Глава 3

Разбудил меня стук в дверь. Сонно разлепив глаза и испытывая острое чувство дежавю, я села на печке.

Вот… Вот не знаю как назвать, чтобы цензура пропустила! Учасссссстковый…

Досточтимый Алексей Михайлович собственной персоной. Стоит в дверях, уже открытых, стучал не иначе из вредности, чтобы пробуждение было особенно приятным.

— Здравствуйте, Алиса Архиповна!

Я поморщилась, сползая с печи и зябко кутаясь со сна в халат. От его показательно-хорошего настроения мое собственное только ухудшилось. Еще больше усугубил дело тот факт, что я понятия не имела как долго он в этих дверях стоял и чем занимался пока я тут дрыхла без задних ног. Может, уже и дом мой обшарил в поисках чего интересного?

А я тоже хороша — двери закрывать надо! Бросив взгляд в окно, я заметила клонящееся к закату солнце, наполненный тенями дом и нелюбезно спросила:

— Чего вам, участковый?

— Алиса Архиповна, — покачал он головой, улыбка с губ сошла — Я же о вас забочусь…

— В каком это смысле? — насторожилась я, плотнее запахивая халат и обыскивая взглядом комнату в поисках еды. Черт возьми, придется затопить печь.

— В том смысле, что женщин бить, а тем более резать на своем участке я не дам, — уже сухо ответил он и я удивленно повернулась к участковому лицом. Ах ты ж черт. Совсем про синяк на скуле забыла.

Если еще хоть раз услышите про регенерацию оборотня, плюньте ему в лицо! Заживает как на собаке — возможно. Но не за день и не за два.

Внимательный взгляд прошелся по моему лицу, спустился на грудь, правда, не задержавшись там надолго, и остановился на замотанной уже грязным бинтом руке. А я представила себя со стороны — мокрые волосы высохли как попало, на лице и руках царапины, синяки, даже порез есть, а ноги как были в земле, так и остались.

Бомжиха да и только. Злая на саму себя (распустилась!) и на него (какого лешего принесло?!) я ощутимо скрипнула зубами.

— Вот и разбирайтесь с этими женщинами, участковый. А у меня все в порядке.

Вероятно, он ждал чего-то другого. Что я начну плакаться в жилетку или… не знаю что еще. Вместо этого я стояла перед ним, скрестив руки на груди, и не собиралась ничего говорить.

Раздраженно вздохнув, мужчина покачал головой.

— До вас, Алиса Архиповна, у нас была очень тихая деревня.

Я даже дар речи потеряла.

— До меня?! То есть я еще и виновата, что вам в любую дырку хочется нос сунуть?!

— Именно потому, что я, как вы выразились, сую нос в каждую дырку, у нас и была тишь да благодать.

Я едва не фыркнула с досады. Непробиваемый, честное слово!

— Алексей Михайлович, что вы от меня хотите? Я никого не трогаю. Ночами оргий не устраиваю…

Он кивал, но было видно, что совершенно не слушал, оглядывая дом.

— Меня интересует не это. А тот, кто вам поставил синяк. И поранил руку.

— То есть я сама? — подняла я бровь. Хватит с Гришки приключений. Он еще немного побуравил меня взглядом и поднял руки.

— Ладно, ладно. Если не хотите писать заявление — не надо. Просто мне казалось вы не из тех женщин, что терпят подобное.

— А я и не терплю, — пожала я плечами, вытесняя его в сени, а затем и наружу. — Если кто-то меня обидит, я обещаю, вы узнаете об этом первым, участковый…

Когда он ушел я, вздохнув, начала готовить. Разожгла печь и, пока дом прогревался, отправилась на проверку. Куры и телята были в полном порядке — Гришка не соврал. Долив им воды и всыпав оставшейся мешанки, я собрала яйца и вернулась в дом. Ужин вышел поистине королевский. Неплохо бы, кстати, наловить рыбы — засушить или засолить ее и можно целую зиму есть. Размышляя таким образом, я поела и, дунув на свечу, снова легла спать. Ибо нечего режим сбивать.

Ну и проснулась уже часа в четыре. Солнце еще не взошло, но небо из чернильно-синего посерело, выцвело. На улице вовсю стрекотали кузнечики — шум стоял просто оглушительный. Лениво потянувшись, я соскочила с печи, плеснула теплой воды в тазик и вышла на улицу. С наступлением зимы придется что-то придумывать с туалетом и умыванием — не бегать же каждый раз…

Утренний туман только начал подниматься, хотя роса уже выпала и холодила босые ноги, пока я шла к колодцу. Сразу за ним еще в начале лета я устроила умывальню — дощатая будка с подвешенной кверху двадцатилитровой бутылью воды и приделанным самодельным краном. К стенке прибила пару полок и зеркало — чем не рай? Если тепло, само собой.

Прошедшие дожди наполнили емкость доверху. Я слегка открутила крышку и наконец-то помылась, чувствуя себя человеком.

Тем временем показалось солнце. Пользуясь моментом, я прошерстила огород, сорвала остатки огурцов, прорядила морковь и лук, свеклу, собрала горох и фасоль, подперла помидоры (надо бы уже снимать, а то первые же заморозки…) и хотела было добраться до капусты, но отвлек кот. Гнусаво мяукая, он подбежал ко мне, таща в руках панамку. Я подняла голову, щурясь на палящее солнце. Время к обеду — пора и закругляться.

Пообедав салатом, я нацепила резиновые сапоги, перекинула через плечо сумку и отправилась в лес. После таких дождей грибы лезли отовсюду — и часа не прошло, как набрала полную сумку. Ягоды уже отошли, так что я пользуясь моментом вернулась домой, ссыпала грибы в тазик, залила водой и прихватив косу, отправилась на поляну у пшеничного поля. До самого захода косила траву, оставив ее вянуть на остывающей земле, и вернулась в дом. Чтобы снова взять сумку и несколько коротких ножей — серебряный, железный и медный. Сегодня полнолуние — всякой траве лучше быть сорванной в это время. Полная луна усиливает все эффекты.

Надеясь, что никто меня не увидит, я огородом пробралась к лесу и шмыгнула под покров темноты. Под деревьями уже стояла тьма, но оборотню все было нипочем. Ориентируясь на нюх, я тихо собирала травы, наслаждаясь тишиной и каким-то нереальным, призрачным светом луны. Она висела низко — как и всегда в августе, давая четкие, черные тени на землю. Трава в ее свете на полянах казалась серебряной. И таковой по ценности и являлась. Немногие решатся пойти в лес при полной луне. Но я знала, что этот лес — мой. Он не причинит вреда и бояться мне нечего.

Вернулась ближе к утру. Прошла снова огородом, ведомая чутким волчьим зрением по едва видной тропинке сквозь картошку и помидоры и забралась в дом. Хутор был погружен в темноту — небо еще даже не начало светлеть.

Собранную при полной луне траву нельзя подвергать огню, поэтому я ссыпала все на поднос и утащила на чердак. Кот дрых там — на опорной балке.

— Смотри, чтобы мыши не погрызли, — растолкала я его.


До самого восхода отоспаться не удалось, но чуток поспать получилось, так что на зорьке телят я выгнала уже довольно бодро и чувствуя себя человеком. Машка как раз гнала свое маленькое стадо на луг — мы пошли вместе, не давая коровам разбредаться.

— Уже молоко дает? — спросила девочка. Я рассеянно кивнула, прикидывая, что можно сделать с коровьим молоком такого, чтобы оно сохранилось на зиму? Сыр разве что? Бабка моя, пусть земля ей будет пухом, сыр любила и готовить его умела отлично — и меня научила. Правда, давно это было…

Покормив скотину и собрав яйца я добралась и до грибов, остаток времени до обеда убив на их обработку. Я как раз поднималась из подпола, ссыпав их в бочку с рассолом, когда услышала, как кто-то поднимается по крыльцу.

Ну, если опять этот участковый, я ему точно голову откушу!

Это оказался Гришка. За то время, что мы не виделись, он сильно изменился — лишняя растительность с лица ушла, одежда была хоть и не новая, но чистая и в нужных местах зашитая, а взгляд — впервые ясным. Любо-дорого поглядеть.

— Привет, — несколько смущенно поздоровался он, не решаясь пройти. Я кивнула на стул.

— Садись уже, чего на пороге мнешься?

Пока я закрывала погреб и мыла руки в тазу, он сел, вытерев с лица пот рукавом. Погода стояла нежаркая, но ясная, а у меня как раз печь разожжена — в доме и впрямь было жарко.

— Есть будешь? У меня капуста тушеная, с картошкой. Могу кваса нацедить?

— Ага, — явно расслабившись, кивнул он, прислонившись к стене. — Хорошо у тебя.

Я неопределенно хмыкнула. А чего ж плохого? Дом теплый, светлый, чистый. Никаких тебе электричеств и магнитных волн от которых, помнится, в городе меня всегда тошнило. Мы, оборотни, к таким вещам чувствительные, хоть у многих из нас эти чувства уже атрофировались…

Поставив между нами сковородку с картошкой и капустой, а Гришке — еще и квасу — я села напротив. Пару минут мы сосредоточенно уплетали еду.

— Ты в лесничество собиралась… — наконец начал парень, отложив ложку.

Я кивнула, дожевывая остатки хлебной корочки.

— Отвезешь?

— Спрашиваешь? — усмехнулся он. — Я бы раньше пришел, но у отца был… Он…Совсем он плох, в общем.

— Надо глянуть. Завтра утром к нему. А там как карта ляжет.

Мы еще немного посидели, перебрасываясь ничего не значащими разговорами, и он ушел. А я собрала посуду, помыла и отправилась за сеном — за день трава подвялилась на солнце, я собрала ее в стожок и, не удержавшись, развалилась сверху — наслаждаясь теплым августовским солнышком. Остаток дня ушел на то, чтобы собрать овощи в огороде и заквасить капусту в одной из оставшихся бочек — закончила я уже по темноте и потому даже готовить не стала, отправившись сразу спать.

Эдак я до костей похудею.

Мысль о том, что придется коротать голодную и холодную зиму, гнала меня вперед. Да, конечно, можно все купить в магазине. Но, во-первых, я уже привыкла жить на всем своем — домашние овощи и яйца уже стали для меня привычным рационом. Да, каши приходилось покупать в магазине, но даже хлеб я пекла уже сама. К зиме зарублю половину куриц — вот тебе и мясо. Да и охота, если что, спасет — я, конечно, не профессионал, однако вряд ли заяц сможет убежать от оборотня. А во-вторых — мне это нравилось. Нравилось жить, не страдая от последствий человеческой «цивилизации», нравилось чувствовать вокруг себя дерево и травы, а не бетонные перегородки и чужих людей. Не подумайте, я не бирюк, иначе бы звериная ипостась во мне давно бы победила и я бегала, пуская слюни, где-нибудь в заповеднике. Но контактировать с оставленным позади миром хотелось как можно меньше.

Утром с рассветом я отогнала коров на луг, выгнала кур на огороженный участок огорода — там, где уже успела собрать все овощи — и отправилась к Гришке. Тот уже не спал — завтракал, сидя на крыльце. Кружка молока в руках и краюха хлеба вызвали во мне обильное слюноотделение — давно я уже молока не пила, жалела для теленка.

— Будешь? — понятливо спросил парень и, не дожидаясь пока я кивну, бросился в дом.

Наевшись, мы двинулись в сторону моста.

— Я теперь оставшуюся жизнь буду зваться твоей полюбовницей, — мрачно заметила я, стараясь не обращать внимания на высунутые из окон носы.

— Ну что тут плохого?.. — начал было Гришка, но осекся, натолкнувшись на мой злобный взгляд. — Шучу я, шучу. Хочешь одна быть — твое дело.

— Мое, — согласилась я, даже не подумав с ним спорить. — Мое…

Глава администрации обретался в доме сразу за мостом — ничего не скажешь, живописное место: на крутом правом берегу, вид на реку открывался просто потрясающий. Березы в палисаднике свесили ветки прямо в обрыв.

— Отец! — с порога крикнул Гришка. Я шла следом. Глава обнаружился в дальней комнате большого дома — лежа на кровати. Лицо его пылало.

Тихо подойдя ближе, я тронула лоб.

— Принеси градусник.

Гришка метнулся из комнаты, слышно было, как он поспешно выдвигает ящики комода на кухне. Тем временем я села рядом с главой на кровать и, расстегнув рубашку, осмотрела грудь, прислушалась к тяжело, натужно бьющемуся сердцу, осмотрела руки с синеватыми лунками ногтей.

— Вы зря это делаете.

Сердце колыхнулось под моей рукой.

— Вам еще есть ради чего жить, — никакой реакции. Словно не слышит меня. — Ваш сын больше не пьет.

Довод оказался весомым — синеватые губы дрогнули, дыхание с хрипом вышло из легких.

— Надолго ли?..

— Даст Бог — навсегда, — пожала я плечами. — Но если вы умрете, ему это точно не поможет. Сопьется на вполне законных основаниях. Вы ему нужны, Николай.

Он все еще не верил — медленно открыл глаза, в которых не было надежды, я встретила его взгляд.

— Умереть вы всегда успеете. Сначала нужно помочь сыну. Заберите его из этой деревни, отправьте в город, пусть найдет работу, женщину — только не сидит здесь без дела.

Гришка наконец нашел градусник, примчался, встряхивая по пути, чуть не разбив о дверной косяк.

— Хорош паниковать-то, — осадила его я, вставляя градусник. — Ничего с ним не случится. Ты в холодильник заглядывал?

— Пусто…

— Так дуй в магазин, на рынок — масла купи, молока, курицу заруби: я бульон сварю! — я возмущенно замахала руками, парень торопливо кивнул и рванул к дверям. — Стой, дурак! Деньги возьми!

Деньги нашлись у главы в тумбочке — и немало. Видно, совсем худо стало, ничего не хотелось. Температура держалась на 38.9 — достаточно, чтобы свалить с ног и здорового, но, когда я снова подошла к кровати, Никита Алексеевич уже смотрел более осмысленно.

— Убедились? — поинтересовалась я, забирая градусник. — Третий день ни грамма не выпил, хоть на человека стал похож. А тут вы помирать собрались… Нехорошо получается? Сына бросить хотите? Он же ваша единственная кровиночка…

— Не… брошу… — тихо, совсем тихо. Я вздохнула.

— Пойду, заварю вам чай.

Пока я рылась в полупустом погребе в поисках варенья и меда, а затем — рыскала по заросшему огороду в поисках нужной травки, грела чайник, топила печь, чтобы изгнать застоявшийся, сырой воздух, вернулся Гришка.

— Валька думала, привидение увидела, — проворчал он, складывая на стол продукты. — Еле очухалась… Курицу у Федьки купил, он только сегодня пару зарубил, дочь из города приезжает…

— Разделай и поставь грудку вариться, проследишь, чтобы через полтора часа выключил, — отрывисто отдавая команды, я налила в кружку молока, вылила туда взвар с медом и малиной и попробовала, прикидывая, подойдет ли. Лучше бы, конечно, сходить за моими травками, но бежать далеко. — Процедишь через сито бульон, давай ему через каждые два часа, понемногу, понял? Жар я собью, а остальное принесу позже.

Он кивал, сосредоточенно, с умным видом. Разве что не записывал. Я фыркнула от смеха.

— Успокойся. Все с твоим папашей в порядке будет. Обычная простуда. Ты, главное, его одного не бросай, поживи маленько…

— Не брошу! — закивал Гришка. И спохватился, только когда я уже уходила: — А это, в лесничество когда?

— Как поправится… — вздохнула я, влезая в сапоги и, уже почти за дверями: — Вечером вернусь!

Очередной день насмарку. Торопливо прохлюпав по начинающим подсыхать лужам, я перешла мост, добралась к себе, получив молчаливое неодобрение кота и полезла на чердак. Там собрала все нужные травки, спустилась вниз и занялась мазью. Честно говоря, за остаток дня ни разу не пожалела, что не провела его согнувшись раком в огороде. Делать снадобья — это то, что я искренне любила и умела. Каждая травка, каждый листочек ощущались мной, как живые. Уже в сумерках, выпустив наружу тяжелый травяной дух, я направилась обратно в село. Вот тебе и жизнь отшельницы — от одного спасай, то другого. А еще нужно коров с пастбища пригнать, накормить живность.

Никита Алексеевич уже был в полном сознании — слабость его еще не покинула, но хотя бы жить захотел, с удивлением смотря за суетившимся по хозяйству сыном.

Войдя на кухню, я увидела их обоих, сидящих за столом.

— Я смотрю, вы оправились? — суховато (отлежался бы!) прокомментировала я. Ответом был глухой кашель в кулак. — Вот. Натрете перед сном грудь и спину. А вот это… — я выставила на стол тряпичный мешочек со сбором трав, — Нужно будет заварить. Только чтобы вода была не слишком горячая, лучше на пару.

— Понял, — Гришка сгреб все это в охапку, перетаскивая в холодильник. Ну, тоже вариант. Я в холодильнике не нуждалась.

Уложив Никиту Алексеевича обратно в постель, мы с Гришкой вышли на улицу, усевшись на крыльце. Дом был хорош тем, что вход выходил прямо на реку — до обрыва оставалось буквально метров пятьдесят, заросших березами и яблонями, что обеспечивало относительную отдаленность от остальной деревни. Правда, и комарами тоже в полной мере. День выдался нежарким, но солнечным — земля начала подсыхать после затяжных дождей, над ней курился легкий дымок, в котором отлично жилось мошкаре. Впрочем, когда мы вышли в сумерки, уже значительно похолодало — от реки поднимался густой, кисельный туман, в котором ясно было слышно крики выбравшихся на охоту сов.

— В такие ночи только шабаш и проводить? — ухмыльнулся Гришка, кивая на стелющуюся по земле молочную дымку. Я поежилась. В том-то и проблема. Ведьма была — и живет она в деревне. Не хотелось бы повстречаться.

— Как думаешь, кто мог наслать на тебя сущность?

Парень пожал плечами. Обветренные губы сложились в тонкую полоску.

— Думаешь, на отце то же самое?

— Нет, у него обычная простуда! — отмахнулась я — Да еще постоянный стресс. Теперь, когда с тобой все в порядке, он тоже поправится. А тебе надо бы в город — в больницу.

Мы помолчали.

— А ты не можешь…

— Могу, но тебе все равно придется уехать, — перебила я. — Куда угодно, подальше от этого болота.

— Тебе же нравится здесь, — хмыкнул Гришка.

— Потому что это мое болото, — буркнула я, — Но тебя оно убивает.

— Я понял, ты хочешь, чтобы я уехал. Но давай сначала найдем эту гадину, а уж потом — будем заниматься моим переездом?

— Окей… — с тоскливой обреченностью вздохнула я, поднимаясь. — Будь готов завтра утром выехать в лесничество.

Мы попрощались и я двинулась обратно. Честно говоря, идти среди такого густого тумана было не очень приятно — мост заволокло полностью, в лучах заходящего солнца туман казался красным. Осторожно ступая по деревянным, переложенным железом доскам, я двинулась через реку, чувствуя себя неуютно. Словно оглушенная — ни запахов и звуков, все доносится словно издалека и даже пальцев на вытянутой руке не видно.

Собственно, потому я и попала в такую глупую ситуацию, в прямом смысле слова наткнувшись на участкового.

— О, Господи! — вскрикнула я, отшатываясь. Сердце колотилось как сумасшедшее. — Что вы тут делаете?!

Мужчина только пожал плечами. Он стоял, облокотившись на перила, всматриваясь вниз — в невидимо бегущую под нами реку.

— А что, по-вашему, я могу делать? — недоуменно спросил он, придержав меня за локоть. Я выдернула руку, сама удивившись своей реакции.

— Караулите привидений? — я все же подошла, точно так же уставившись вниз. Один плюс был — с его появлением всю тревогу как рукой сняло.

— Шутите, Алиса Архиповна? — улыбнулся участковый. На самом деле нет, я не шутила. Но ему это знать не обязательно. — Я вообще-то искал вас.

Я не стала задавать вопросов. Не хочу знать, зачем в очередной раз ему понадобилась.

— Слышал, вам нужна была машина?

Ах, какие мы джентльмены.

Подумала и сама преисполнилась отвращения к себе. Он же ничего мне не сделал. Наоборот — помочь желает. Кто же знал, что мне это совсем не нужно?!

— Уже нет.

Вышло излишне агрессивно, но у меня ничего не получалось с собой поделать.

Алексей вскинул брови, с любопытством повернувшись ко мне.

— Вот как? Уже нашли другого извозчика? Не Гришку?

— Его, — призналась я.

— Может, тогда и меня возьмете? — спросил он. — Давно собирался…

— Что вам нужно в лесничестве, участковый? — скептически поинтересовалась я, отлипая от перил. Окончательно стемнело, давно нужно было сидеть дома, а коровы все еще на пастбище.

— Хочу пообщаться с лесничим, — ответил он, пожав плечами, и неожиданно подхватил меня под руку, я дернулась, но вырываться не стала. — Пойдемте, провожу вас домой.

Провожжжжатый…

— Не страшно, одной? — когда я беседу продолжать отказалась, он решил приступить к расспросам. Откровенно дурацким, на мой взгляд.

— Мужчины живут одни, почему нельзя мне?

— Потому что вы женщина.

— Гениальный ответ.

— Нет, серьезно, — он остановил меня, повернул к себе, — Что должно было случиться, чтобы заставить красивую успешную молодую женщину уехать в такую глушь, да еще и связаться с местным алкоголиком?

— Не ваше дело! — уже откровенно огрызнулась я, вырывая руку. — Вам достаточно знать, что я не наркоманка, не алкоголичка и проблем со своей стороны никаких не доставляю.

Выдохнув эту тираду, я повернулась к нему спиной и раздраженно зашагала в сторону пастбища. Чтоб его черти побрали, этого участкового.

— Знаете, мне тоже не совсем понятно ваше поведение… — он догнал меня, вызвав злобное рычание. — Я пытаюсь защитить вас, присматриваю, а в ответ встречаю только сарказм и глухую стену!

— Ну, так перестаньте в нее биться и оставьте меня в покое! — предложила я конструктивное решение. Как видно, оно его не устроило.

— Чтобы в очередной раз найти труп через пару недель? — отозвался он, шагая рядом. — Куда вы?

— За коровами, участковый… — вздохнула я, сворачивая с дороги на влажную от тумана траву. Холодало. Августовские ночи холодные — а осенние еще холоднее. — И о чем вы говорите вообще? Какой еще труп?

Она остановился, глядя на меня с недоверием. Я, впрочем, даже шага не замедлила — тихонько свистнула — в ответ зазвенел колокольчик. Идея привязать его коровам на шеи была гениальной. Нащупав своих буренок, я вернулась на дорогу, ведя их в поводу. Туман тем временем начал редеть, на горизонте ярко светилась луна. Почти полная.

— Вы что, не знаете, как нашли вашу бабку?

— А почему меня должно это интересовать? — вопросом на вопрос ответила я, проходя мимо него.

— Алиса Архиповна… — голос усталый и предельно серьезный. Мне даже жалко его стало — человек ведь день работал, а потом еще и меня караулил, помочь хотел. Свинья я неблагодарная. Впрочем, в дом приглашать я его тоже не собиралась — и так соседи шеи в окнах повыворачивали. — Остановитесь на минутку и посмотрите на меня.

С тяжким вздохом я выполнила эту просьбу. Голодные коровы тянули повод, стремясь укрыться за забором.

— Как вы получили дом?

— Как обычно, — я пожала плечами. — По наследству…

— И никто не предупредил вас об обстоятельствах его получения? — полюбопытствовал он. Раздраженная этими хождениями вокруг да около я спросила прямо:

— Ее убили?

Он пожевал губами:

— Нет.

— Тогда меня это не интересует, — подытожила я и захлопнула калитку. — Спокойной ночи, участковый.

Некоторое время я провела на улице, дав сухого корма коровам и курам, напоив всю живность и стянув с крыши сарая подносы с травами. Пропитанные туманом и росой, омытые лунным светом — что может быть лучше?

Заходить в дом не хотелось. Чертов участковый нагнал страху, а толком ничего не рассказал — с раздражением подумала я — неужто речь о трупе моей прабабки? Если там и было что-то ненормальное, нам бы об этом сказали, ведь так? Умерла своей смертью — благо было уже под сотню. Похоронили за счет государства, ибо единственные родственники жили слишком далеко. Где, кстати, похоронили? Сходить, что ли, на могилку? Цветочки хоть положить.

С этой мыслью, успокоенная, я зашла в темный дом.

— Мяу, — послышалось укоряющее.

— А все проклятые людишки, — пожаловалась я, зажигая свечу и сгружая подносы на стол. Там же сиротливо стояла залитая водой, но так и не сваренная гречневая каша. Задумчиво прикинув ее съедобность, я затопила печь, выудила из ведра пару яиц и зажарила на сковородке. Коту досталось сырое — он с урчанием облизывал миску.

Загрузка...