Ведьмочка для художника, или Возвращение в Мир Мечты

Глава 7. В столице

Я оглянулась.

Мелкой дробью стучало сердце, ослабевшие ноги едва держали меня, и всё внутри так и трепетало в надежде поскорей увидеть те самые тёмные волосы, те близкие черты, тот самый взгляд, от которого я всякий раз в смущении опускала глаза как здесь, в Мире Мечты, так и в своих бесконечных снах.

Но где же Артур? Где ты? Где тот, кто вынудил бросить земную жизнь и вернуться сюда?

— Мирослава! — повторил он.

Я озиралась по сторонам, и всё тревожней становилось, ведь среди чужаков не было родного лица, но вот я наконец увидела того, кто звал. Чёрные волосы, пронзительный презрительный взгляд, на миг брошенный в мою сторону, крылья цвета земли — истинный демон во плоти. Подбежавшая к нему девица в искрящемся платье с волосами-змеями.

— Мира! — повторил он в третий раз, и она повисла у него на шее, обвивая своими змейками.

Вот оно что. Это не Артур де Вильбург. И звали вовсе не меня.

Я застала кусочек чужого счастья, которого лишена сама. Их наверняка ждёт замечательный вечер и целая жизнь, а я обречена бродить по городу в полном одиночестве, без денег, безо всяких сил. Тут я ощутила, как тело моё до того ослабло, что я почти не могла стоять. Надо бы поесть. Раз я попала в Мир Мечты, придётся выживать в нём, пока не вернусь… Но вернусь куда? На Земле меня не ждёт никто, ровно как и здесь, так какая же разница? Разве что закон, по которому меня могут лишить памяти в Мире Мечты. Впрочем, так даже лучше. Не будет воспоминаний, не будет и боли, и горести.

Я вздохнула и зашла в чайную. В этом месте не нужны деньги: работает обмен. Я дала им свою песню, которую часто напевала, когда тоска по Миру Мечты особенно сильно сжимала изнутри грудь и хотелось то ли плакать и вонзать ногти в ладони, то ли мчаться к Артуру, но я выбирала петь.

Я давно хотела, чтобы мой голос звучал в этой самой чайной, где когда-то Артур отдал за обед свою картину. Он сам это рассказывал, и я не знала, какая из работ его. Может, вон та с барашчатыми облаками, бегущими по голубому пастбищу? Или с беспокойным морем, волны которого окрашены фиолетовой тьмой? Или вон тот бесконечный лестничный пролёт, замыкающийся на самом себе и одновременно с этим словно выходящий из картины, вонзающийся в душу зрителя и обновляющий её? Может быть, все?

Окружённая этими картинами, я запела. Тихо-тихо, так что голос порой заглушался уличным шумом, но неизменно всплывал из его толщи и поднимался всё выше и выше, овивая всю чайную, каждого гостя, ныряя в каждую чашку и под каждый стул, огибая каждый столик и проникая в каждую картину на каждой стене — он заполнял всё и вся, обнимал своим звучанием и медленно опускался, и плавно затихал, сливаясь с ветром и удаляясь в бесконечные дали. И пусть никто не понял слов — все поняли чувство тоски и слабой надежды, не могли не понять, я видела это по их глазам, когда несла заслуженную чашку к столику у окна.

Я сделала глоток терпкого чая с бергамотом и задумалась. Где искать? Есть ли в этом хоть какой-то смысл? Столько лет прошло…

Я взглянула в окно, прикрытое кружевными занавесками, и увидела глаз дракона размером с форточку. Глаз сузился и исчез. Я передёрнула плечами и посмотрела в чашку. Тёмная жидкость чуть колыхалась из-за мелкой дрожи в руках. На миг в чае отразилась пушистая мордочка. Я подняла голову и увидела на потолочной балке белую летучую мышь, которая тут же скрылась.

Что за безумие творится в Мире Мечты? Здесь всегда было так странно? Как бы то ни было, придётся привыкать, ведь раз я вернулась, надо отыскать Артура де Вильбурга, пусть он меня и не ждёт.

Я допила чай и вышла, так и не угадав, какая же картина вышла из-под кисти моего потерянного художника.

Уже на улице над моей головой промчалась та самая летучая мышь и подмигнула мне. Где-то я такое видела…