Ведьма

ГЛАВА 7

Разбудил меня стук в дверь. Со стоном перевернувшись на живот, я накрыла голову подушкой и снова провалилась в сон. Не знаю, сколько времени я спала, но в следующий раз очнулась уже, когда солнце заволокли серые низкие тучи, сыпавшие мокрым дождем со снегом. Тело ломило, нос заложило, а в горле першило — купание в реке не прошло для меня даром. Мрачно уставившись в потолок, я пыталась понять, что же меня разбудило. В доме стояла тишина — только на улице квохтали куры, да мычала корова. Неуверенно пошевелившись, я охнула от прострелившей бедро боли и тут же поняла, почему проснулась — видимо, неловко повернулась во сне и легла на покалеченную ногу.

Хотела было снова залечь, но сон успел окончательно покинуть меня — я поняла, что хочу есть, пить, в туалет и, наконец, согреться — печь уже вторые сутки не топлена, изо рта разве что пар не идет.

С трудом доковыляв до кухни, я разожгла печь и, дождавшись, пока огонь разгорится, хлопнула сверху сковородку с остатками тушенки из зайчатины. При такой ране кашами не обойдешься, организму оборотня для восстановления требуется больше энергии, чем человеческому. Хорошо бы, конечно, свежего мяса — чистого, дикого и сырого. Но до такой степени я надеюсь никогда не опуститься.

Кот выпросил себе половину — и с урчанием ее сожрал в два укуса.

— Подавишься, — прохрипела я воспаленным горлом, поняла, что дело швах и пошла заваривать травки. До самого вечера на улицу не выходила — передвигаться по маленькой кухне было еще терпимо, но любые неровности рельефа тут же отзывались в ноге. Поэтому обмотавшись припарками и напившись всего, что возможно, я валялась в кровати, попеременно то обливаясь потом, то дрожа от холода. То ли в зубах гадины был какой-то яд, то ли это я просто заболела, но к вечеру стало немного полегче — в сгущающихся ранних сумерках я проковыляла к воротам, обозрела пустую дорогу, покосилась на кота, который был решительно против этой вылазки и распахнула калитку.

Зря, как оказалось — стоило мне прохромать несколько метров, как из дома Гришкиной бабки показался участковый. Совершенно не горя желанием с ним встречаться, я круто развернулась, но не успела.

— Алиса Архиповна!

Тьфу, пропасть. Я с неохотой развернулась обратно, натянув на лицо гримасу невозмутимости.

Участковый был при форме, что означало, что его рабочий день еще не закончился.

— Как поживаете? — не дойдя до меня около метра, он остановился, явно не зная, какой прием его ожидает. Я вспомнила наш последний разговор, историю с гробом и нахмурилась еще больше.

— Пришли меня арестовывать?

— А нужно?

Если за убийство вурдалаков предусмотрена статья…

На этой мысли я зашлась злобным кашлем и не успела отпрянуть, как его теплая ладонь уже лежала на моем лбу.

— У вас температура, — обеспокоенно пробормотал он.

— Да что вы говорите? — буркнула я, выворачиваясь. — Алексей Михайлович, что вам нужно? Есть дело — говорите, а нет, так не мешайте…

— Мое дело подождет, — отрезал он, перехватывая меня за пояс и аккуратно, но твердо направляя обратно в дом. Кот радостно бежал следом. — Вам нужно лежать. Скотину я накормлю…

— Я уже все сделала, — ошеломленная таким напором, я только и могла, что послушно ковылять следом, пытаясь скрыть хромоту. Удавалось это с трудом и когда мы дошли до дома, лоб у меня покрылся испариной.

— У вас что-нибудь есть от простуды? — деловито уложив меня на кровать, он отправился на кухню. Я с недоумением и недовольством села.

— У меня все есть.

— Парацетамол?

— Пиретрум?

— Аспирин?

— Мята?

Он вздохнул и высунул голову из кухни.

— Это все ваше лечение? Травы?

— Они помогают лучше, если знать, что делать, — пожала я плечами. — Послушайте, может, хватит? Идите с Богом, я без вас справлюсь…

— Очевидно, что нет, — он встал в проеме, облокотившись на косяк, и хмуро окинул взглядом разворошенную мной кровать. — Вы живете одна и вы больны.

— Я не умираю, а всего лишь простыла, — огрызнулась я, натягивая одеяло повыше. Дело было не в том, что мне стало холодно, а в том, что шов разошелся и на платье выступило кровавое пятно. — А вы ведете себя в высшей степени странно!

— Не так уж странно, учитывая произошедшее… — пробормотал он. — Ладно, не хотите моей помощи, позовите вашего закадычного друга — Гришку, только не оставайтесь одна!

— Опять говорите загадками? — разозлилась я, мечтая встать и дать ему хорошую затрещину. Но участковый, видно, и сам осознал, что придется рассказать хоть что-то. Тяжело вздохнув, он оглянулся, подтащил поближе стул и, усевшись на него так, чтобы видеть закипающий чайник и меня, сказал:

— Генка вчера сбежал.

Я, уже приготовившись выслушать версию ночных событий с очевидцами, поперхнулась на вдохе, вытаращившись на него:

— Что?!

— То, — хмуро отозвался участковый. — Вечером я спать ушел, его запер как обычно, а ночью проснулся от волчьего воя, ну и решил на всякий случай проверить…

— И что увидели? — хрипло спросила я. Волчий вой это, надо полагать, мы с вурдалаком.

— Развороченную решетку и выбитую дверь, — мрачно просветил Алексей Михайлович. — Понятия не имею, как это случилось и почему я не проснулся…

И хорошо, что не проснулся — а то был бы у нас мертвый участковый.

— А утром на мосту нашли кровь, — продолжил он. Я с невозмутимым лицом кивнула. — Не знаю, его она или еще… чья-то, я прошелся по деревне, но никто не ранен, а Генки и след простыл. Алиса?

Я вскинула на него глаза. Впервые он обратился ко мне по имени и это не должно означать ничего хорошего, но на удивление было… приятно.

— Я знаю, вы с ним ругались, поэтому, прошу тебя…

— Я никуда отсюда не уйду, — отрезала я. Еще чего — подвергать опасности других? Ладно я, оборотень, с человеком справиться не так сложно…

Неожиданная мысль заставила меня осечься. Развороченная решетка, выбитая дверь — если все это произошло одним ударом, крепко спящий человек мог и не проснуться. Но человек на такое не способен и вряд ли по деревне бегало несколько вурдалаков…

Голова закружилась — то ли от потери крови, то ли от осознания, что этой ночью я боролась с Генкой. Тем самым Генкой-алкоголиком, бывшим закадычным дружком Гришки, от которого всегда пахло только водкой…

Как же я упустила?!

— Тогда позовите Гришку сюда! — явно разозлился участковый. — Или клянусь, я все же исполню угрозу и посажу вас под замок!

Мы смерили друг друга раздраженными взглядами.

— У вас чайник кипит, — наконец, сказала я. — И дела наверняка…

— Вечером приду — проверю, — пригрозил он и вышел, предварительно заварив кружку чая. Я смотрела на нее, не зная, то ли плакать, то ли смеяться, если человек даже в такой ситуации не забывает заварить чай.

А ногу пришлось перебинтовывать заново. Она срасталась плохо, воспаленная кожа горела огнем и все мои примочки помогали слабо. Я косилась на клонящееся к закату солнце и нервничала все больше. Я оказалась не у дел в самое не подходящее время!

Гришка пришел на закате — явно недовольный, прятал за спиной коробку конфет.

— Я надеюсь, это не для меня? — поинтересовалась я, впуская его.

Он виновато покраснел.

— Участковый?

— Да.

— Дождешься его и иди на все четыре стороны, — махнула я рукой. А то, чего доброго и вправду посадит…

В общем, мы мирно выпили чаю, дожидаясь проверки. Парень был рассеян и явно мыслями летал не вокруг моей персоны, а мне говорить не хотелось — я ела все, что попадалось под руку в надежде ускорить регенерацию.

— Как думаешь, что Генка натворил? — когда солнце коснулось краем подступающего леса, а стекла запотели изнутри, не выдержал он. Я, как раз увлеченно выуживая соленый огурец из банки, виновато пожала плечами. Все же было совестно — в конце концов, я убила его друга. Хотя, если подходить со всей строгостью, это сделала не я…

— Участковый не сказал?

— Лешка? Нет… Я думаю, это как-то связано с теми собаками, — предположил Гришка. Я мрачно кивнула. Я тоже так думала. Вопрос только, зачем? Зачем он похищал собак и куда потом их девал? Очень не хотелось думать, что Генка решил заняться выведением новых тварей, да и мозгов у него бы не хватило… Но ведь был сообщник, Алексей Михайлович сам сказал. Кто? И зачем?

От всех этих мыслей начинала болеть голова.

Его шаги я услышала еще от калитки, а Гришка — когда хлопнула входная дверь. Алексей Михайлович обвел нас подозрительным взглядом, мы ответили ему двумя невинными.

— Чай будете? — любезно предложила я, прикидывая, что нужно сделать, чтобы он рассказал, наконец, что такого натворил Генка. — С медом?

Однако времени на чаи у участкового не было:

— Глаз с нее не спускать, никуда не выпускать, — предупредил он Гришку. — Я уеду ненадолго, опять начали собаки пропадать…

Мы синхронно кивнули, провожая глазами его спину.

Как бы напроситься к нему в напарники, что ли? Задумчиво побарабанив пальцами по столу, я прикинула расстояние и решила, что бешеной собаке семь верст не крюк. Заодно и подлечусь — в звериной ипостаси регенерация проходит куда как быстрее.

Поэтому, едва участковый отошел на приличное расстояние, я выпнула Гришку на улицу с наилучшими пожеланиями, заперла дом, перекинулась в сарае (куры с квохтанием разлетелись в стороны) и потрусила через огороды, заметно прихрамывая. Само собой, от повязки не осталось и следа — все, что находилось на оборотне в момент перевоплощения, сгорало без остатка, поэтому в сарае сейчас лежала стопка моего аккуратно сложенного белья, дожидаясь возвращения хозяйки. Но бежать на трех лапах все же лучше, чем прыгать на одной ноге, поэтому я терпела — швы, хоть и разошлись, но рана перестала кровоточить на холоде и спеклась коркой. Колосовка находилась на восток от нас, уходя в сторону от заповедника, и была деревней еще более дикой, чем наша. Разведение породистых охотничьих собак да охота — вот и весь их доход. Эти сведения были почерпнуты от того же Гришки, который зимой, как оказалось, подрабатывает там, водя по лесам богатых туристов-охотников.

Чтобы попасть в Колосовку, требовалось пересечь реку, но делать это по мосту я не рискнула и теперь бежала вдоль берега, укрываясь в прибрежных зарослях ивняка, и выискивала брод. Очень не хотелось бы снова вымокнуть… Прошлое купание все еще отдавалось во мне болью в легких и периодическим кашлем, что, конечно, конспирации не способствовало…

Спустя несколько километров стемнело окончательно, но я только порадовалась — теперь редкие огни на том берегу было хорошо видно и пробежать впотьмах мимо мне не грозило. Вопрос только в том, как перебраться через реку?!

Покрутившись по песку, я досадливо села на хвост и глухо вякнула на луну. Река, исходя дымком, неслась мимо, набирая приличную скорость.

Но делать было нечего — покрутив головой, я осторожно подступила к плещущей воде, заранее задерживая дыхание и уже собиралась нырнуть, как с того берега, практически напротив меня, раздались крики и затем — оглушительный выстрел. Растерянно присев, я сощурилась, пытаясь высмотреть, что там происходит. Несмотря на то, что в темноте я видела гораздо лучше человека, происходящее на другом берегу оставалось загадкой — взгляд угадывал лишь движение нескольких человек, спускающихся к реке по лестнице вдоль крутого берега. По мосткам двигался еще кто-то — поначалу я подумала было, что это человек, но размытая фигура внезапно опустилась на четвереньки, словно перетекая из одного положения в другое. Снова крик, еще один выстрел — кажется, участковый. Раздраженно заметавшись вдоль берега я досадливо вякнула на спрятавшуюся за тучами луну, но плыть в такой обстановке не рискнула, наблюдая издалека. На мостках уже собралось достаточно народу — крики, ругань смешались в сплошной шум, далеко разносящийся по воде, шелест которой также не давал услышать все нормально. Раздался шумный всплеск и нечто тяжелое рухнуло в воду, подняв волны. Упустить такого шанса я не смогла (хотя не поручусь, что здесь не сыграл роли охотничий азарт, завладевший мной) и тоже влезла в ледяную реку, торопливо переплывая самую стремнину — река была неширокой, но быстрой. Нечто темное то уходило на глубину, то выныривало над водой и на человека оно походило примерно так же, как и на оборотня. Я торопливо загребала лапами и хвостом, стараясь подплыть ближе — люди остались на берегу и теперь шумно продирались через камыши, пытаясь успеть за нами. Периоды, когда эта неведомая зверушка оказывалась под водой, все увеличивались, я изо всех сил пыталась вывернуть, одновременно не проплыв мимо и потому утопающего особенно не разглядывала. И зря. Зубы в последний момент ухватили уходящий под воду мешок за горловину. Челюсти едва не вывернуло, пришлось ухватиться поудобнее, чертов мешок все норовил уйти на дно и в нем определенно что-то шевелилось. А за мешок держался человек.

Мы увидели друг друга одновременно — он с удивлением понял, что перестал тонуть, я скорее с негодованием узнала, что к мешку прилагается дополнение. Полный страха вопль оборвался бульканьем — он в очередной раз ушел под воду. Лапы у меня уже сводило от холода, из мешка доносилось испуганное поскуливание, а с ближнего берега — всплеск и ругательства. К нам определенно кто-то плыл. Воришка снова вынырнул, мы перетягивали мешок друг у друга, словно последний кусок хлеба. Дождавшись, пока в поле зрения появится плывущий, я на секунду выпустила горловину мешка, свирепо рявкнула на ворюгу и решительно завернула к берегу, закинув мешок на холку. Хватит с меня купания в ледяной воде, а этого гада и так спасут — небось, на допросе враз все расскажет.

В мешке оказались щенки. Трое уже подросших, двухмесячных толстопузов дрожали, прижавшись к моему животу, пока я брезгливо, но смиренно вылизывала каждого, периодически кашляя. Дожили — я, словно какая-то шавка, щенков умываю… Кхарх!

На том берегу, очевидно, подумали, что мешок утоп, потому что искать ни меня, ни их не стали. Утопленника все же выволокли на берег, но мне до этого, честно говоря, уже не было никакого дела — я замерзла и устала, хотелось спать, но вместо этого я запихнула согревшихся щенят обратно в мешок и поволокла его в сторону села.

Если бы сегодня на мосту мне встретилась ведьма, я бы ее, наверное, обматерила на чистом оборотничьем. Черт знает что происходит! На кой ему эти щенки? Да ни одна собака не стоит столько, чтоб из-за нее кидаться в ледяную воду на собственную смерть. Один бы он не выплыл — это и дураку понятно! Тогда зачем? Точнее, что? Что его заставило рисковать жизнью?

Очевидно, это и был сообщник Генки — что утешало, потому что снимало с меня подозрения, а заодно и лишнее внимание участкового, но до чего же интересно…

В деревне мы появились одновременно, только с разных концов. Я приволокла по мосту (если кто увидит — до конца жизни заикаться будет!) мешок, а полицейский уазик приехал по дороге. Я заметила его первой, а потому резво нырнула в кусты у дверей, бросив шевелящийся и скулящий сверток на крыльце. В свете фар было видно, как Алексей Михайлович вышел из машины, рывком распахнул заднюю дверь уазика, с ругательствами выволакивая оттуда лепечущего, словно ребенок, узника. Я затаилась прямо напротив крыльца за кустами смородины и теперь было видно, кто бросился в реку за утопающим — с участкового обильно капала вода, он был мокрый насквозь и на таком холоде от его одежды обильно шел пар, будто участковый дымился. Наткнувшись на мешок, Алексей Михайлович явно опешил.

— Что за черт? — донеслось до меня. Скуление усилилось — очевидно, он развязал горловину. — Эй! Кто здесь?

Я подавила желание задом сдать еще глубже в кусты — только шума наделаю. Но участковый, очевидно, не горел желанием обыскивать окрестности, а потому отставил входную дверь в сторону (я запоздало вспомнила, что Генка вчера ночью ее выбил), втолкнул в проем узника и, подняв мешок на плечо, шагнул следом.

С треском выбравшись из кустов, я осторожно подобралась к единственному окну, выходящему в допросную. Решетки еще не сделали и участковый пристегнул утопленника к батарее — тот дрожал от холода и выглядел в высшей степени жалко. Непонятно только, почему: то ли потому, что являлся новым собутыльником Генки, то ли потому, что искупался в ледяной реке. Почти высохший короткий ершик белых волос торчал дыбом, открывая розовую кожу головы со следами нескольких шрамов, под глазами были мешки, а сами глаза — налитые кровью. Синие губы беспорядочно ходили ходуном. Участковый вернулся уже в сухой одежде и с одеялом в руках, которое полетело в сторону узника. Тот неловко поймал его одной рукой, набросил на себя, продолжая дрожать.

— Имя? — через некоторое время спросил Алексей Михайлович. Я покосилась на клонящуюся к горизонту луну. Делать ему больше нечего — по ночам воришек допрашивать…

— А-а-нт-т-тон, — простучал зубами утопленник. — В-вы его в-вид-дели? Ч-чуд-ддовище?!

А это, видимо, обо мне. Ой, как приятно!

— Я видел только, что вы совершили кражу, да еще попытку к бегству и сопротивление сотруднику полиции, — отрезал Алексей Михайлович. Голоса из-за стекла звучали глухо, словно в аквариуме. Я прижалась ухом к окну, чтобы лучше слышать. — Зачем бежали, Антон? Фамилия?

— Дробников, — видимо, согреваясь, ответил тот. Заикание прекратилось. — В-вы не понимаете…

— Я все понимаю, — отрезал участковый, продолжая строчить на листе бумаге. — Вы решили, что можно поживиться на тяжелом труде других. Стащить щенков и продать подороже…

— Неправда! — выкрикнул Антон. Даже я вздрогнула — столько страха было в его голосе. — Вы не понимаете, она нас заставила, мы не хотели, только…

— Только — что? — нехорошо уточнил Алексей Михайлович. В голосе его был арктический холод. — Кто вас заставил? Зачем? И как? Рассказывайте по порядку.

— Я не могу, — беспомощно ответил узник. Вид у него был при этом до того несчастный и напуганный, что даже во мне проснулась жалость. — Вы не понимаете… вы не поверите.

Воцарилась тишина. Участковый сканировал внимательным взглядом Антона, тот прижался к батарее — очевидно, горячей.

Сбоку от меня раздался шорох, но я, увлеченная разворачивающимся в доме действом, только повела ухом. Мало ли каких звуков в деревне в достатке? Утка в камышах шуршит.

— Если я скажу — она меня убьет, — добавил парень. Сейчас было видно, что он моложе меня и даже Гришки, лет восемнадцать, не больше — борода толком расти не начала.

— А если не скажешь — посажу тебя лет на двадцать, — выдвинул встречное предложение участковый. И, дождавшись, пока парень проникнется ситуацией, продолжил допрос: — Кто вас надоумил? Кто она? Откуда? Из этой деревни?

— Да, — всхлипнул Антон. Он на глазах становился будто меньше, съеживаясь, лицо покраснело от слез, обильно бегущих по лицу. — Она…

В этот момент мимо меня просвистел камень, врезавшись прямиком в центр стекла. Я рухнула на землю, отшатываясь от осколков, увидела, как за забором мелькнула фигура и бросилась туда, одним махом перескочив невысокий забор. И тут со стороны дома донесся крик.

Я многое успела повидать, но от него у меня мороз прошел по коже — столько в этом тонком, девичьем звуке было животного ужаса и боли.

Бросив последний взгляд на убегающего человека, я снова взвилась в воздух, уже безо всяких предосторожностей вламываясь в дом через разбитое окно.

И очень вовремя. Существо было похоже на ту тварь, в которую превратился Гришка, высокое и мощное, с недоразвитыми передними и слишком длинными задними лапами, поросшее мехом, как собака — репьями. Разве что в этом угадывалась еще молодость, некоторая неуклюжесть, с которой оно передвигалось. Только это участкового и спасло — то ли это было первое превращение, то ли Антон не научился еще владеть второй ипостасью, но, прыгнув на стол, он не долетел и позорно соскользнул на пол, словно нашкодивший кот. Стол, тем не менее, от такого удара снесло вперед, напрочь придавив к стене участкового, который теперь судорожно пытался освободиться и вытащить из-за пазухи пистолет. Лицо его было белым, как мел, а глаза расширились от ужаса. И мое появление не способствовало наведению порядка — гадина не сразу увидела меня, у нее была более близкая и доступная цель, а потому единственное, что я успела сделать — клацнуть зубами на кончике ее хвоста и зарычать, уперевшись лапами в пол.

Отреагировав скорее на звук, нежели на неожиданную помеху (я изумленно смотрела, как мои лапы скользят по полу, не особенно ее замедлив), она медленно повернула голову. Красные фосфоресцирующие зрачки уставились в мои зеленые.

Убедившись, что все внимание переключилось на меня, я разжала челюсти и попятилась, намереваясь вывести ее из дома.

Не успела. Оглушительно грохнул выстрел, следом еще один и еще, тварь отбросило на покореженную решетку, впечатало в нее завершающим выстрелом в голову, и она замерла.

Медленно, словно нехотя, воздух вокруг нее начал плавиться, словно от сильного зноя и тело изменилось второй раз за ночь. На усыпанный осколками пол упал абсолютно голый молодой парень с тремя дырками в живот и одной — в голову. В полнейшей тишине я вдруг почувствовала себя очень неуютно под направленным дулом пистолета. Попятилась, но не сделала и двух шагов — щелчок!

И ничего не произошло. Я недоверчиво приоткрыла один глаз — участковый недоуменно и досадливо отбросил пустую обойму.

На улице тем временем, привлеченный шумом и выстрелами, стал собираться народ — по дорожке к дверям уже кто-то бежал, со стороны окна тоже, видимо, не решаясь сунуться в самое пекло, и единственным выходом оказалась жилая часть дома. Коротко вякнув, я, проскальзывая лапами по дереву, бросилась туда, залетела в кухню, но не решилась остаться в комнате с тремя окнами на освещаемую дорогу и кинулась в спальню. Черт!

Окна в спальне были закрыты ставнями. С ТОЙ стороны.

Из участка уже раздавались крики и шум — народу все прибывало. Сейчас участковый придет в себя, перезарядит пистолет и отправится на охоту по собственному дому, а тут я — загнанная в угол…

Словно подтверждая мои догадки, из кухни донеслись осторожные шаги. Я заметалась по маленькой комнате, не зная, куда деться. Выхода не было — единственный вариант, при котором он задумается над тем, убивать меня или еще подумать… А все так хорошо начиналось!

Шаги раздавались уже совсем рядом. Я заставила себя остановиться и сесть на задние лапы. Закрыла глаза, выровняла дыхание… И начала трансформацию.

Они ввалились в спальню буквально через минуту — видимо, обшарили кухню — дверь отлетела в сторону, на меня уставилось дуло пистолета и три пары глаз.

Я замерла, оленьими глазами смотря на собравшуюся гоп-компанию: участковый впереди, за ним Гришка и голова. Ладно, могло быть и хуже, при них он меня точно убивать не станет…

Не знаю, у кого было на лице большее удивление — у Гришки с отцом или у участкового. Однако спустя секунду пистолет он убрал и, нервно сглотнув, спросил:

— Как ты, все в порядке?

Я ошалело кивнула и натянула его рубашку пониже, прикрывая шрам на бедре.

— Сюда никто не заходил?

Я помотала головой. Никто, кроме меня…

— Никуда не уходи, — что-то решив для себя, он сунул пистолет в кобуру и закрыл дверь. Я успела только увидеть два поднятых вверх больших пальца Гришки и обессилено рухнула на кровать. Куда я теперь уйду, когда единственной одеждой у меня является его рубашка?

Первые полчаса я еще прислушивалась к происходящему, а затем усталость, переохлаждение и стресс все же дали о себе знать — я плюнула на все и, завернувшись в одеяло участкового, заснула.