Великие джазовые музыканты. 100 историй о музыке, покорившей мир

Польский джаз: свингующая Варшава

В 1966 году известный немецкий писатель, продюсер и популяризатор джаза Иоахим-Эрнст Берендт снял для германского телевидения музыкальный фильм Jazz Aus Роlen. В этом сорокаминутном черно-белом обзоре можно увидеть живые выступления всех ключевых фигур польской джазовой сцены — еще совсем молодых, но уже мастеровитых и техничных. Саксофонист Збигнев Намысловский, в белой рубашке с галстуком, и трубач Томаш Станько дают жару, группа Анджея Тшасковского исполняет джазовую вариацию народной польской песни «Хмель», Кшиштоф Комеда и «польский Чарли Паркер» Ян Пташин Врублевский рассказывают о себе, состав Кшиштофа Садовского играет босанову. К этому времени польский джаз переживал период своего расцвета в рамках построения «социализма с человеческим лицом».

Джаз проник в Польшу еще в 20-х годах: первым играть в Варшаве американскую музыку начал The Karasinski & Kataszek Jazz-Tango Orchestra (через десять лет этот коллектив даже гастролировал по Европе и Ближнему Востоку!). В 30-х годах свинг игрался в ресторанах Варшавы, Кракова и Познани, а в 1934 году в варшавском оперном театре дали оперу «Джаз-бэнд, негр и женщина» — за четыре года до выхода оркестра Бенни Гудмена на сцену Карнеги-Холл! Бум джаза в Польше начался после того, как нацисты пришли к власти в Германии и еврейские музыканты начали искать спасения в соседних странах. Самым знаменитым трубачом Польши мог считаться берлинский еврей Эдди Рознер, которого впоследствии ждала участь самого высокооплачиваемого музыканта СССР, а позже — заключенного ГУЛАГа.

Когда после войны Польша вступила в социалистический блок, для джаза начался «период катакомб»: советская власть не одобряла заигрываний с американской музыкой. Джаз больше не крутили по радио, но «запретный плод» зрел в подполье и привлекал к себе большую аудиторию. Интерес к джазу и посещение тайных джазовых концертов считались признаками нонконформизма и независимой жизненной позиции. На пустынном музыкальном ландшафте доминировала группа Melomani: ее состав часто менялся, многие будущие корифеи польского джаза прошли через этот коллектив. Техника у ребят пока была слабая, репертуар старомодный (регтаймы, древние блюзы, диксиленд). В Западной Европе или США номер бы не сработал, но в Польше все шло на ура.

На помощь пришли «вражеские голоса». Польские (да и советские) поклонники джаза с упоением слушали по «Голосу Америки» часовые джазовые программы Уиллиса Коновера. Радиоведущий не был особенно знаменит у себя на родине, но по эту сторону железного занавеса стал подлинной легендой среди любителей джаза. Звучный голос Коновера (во время поездки в Москву водитель такси узнал его по голосу!) хоть как-то компенсировал изоляцию Восточного блока от западных записей, нот и публикаций. Позывные его программы олицетворяли борьбу с партийной скукой и долгожданную открытость миру; сам он говорил: «Когда я впервые посетил Польшу, я был не готов к тому, что польские музыканты играют на таком высоком уровне!»

«Оттепель» пришла после смерти Сталина. Стало можно слушать джаз по радио, говорить о джазе, писать о джазе — и даже иногда играть джаз: в 1954 году в Кракове состоялся легальный джазовый фестиваль, а в 1956 году — в Сопоте. Саксофонист Ян Пташин Врублевский рассказывал: «В то время мы и не мечтали о джазовом фестивале. Событие совершенно шокировало нас. Десятки тысяч людей со всей Польши приехали в Сопот на фестиваль. Невероятная, фантастическая вечеринка продолжалась 24 часа в сутки. Свободные люди были везде: на улицах, на пристани Сопота, на пляжах». В феврале 1956 года вышел в свет первый номер ежемесячного журнала Jazz — единственного на всю Восточную Европу джазового издания: некоторые иностранцы даже начали специально изучать польский язык, чтобы читать этот авторитетный журнал.

Стараниями отважного писателя Леопольда Тырманда, который не скрывал своего антикоммунизма, в Варшаве возник фестиваль The Jazz Jamboree, который ежегодно проходит и сегодня, — это один из старейших в Европе джазовых форумов. Тырманд говорил: «Джаз цементировал и служил символом социальным кругам, которые возникали спонтанно через естественный отбор и исходя из собственного выбора людей». Эти «круги» в 1958 году с восторгом встретили в Польше пианиста Дейва Брубека, который открыл для Восточной Европы современный кул-джаз. У польских музыкантов раскрылись глаза — начала формироваться аутентичная польская джазовая сцена, любители становились профессионалами.

Из-за нехватки кадров (особенно в Польше не хватало барабанщиков и контрабасистов) один и тот же музыкант мог играть сразу в нескольких группах — в разных стилистиках. Весьма органично в Польше прижилась традиция жизнерадостного «новоорлеанского» диксиленда с его эстетикой колесных пароходов. Другие обратились к доступным теперь записям мастеров бибопа и хард-бопа. Третьи ударились в авангард. Традиционно сильное в Польше влияние классической музыки вылилось в такой феномен, как многочисленные джазовые интерпретации произведений Фридерика Шопена (который, кстати, сам был не прочь импровизировать). Начало традиции было положено вокальной группой NOVI Singers, записавшей джазовые версии композиций Шопена еще в 70-х годах.

Местные музыканты показали свою высокую конкурентоспособность и в 60-х и 70-х годах превратили польский джаз в статью экспорта. Пластинки знаменитой серии Polish Jazz лейбла Polskie Nagrania-Muza с 1964 года слушал весь мир: за три десятилетия их вышло семьдесят шесть штук, это самая продолжительная в мире серия джазовых записей из одной страны, живое наследие польского джаза. В Советском Союзе эти пластинки были на вес золота, хотя и продавались относительно свободно — и служили предвестниками идеологических послаблений. В то время шутили: «Что такое секс по-русски? Это когда пятнадцать русских собираются послушать поляка, который видел секс по-шведски!»

Польские музыканты покорили и западных экспертов. Американский критик Майкл Киф писал: «Для нации с таким бурным недавним прошлым трудно предположить, что эти экстраординарные музыканты посвятили себя музыке по любой другой причине, кроме любви к джазу. Я сомневаюсь, что они могли бы даже скудно обеспечить себя с помощью этой музыки, которая удивительна тем, что музыканты вкладывают в эту художественную форму столько сердца и души, а также юмора, красоты, власти, самоанализа. Я предполагаю, главное — красота; это самая красивая музыка в мире. Это — чистый джаз, и Америка сама не знает, чего она лишается. Польский джаз мог сделать джаз снова популярным в Америке, если бы только у американцев был шанс услышать его».

Американский автор Джим Фузелли писал о пианисте Адаме Маковиче в Wall Street Journal: «Адам Макович получил высокую оценку от Бенни Гудмена, чествовался в джазовых статьях по всей Европе в качестве гения. Огненный стиль мистера Маковича, фирменные гармонии и быстрая фразировка правой рукой делают его заслуживающим еще большую похвалу, чем он получил». Саксофонист Збигнев Намысловский получил похожие отзывы. Ведущий самой популярной в Польше американской джазовой передачи Уиллис Коновер писал: «Намысловский чтит три традиции: джазовую, польскую и свою собственную. Любой, кто его игнорирует, теряет из виду уникальный творческий источник XX века. Намысловский — это гигант!»

В польском джазе не найти более значимой и легендарной фигуры, чем пианист Кшиштов Трчинский-Комеда. В основном он прославился музыкой к фильмам: сочинения Комеды сопровождают десятки фильмов, включая шедевры Романа Полански и Анджея Вайды. Его музыку играют многие мировые оркестры, а записи ценятся наравне с шедеврами классиков джаза. К сожалению, жизнь Кшиштофа Комеды оборвалась трагически: в декабре 1968 года он неудачно упал, когда шел домой с вечеринки в Лос-Анджелесе (он работал над музыкой к «Ребенку Розмари»), и из-за повреждения мозга умер 23 апреля 1969 года в Варшаве, не приходя в сознание. Великий поляк не дожил до 38-летия всего несколько дней.

Из групп Кшиштова Комеды вышли многие именитые музыканты, и самый-самый важный, успешный и творчески активный из них — трубач Томаш Станько с его хриплым, эмоциональным и похожим на человеческий голос звуком трубы. Еще в 1962 году он образовал The Jazz Darings, который Иоахим-Эрнст Берендт назвал «первым европейским фри-джазовым составом». Квинтет Томаша Станько достиг культового статуса в Европе в начале 70-х годов (десятиминутная стоячая овация на Берлинском джазовом фестивале!), и сегодня этот музыкант — мировая легенда наравне с такими американскими живыми классиками, как саксофонисты Уэйн Шортер и Сонни Роллинс.

Осенью 1983 года в зале Конгресса в Варшаве (обычном месте для массовых партийных сборищ) выступил Майлз Дэвис. Возможно, это был величайший джазовый концерт в Польше. Майлз Дэвис, по обыкновению, играл спиной к залу. Но все высокомерие заезжей звезды испарилось после трех вызовов на бис. Майлз Дэвис писал: «Это турне было чем-то особенным, потому что люди были совершенно счастливы видеть меня, и они по-настоящему воспринимали мою музыку. Нам даже не нужно было проходить через таможню. На всех служащих были значки «Мы хотим Майлза». Меня поселили в лучшем варшавском отеле и обращались как с королем. Когда я отыграл мой концерт, мне устроили овацию, публика поднялась с мест и скандировала, что желает мне прожить сотню лет. Господи, это было нечто!»

Послушать

Krzysztof Komeda. Astigmatic (1965)

Polskie Nagrania-Muza

Режиссеры из знаменитой киношколы в Лодзи очень любили дополнять свои фильмы джазовыми звуковыми дорожками, а главным поставщиком таковых был композитор и визионер Кшиштов Комеда. Все его джазовые и/или кинематографические альбомы по-своему интересны (хотя он считается довольно средним пианистом и импровизатором), но знаменитый Astigmatic и вовсе уверенно стоит в ряду самых значимых пластинок всех времен. Диск был выпущен в 1965 году, когда европейский (и польский, в частности) джаз еще едва-едва расправил крылья, но эта изобретательная музыка дала фору даже американскому джазу: двадцатиминутная заглавная сюита из сложных инструментальных диалогов — это был колоссальный прорыв, с какой стороны ни посмотри. Кроме того, на Astigmatic можно найти композицию «Котята» из датского фильма с удивительной игрой трубача Томаша Станько и медитативный финал Svantetic, посвященный шведскому поэту Сванте Форстеру, где блистает саксофонист Збигнев Намысловский. Звезды польского джаза — в основополагающем джазовом творении.