Ведьмы в Драконьей Академии (СИ)

Глава 16. Требования

— Студентка Полонская, я вам ещё раз повторяю: это стандартный случай отшельничества. Если ваша сестра посчитает нужным, то она с вами свяжется самостоятельно, — ректор достаёт платок, стирая со лба пот.

Я вновь всхлипываю, отчаянно крича:

— Нет, это не отшельничество! Вы что, меня не слушали?! Я вам объясняю в который раз: мою сестру похитили! Она бы не ушла, не предупредив меня!

— Именно так и поступают отшельницы, — господин Варкут откидывается на спинку кресла, бросая на меня усталый взгляд. — Уходят после инициации странствовать, оставляя свои вещи и не предупреждая об этом никого.

— Но Аня этого бы не сделала! Вы не понимаете, у неё был дар гадания на таро! А не дар отшельничества!

Слёзы текут по моему лицу градом, когда я вцепляюсь в жёсткие подлокотники своего высокого стула. В кабинете ректора таких целых три: один, на котором сижу я, располагается возле его широкого стола из дуба, а два других стоят у стены, рядом с большим, занавешенным плотными зелёными шторами окном.

— Отшельничество — это не дар, Полонская. Это личностная особенность. И она не исключает существования какого-либо дара. Кроме того, это черта ещё и наследственная. А, насколько помню, — его бровь взлетает вверх, — ваша бабушка тоже была отшельницей. Разве не так?

О… чёрт! Проклятье!

Нет! Не была! Она не была отшельницей, её вообще не существовало!!!

Господи, что мне делать? Что делать? Признаваться? Сказать, что всё выдумала и раскрыть правду?

Но что… что, если меня признают сумасшедшей? Решат, что я рехнулась после новости о пропажи сестры и отправят в храм Прародительницы?

Нет! Они не сделают этого, Модсогнир не допустит такого!

Но как он сам отреагирует на подобное? От психиатрички, может, и отмажет, но поверит ли? Или тоже посчитает умалишённой и закроет дома, дабы я не бегала и не позорила его семью?

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

Так, Варвара, держись. Спокойно. Не бросайся с места в карьер, попробуй другие варианты.

— Да, это так, — чуть более спокойно отвечаю. — Но у сестры были предчувствия. Она опасалась чего-то, понимаете? Она, будучи грёбaнной ведьмой-гадалкой предчувствовала, что что-то произойдёт!

А я ей не верила! Я отмахивалась от неё, смеялась над ней!

Но она была права! Она и Ривера — они обе оказались правы!

— Вы придаёте им слишком большое значение. Это всего лишь волнение перед инициацией, не больше.

— Нет! — Я вскакиваю. Опираюсь ладонями о стол ректора и наклоняюсь к нему ближе. — Это не было волнением, это… Это Верховная! Это всё наша кураторша, это её вина! Прародительница, ну конечно! Послушайте, — я опускаюсь обратно на своё место и уже на порядок спокойнее произношу, — госпожа Линштейм использует магию мёртвых!

— Студентка, для таких обвинений…

— Нет, стойте! Не перебивайте! Мы с сестрой видели, как она крутилась возле кабинета по ликантроповедению! Понимаете? Как раз после того, как пропала та ликантропка — Ру!

— Кабинет по ликантроповедению? — Господин Варкут склоняется ближе, в его глазах появляется заинтересованный блеск.

Ну, наконец-то! Наконец он настроен на серьёзный разговор!

— Да, прям рядом с тем местом, где исчезла Ру!

— И когда это было?

— Через несколько дней после всего случившегося. Это был вечер, почти ночь. Мы с сестрой пошли в кабинет алхимии, потому что я… э-э-э, то есть она кое-что оставила там во время пары. И когда мы приблизились к кабинету, то увидели Верховную! И она себя очень странно вела!

— Что вы имеете в виду под "странно"?

— Подозрительно. Оглядывалась, кралась. А потом вообще залезла в урну — бежевую такую, она прям около двери стоит — и достала что-то оттуда! И убежала почти!

— Вот как, — губы мужчины поджимаются.

Он отталкивается руками о стол и поднимается. Медленно подходит к окну. Спина его кажется неестественно прямой, и я понимаю: он напряжён.

Оно и понятно! Не каждый день узнаёшь, что твоя девушка (или кто они там друг другу) просто использовала тебя, а на деле имеет свои интересы! Да ещё и какие!

— У вас есть ещё какая-то информация по поводу госпожи Линштейм?

— Да, есть. Она ранила нашу соседку — Лолиту Росковскую.

— Ранила?

— Да. Ну, то есть не она сама. Лолита утверждает, что это сделал дракон. Или драконица. Мы не знаем, кто именно, но она точно помнит, как видела драконье пламя.

— И когда это произошло?

— Совсем недавно, во время шабаша. Мы думаем, что она сделала это специально, чтобы вынести нам предупреждение. Запугать нас. Дабы мы прекратили собирать про неё информацию.

— Какого рода информацию вы о ней собирали?

— Всю. В основном нам нужно было вычислить её сообщников, потому как она явно работает не одна. Знаете…

Я резко оборачиваюсь, когда раздаётся громкий стук в дверь. Из моего горла вырывается испуганный вздох, руки рефлекторно сжимаются на подлокотниках сильнее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кто это?

Есть новости о сестре?

Или это Верховная?

Ох, чёрт побери! А что если ректор работает с ней заодно?! Что, если они специально организовали похищением Аньки, дабы вытянуть из меня всё, что мы успели нарыть на них?!

Проклятье, Варвара!

Зачем ты разболталась тут?

— Входите, Ваша Светлость, — ректор резко разворачивается на каблуках. Его руки сцеплены за спиной, а на лице стынет нечитаемое выражение.

Мою кожу обдаёт уже знакомым теплом, когда в дверном проёме появляется высокая, затянутая в строгий камзол фигура.

Модсогнир.

Он входит в кабинет решительно, заполняя собой всё пространство. Сопровождающий его аромат мяты вновь атакует мои ноздри, каким-то невероятным образом успокаивая меня. Всё в нём — его движения, его вид — будто источают ту спокойную уверенную силу, которая заставляет забыть обо всех своих переживаниях. Даёт уверенность в том, что любая проблема, какой бы серьёзной она не казалась мне, для него решаема…

Приблизившись к моему высокому стулу, он кладёт ладонь мне на плечо. Мягко, будто невесомо. Гладит успокаивающе большим пальцем, и я ощущаю, как по моему телу медленно растекается умиротворение.

Я не знаю, в чём причина подобной реакции: может, моя уязвимость толкает меня сейчас к нему или это всё проделки нашей связи, но мне это и не важно. Главное, что я не одна. Мне необходима эта поддержка, и плевать, почему я её получаю.

Не хочу об этом думать. Есть проблемы и поважнее.

— Господин Варкут, вы уже обыскали Академию? — Грубоватый голос Модсогнира звучит требовательно.

— В этом нет необходимости, Ваша Светлость. Аня Милованова — отшельница. Мы не организуем поисковые работы в подобных случаях — это раздражает Глав ковенов и Верховных.

Я дико извиняюсь, но в этом, прости меня господи, учебном заведении вообще задумывались когда-нибудь о том, что кому-то может прийти в голову воспользоваться этой лазейкой, дабы безнаказанно похищать ведьм?! Алло, товарищи, это — золотая жила для извращуг и ненормальных всех мастей!

— Этот случай не штатный. Может, вы забыли, господин Варкут, но несколькими неделями ранее пропала студентка ликантропного факультета. Одно только это обстоятельство не позволяет игнорировать произошедшее сегодня.

Вот именно! Аня не единственная пропавшая здесь!

Ректор кривит губы в раздражении. Похоже, он из числа тех, кому не слишком-то нравится, когда его тычут носом в собственный прокол.

— Вы правы, — нехотя отвечает он. — Я вызову стражников, они обыщут Академию и прочешут лес. Что-то ещё, Ваша Светлость?

— Да. Постарайтесь связаться с Верховной Варханского ковена, нам может потребоваться её помощь.

— Да, Ваша Светлость, — ректор издевательски склоняет голову, глядя в глаза Модсогниру.

Тот игнорирует хамский выпад оппонента и с нежностью в голосе произносит, обращаясь уже ко мне:

— Идём. Сейчас здесь нечего ждать.

Я киваю. Опираюсь на заботливо поданную мне тёплую ладонь, поднимаясь со стула.

— До свидания, господин Варкут, — украдкой бросаю взгляд на мужчину.

— До свидания, студентка Полонская. Всего доброго, Ваша Светлость.

— Всего доброго, господин Варкут.

Как только двери ректорского кабинета закрываются, я тихо спрашиваю:

— Он знает… о нас?

— Да.

— Зачем ты рассказал ему?

— Я не рассказывал, Варвара. Драконы чувствуют это.

— Пару другого?

— Нет, реакцию дракона. Животные ипостаси оборотней ощущают своих сородичей.

Киваю.

Мы спускаемся на первый этаж и, к моему удивлению, Модсогнир сворачивает в противоположную от ведьменского общежития сторону.

Что происходит?

— Куда ты ведёшь меня? — Останавливаюсь, требовательно глядя на него.

— В свою комнату. Ваши сейчас будут обыскивать.

— Ну и что? Я хочу присутствовать!

— Не стоит этого делать, — его горячая ладонь проходится по моему предплечью в ласкающем жесте. — Мы не знаем, что там. Вполне возможно, похитители разлили одурманивающее зелье или применили какой-то заговор.

— Но… девочки… Ривера и Лолита, они там! — Вырываюсь из его хватки, но он ловко возвращает мою руку в прежнее положение, но на этот раз его захват кажется куда более сильным.

— Не тревожься, Варвара, — он мягко тянет меня за собой. — О них позаботятся. Идём со мной.

При других обстоятельствах я бы продолжила нашу пикировку, но, чёрт возьми… сейчас я настолько измучена. Глаза так сильно опухли от рыданий, что я с трудом могу моргать, а виски ломит от настойчивой пульсации. Поэтому я всего лишь послушно киваю, и двигаюсь следом за Модсогниром.

Проходя сквозь заполненный толпой галдящих студентов коридор, я то и дело замечаю обращённые в нашу сторону взгляды. Они многогранны и разнообразны: среди них есть как удивлённые, так и злые, но всех их роднит чувство неприятия, которые они вызывают у меня.

Зачем так пялиться?

Вас разве мама с папой не научили, что это невежливо?

Вы все просто стервятники!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Наконец, мы доходим до мужского общежития. Это удивительно, но оно выглядит совсем как наше: те же спокойные постельные тона, скудная, но добротная меблировка. Всё по-спартански просто и строго — разве что здание кажется куда более архаичным, но, учитывая страсть ведьм к взрывоопасным экспериментам, это вполне закономерно.

Проходим в драконий корпус и миновав пару комнат, останавливаемся у одной из многочисленных неприметных дверей.

Хмыкаю.

— Я думала, что вы с кронпринцем живёте в преподавательском крыле или типа того, — тихо произношу.

— Почему ты так решила? — Модсогнир вставляет ключ в замочную скважину и несколько раз поворачивает его.

— Из-за вашего статуса. Разве у вас не должно быть шикарных покоев?

— Это они и есть, — он распахивает двери и легонько подталкивает меня внутрь.

Я оказываюсь в небольшой комнате, выдержанной во всё том же сдержанном, скучном стиле, что и наши собственные. Разве что мебель здесь поразнообразнее — стол хоть и меньше, но явно письменный, а не просто обеденный, как у нас, да и пара кресел имеется, — а в остальном один в один наши каморки.

— И… в чём их шикарность?

— Они одноместные.

— Оу. Ну, если только это. Просто когда думаешь о племяннике императрицы, то ожидаешь, не знаю, как минимум несколько комнат, отделанных золотом и лепниной.

— Это ты увидишь в нашем родовом замке, Варвара.

Я против воли краснею.

Родовой замок… Почему это звучит так… странно. Я имею в виду, будь у меня родовой замок, я бы об этом вещала с куда большим апломбом, а не говорила настолько будничным тоном. Хотя, может если бы я выросла с мыслью, что я живу в замке, мне бы это не казалось чем-то из ряда вон выходящим.

— Располагайся, — Модсогнир кладёт руку на мою талию и немного сдавливает, подталкивая по направлению к небольшому, обитому тёмно-зелёной тканью диванчику.

Несколько мгновений я тушуюсь, но всё-таки опускаюсь на мягкое сидение.

Странно.

Мне казалось, что истерика совсем лишила меня возможности чувствовать, и мозг потерял на время потенцию эмоционировать, но сейчас по моей груди вновь расползается знакомое волнение. То, которое возникало каждый раз, когда наши взгляды ненароком встречались, и его глаза, глубокие и загадочные, с явным вожделением проходились по моему телу, заставляя его трепетать.

Да, будучи в компании, мы почти всегда общались с ним так. Взглядами. Мимолётными прикосновениями. Брошенными невзначай фразами. Фразами, тон которых балансировал между вежливым и бесстыдным.

Как это получалось? Почему наше взаимодействие тет-а-тет каждый раз строилось на противостоянии, а в присутствии свидетелей приобретало какой-то непонятный, заигрывающий оттенок?

Может, этот способ общения и был для нас самым подходящим? Я имею в виду, Модсогнир — личность явно скрытная, отстранённая. Наблюдая за ним, я не раз замечала, как на его лице отпечатывалось равнодушное безразличие, стоило кому-то завести с ним беседу. Это было похоже на принуждение, будто он совершает усилие над собой. Но в то же время я с трудом могу вспомнить кого-то, кто был бы настолько же хорош в невербальном общении. Красноречивые взгляды, расслабленная мимика, уверенные жесты — всё это говорило за него, именно по ним считывалась его истинная реакция. Именно в этом появлялся он сам.

В то же время я. Мои родители погибли, когда мне едва исполнилось восемь, и опеку надо мной получила бабушка, мать моего отца. Женщиной она была строгой, ярчайшая представительница вида "сталинист классический": непримиримая, требовательная, скупая на похвалу. Жёсткая, причем нередко её жёсткость переходила в настоящую жестокость. Я бы даже сказала, что она во многом была пуританка — по крайней мере, её отношение к романтике и ceксу явно указывают на это. Тогда как Анька, живя со своими родителями, могла позволять себе менять парней чуть ли не каждый месяц, мне капали на мозги занудными нотациями о необходимости "беречь честь смолоду" и прочей высокодуховной чепухой, которые бабушка горделиво называла правильными принципами.

Готова поспорить, подобный сдвиг по фазе у бабули произошёл вследствие далеко не благопристойного поведения её матери — легендарной бабки Кхамали, поэтому я не держу зла на неё за это. Сами подумайте: каково быть старшим ребёнком в семье, когда ваш единственный родитель только и делает, что скачет по молодым мужикам и с завидной периодичностью инсценирует собственную смерть? По мне так, далеко не сахар, так что, свою бабушку я давно простила, но вот полюбить так и не смогла. Я вообще за всю жизнь никого и не любила, кроме моих родителей и Аньки — сестра после смерти мамы и папы в принципе стала для меня единственным родным человеком.

Вот почему мне на самом деле претит мысль о вступлении с кем-либо в отношения. Если до этого я считала, что всему виной навязывание мне Модсогнира, то теперь понимаю: проблема не в нём, проблема во мне. Я боюсь близости. Боюсь подпустить кого-то к себе, открыться кому-то. Ведь так я стану уязвимой. Так меня можно будет покинуть, как это сделали когда-то родители, а теперь ещё и Аня, так я не смогу защититься от жестокости, как не смогла защитить себя от бабушки. Для меня любое сближение — это гарантия будущей боли.

Сглатываю подступивший к горлу ком. Справа раздаётся звон стекла, и я мимоходом бросаю взгляд в сторону Модсогнира. Спокойным движением он достаёт пробку из горлышка прямоугольного рельефного графина и наполняет стакан карамельного цвета жидкостью. По комнате в тот же миг разносится аромат крепкого алкоголя.

На моих губах появляется грустная усмешка.

Да. В этом проблема. У нас сложности с формированием привязанности или типа того. Поэтому нам так тяжело общаться и поэтому мы лучше всего понимаем друг друга без слов! Может это — и есть суть истинной пары? Когда нет необходимости говорить для того, чтобы понимать. Чувствовать.

Знать.

— Выпей, — его голос звучит хрипло, когда он протягивает мне наполовину наполненный бокал. — Это успокоит тебя.

— Спасибо, — я силюсь улыбнуться, но выходит криво.

Делаю маленький глоток.

Жжёт.

— Кхэм-кхэм, — откашливаюсь. — Что это?

— Это драконий виски. Он крепкий, но помогает… прийти в чувства.

Делаю ещё один глоток. Рот обжигает уже знакомой горечью, но на этот раз желания выплюнуть всё обратно нет, поэтому я позволяю терпкой жидкости спуститься в горло.

Модсогнир осторожно, будто боясь спугнуть, опускается рядом со мной на диван. Взгляд его неестественно синих глаз проходится ко мне, и я замечаю как дёргается его кадык, когда он смотрит на мою шею.

— Будет лучше, — прочистив горло, произносит он, — если ты будешь… спать у меня.

От неожиданности я давлюсь, принимаясь кашлять.

Спать у него?

С какой это стати, прошу прощения?

— Ч-что? — Возмущённо спрашиваю.

— Ради твоей безопасности.

— Ради моей безопасности достаточно проверить наш сектор и начать поиски моей сестры!

— Мы сделаем это, я даю слово. Но до того момента, пока мы не узнаем, что именно произошло, ты будешь спать в моей комнате.

— Нет. Я не буду спать в твоей комнате.

Модсогнир зло поджимает губы.

Поверить не могу, он ещё чем-то недоволен!

— Не ищи в моём предложении неприличного подтекста — всё, что я делаю, я делаю исключительно для твоей безопасности.

— Если ты так беспокоишься о моей безопасности, то вперёд! Беги на поклон к папочке и попроси его прислать охранников там, или как они называются, и пусть они дежурят под окнами и дверьми моей секции! Или ты хочешь решить проблему своего беспокойства за счёт ограничения моих свобод?!

— У меня нет цели ограничивать тебя в чём-либо, — поспешно отвечает мужчина. — Присутствие гвардейцев может создать панику, а проводить поисковые работы в такой ситуации будет сложней.

— Хорошо, ладно! Раз пошла такая пьянка… то почему бы тебе не переехать ко мне в комнату?

Лицо Модсогнира вытягивается.

— Мне? — Шокировано переспрашивает он.

— Да, тебе. А парочку гвардейцев положим в общую комнату — пусть бдят. Так и подозрения не вызовем, и получим возможность поймать похитителя на живца в случае, если он вернётся за вещами Ани или за мной.

— Кхэм. Я… не очень представляю себе эту ситуацию…

— Что так? Боишься моих подружек? Полутораметровых худеньких девочек?

— Я никого не боюсь, Варвара.

— А в чём тогда причина твоего упрямства, я не понимаю!

— А в чём причина твоего? — Модсогнир резко поднимается со своего места.

Его голос становится холодным, грубым. Он подходит к деревянном шкафчику, открывает его и достаёт ещё один стеклянный бокал. В его движениях читается раздражение, и я ощущаю, как по моему телу пробегает волна беспокойства.

Мне не доводилось видеть его раньше таким. Прежняя отстранённость мужчины сменяется глухим недовольством, и из непоколебимой скалы он превращается в готовую вот-вот обрушиться лавиной гору.

— Моего? — Сглатываю, задирая подбородок.

— Да, твоего, Варвара. Почему ты всегда хочешь спорить? Я не соперник тебе, я твой мужчина. К чему это противостояние? Зачем ты соревнуешься со мной?

— Соревнуюсь? То есть по-твоему отстаивать свои интересы означает "соревноваться"?

— Но в этом нет необходимости. Тебе незачем отстаивать свои интересы, когда я защищаю их.

— Ты? Когда это ты защищал мои интересы?! Когда потребовал переехать к тебе, не спросив даже моего мнения? В этом состоит твоя защита? "Делай, что говорю, и не задавай лишних вопросов, а если задашь, то ты скандалистка"?

— Я… не говорил такого.

— Но суть одна!

Модсогнир качает головой. Чуть запрокинув голову, он делает глоток виски.

Я продолжаю настойчиво прожигать его взглядом. Моё сердце колотится, как сумасшедшее, и мне кажется, что если он скажет ещё хотя бы слово, то я вцеплюсь в него, как львица или — что хуже — разрыдаюсь от переполняющей меня обиды. Где-то на краю сознания рождается давно не дающая мне покоя мысль: что, если он заберёт меня силой, как то поддерживает закон?

Нет!

Я не позволю этому случиться!

Рука сжимает бокал настолько сильно, что мне кажется, он вот-вот лопнет.

Плевать.

Я не могу покинуть Академию сейчас, я должна найти сестру!

— Ты взбудоражена, — с прежним спокойствием произносит Модсогнир, оставляя свой пустой стакан в сторону. — Это из-за переживаний. Я дам тебе время успокоиться, а после мы всё ещё раз обс… — Его прерывает стук в дверь. Крылья носа мужчины дёргаются, а зрачок расширяется, практически полностью заполняя пространство радужки, из-за чего его глаза становятся чёрными. — Это одна из твоих соседок, — задумчиво говорит он.

Одна из соседок?

Я вскакиваю. Собираюсь уже подойти к двери, но мужчина опережает меня.

Два поворота ключа, щелчок замка, и на пороге обнаруживается смущённая Ривера.

— Я… я могу войти? — Робко обращается она к хозяину комнаты.

Он отходит в сторону, пропуская ведьму.

Я тут же подлетаю к ней, нетерпеливо спрашиваю:

— Есть новости?

Кивок.

— Какие?

Соседка сглатывает. В её глазах появляется сочувствие, и я против воли сжимаю ладони.

О, боже…

Неужели…

Нет, нет, только не это…

— Ру.

— Ру? — В первые секунды я даже не сразу понимаю о ком идёт речь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да, пропавшая ликантропка. Она нашлась.

Что?!