будет достаточно, понтифик принцепс Теомах?

— Ни то и ни другое. Зови по имени и можно на ты. Я пришёл за ответами, но по пути находил только вопросы. Надеюсь, ты дашь ответ на некоторые из них.

— Всё зависит от самих вопросов, Теомах. Как поживает твой Зверь?

Тогда я понял, что она обо всём знает. Она знала обо мне абсолютно всё. Скорее всего, это было чтение мыслей, которому её обучили каппадокийцы.

— Вопрос из праздного любопытства? Если нет, то мы сэкономим кучу времени.

Роксана кивнула собственным мыслям:

— Нет, Теомах, — ей, похоже, приносило удовольствие обращаться ко мне как к равному. — Ты всё верно понял. Я знаю всё. Узнала, когда отвлекла твоё внимание красотами нашего храма. Тогда твой разум был особенно расслаблен.

— Тогда рассказывай. Обо всём и по порядку. Но знай — больше всего меня интересуют твари. Те бездушные чудовища хозяйничают по всей Греции. Я видел разрушенные города и поселения, видел храмы, в которых не осталось ни одной живой души.

— Я всё это знаю. Уж поверь, без ответов ты не останешься.

В покои вошла та самая девушка — Исмем, — вот только глаза у неё уже были вполне обычные, человеческие. Она принесла блюдо, на котором стояли два кувшина. Как я уловил по дрянному запаху, в одном из них было вино, а в другом снадобье из трав, что возвращали нам нормальное восприятие вкуса.

Роксана отослала Исмем из покоев, явно заметив, что я уж слишком пристально вглядываюсь в глаза этой девушки. После этого, обратилась ко мне:

— И про неё ты тоже узнаешь, но сперва давай выпьем. Я уверенна, что ты не пил нормального вина уже очень много дней, если не месяцев.

Она была права. Сначала мы пригубили снадобье. После этого комната сразу наполнилась смесью совершенно иных ароматов. Одно расстраивало — запах сирени заметно ослаб.

Вино оказалось из Рима. Я так часто его пробовал, что уже не спутаю ни с каким другим.

— А я впервые пробую этот сорт. Римское, значит? Хорошо, запомню. Ах, прости, ты ещё не проговорил эти слова? Выходит, я раскрыла один из своих секретов?

Мне тогда показалось, что она просто забавляется. Но вино было и вправду вкусным.

Девушка неожиданно поднялась и пошла к одной из стен покоев. Начала ощупывать там камни.

— Видишь ли, — сказала она. — Я знала, что ты, рано или поздно, заявишься, а потому всё приготовила заранее.

— О чём это ты? — я приготовился к возможной опасности.

— Да не переживай ты так, — опять прочла мысли. — Нет у меня желания вредить тебе. Ага, вот, нашла.

Она нажала на определённый участок стены, размером примерно с несколько ладоней. Тот, с глухим треском, уехал вглубь. Изнутри девушка достала несколько свитков.

— Вот здесь, — сказала она, кладя пергамент на стол. — Записаны все мои ошибки. Возьми. На досуге почитаешь, мне скрывать уже нечего.

— Многовато выходит ошибок.

— Намного больше, чем мне хотелось бы. Забирай эти свитки, — я для тебя их готовила.

Отложив перо, старик пошёл к самым дальним стеллажам библиотеки. Где-то там, среди пыльных рукописей, лежат те самые записи Роксаны. Ему было необходимо освежить их в памяти. В своём собственном трактате, Теомах доходил до того момента, который он сам мог бы теперь назвать — «Ошибки юности».

Как бы ему хотелось вернуться в прошлое и предупредить самого себя. Остров Тасос — большего захолустья трудно найти во всей огромной империи. Увы, почти двести лет назад, там произошли события, что едва не стали причиной гибели всех людей Эллады.

Он нашёл нужные свитки. Три пожелтевших свёртка были надёжно скрыты под кипой скучных медицинских трактатов.

«Так, в одном из них рассказано про тварей. Не нужно, про это я всё знаю и так. Во втором, про то, как она завоевала власть во Фракии. Интересная история, но уж точно не сейчас. Вот оно. Про остров Тасос и ламий.»

Старик достал свиток. Остальные положил на место и вновь надёжно спрятал. Возвращаясь к своему столу, Теомах успел заметить повторившийся порыв ветра, а также то, что свеча окончательно погасла. Подойдя ближе к окну, старик стал наблюдать. Это был очень необычный ветер — он дул снизу вверх. Любой смертный человек посчитал бы, что это проделки богов, а любой здравомыслящий человек — засомневался бы в своём здравомыслии. Теомах же не был смертным. Он догадался, что это за ветер. Поднеся свечу к окну, старик увидел тёмное облако, которое не хотело развеиваться и постоянно то опускалось, то поднималось напротив окна библиотеки.

Теомах закричал:

— Слушай меня, кто бы ты ни был! Для того, чтобы вовремя остановиться в облике тумана, постарайся убедить себя, что твоя задача уже выполнена. Сделай это прямо напротив окна, а последним усилием залети внутрь! Давай, а я пока отойду, всё равно у тебя это быстро не выйдет.

Старик пошёл к столу, понимая, что пока у незваного гостя получится обуздать свои способности, можно перечитать свиток Роксаны. Время не должно пропадать впустую.

За окном послышался звук падения и громкий крик.

«Упал? Ничего страшного — обращённым падения с такой высоты не причинят никакого вреда. Пусть тренирует выдержку»

Теомах развернул свиток и погрузился в историю недавнего, хотя уже такого далёкого, прошлого:

Подумать только, что ещё совсем недавно (по нашим меркам) я была в подчинении своего наставника, бывшего понтифика Фракии, а теперь чувствую, как его сила пульсирует в моих жилах. Поверить не могу, что всё разрешилось в мою пользу и так быстро.

Сейчас я, Роксана, дочь Александра Великого, плыву в Византий, чтобы занять своё законное место там, в виде нового понтифика Фракии. Этот маленький шаг, что приближает меня к власти, будет не последним. По крайней мере, у меня есть свои планы на этот счёт.

Как бы там ни было, плыли мы уже прилежное количество времени, и я всё более отчётливо ощущала голод. Но, судьба была благосклонна и на горизонте показался остров. Под предлогом пополнения запасов воды (которые сама и вылила) я приказала капитану причалить, в надежде на хорошую охоту. Но лишь ступив на землю острова Тасос, как называли его моряки, я услышала какой-то шум.

Пришлось напрячь слух, чтобы разобрать, что же там происходит. Кричали женщины, мужчины бранились и это было явно недобрым знаком. Я накинула капюшон и отправилась туда. До захода солнца было ещё не так много времени, к тому же, было принято решение остаться здесь на ночь. Потому что какие-то там морские приметы говорят, что море будет неспокойно этой ночью. Поэтому спешить мне было некуда, но, если проснётся моя вторая сущность — держать себя в руках станет сложнее. Хорошо, что большую часть времени она предпочитала предаваться праздности и молчать.

Повернув на самую широкую улицу, я застала такое зрелище: мужчины запирали группу женщин в хлеву, а те, со всех сил, отталкивали дверь и сопротивлялись. Кажется, что-то здесь нечисто. Мимо проходил рослый рыбак с явным недовольством на лице. Я коснулась его руки выше локтя и задала интересующий меня вопрос.

— Что здесь происходит?

Рыбак смерил меня недовольным взглядом, но потом видимо до него дошло, что я не здешняя и он успокоился.

— Жёны…

— Что «жёны»?

— Взбунтовались, мол вся работа по дому на них: и за детьми смотри, и еду готовь, и дом в порядке держи. Мужских рук им не хватает, говорят. А в поселении все мужчины, почитай, рыбаки, вечно в море. Малакка! Да знали б они, что ходить в море — это не в кусты бегать, свои дела сделать и вернуться! А им, гляди, мужиков и в постели уже тоже не хватает, любовников себе находят, а жена главы поселения так вообще — любовницу. Она-то всем женщинам и предложила уплыть в ближайший храм Афродиты, а её и поддержали, гетерами стать захотели!

Я не перебивала и слушала, пытаясь отобрать нужную мне информацию, так как жалобы рыбака на свою жизнь меня не интересовали.

— А что будет с теми женщинами? Их заперли на время, чтоб они одумались, а потом выпустят?

Всё же, меня интересовала их судьба. Нельзя запирать человека навечно в хлеву, словно скот какой-то. Хотя, судя по взгляду этого рыбака, просто размышлением над собственным поведением всё не обойдётся. Их накажут.

— Тех, кто одумался сразу — отпустили. Там остались только те, что больше всего упирались. Глава поселения думает, что с ними делать. Может просто изгонят…

Я вижу, что он хотел сказать «а может чего и похуже» но промолчал и просто отвёл взгляд.

— Пойду-ка я, делами своими заниматься, нет у меня желания болтать.

Видимо, разговор пошёл не так, как хотелось бы, и рыбак поспешил удалится, а я и задерживать не стала. Всё что мне нужно — я уже знаю. Кто знает, что могут сделать с этими женщинами. Может их попросту изуродуют, чтоб неповадно было. Даже если их изгонят — это всё равно, что просто отпустить жён в храм Афродиты.

Если судить по всеобщему настроению, вряд ли кто-то будет настолько потакать капризам бунтующих женщин. Одна из них даже успела плюнуть обидчику в лицо, за что получила пощёчину и тут же ослабила давление. Ровно после этого дверь в хлев была захлопнута и закрыта большой тяжёлой щеколдой. Учитывая, что опускали её двое крупных мужчин, то простому человеку в одиночку не поднять эту громадину, не говоря уже о том, чтобы сломать её изнутри. Хотя, судя по характерному стуку, кто-то пытается. Я же решила пока что пойти прочь, чтобы не вызывать подозрений. Несомненно, я сюда вернусь, только после хорошего ужина.

Могу признать, что эти рыбаки оказались очень сытной пищей. К тому же, я совместила приятное с полезным. Утром, когда мы уже отплывём, обнаружат два трупа караульных, которые должны были сменить своих друзей в полночь и охранять хлев от благодетелей, что захотят освободить бедных женщин из чувства жалости. Было ясно, что не все поддержали такое решение главы поселения. Ему глаза застилала пелена злобы и ревности, потому слушать он никого не хотел. А когда одумается, скорее всего, будет уже поздно.

Что же на счёт этих женщин, то освобождение никак не поможет их проблеме. Я не смогу взять их на свой корабль, а об их желании сбежать знает уже весь остров, потому никакой рыбак не возьмёт их на своё судно. Разве что придётся прятаться и ждать, пока приплывёт какой-то торговый корабль, к примеру. За время охоты я успела всё обдумать и, кажеться, нашла решение. Но не буду забегать наперёд, пока точно не уверена.

Дождавшись полуночи, караульные начали выглядывать своих сменщиков. Я уже думала, как лучше к ним подобраться, чтобы беззвучно избавиться, но они сами решили покинуть пост.

— Видать, мужики решили, что лучше делами своими заняться и я считаю так же. Да и чего их сторожить-то вообще? Мне вон ещё сеть чинить. Рыбина большая сегодня попалась и разорвала… Чтоб её!

— Да-да, никуда отсюда не денутся эти женщины. Тут даже мы вдвоём дверь эту не откроем, а чего о них говорить там? Все ж худые и мелкие поголовно.

Пожав плечами, собеседники решили удалиться, продолжая болтовню. Что ж, всё даже проще, чем могло быть. Я вышла из своего укрытия — дурно пахнущих ящиков, видимо для рыбы, которые находились в тени соседнего дома. Хлев оттуда отлично просматривался, а вот меня видно не было.

Подойдя ближе к двери, я сделала глубокий вдох, пытаясь воззвать к своему праздному Зверю. Но, ничего не произошло. Я напряглась.

«Давай… Давай же!»

Стараясь не сильно шуметь, я продолжала свои попытки достучаться до своей ленивой второй сущности. Что ж, на краю сознания я ощутила какое-то недовольство, но в итоге, мои руки превратились в когтистые лапы. Наконец-то!

Остаётся надеяться, что этого хватит, а иначе, боюсь не успеть превратится обратно, чтобы предстать пред спасёнными мною девами во всём сиянии, а не в образе Хищника.

Схватившись за щеколду, я сначала постаралась не применять все силы и поднять так, но ничего не вышло. Поднажав сильнее, я ненемного просчиталась, из-за чего раздался хруст — щеколда улетела прочь, после чего упала на крышу хлева и наделала шума. Да уж, отлично. В любом случае, не было времени сожалеть, потому надо скорее скрыть признаки моего внутреннего Зверя и открыть дверь.

Хотя, стоило мне только это сделать, как на меня уставилось семь пар удивлённых глаз. Они были напуганы, скорее всего, из-за шума. В углу сидели две полураздетых женщины, похоже, они решили во всю развлечься напоследок, но грохот отвлёк их от этого, весьма интересного, дела.

Если я правильно понимаю, то это и была та самая жена главы поселения, а также её любовница. Ну, что ж, вкус у них неплохой. Кто из них жена главы поселения можно было понять лишь по одной вещи — браслеты. Недорогие, но всё же, это украшения, и позволить себе их мог не каждый в таком-то маленьком и бедном поселении.

— Кто ты? — спросила самая молодая из них.

Она поднялась с земли. Видимо, молилась. Единственное, что я запомнила — это её глаза. Ещё никогда ранее не видела столь ярко выраженного зелёного цвета. Но, сейчас не время и не место для таких вещей, надо было брать себя в руки.

— Тс-с… Я пришла вас спасти. Идите за мной.

— Но… куда?

— В лесу неподалёку есть поляна. Там я отвечу на все вопросы. Скорее, нечего рассиживаться. И… поправьте одежду.

Это было сказано тем самым женщинам, что были в углу хлева.

Меня это не смущало, просто, сползший вниз хитон мог где-то зацепится, мешая нашему продвижению. Может до утра их и не хватятся, а может кто-то пойдёт и проверит — кто знает? Рисковать и оставлять такие явные следы не стоило.

Шли тихо, любые вопросы пресекались сразу же, и я всё время прислушивалась, чтобы понять, обнаружена ли пропажа или можно уже ослабить бдительность, так как искать их уже не будут.

В любом случае, я предпочла сначала дойти до той самой поляны, а там только объяснять ситуацию так, как выгодно мне.

— Ну, что ж, пора рассказать вам, кто я.

Я сняла капюшон и собиралась продолжить, но вперёд вышла одна из женщин. Та самая, что первая заговорила в хлеву.

— Я знаю, кто ты…

Весьма необычное заявление, хотя, вроде бы ничего они увидеть не могли. К тому же, даже если она поняла — я скажу, что являюсь одной из Культа Луны. Хотя, что о нём вообще могли слышать в этой дыре?

Другие женщины смотрели с удивлением на свою знакомую, или, может, подругу — кто их там знает. Кажется, даже начали нервничать, так как молчание затягивалось и начинало раздражать даже меня.

— Ну так кто же?

— Посланница Афродиты. Эту громадину наши мужчины вдвоём с трудом запирают, а ты… ты не просто открыла — сломала щеколду. Никак иначе это объяснить нельзя, к тому же, я умоляла богиню о спасении и вот оно!

Что ж, это мне на руку. Не все, конечно, верили, что я и есть посланница Афродиты, но выступать против тоже не собирались, всё же, эта сломанная щеколда их впечатлила, я зря переживала.

— Скажи своё имя, — настойчиво сказала я.

— Исмем…

Пугливая и доверчивая. Надо запомнить.

— Да, Исмем. Так оно и есть. Эту силу получают дети Афродиты-Селены за то, что приносят ей клятву служения и отказываются от земной пищи.

Кажется, я вовремя остановилась. Не стоит всё и сразу выкладывать. Познания о «новом» воплощении почитаемой ими богини поставили женщин в тупик, и они стали переглядываться, в надежде, что кто-то задаст интересующий их вопрос.

— Это как тот Лунный культ из Рима, о котором говорят?

Ещё одна заинтересовалась, та самая любовница жены главы. К тому же, она неплохо проинформирована. Это же она — та самая боевая девица, что получила пощёчину.

— Именно. Мы поклоняемся одному из воплощений Афродиты, а она щедро одаривает нас.

— И что теперь? Нам идти некуда. Тут все друг друга знают, потому ни один рыбак не согласится нас вывести, а если ждать торговые суда… то где нам жить? Как кормиться? Да и если бросятся нас искать, нам никуда не деться — остров-то небольшой.

Вступила в разговор и сама жена. Что ж, мыслит она правильно.

— А что, лучше сидеть в хлеву, как зверьё, и трястись от страха при мысли, что с нами сделают?

— Вот именно! Я не вернусь, даже если придётся вплавь добираться до ближайшего храма!

Кажется, про меня немного забыли, начав спорить между собой. Одна лишь Исмем не встревала, а потом медленно двинулась ко мне:

— А можно ли как-то присоединится к детям Афродиты-Селены? Или только по праву рождения?

Несмотря на шум, кажется, все расслышали её вопрос и сосредоточились на мне.

— Любой достойный человек может служить Первородной Матери.

— Тогда… что для этого нужно сделать?

— Всему своё время. Вам нужно немного расслабиться и потом я всё расскажу. Сейчас, давайте разведём огонь и согреемся. Холодает.

Где-то через пол часа мы уже грелись у костра. Женщины прижимались друг к другу и вспоминали былые времена, пытаясь понять, хорошо им было или плохо. И станет ли сейчас ещё хуже.

Даже меня пригласили подсесть поближе, но прежде я подкинула в огонь сухих веток и травы. Не зря взяла с собой огниво, всё-таки. За этот час я успела познакомится со всеми. Жену главы поселения звали Нарцисса, а её ненаглядную — Талия. Оставшиеся четыре женщины тоже представились, но они настолько сливались друг с другом, что я толком и не запомнила, кто из них Хермия, кто Ксантия, а кто Десма и Чара.

Я села поудобнее рядом с Исмем, а потом краем глаза заметила, что Талия держит в руках какие-то цветы и загадочно улыбается.

— Может повеселимся? Расслабимся немного, снимем напряжение и узнаем друг друга поближе. Как раз и поговорим о том, что нужно для становления детьми Афродиты-Селены.

Кажется, я понимаю к чему она клонит. Им двоим уже вместе скучно и нужно больше народу? Судя по всему, это были травки, которыми обычно всякие жрецы окуривают своих больных, чтобы расслабить их. Не думаю, что это нечто опасное, но в любом случае, на меня они не подействуют. Они расслабятся и, наверное, будет проще их посвятить в тонкости жизни детей Луны. Остальные женщины дали своё согласие, осталась только я. Кивок в знак согласия и пучок отправился в огонь. Немного погодя в воздухе начал витать какой-то тяжёлый, но не очень резкий запах.

Стоило мне отвести взгляд от пламени и взглянуть на женщин, как я заметила, что Нарцисса со своей любовницей уже во всю расслаблялись, без доли стеснения. Если Исмем смутилась от такого вида и постаралась не смотреть в ту сторону, подавляя свой интерес, то я, наоборот.

Всё же, женские тела были прекрасны. Ни к чему удивляться, что все Музы — это женщины. Многие философы, художники, скульпторы и другие творцы черпали вдохновение из женских тел. Они выглядят как идеальное произведение искусства — ничего лишнего.

Талия и Нарцисса будто перестали сдерживать себя — начали раздаваться протяжные вздохи, звуки громких поцелуев, а потом одна из них поманила к себе близ сидящую женщину. Кажется, это была Десма. Она не стала долго колебаться и присоединилась. Интересно, это так действуют те травы или же они думают, что терять больше нечего?

Когда наблюдаешь за таким, невольно проскакивает мысль, что это как-то неправильно, но уж больно увлекательно. Внутри появляется такое сильное возбуждение, что хочется присоединится прямо сейчас, не ожидая приглашения, припасть к груди и целовать, попеременно лаская друг друга. Но я ждала пока позовут Исмем. Мне было очень интересно на это посмотреть со стороны, так как, судя по её внешности и поведению — она была самой молодой.

Хотя сейчас, взглянув на неё, я поняла, что глаза её застилала некая пелена и она протягивала ко мне руки, желая тепла и ласки. Всё же, ночь обещала быть интересной. Да и кто я такая, чтобы отказываться? Подавшись вперёд, мы слились в нежном поцелуе, попутно помогая друг другу избавится от хитонов, а спустя пару мгновений, мы уже были вместе со всеми. В этот момент я поняла — пора.

— Хотите ли вы стать детьми Луны и посвятить свою жизнь служению Афродите-Селене, а также получить в своё распоряжение силу, о которой не смели мечтать? Вы сами накажете тех, кто обходился с вами плохо и сможете жить, как душе угодно…

Не такая бойкая речь, как у нашего принцепса Теомаха, но, кажется, результат тот же. В ответ раздались вздохи, а также слова согласия. Прерывистые, но всё же, вроде бы осознанные.

— У всего есть своя цена. Вы не сможете есть обычную пищу, заменяя её малым количеством крови. А также, солнечные лучи будут неприятно иссушать кожу. Взамен вы перестанете стареть.

Все условия сказаны, кажется, им сейчас всё равно на что соглашаться. Хоть на сделку с самим Аидом.

— Хорошо. Будет немного больно.

Последнее предупреждение, после которого я притянула к себе Исмем. Обожгла ей шею своим дыханием, заставив покрыться мурашками, а потом нежно коснулась губами кожи. Всего мгновение и клыки пронзили шею, но, кажется, она даже получила от этого удовольствие, продолжая извиваться и блуждать руками по моему телу.

Так происходило с каждой и, кажется, новообращённые вошли во вкус, начиная слегка покусывать друг друга, вслед за моими действиями. Каждый получал максимально удовольствия, а я ещё и насыщение. Всё это действо стало напоминать мне клубок извивающихся змей. Хотя, вместо шипения раздавались стоны и вздохи.

На рассвете я уже была на корабле, который отправлялся дальше, в Византий, где меня ждала моя судьба. Когда-то я вернусь сюда, чтобы установить свою власть благодаря этим женщинам, а пока… пусть привыкают к новой жизни. Главное, чтоб они не выпили всех живущих здесь. Но, кажется, я внушила им всё, что нужно для выживания. Больше я ничего не могла сделать.

Старик закончил читать. Свиток действительно освежил его память. Теперь предстояло описать то, что пережил он сам, когда решил навестить злосчастный остров Тасос.

Только, для начала, нужно узнать, как там дела у неудачливого посетителя. Выглянув в окно, Теомах увидел внизу юношу, который уже не пытался подняться, а лишь обречённо смотрел на окно.

Теомах мысленно обратился к нему:

«Слушай меня. В другом положении, я ни за что не упростил бы тебе задачу, но сейчас, как я понимаю, у тебя не так то много времени?»

Юноша быстро понял что к чему и послал ответную мысль:

«Да, времени у меня до утра. Потом я должен буду покинуть город. Там меня ждёт наш общий знакомый — император Галлиен.»

«Да, ты прав. Тебе необходимо быть при императоре в день, когда он будет решать, как поступить с узурпатором. Значит, к делу!»

Теомах, используя все свои приобретённые навыки, начал управлять телом юноши, что стоял внизу. Сказать точнее, управлять он мог только его туманным обликом, но добиться этого превращения было просто.

Тёмное облако плавно поднималось к окну библиотеки. Теомах ясно слышал мысли, которые сейчас бушевали в голове его гостя. Тот был напуган, взволнован и даже, можно так выразиться, зол. Однако, сейчас это не имело значения. Закончив свой вынужденный подъём, юноша бессильно осел на пол пыльной библиотеки. Он ещё некоторое время пытался привести в норму дыхание. Библиотекарь терпеливо ждал.

Когда они оба сели за стол, на котором лежала неоконченная рукопись, первым начал говорить Румил:

— Доброй ночи, мастер. Да осветит Луна ваш путь!

Теомах прервал его:

— Тебе не кажется глупостью соблюдать церемонии, когда мы уже вот так сидим за столом? Просто скажи как тебя звать. Потом уже и я представлюсь, всё-таки я старше, — сказав это, старик громко вздохнул, будто он был обычным усталым смертным, а не тысячелетним ровесником Вечного города.

— Моё имя Румил. Я прибыл из Византия, по просьбе славной архонтиссы Роксаны, — последние слова вырвались будто сами по себе.

— Вот, так уже лучше. Моё имя Теомах, известный тебе как — понтифик принцепс Римского Лунного Культа. Теперь, когда формальности закончены, скажи: ты обучен грамоте? Или за всю свою долгую, как для смертного, жизнь, не считал нужным получить эти знания?

Румила удивил этот вопрос. Он ожидал чего угодно, но не этого. Однако, ответил утвердительно. Румил научился писать, будучи ещё смертным.

Теомах подал ему перо и приказал занять его место:

— Сейчас ты, с моих слов, запишешь некоторые события. Не бойся — до утра мы управимся. Возможно, после этого не будет нужды в долгих разговорах.

Румил послушно сел и принялся записывать, запоминая каждое сказанное слово.

К императору Галлиену он больше никогда не попал — ни тайно, ни явно.