В 1956 году джазовым миром правили бибоп, хард-боп и кул-джаз. К середине 50-х большой оркестр стал совсем уж явным анахронизмом. Оркестр Дюка Эллингтона, из которого один за другим уходили ключевые фигуры, конечно, никто со счетов не сбрасывал, но эти ребята считались заслуженными ветеранами, хоть и мастеровитыми, но катастрофически не соответствующими духу времени. За что и подвергались постоянным нападкам критики. Тем не менее Дюк не спешил расставаться со своими музыкантами. Он катался в европейские турне в начале десятилетия, но основная часть его доходов состояла из авторских отчислений от старых композиций 20-х и 30-х годов. На момент джаз-фестиваля в Ньюпорте 1956 года у него не было даже контракта на запись. Это была критическая точка в карьере, можно сказать — последний шанс. И Дюк Эллингтон им воспользовался.
В то время джазовые фестивали были модной новинкой, на них собиралась праздная публика, чтобы весело провести время и заодно послушать приличную музыку — в отличие от входящего в моду, нахального и шумного рок-н-ролла. В статье в журнале Time за 16 июля 1956 года сказано: «Летом 1956 года по всем США люди чувствуют себя так, словно они на каникулах. Никогда до этого нация не была столь процветающей, никогда до этого зарплаты не были столь высоки, а предприятия — столь прибыльными». Именно такие расслабленные, уверенные в завтрашнем дне люди собрались 7 июля 1956 года на джазовом фестивале в курортном Ньюпорте, который с 1954 года проходил ежегодно в штате Род-Айленд и транслировался по радио «Голос Америки». По сравнению с современными фестивалями публика тогда вела себя чинно и уравновешенно: ничто не предвещало такого накала страстей, который случился во время выступления оркестра Дюка Эллингтона.
Сам Дюк тоже не ожидал ничего особенного — довольно рядовое выступление. В тот день его оркестр должен был открывать концерт и под конец завершать всю программу. Короткий первый сет был представлен публике в 8.30 вечера и включал в себя The Star Spangled Banner, Black And Tan Fantasy и Tea For Two. Это была чистая формальность: нескольких музыкантов даже не было на сцене — их не смогли найти к началу шоу. После выступлений других артистов оркестр появился перед зрителями снова — было примерно 11 вечера, уставшие люди потянулись от сцены, и музыканты чаще могли видеть спины, чем заинтересованные лица. Устроители фестиваля попросили Эллингтона играть свинг, а заумные сюиты оставить для Карнеги-Холл, но руководитель оркестра подготовил к мероприятию специальную «Фестивальную сюиту» из трех частей.
Все началось со старого хита Take The ‘A’ Train, после чего последовала новая трехчастная сюита, сочиненная Дюком и его соавтором Билли Стрейхорном: Festival Junction, Blues То Be There и Newport Up. Предполагалось, что сюита произведет какое-нибудь подобие фурора, но этого не случилось, реакция слушателей была сдержанной. Вечер продолжился Sophisticated Lady с участием баритон-саксофониста Гарри Карни и Day In, Day Out. Как позже выяснилось, это было затишье перед бурей. Дюк объявил, что сейчас будет исполнено «что-то из нашего старенького из 1938 года»: пара блюзов, Diminuendo In Blue и Crescendo In Blue, объединенных импровизированной частью в исполнении тенор-саксофониста Пола Гонзалвеса. Эта импровизация стала не только переломным моментом в карьере Эллингтона, но и поворотной точкой в развитии джаза.
Эти две пьесы сами по себе — эксперимент. Они вышли на двух сторонах пластинки в семьдесят восемь оборотов в минуту, что в 1937 году выглядело небывалой новацией: джазовая пьеса из двух частей, которой тесно в рамках стандартной пластинки. За несколько лет до Ньюпорта Дюк Эллингтон уже экспериментировал с ними: в Карнеги-Холл в 1940 году два блюза объединялись бессловесным вокальным пассажем. На этот раз он решил использовать для связки саксофонное соло, передав его Гонзалвесу. Тот уже играл соло в этом месте ранее, но оно, как правило, не было слишком продолжительным. Здесь же Эллингтон велел ему дуть в свой инструмент до тех пор, пока он чувствует кураж, и обещал поддержать. После двух фортепианных квадратов завершения Diminuendo In Blue наступил подходящий момент для саксофонной импровизации, и Пол Гонзалвес ушел в отрыв.
Вооруженный своим саксофоном «Селмер» с железным мундштуком, Гонзалвес с закрытыми глазами достаточно просто, но вдохновенно играл двадцать семь квадратов, около шести минут. Его поддерживали барабанщик Сэм Вудьярд и сам Эллингтон, который лишь пунктирно брал аккорды на фортепиано и периодически подбадривал солиста криками. Произошло чудо — во время соло толпа вдруг поднялась на ноги. Раздались хлопки и выкрики, а через минуту весь зал буквально ревел от восторга. Те, кто собирался уходить, вернулись на свои места, завороженные музыкой. Уравновешенные слушатели вдруг начали плясать в проходах — последовав примеру красавицы блондинки в черном вечернем платье, по имени Элейн Андерсон, которая первой почувствовала заряд невероятного соло и вскочила на ноги.
За кулисами сидел Джо Джонс — барабанщик оркестра Каунта Бейси, он читал газету и отпускал шуточки. Увидев реакцию публики, Джонс показал оркестрантам большой палец, потом скрутил газету и сам начал колотить ею по коленке. Когда соло закончилось, Гонзалвес едва стоял на ногах и улыбался, пот стекал с него ручьем (в будущих выступлениях его соло удлинится до шестидесяти квадратов!). Эллингтон сыграл импровизацию на фортепиано в течение еще двух квадратов, и весь оркестр перешел к Crescendo In Blue, завершив выступление высокими нотами трубача Кэта Андерсона. Две пьесы почти двадцатилетней давности произвели невероятный эффект.
Публика ходила ходуном. Дюк успокоил толпу, объявив: «Если вы слышали о саксофоне, то вы слышали о Джонни Ходжесе». После этого самый известный саксофонист оркестра, к вящему восторгу слушателей, сыграл два своих самых известных номера: I Got It Bad (and That Ain’t Good) и Jeep’s Blues. Толпа отказалась расходиться, и Дюк позвал Рэя Нэнса спеть Tulip Or Turnip. Организаторы фестиваля почувствовали, что мероприятие выходит из-под их контроля, и попытались приостановить концерт, который шел уже своим чередом, но наткнулись на яростное сопротивление публики, не желавшей отпускать оркестр со сцены. Время было под час ночи, но крики и свист не смолкали — все хотели еще и еще свинга.
Дюк сказал импресарио Джорджу Уэйну, что он собирается закончить шоу и хотел бы поблагодарить зрителей, но, подойдя к микрофону и подождав, пока крики стихнут, объявил, что у него есть «заявка на игру Сэма Вудьярда в Skin Deep» — этот номер был написан бывшим барабанщиком Эллингтона Луисом Беллсоном. Барабанное соло было последним номером программы, а потом лидер оркестра попрощался с публикой под Moon Indigo. В своем прощальном слове он поблагодарил слушателей за «тот прекрасный способ, которым вы вдохновили нас в этот вечер». Волшебный вечер завершился фирменным заявлением Эллингтона: «Вы очень красивые, очень милые, и мы вас безумно любим!»
Зрители в ответ совершенно искренне полюбили Дюка Эллингтона и его музыкантов: все в тот вечер чувствовали, что присутствуют на историческом событии. Казалось бы, давно списанный со счетов оркестровый свинг вновь доказал свою жизнеспособность, слушатели — и даже критики — снова в него поверили. Один-единственный концерт (можно даже сказать, одно-единственное соло) спровоцировал новое увлечение джазом во всем мире, и двери звукозаписывающих компаний вновь открылись для «старичков» вроде Луи Армстронга и Дюка Эллингтона, которые за пять лет до этого словно отстали от времени.
Своим появлением на сцене Ньюпорта-56 Дюк Эллингтон придал своей карьере второе дыхание. Сам он говорил: «Я родился на джаз-фестивале в Ньюпорте». Фирма Columbia Records записала концерт, скоро вышел и соответствующий альбом, ставший для Эллингтона бестселлером (впрочем, запись была изрядно подчищена в студии). 20 августа 1956 года «виновник торжества» очутился на обложке журнала Time и с тех пор пользовался неизменной славой до конца своих дней. Эллингтон, который не менялся вслед за модой из гордости, теперь без проблем сотрудничал с различными музыкантами, представляющими разные формы джаза, и в следующее десятилетие записал некоторые из своих лучших работ.
Послушать
Duke Ellington. Ellington At Newport 1956: Complete (1999)
Columbia/Legacy
На волне успеха фирма Columbia быстро выпустила концертный альбом, но тут не обошлось без обмана: концертного материала там было меньше половины! Дюк Эллингтон решил, что в выступлении было слишком много ошибок, так что оркестр через пару дней после фестиваля записал часть музыки в студийных условиях, а продюсер Джордж Авакян объединил студийные наработки с частями концертного варианта. Специально наложенные аплодисменты были призваны скрыть тот факт, что Пол Гонзалвес играл не в тот микрофон и вообще местами был не слышен на записи (повторять свое соло в студии он наотрез отказался). К счастью, в 1996 году в архивах «Голоса Америки» была обнаружена другая запись, и на переиздании 1999 года с помощью цифровых технологий пленка с «Голоса Америки» и запись Columbia Records были объединены. Появилась подлинная стереозапись самого знаменитого концерта Дюка Эллингтона за последние полвека, и на этот раз соло Гонзалвеса слышно отчетливо, как и подлинные крики радостной публики. Студийные записи представлены здесь отдельно, что совершенно справедливо.