Кто-то намешивал самые гнетущие краски и густо накладывал их на холст, и они почти скрывали за собой все радости, все надежды, едва не затмевали даже ту встречу, которую он так жаждал. Обрести любовь, чудом сохранить её, а после узнать, что предатель, который чуть не уничтожил всё их счастье, — родной брат. Мыслимо ли такое?
А жестокий художник, имя которому — внутренняя тьма — бесконечно наносит мазки мастихином, и тишина уже сгустилась до того, что стало тяжело дышать, и Артур закрыл глаза.
Всё давило на него, тяготило, хотелось сбросить кожу или вообще всю свою оболочку и умчаться ввысь, словно тот гелий, умчаться вместе с Мирославой или даже одному — это не так важно. «Хотя она ни в чём не виновата», — подумал Артур и всё-таки поймал себя на мысли, что ему хотелось бесконечно полного и неприкосновенного одиночества. Закрыть все ставни души, забить окна наглухо, запереть все засовы и сидеть там столько, сколько потребуется, а после тайком, чтобы никто не увидел, выбраться наружу и бежать как можно дальше, мчаться лесами и полями, уноситься в небеса, бывать там, где жаждет оказаться душа, очутиться в самых неведомых краях, а после — вернуться.
В груди что-то отозвалось, будто Артур случайно коснулся какой-то струны. И она запела. И он уловил в этой возвышенной, чарующей мелодии нечто до того светлое, что сможет исцелить, убрать всю боль и стереть отчаяние. В самом деле. Артур вдруг почувствовал, что вокруг столько счастья, — если только его ощутить этой внутренней арфой, — что оно струится и наполняет изнутри, и кончики пальцев пульсируют в такт на той же частоте и…
Да, хорошо бы перенести это на холст. Показать другим. Но на чём рисовать?
Он открыл глаза.
Артур прислушался и огляделся. Он неведомо как перенёсся в края, в которые тат жаждал попасть ещё совсем недавно. Поющие горные вершины, укрытые девственными снегами, синие зигзаги хребтов на горизонте — то каменно-ледяное царство с протоптанной кем-то добрым тропой. Она ведёт ввысь, к самому синему небу.
Выбор? Возможность?
Вверх, в горный — горний — мир, отправиться туда, откуда ему не вернуться так просто, но где ждёт нечто высшее. Или вернуться?..
Снова толчок. В груди вновь отзывается. Значит… Да, нужно обратно. К Мире, к его прекрасной и светлой Мирославе, к той, что подарила ему когда-то смысл для жизни, что избрала его — нужно идти к Мире. Вообще к миру. Какая игра слов, как верно, бесконечно верно названа его возлюбленная. И теперь пора ступать к ней и к остальным.
Артур наклонился, взял на память перламутровый камень и отправился обратно. К жизни. В самую настоящую, в наполненную смыслом и счастьем жизнь.