Великая Октябрьская

Революция на подъеме

На просторном заводском дворе собрались рабочие. Они пришли сюда из цехов, в промасленных куртках и мятых кепках. Люди шутили, переговаривались, притаптывая башмаками темный ноздреватый мартовский снег. На импровизированную трибуну — стол, принесенный из заводоуправления, — поднялся человек. «Товарищи! — произнес он. — Мы собрались, чтобы избрать своих представителей в Совет рабочих депутатов, который должен стать нашей революционной властью».

Такую картину можно было видеть весной 1917 г. на всех фабриках и заводах страны. Повсеместно, уже в ходе Февральской революции и после ее победы стали создаваться Советы рабочих депутатов. В воинских частях, на военно-морских кораблях избирались солдатские и матросские комитеты.

Советы возникли в большинстве городов страны и во многих уездах. Они включали представителей рабочих, солдат и крестьян. Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов стали, как отмечал В. И. Ленин, «настоящими организациями громадного большинства народа»^{12}.

Сразу после Февральской революции в руках Советов оказалась решающая сила. На их стороне была поддержка подавляющего большинства народа, за ними стояли революционные солдаты и матросы.

1 марта во время первого объединенного заседания Совета рабочих и солдатских депутатов в Петрограде собравшиеся солдаты выработали революционный приказ по гарнизону. В этом документе, известном под названием «Приказ № 1», говорилось, что во всех своих политических выступлениях каждая воинская часть подчиняется Совету и своим комитетам. Все оружие должно находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов.

Советы обладали, таким образом, огромным авторитетом, реальной, могучей силой и стали подлинными органами революционной диктатуры рабочих и крестьян.

Однако они не сосредоточили в своих руках государственную власть. В стране оформилась другая официальная власть — Временное правительство со своими многочисленными органами на местах[3]. Председателем кабинета был крупный помещик князь Г. Е. Львов. Все ключевые посты занимали представители буржуазных партий. Среди них — крупные капиталисты А. И. Гучков, А. И. Коновалов, М. И. Терещенко и др. Временное правительство представляло собой диктатуру буржуазии. Вышло так, что две власти, две диктатуры существовали и действовали одновременно, «получилось чрезвычайно оригинальное, новое, невиданное, переплетение того и другого»^{13}.

Все революции, которые знает история, наряду с общими чертами имеют свои особенности, обусловленные спецификой времени, места, исторического развития каждой страны. Возникновение двоевластия явилось одной из характерных особенностей революции 1917 г. в России. «В высшей степени замечательное своеобразие нашей революции, — писал В. И. Ленин, — состоит в том, что она создала двоевластие»^{14}.

Почему же в стране возникло двоевластие, а Советы, обладавшие реальной силой и реальной властью, не стали единственной властью? Ответ на этот вопрос достаточно ясен.

Во главе Советов в первые месяцы революции оказались эсеры и меньшевики. Они хотели не борьбы с буржуазией, а соглашения с ней (поэтому их назвали соглашателями), они добровольно передали государственную власть Временному правительству, заявили о поддержке его и пуще всего боялись перехода власти к Советам. «Это клевета, будто Совет рабочих и солдатских депутатов хочет принять участие в осуществлении государственной власти», — заявил меньшевик Ф. И. Дан на Всероссийском совещании Советов 1 апреля 1917 г.

Более сложен другой вопрос: почему эсеры и меньшевики оказались во главе Советов? Это объяснялось рядом причин.

Свержение самодержавия пробудило к политической жизни многие миллионы людей, ранее стоявших в стороне от политики. Эти люди не были искушены в ней, они доверяли обещаниям и декларациям. А меньшевики и эсеры щедро раздавали такие обещания, клялись защищать интересы народа и революции. Образно говоря, все политики России ходили тогда с красными бантами на груди. Простому труженику первоначально было нелегко разобраться, бьется ли под этим бантом пламенное сердце подлинного защитника народных интересов— большевика, или красный цвет просто маскирует ловкого и красноречивого буржуазного политикана.

Широкие массы рабочих и крестьян в первые дни после Февральской революции поддались оборонческим настроениям. Они ошибочно полагали, что со свержением царизма характер и цели войны изменились, что теперь надо защищать завоевания революции от кайзеровской Германии. Это добросовестное заблуждение значительной части трудящихся и использовали в своих интересах меньшевики и эсеры. Они не скупились на красивые, заманчивые слова о целях революционной демократии. Вот, например, как меньшевистская «Рабочая газета» обосновывала необходимость продолжения войны: «Цель революционной демократии не в том, чтобы добиться скорейшего мира для России, а в том, чтобы совместно с демократией всего мира установить прочный мир во всем мире». И многие верили таким декларациям, не сумев поначалу понять, что на деле речь идет не о союзе с «демократией всего мира», а о союзе с империалистами Англии и Франции, не о борьбе за установление «прочного мира во всем мире», а о борьбе за корыстные интересы англо-франко-американской и российской буржуазии.

На политическую арену выступила огромная, многомиллионная мелкобуржуазная масса, имеющаяся в каждой стране, но особенно значительная в ту пору в России. Эта масса подвержена колебаниям. Пролетариат может вести ее за собой, осуществлять свое руководство. Но в тот момент мелкобуржуазная волна вышла из берегов.

«Гигантская мелкобуржуазная волна захлестнула все, — писал В. И. Ленин, — подавила сознательный пролетариат но только своей численностью, но и идейно, т. е. заразила, захватила очень широкие круги рабочих мелкобуржуазными взглядами на политику»^{15}. К тому же и рабочий класс был ослаблен войной. Около 40 % кадровых рабочих были мобилизованы на фронт, на фабрики и заводы пришли люди, не имевшие пролетарской закалки.

Вот так и получилось, что во главе Советов оказались меньшевики и эсеры, а Советы поначалу добровольно разделили власть с буржуазным Временным правительством.

Как нужно было действовать в сложившейся обстановке?

Партия, Ленин дали на это ясный, исчерпывающий ответ. Они провозгласили лозунг «Вся власть Советам!» Это означало, что надо ликвидировать двоевластие, установить единовластие Советов. Передача всей власти Советам привела бы к созданию государства нового типа, защищающего интересы народа. Только правительство, возникшее на базе Советов, могло претворить в жизнь чаяния трудящихся.

Это была линия на мирное развитие революции. Конкретный ход событий в России сделал возможным такой путь. Ведь Временное правительство было слабым, а Советы обладали решающей силой. Стоило Советам, за которыми стояло подавляющее большинство народа, заявить о взятии власти — никто не смог бы им помешать. Поэтому партия не призывала в тот период к вооруженному восстанию, немедленному свержению Временного правительства. Нельзя было призывать к свержению правительства, которое поддерживалось Советами. Надо было, чтобы сами Советы перестали поддерживать его и сосредоточили полновластие в своих руках.

Если бы Советы взяли власть, то их эсеро-меньшевистское руководство не сумело бы уже вилять, маскироваться, прикрываться словесными обещаниями. Народ сказал бы им: «Раз вы получили власть — выполняйте свои обещания». Но меньшевики и эсеры не могли и не хотели дать народу мир, землю, хлеб. Следовательно, они на деле разоблачили бы себя, а массы на практике убедились бы в предательской роли меньшевиков и эсеров, изжили свои иллюзии, поняли, что только большевистская партия способна осуществить требования народа. Массы мирным путем, через демократическую советскую организацию, отозвали бы из Советов меньшевиков и эсеров, как не оправдавших доверие, и передали руководство большевикам.

Итак, лозунг «Вся власть Советам!» стал ключевым призывом революции.

«Выход один и только один, — говорилось в ленинском «Введении» к резолюциям Апрельской конференции большевистской партии, — переход всей государственной власти в руки Советов рабочих, солдатских, крестьянских и других депутатов по всей России, снизу доверху»^{16}.

…В адрес Временного правительства со всех концов страны летели тревожные телеграммы. Разными были названия губерний, уездов, волостей, деревень, но содержание оставалось неизменным: телеграммы сообщали о борьбе крестьян за землю, об их выступлениях против помещиков.

В Курской губернии крестьяне «произвели нападение» на имение Александровка; в Рязанской — крестьяне отобрали имение князя Трубецкого и управляют им сами; в Тульской — подожжена помещичья усадьба; во Владимирской — запаханы помещичьи земли; в Нижегородской — потравлены; а в Самарской — скошены помещичьи луга; в Казанской — вырублен помещичий лес. Такие сообщения каждый день поступали в Петроград из губерний украинских, поволжских, центральных.

Только за 20 апреля в Главное управление по делам милиции поступили сведения об «аграрных беспорядках» во Владимирской, Екатеринославской, Херсонской, Рязанской, Пензенской, Самарской, Симбирской губерниях, в Области Войска Донского. На Дону, как сообщал губернский комиссар, «представителями волостных и сельских комитетов высылаются, арестовываются помещики, управляющие… захватывается земля, устанавливается произвольная аренда…»^{17}.

Массовое крестьянское движение развернулось в марте и затем нарастало из месяца в месяц. В апреле им было охвачено 174, а в мае уже 236 уездов Европейской России (из 481). Это цифры официальные и потому преуменьшенные.

Помещики распродавали свои земли, бежали в города, с ужасом передавая друг другу слова крестьян: «Прирежьте нам земли, иначе мы вас прирежем».

В мае в стране произошло 259 крестьянских выступлений, в июне —577, в июле — 1122. Эти данные говорят сами за себя, хотя и они далеко не полны. В июле 1917 г. в 43 губерниях из 69 вспыхнули крестьянские волнения.

Писатель К. Паустовский рассказывал о том, как в украинской деревне, куда он приехал летом 1917 г., крестьянин-возница все спрашивал его, не слышно ли, «когда произойдет вселенское разрешение.

— Какое разрешение?

— Чтобы хлеборобам самосильно пановать над землей. А панов и подпанков гнать дрючками под зад к бисовой матери. Говорят, Керенский тому препятствует, шило ему в бок!»^{18}

Этот маленький эпизод ярко отражает настроение крестьян. «Гнать панов и подпанков», брать землю в свои руки — такова была их непреклонная воля. А поскольку Временное правительство препятствовало этому, широкие массы крестьянства все решительнее подымались и против правительства. Они захватывали землю, боролись против помещиков, не дожидаясь «вселенского разрешения».

Временное правительство, без устали твердившее о свободе и демократии, направляло против крестьян, как в царские времена, карательные отряды. «Аграрные беспорядки можно подавить только вооруженной силой, и успешнее всего конными частями, в особенности казачьими, — телеграфировал генерал Е. Ф. Эльснер начальнику штаба Юго-Западного фронта генералу С. А. Маркову. — Прошу Вас предоставить в мое распоряжение для обслуживания (какое слово — «обслуживание» — подобрал бравый генерал, усвоивший демагогическую терминологию соглашателей! — Ю. П.) тылового района по меньшей мере хотя бы два казачьих полка» — так заканчивалась эта телеграмма.

Все политические партии России обрушивались на крестьян за их «самочинные действия», уговаривали их «ждать и надеяться». Наиболее лживой и лицемерной была партия эсеров, называвшая себя выразительницей интересов села. На деле эсеры полностью поддерживали политику буржуазии, всеми силами стремились удержать крестьян от революционных выступлений.

Единственной партией, защищавшей и проводившей в жизнь интересы крестьянства, была большевистская.

В решениях Апрельской конференции большевики потребовали немедленной и полной конфискации всех помещичьих, а также удельных, церковных, кабинетских и прочих земель. Партия заявила, что она твердо выступает за немедленный переход всей земли в руки крестьянства, требует ее национализации. Большевики поддержали действия крестьян, их революционную энергию.

«… Для нас важен революционный почин… — говорил В. И. Ленин. — Если вы будете ждать, пока закон напишется, а сами не разовьете революционной энергии, то у вас не будет ни закона, ни земли»^{19}.

В России более половины всего населения страны составляли представители нерусских национальностей. За кем пойдут миллионы тружеников угнетенных народов, на чью сторону встанут они в решающей схватке — от этого во многом зависела судьба революции. Революция неизбежно должна была вовлечь их в свою орбиту. Без этого она не могла рассчитывать на успех.

Трудящиеся массы угнетенных национальностей начинали понимать, что у них один путь с русскими рабочими и крестьянами — борьба против русской империалистической буржуазии и «своей» контрреволюции.

Множество фактов говорило о растущем сплочении всех трудящихся.

Совет латышских стрелков (он представлял 48 тыс. солдат), избранный в мае, заявил, что «стрелки послали к дьяволу «национальных опекунов», открыто перешли на сторону революции и заняли место в первых рядах революционного пролетариата»^{20}.

Под знаменем единства трудящихся всех национальностей прошли первомайские демонстрации в Ташкенте и других городах Туркестана. С мая на предприятиях Ташкента, Коканда, Намангана, Самарканда, Кагана, Каттакургана развернулось стачечное движение: русские, узбеки, таджики, киргизы вместе отстаивали свои права.

Представители народов Средней Азии, мобилизованные ранее на тыловые работы, стали после Февраля возвращаться домой. В ряде городов и кишлаков они выступали как подлинные пропагандисты революции. На митинге в Намангане тыловые рабочие говорили, что в России «веками сосавший кровь царизм свергнут руками рабочих» и образованы Советы, которые защищают права народа. «Довольно слушать баев, мулл и буржуазию! Мы должны объединиться в Совет!» — восклицали ораторы^{21}.

Временное правительство — достойный преемник царизма — отказывало народам в равноправии.

Бывший генерал-губернатор Туркестана А. Н. Куропаткин в апреле беседовал с Керенским. Не снискавший славы полководца во время русско-японской войны, по преисполненный боевого духа по отношению к народам Средней Азии, Куропаткин был категоричен в своих суждениях: «Не применять полностью принципов равенства, иначе Туркестан пойдет назад». «Туземцам не следует предоставлять… полноту прав». Записав эти слова в своем дневнике, он добавил: «Керенский согласился с моим мнением»^{22}. Этот эпизод весьма красноречиво характеризует позицию Временного правительства. Народные массы видели это. И они все активнее выступали против национально-колониального угнетения, за свободу и равенство.

На пути освободительного движения народов стояла национальная буржуазия, а во многих районах феодальная и родо-племенная верхушка. Националисты стремились захватить руководство борьбой народов за свободу. Они хотели обособления народов, как огня боялись установления единства трудящихся с русским пролетариатом. Мечтая об увековечении эксплуататорского строя, они ненавидели революцию. Эта ненависть вела их к фактическому блоку с великодержавной русской буржуазией, толкала на путь сговора с Временным правительством.

Центральная рада на Украине, Белорусский национальный комитет, «Улема» в Средней Азии, «Алашорда» в Казахстане, армянские дашнаки, азербайджанские мусаватисты, грузинские меньшевики — все они под прикрытием «национального флага» боролись с революцией, предавали интересы своих народов.

Однако на словах они выступали за национальное равноправие, не жалели сил, чтобы показать свою приверженность свободолюбивым идеям. В первое время буржуазным националистам удалось повести за собой известную часть населения национальных районов.

Большевики России усиливали работу среди угнетенных народов, сплачивая их под лозунгом пролетарского интернационализма, поднимая на борьбу против русских и местных эксплуататоров, за национальное и социальное освобождение. Большевистская партия отстаивала право наций на свободное отделение и на образование самостоятельного государства.

«Лишь признание пролетариатом права наций на отделение обеспечивает полную солидарность рабочих разных наций и способствует действительно демократическому сближению наций», — говорилось в резолюции Апрельской конференции по национальному вопросу^{23}.

Революционно-демократическое национальное движение росло и ширилось. Оно расшатывало устои буржуазно-помещичьего строя, приближая победу социалистической революции.

Одним из важнейших участков революционной борьбы была армия, в которой находились миллионы рабочих и крестьян. Солдаты, проникнутые глубокой ненавистью к войне, жаждали ее скорейшего прекращения.

Солдатская масса, состоявшая в подавляющем большинстве из крестьян, с сочувствием следила за борьбой сельских тружеников с помещиками, требовала скорейшего решения вопроса о земле.

Неумолимая действительность заставляла солдат освобождаться от оборонческих иллюзий. Они начинали все яснее понимать, что на их крови и страданиях наживаются толстосумы, что война не нужна народу и она по-прежнему остается империалистической.

Командующие фронтами, съехавшиеся на совещание в мае 1917 г., единодушно признавали, что солдаты не хотят воевать, думают о мире и земле.

Генерал А. А. Брусилов, который командовал тогда Юго-Западным фронтом, рассказывал, что он долго убеждал один из полков, отказывавшийся идти в наступление, Брусилову сказали, что дадут письменный ответ. Через несколько минут перед ним появился плакат: «Мир во что бы то пи стало, долой войну…»

Брусилову вторил командующий Северным фронтом генерал Драгомиров: «Господствующее настроение в армии — жажда мира».

Буржуазия при активной помощи соглашательских партий отчаянно боролась за армию. На фронт выезжали лучшие буржуазные ораторы, для солдат выпускались тучи листовок, 150 армейских газет вели повседневную пропаганду, доказывая необходимость продолжения войны.

Но побеждало слово большевистской правды. Тысячи коммунистов (к июню 1917 г. в армии их было 26 тыс.) развертывали работу среди солдат на всем протяжении фронта — от Балтики до Черного моря, на Кавказе, в тыловых гарнизонах.

Армейские коммунисты были такими же солдатами или младшими офицерами, как миллионы других. Они делили с солдатами все тяготы военной службы, знали их думы и чаяния. В сыром окопе, в безрадостной госпитальной палате, в прокуренной теплушке вели они жаркие и задушевные беседы.

До дыр зачитывали на фронте большевистские газеты— «Правду», «Солдатскую правду», «Окопную правду». Для того чтобы обеспечить выпуск этих газет, солдаты не жалели последней копейки, отдавали медали, обручальные кольца и нательные кресты.

Работой большевиков в армии руководили стойкие ленинцы, талантливые организаторы, бесстрашные революционеры. Во Всероссийское центральное бюро военных организаций входили В. А. Антонов-Овсеенко, М. С. Кедров, Н. В. Крыленко, К. А. Мехоношин, В. И. Невский, Н. И. Подвойский, Е. Ф. Розмирович и др. Видные деятели большевистской партии вели работу непосредственно на фронтах, например на Западном фронте деятельностью большевиков руководили А. Ф. Мясников и М. В. Фрунзе.

Солдаты сплачивались под большевистскими лозунгами, вливались в могучую политическую армию, готовившуюся штурмовать капитал. «В армиях вызревший гнев плавился и вскипал, как вода в роднике, выметываемая глубинными ключами», — писал Михаил Шолохов^{24}.

Во главе революционного движения выступал героический пролетариат России. Рабочие не прекращали упорной стачечной борьбы с капиталистами, шли в первых рядах во время всех политических выступлений, воодушевляли своим революционным примером крестьян и солдат, показывали образцы энергии и инициативы, всемерно повышали свою организованность и укрепляли сплоченность.

Сразу после Февральской революции, с первых дней марта, рабочие ряда фабрик и заводов явочным порядком ввели 8-часовой рабочий день. К этому призывали большевики. В Петрограде одними из первых осуществили эту меру путиловцы, ижорцы, рабочие Металлического, Кабельного, Трубного заводов. 8 марта рабочие московского завода Михельсона (ныне завод им. Владимира Ильича) на общезаводском митинге приняли решение: «Мы вводим 8-часовой рабочий день с 17 марта и требуем от Совета рабочих депутатов вынести резолюцию о его введении, а Временное правительство поставить свой штемпель»^{25}.

Вслед за михельсоновцами ввели 8-часовую смену их соседи с завода Бромлея (ныне — «Красный пролетарий»), 13 марта — рабочие завода «Гужона» (ныне «Серп и молот»). К 18 марта большинство крупных предприятий Басманного и Рогожского районов, треть всех заводов и фабрик Пресни работали по восемь часов в смену.

В марте — апреле на большинстве предприятий России рабочие добились 8-часовой смены, закрепив этот успех при помощи Советов.

В мае 1917 г. во всех концах страны прошли стачки: рабочие требовали улучшения экономического положения. В июне число забастовок увеличилось. Забастовали 20 тыс. рабочих Сормовского завода, за ними начали стачку металлисты Москвы и Московской области. Ожесточенные классовые схватки разыгрывались в Донбассе, Баку, нарастало стачечное движение на Урале, все активнее включались в борьбу железнодорожники Москвы и Петрограда.

Буржуазия оказывала рабочим упорное сопротивление, сама наступала на права рабочего класса, усиливала экономическое давление. Она хотела дезорганизовать пролетариат, ослабить его революционную волю. Локаут — это зловещее слово летом 1917 г. слышалось в рабочих кварталах. Капиталисты закрывали предприятия, выбрасывая рабочих на улицу.

108 заводов было закрыто в мае, 125 — в июне, 206 — в июле. 95 тыс. рабочих потеряли работу. Чего добивалась буржуазия? Об этом с поразительным цинизмом сказал крупнейший промышленник П. Рябушинский. Настанет момент, предсказывал этот миллионер, владелец банков, текстильных и многих иных предприятий, когда «костлявая рука голода и народной нищеты схватит за горло друзей народа, членов разных комитетов и советов».

В этих условиях борьба между пролетариатом и капиталистами становилась все более острой.

Рабочие не ограничивались экономическими требованиями: они выдвигали политические, активно участвовали в деятельности Советов, отстаивали лозунг передачи всей власти Советам.

Быстро восстанавливались закрытые ранее царским правительством профсоюзы, создавались новые профессиональные организации. На Всероссийской конференции профессиональных союзов (конец июня) было представлено 976 союзов, объединявших около полутора миллионов человек. Свыше 400 тыс. человек насчитывал профсоюз металлистов, 240 тыс. — текстильщиков, 128 тыс. — торгово-промышленных служащих.

В деле повышения организованности и сплоченности рабочего класса большое значение имело создание фабрично-заводских комитетов (фабзавкомов). Фабзавкомы — боевые классовые организации пролетариата — стали возникать в дни Февральской революции. Они избирались рабочими предприятия независимо от профессии, т. е. не по профессиональному, а по производственному принципу. Фабзавкомы ведали самыми различными сторонами жизни завода или фабрики, рабочего коллектива. Они осуществляли связи с Советами, занимались вопросами снабжения, введения 8-часового рабочего дня, налаживали охрану предприятий.

30 мая открылась конференция фабзавкомов Петрограда. Эта конференция, писала «Правда», подчеркивая роль рабочей инициативы, «вызвана жизненной необходимостью, она выросла с, низов», она задумана и организована самими рабочими». Конференция избрала Центральный совет фабзавкомов Петрограда, который до октября 1917 г. фактически выполнял функции общероссийского центра.

Под руководством фабзавкомов на заводах проводился рабочий контроль над производством и распределением, наймом и увольнением. Рабочий контроль был введен на казенных и некоторых частнокапиталистических предприятиях Петрограда и Москвы, Урала и Донбасса.

На заводских дворах, пустырях, в тихих переулках можно было слышать слова команды, видеть построенные повзводно группы людей в штатской одежде с винтовками и пистолетами. Шло систематическое обучение отрядов Красной гвардии.

Рабочий класс взял в свои руки оружие. Он учился владеть им, готовясь к решительным схваткам.

В ряды Красной гвардии (на местах она также называлась Рабочей гвардией, рабочей или пролетарской милицей) вставали наиболее стойкие и мужественные представители пролетариата.

Выборгский районный Совет Петрограда опубликовал проект Устава Рабочей гвардии. В нем говорилось:

«Цели: 1. Рабочая гвардия ставит своей задачей:

а) отстаивание с оружием в руках всех завоеваний рабочего класса;

б) охранение жизни, безопасности и имущества всех граждан, без различия пола, возраста и национальности.

Состав: 2. Членом Рабочей гвардии может быть всякий рабочий, работница, состоящие членами социалистической партии или профессионального союза, по рекомендации или выбору общего собрания или мастерской»^{26}. К лету 1917 г. Красная гвардия существовала в большинстве промышленных центров страны.

Москва, завод Михельсона. Отряд Красной гвардии превышает 400 человек. Рабочие в цехах по ночам изготовляют бомбы.

Москва, завод «Поставщик». Замоскворецкий район. В красногвардейском отряде 80 человек.

Петроград, заводы «Старый Лесснер», «Новый Лесснер». В рядах красногвардейцев 500 человек.

Петроград, заводы «Новый Парвиайнен», «Эриксон», «Айваз». До тысячи рабочих вступили в Красную гвардию.

Нижний Новгород. На всех 16 заводах Канавина с 30 тыс. рабочих созданы отряды рабочей милиции.

Орехово-Зуево. Штаб боевых рабочих дружин наладил топографическую работу по изучению города на случай уличных боев. У солдат расположенного неподалеку полка дружинники достали 300 винтовок и 60 тыс. боевых патронов.

Эти сообщения — малая часть огромного числа фактов, свидетельствовавших о том, что Красная гвардия — вооруженная сила пролетариата — существует, растет и крепнет, готовится к боям за победу революции. Дружины Красной гвардии, созданные весной и летом 1917 г., стали надежным ядром тех отрядов, которые осенью с оружием в руках свергали старую власть. На Украине, например, к лету 1917 г. насчитывалось 6,5 тыс. красногвардейцев. А в Октябрьские дни численность Красной гвардии Украины возросла до 30 тыс. человек.

Так по всей России пришли в движение широчайшие народные массы. Революция нарастала повсюду — на фронте и в тылу, в фабрично-заводских центрах и глухих деревнях, в столице и на дальних окраинах. Страна бурлила весенним половодьем.

Казалось, этот разбушевавшийся поток несется неведомо в каком направлении, клокочет и разливается в разные стороны и нет в нем никакого определяющего, направляющего течения. Но у революционного народа была цель, направление и руководство.

Эту цель указала народу Коммунистическая партия, она вела массы вперед, осуществляла руководство, своей титанической работой сплачивала воедино все потоки революции.

За несколько недель после падения царизма численность большевистской партии увеличилась вдвое, превысив к концу апреля 100 тыс. человек, и продолжала быстро расти. Сильная своей сплоченностью и организованностью, вооруженная живой и развивающейся теорией марксизма-ленинизма, беззаветно преданная делу коммунизма, партия была направляющей и организующей силой революции.

Ядро партии составляли революционеры-подпольщики, на протяжении многих лет героически боровшиеся с царизмом, сражавшиеся на баррикадах пятого года, те, кто вел массы на свержение самодержавия в Февральские дни.

Ряды партии, вобравшие цвет народа, непрерывно пополнялись передовыми рабочими, солдатами, лучшими представителями беднейшего крестьянства и интеллигенции.

Это от их имени вдохновенно писал В. Маяковский:

Среди руководящих работников партии были замечательные революционеры, прошедшие ленинскую школу.

Кто не слышал имени «рыцаря революции» Феликса Эдмундовича Дзержинского? Всю свою революционную страсть, недюжинные способности он до конца отдал делу освобождения трудящихся.

Одним из крупнейших деятелей партии был Яков Михайлович Свердлов, которого В. И. Ленин называл пролетарским вождем, больше всего сделавшим для организации победы рабочего класса.

Рабочие Питера хорошо знали невысокого человека с небольшой бородкой клинышком, с внимательным взглядом из-под очков в стальной оправе. Михаил Иванович Калинин, тверской крестьянин, ставший рабочим и профессиональным революционером, активный участник Февральского восстания, всегда находился в гуще народа.

Андрею Сергеевичу Бубнову исполнилось в 1917 г. 34 года. Но он был уже «старым» коммунистом с 14-летним партийным стажем. Эти годы он отдал партийной работе в Иваново-Вознесенске (Иванове), Москве, Нижнем Новгороде (Горьком), Петербурге, Самаре (Куйбышеве) и других городах.

После Февральской революции все более заметную роль в руководстве партией играл Иосиф Виссарионович Сталин.

Неутомимыми борцами за ленинскую линию были сын донецкого железнодорожника луганский рабочий член РСДРП с 1903 г. Климент Ефремович Ворошилов; пламенный оратор, человек кипучей энергии Сергей Миронович Киров; любимец солдат, прапорщик, ставший после Октября первым советским Верховным главнокомандующим, Николай Васильевич Крыленко; блестящий организатор Валериан Владимирович Куйбышев; герой первой русской революции, дважды приговаривавшийся царскими властями к смертной казни, Михаил Васильевич Фрунзе.

В архивах царской полиции сохранились фотографии молодого революционера с красивым тонким лицом, обрамленным пышной, вьющейся шевелюрой. По этапам и тюрьмам пронес Григорий Константинович Орджоникидзе (Серго) свою веру в победу социализма, закалив в борьбе волю большевика.

Среди видных деятелей партии были бесстрашные революционерки Александра Михайловна Коллонтай, Надежда Константиновна Крупская, Розалия Самойловна Землячка, Елена Дмитриевна Стасова и др.

Страстный трибун, любимец рабочих Закавказья Степан Георгиевич Шаумян; рабочий-металлист, член IV Государственной думы Григорий Иванович Петровский; рабочий-токарь Станислав Викентьевич Косиор; всесторонне одаренный человек, обладавший редкостной эрудицией, Анатолий Васильевич Луначарский; блестящий публицист Михаил Степанович Ольминский; видный литератор, историк и экономист Иван Иванович Скворцов-Степанов; старейшие члены партии Петр Гермогенович Смидович и Емельян Михайлович Ярославский — это лишь небольшая часть замечательной когорты руководителей Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков), командиров ленинской большевистской гвардии, представителей различных народов России.

Они ковали победу под руководством величайшего деятеля всех времен и народов, гениального стратега социалистической революции, мудрого теоретика марксизма, вождя угнетенных Владимира Ильича Ленина. Ни одна страна мира не имела такой блистательной плеяды выдающихся представителей эпохи — глубоких мыслителей, великолепных организаторов, дерзновенно смелых и дальновидных людей. Они отдали свой талант делу революции, а революция создала небывалые возможности для полного раскрытия их способностей. В силе восходящего класса — пролетариата — они черпали свою силу, уверенность в будущем.

Американский журналист, свидетель Октября Альберт Рис Вильямс, возвратившись в США, говорил в феврале 1919 г.: «Основные характерные черты большевистской интеллигенции — это ее неиссякаемая вера в народ, в то, что освобождение рабочего класса может прийти только от самого рабочего класса, а не от какой-то схемы, созданной в чьем-то воображении».

Видные деятели были и в рядах враждебного лагеря. Неправильно представлять всех противников революции людьми бездарными, тупыми.

Но они защищали обреченное дело, вставали на службу классам отживавшим, уходившим с исторической сцены. Классовый эгоизм лишил их возможности глубоко оценить создавшееся в России положение, понять социальную сущность происходивших событий, определить перспективы и пути исторического развития страны. Только тот, кто пошел в одном строю с народом, революцией, оказался на уровне требований истории. Те же, кто попытался встать на пути революции, были сметены с дороги ее грозной лавиной.

Революционное движение нарастало. В него включались новые миллионы трудящихся. Широчайшие народные массы поднимались на борьбу за свое освобождение. Это была подлинно народная революция, небывалая по своему размаху и глубине. Ничто не могло остановить ее могучего потока.

Буржуазные фальсификаторы не устают твердить о том, что социалистическая революция в России явилась якобы делом небольшой кучки заговорщиков-коммунистов. Нет ничего более далекого от правды! Да, коммунисты были во главе масс и организующей силой революции. Но коммунисты вели за собой народ, потому что шли вместе с ним, выражали его волю, их мощь была в мощи народа.

По своему характеру Коммунистическая партия в корне отличалась от всех других партий. Это обстоятельство подметил Альберт Рис Вильямс, который говорил о большевиках в уже упоминавшемся выступлении: «Неправильно утверждать, будто это политическая партия, пользующаяся доверием народа и понимающая народ. Она — часть класса трудящихся. Она — авангард передовых рабочих России».

В это время на политической арене выступало много партий. Интересы финансово-промышленной буржуазии защищала так называемая конституционно-демократическая партия (кадеты). Кадеты пользовались влиянием среди верхушки буржуазной интеллигенции, части учащейся молодежи и офицерства. Среди кадетских лидеров выделялись профессор истории П. Н. Милюков, врач А. И. Шингарев, глава первого состава Временного правительства князь Г. Е. Львов. Еще правее кадетов стояли октябристы, выражавшие интересы обуржуазившихся помещиков и крупной буржуазии. Лидером октябристов был крупный московский промышленник А. И. Гучков. И кадеты и октябристы выступали за продолжение войны с Германией, боролись против 8-часового рабочего дня и передачи крестьянам помещичьих земель. Первоначально немалую популярность приобрели мелкобуржуазные партии — эсеры (социалисты-революционеры)[4] и социал-демократы меньшевики[5]. Они не скупясь раздавали народу обещания, выступали в роли народных защитников. Но каждый день революции приносил новые доказательства их подлинной сущности, разоблачал их антинародные позиции.

Все действия меньшевиков и эсеров определялись тем, что они считали невозможным осуществление в России социалистической революции. Раз революция может быть только буржуазной, значит, и власть должна быть только буржуазной и необходимо соглашение с буржуазией. «Власть, идущая на смену царизму, должна быть только буржуазной», — говорил Н. Н. Суханов, считавшийся тогда одним из самых левых меньшевиков. Западный историк У. Моссе не без иронии назвал меньшевиков и эсеров «революционерами без желания». Отсюда и место эсеро-меньшевиков в новой расстановке политических сил, которую предельно четко определил В. И. Ленин: «Кадеты заняли место монархии, — писал он. — Церетели и Черновы заняли место кадетов. Пролетарская демократия заняла место действительно революционной демократии»^{27}.

По мере развития событий происходило как бы отчуждение эсеров и меньшевиков от масс, от революции.

Красивые слова, посулы буржуазных и мелкобуржуазных «демократов» уже не производили на трудящихся такого впечатления, как в первые дни революции. Рабочие, солдаты, крестьяне все больше убеждались в том, что слова соглашателей противоречат их делам, что обещаниям нельзя верить. Вот один из примеров. В мае 1917 г. меньшевики и эсеры решили провести митинг на крупнейшем предприятии Петрограда — Путилов-ском заводе. Еще недавно они пользовались известным влиянием среди части рабочих. Но это влияние изо дня в день падало. И вот 12 мая на завод прибыли «тузы» соглашателей — эсеры Чернов и Авксентьев, меньшевики Грибков и Вайсберг.

Свыше 25 тыс. рабочих собрались во дворе у прокатных мастерских, сидели на крышах, вагонах и платформах, стоявших на железнодорожных путях, проходивших мимо трибуны.

Выступил глава партии эсеров В. М. Чернов, только что ставший министром земледелия во Временном правительстве. Он критиковал большевиков, говорил о свободе, мире, но дальше общих фраз и неопределенных обещаний не шел.

Чернов стал упрекать рабочих за «чрезмерные» требования к правительству. «Чем больше оно заботится о вас, тем больше требований вы к нему предъявляете!» — восклицал он, сравнивая рабочих с жадной старухой из «Сказки о рыбаке и рыбке».

«Чернова сперва слушали внимательно, — рассказывается в «Истории Путиловского завода». — Но постепенно у слушателей стало накипать раздражение. От оратора ждали ясных ответов на вопросы о земле, о войне, а он вертелся все вокруг да около, отделываясь пустыми речами. Путиловцы не могли уже сдержаться. Прорывались выкрики:

— Когда землю крестьянам дадите?

— Долой войну!

Все более резкие реплики неслись отовсюду, сливаясь в один гул.

Молодежь затянула бесконечную песню: «День пройдет, настанет вечер, а за ним наступит ночь. Ночь пройдет, настанет утро, а за ним наступит день. День пройдет…»^{28}

Чернов был вынужден с позором ретироваться. Такая же участь постигла и других соглашателей. Видному эсеру, председателю Исполкома Совета крестьянских депутатов Авксентьеву рабочие не дали говорить.

Но вот на трибуне В. И. Ленин. Его выступление встретили с огромным энтузиазмом. Владимир Ильич говорил просто и конкретно о том, что волновало и было понятно каждому рабочему. Ленин говорил о практических путях решения наболевших вопросов, и всем становилось ясно, что избавления не принесет никто — его можно добиться только своими руками. Вождь призывал к решительной борьбе за мир, хлеб, рабочий контроль. Выход один — добиваться перехода власти в руки Советов, самим решать свою судьбу.

И потому такой шквал приветствий и аплодисментов, криков одобрения и поддержки пронесся по заводскому двору.

— Мы напишем на нашем знамени: «Ленин», «Да здравствует Ленин!» — заявляли рабочие, выступавшие вслед за вождем.

После митинга многие путиловцы, еще состоявшие в рядах эсеров и меньшевиков, подали заявления о выходе из этих партий.

Старик рабочий Д. Белоусов заявил эсерам: «Ленин меня просветил. Вы, стало быть, меня, старика, обманом вовлекли. Вы народ обманываете — уйду от вас».

Жизнь, действительность сурово и неумолимо приводили массы к пониманию истинных целей буржуазных и мелкобуржуазных партий. Революция шла вперед вопреки усилиям соглашателей, оставляя их за бортом истории.

Символичным в этом отношении является пример, приводимый К. Паустовским.

В Москве, с балкона дома, где ныне находится Моссовет, выступал французский социалист Альбер Тома. Его горячие призывы к войне до победного конца вызвали неодобрение слушателей, главным образом солдат и жителей московских окраин… В толпе послышался гул, раздались крики: «Позор!», «Долой!». На смену Тома вышел бельгийский социалист Вандервельде. Толпа стала быстро редеть. Вандервельде говорил о том же, что и Тома. Он взывал к верности «священному военному союзу».

«Со стороны Страстного монастыря донеслась музыка. Она все усиливалась, гремела:

По Тверской приближались колонны рабочих с Пресни. Кумачовые полотнища плыли мимо Вандервельде: «Мир хижинам, война дворцам!», «Вся власть Советам!», «Долой войну!».

Вандервельде еще несколько минут пошевелил губами, потом сложил листки со своими записями и медленно ушел, опираясь вместо трости на туго свернутый зонтик в шелковом чехле.

Из рабочих колонн его не заметили. Колонны пели: