Великие полководцы и их битвы

КУЛИКОВСКАЯ БИТВА (8 сентября 1380 г.)

В конце XIV в. усилился процесс распада Монгольской империи. В 1370 г. Большая орда распалась на 7 независимых владений. Одновременно началось объединение русских земель, бывших в вассальной зависимости от Монгольской империи, объединение было обусловлено рядом объективных причин. На указанных территориях шло складывание великорусского этноса. Инициаторами объединения стали несколько крупных экономических, политических и духовных центров, между которыми шла борьба за лидерство. Наиболее сильными считались Тверь и Москва.

Параллельно шёл процесс объединения западнорусских земель в рамках ориентированного на Запад русско-литовского государства. Чернигов, Киев, Новгород-Северский, Трубчевск, Путивль и Курск были заняты литовским князем Ольгердом. В 1368 и 1372 гг. он в союзе с Тверью нападал на московские земли. «Такого зла и от татар не бывало», — считали очевидцы военных действий с московской стороны. Постоянно конфликтуя с Москвой, русско-литовское государство вынуждено было вести войну на два фронта, поскольку имело постоянного непримиримого врага в лице Тевтонского ордена.

С 1360-х гг. на правом берегу Волги во главе подвластных монголам народов, потомков половцев, алан, язов, косогов и крымских готов, стал темник Мамай, создавший самостоятельное царство. Он начал борьбу с законным главою обитавшей в Сибири Синей орды, чингизидом Тохтамышем, который пытался объединить развалившиеся орды. Претендуя на господство над всей территорией Северо-Восточной Руси, Мамай в 1371 г. послал московскому князю Дмитрию Ивановичу ярлык на великое княжение, т.е. признал его старшим среди всех подвластных монголам русских князей.

Дмитрий Иванович использовал свои великокняжеские права для усиления Московского государства, с 1374 г. он вступил в открытый конфликт с тем же Мамаем и с русско-литовским государством. В результате вызрела большая война Московского государства против Орды и Литвы.

В 1380 г. Мамай подготовил поход на Москву, который принципиально отличался от предыдущих набегов. Отсутствие на протяжении длительного времени внутренних войн на территориях Монгольской империи привело к относительному перенаселению народов в степи. Сама жизнь толкала Мамая захватить русские земли, разделить между своими подданными-степняками, превратить часть кочевников в постоянных хозяев над оседлым славянским населением Московского государства.

Союзником Мамая выступил литовский князь Ягайло, желавший принять участие в разделе северо-восточных русских земель. В мае 1380 г. он установил мир с Орденом и двинулся с освободившимися силами через Киев, Чернигов и Северские земли навстречу Мамаю, планируя соединиться на р. Оке и вместе идти на Москву. Однако русско-литовское государство не было достаточно сильно и едино в борьбе с Дмитрием Ивановичем. Братья князя Ягайло со своими войсками открыто выступили на стороне Москвы.

Особняком стоит вопрос о позиции рязанского князя Олега, который противился подчинению Москве и долгое время считался врагом Дмитрия, таким же, как Мамай и Ягайло. Ряд исследователей полагает, что Рязань заняла двойственную позицию, признавая зависимость от Мамая, но в критические минуты подыгрывая Москве. Именно Олег Рязанский сообщил Дмитрию о готовящемся походе Мамая на Москву.

И дипломатическая разведка и поиски московских пограничников в степи подтвердили, что Мамай в союзе с Ягайло и Олегом Рязанским готовит поход и ждёт осени, чтобы тогда соединить свои силы. Оценив ситуацию, Дмитрий Иванович решил упредить Мамая и начал сбор войск. Подвластным Москве территориям и союзным князьям было велено собрать войска к 15 августа в Коломне на реке Оке, на границе между Московским и Рязанским княжествами. Московские войска самого Дмитрия подошли к Коломне 26 августа.

В собравшемся войске были представители почти всех земель Северо-Восточной Руси. Подошли войска из Твери, которая постоянно соперничала с Москвой. Не было полков из Смоленска, Нижнего Новгорода, Рязани. Позже, уже на марше по Рязанщине, Дмитрия догнали псковские и брянские полки литовских князей Ольгердовичей, братьев Ягайло.

Собравшиеся силы современники оценивали по-разному. Летописцы говорили о рати в 150–200 тыс. Более поздние исследователи (Е.А. Разин и др.), подсчитав общее количество населения русских земель, учтя принцип комплектования войск и время переправы русской армии (количество мостов и сам период переправы по ним), сходятся на том, что под знамёнами Дмитрия собралось 50–60 тыс. воинов, из них 20–25 тыс. — войска непосредственно Московского княжества. В войске было 20 тыс. конных воинов и до 30 тыс. пехоты. Войска были объединены в пять тактических единиц — передовой полк, большой полк, полк правой руки, полк левой руки и засадный полк.

Произведя смотр войскам, Дмитрий двинулся навстречу Мамаю, огибая центральные районы Рязанского княжества, строго запретив трогать рязанское население. 30 августа войска переправились через Оку, оставили на месте переправы небольшой отряд тысяцкого Вельяминова с целью направлять опоздавшие части и охранять переправу, и двинулись по окраинам Рязанского княжества к верховьям Дона. Проводниками были 10 купцов, торговавших в Крыму и знавших степные дороги. Уже на марше была выслана разведка, имевшая задание «своими глазами» обнаружить татарские войска. Разведчики под командованием Семёна Мелика обнаружили татар в трёх переходах от верховий Дона и взяли пленного из татарской знати.

Общее расположение войск противоборствующих сторон было следующим: войска Мамая подходили к верховьям Дона с юга, и востока; в 115 км от места будущего столкновения, в Рязани сидел с войсками князь Олег Рязанский (якобы союзник татар); западнее, в Одоеве, также примерно в 115 км, стояли войска литовского князя Ягайло; с севера, с расстояния в 125 км от верховий Дона, навстречу татарам двинулось, вклинившись меж литовскими и рязанскими войсками, войско Дмитрия, к которому на марше присоединились литовские полки братьев князя Ягайло.

Логика подсказывает, что союз Мамая с рязанцами и литовцами был фикцией, и Дмитрий прекрасно знал это. Идти навстречу татарам и оставлять на флангах и практически в тылу татарских союзников было самоубийством. Традиционно считалось, что Дмитрий тем самым не давал своим противникам соединиться, бил их по частям. Не учитывается, однако, что, наступая на татар, Дмитрий не мог навязать бой конному татарскому войску, имея в своих рядах более половины пехоты. Задержка Мамая на день или два, отступление (даже притворное) татар, просто выжидание вблизи места предполагаемого сражения — всё это привело бы к окружению московских войск литовцами и рязанцами. В момент боя литовцы были от него в 30 км (6 часов пути для пехоты, ещё меньше для конницы) и при желании могли подойти в разгар сражения и ударить с тыла. Таким образом, выдвижение Дмитрия в верховья Дона и завязывание сражения с татарами говорят, что московское командование было уверено в нейтралитете или (по крайней мере) в тайном сочувствии со стороны рязанцев и «литвы». Тем более, в войсках Дмитрия были те же войска литовского княжества братьев Ягайло, которые (братья) являлись своего рода добровольными заложниками.

5 сентября, пройдя за 7 суток 125 км, войска Дмитрия вышли к реке Непрядве, впадающей в Дон. Здесь был собран военный совет, на котором решался вопрос: переходить ли Дон или ждать войска Мамая на своём берегу. Интересно, что именно литовские князья Ольгердовичи предложили перейти Дон и дать бой татарам на их территории. В отличие от московских войск, имевших пока негативный опыт борьбы с татарами, литовские князья всё это время вели удачные завоевательные войны и привыкли действовать наступательно. Кроме того, советуя идти за Дон, Ольгердовичи как бы давали гарантию, что их брат не ударит на Дмитрия с тыла или не заблокирует переправы через Дон у них в тылу, что было равносильно удару (прорываться через реку из степи на родину после сражения).

Решение было принято. 6 сентября началась переправа по пяти мостам. В ночь на 7-е она закончилась. Русские уничтожили мосты, отрезая себе путь к отступлению (впрочем, попытка отступления 50-тысячной армии по пяти мостам в условиях боя и преследования татарами всё равно была нереальна и кончилась бы полным истреблением).

7 сентября передовые русские войска Семёна Мелика нанесли удар по татарским сторожевым силам и разбили их. Основные татарские войска были обнаружены в 7–8 км от расположения русских войск. Это было всего на расстоянии часа пути, и Семён Мелик предложил князю Дмитрию «исполчитися», т.е. стать в боевой порядок. Дмитрий немедленно поручил воеводе Дмитрию Боброку-Волынскому строить войска.

Русское войско, пришедшее с Дмитрием на Дон, было ополчением всех земель Северо-Восточной Руси, ополчением всех слоёв населения. К тому времени в Московском княжестве стал складываться новый тип княжеского войска, своего рода предтеча будущего русского дворянства. Л.Н. Гумилёв считает, что конная дружина московского князя была «интернациональна» по своему составу, в Москву стекались не желавшие принять ислам татары, противящиеся внедрению католичества «литовцы», т.е. славянское население западных русских княжеств, крещёные половцы, меряне, мурома, мордва… Тот же Семён Мелик, судя по прозвищу, был выходцем из тюркоязычной среды.

Комплект вооружения русского воина к концу XIV в. не претерпел особых изменений по сравнению с XIII в. Основой русского войска по-прежнему являлись дружины князей, состоявшие из воинов-профессионалов, имевших тяжёлый комплект защитного вооружения. Дружины княжеские были в основном конными, но, как правило, все дружинники могли сражаться и конными, и пешими. В зависимости от поставленной задачи, дружинники могли спешиться и принять бой в пешем строю. Исходя из этого, принципиальной разницы в комплекте вооружения пешего и конного воина не было, за исключением деталей, таких, как чисто пехотный щит-павеза и копьё, которое было различным для пешего и для конного воина. Оборонительный доспех русских воинов того периода стал более разнообразным. Основным видом по-прежнему продолжает оставаться кольчуга. Она представляла доспех рубашечного покроя, плетённый из металлических колец. Кольца делались из круглой в сечении проволоки. Края кольца заклёпывались с помощью шипа на одном конце. Но к середине XIV в. начинает распространяться новый тип кольчуги — из плоских колец, который получил название «байдана». У байданы зачастую размер кольца был больше, чем у кольчуги.

Покрой кольчуги стал более варьироваться. Если в XIII в. дружинники использовали кольчуги длиною до колен с длинными рукавами, то в XIV в. кольчуга стала короче, а рукав приобрёл длину «три четверти». Использовались и наручи византийского типа из узких стальных полос, наклёпанных на кожаные ремни. Кольчуги носили как самостоятельно, так и комбинированно с другими видами доспехов. Бывали варианты, когда одна кольчуга надевалась на другую или поверх кольчуги надевалась байдана с большим размером колец.

По-прежнему популярным оставался ламинарный панцирь. Он состоял из стальных пластинок, соединённых между собой шнурками или ремешками. Панцирь был исключительно эластичным, не сковывал движения; он известен ещё со времён Аварского каганата. Использовался и обновлённый чешуйчатый панцирь, или, как его называют, «пластинчато-нашивной». Вариаций этого доспеха было много, очень сильно варьировался размер пластин. Кроме того, пластины стали наклёпывать на отдельные ремни.

Очень отчётливо чувствуется иногда влияние Византии, когда к пластинчатому или чешуйчатому доспеху добавляется прикрытие для плеча и руки из металлических полос, прикреплённых к матерчатой или кожаной основе, и такое же прикрытие из полос по нижнему краю доспеха. Чисто внешне оно напоминает детали доспехов римских и византийских воинов. Пластины к панцирю могли приклёпываться не только снаружи, но и изнутри (так что снаружи были видны лишь ряды заклёпок) или даже вшиваться вовнутрь и заклёпываться. На Западе такой тип доспеха назывался «бригандина». Часто встречались комбинированные типы доспехов, под которые вдобавок могли надеваться кольчуги.

Шлемы у русских воинов были традиционной сфероконической формы, они могли быть и низкими, и высокими. Увенчаны они чаще всего шариками, но иногда сходятся на острие. Яловцы вряд ли использовались в данный период. Шлемы имели бармицу (прикрытие для шеи), которая могла быть матерчатая, стёганая, из войлока или кожи, со вшитыми внутрь пластинками металла. Бармицы могли снаружи покрываться пластинками металла, но чаще всего они были кольчужными и, по восточной моде, закрывали всё лицо, оставляя лишь глаза. Дружинники побогаче и князья могли использовать «шлемы черкасские». Трудно понять, что имелось в виду под данным понятием. Скорее всего, это шлемы мастеров, проживавших на территории Золотой Орды. В таком случае они имели характерные вырезы над бровями и были богато декорированы. Были распространены и шлемы импортного производства: византийские куполообразные с широкими полями, богато украшенные православной символикой, и немецкие куполообразные с широкими полями, иногда слегка опущенными. Русские шлемы приобрели, благодаря влиянию Востока, также и науши, которые эластично прикреплялись с боков, иногда по три, один над другим.

Другим таким же характерным элементом, пришедшим с Востока, от монголов, стало зерцало, стальной диск — плоский или выгнутый, крепившийся самостоятельно на ремнях либо пришивавшийся или приклёпывавшийся в центре панциря. В качестве защиты ног использовались кольчужные чулки или поножи византийского типа из узких металлических полос.

Всё защитное вооружение богато декорировалось, золотилось, покрывалось дорогими тканями. На шлемах продолжали встречаться популярные в XIII в. личины.

Очень разнообразны, если судить по иконописи, были и формы русских щитов: круглые, треугольные, каплевидные, в форме усечённого конуса. Применялись также щиты-павезы, характерной прямоугольной формы с выпуклым вертикальным жёлобом посередине. Это щиты скорее пехотные, чем кавалерийские, иногда большого размера. В жёлоб вставлялся специальный заострённый кол — он вбивался в землю, и щит служил укрытием от стрел и препятствием для кавалерии.

Щиты изготавливались в основном из деревянных дощечек и обтягивались кожей. Кавалерийские могли в середине иметь умбон. По краю щита могла идти металлическая окантовка, и металлические заклёпки могли покрывать его поле. Щиты богато декорировались и расписывались краской. В изображениях использовалась православная символика — например процветший крест, а также изображение геральдических животных и библейских героев.

Наступательное вооружение было самым разнообразным и отражало традиции и Запада и Востока. Мечи преобладали европейского типа: двулезвийные с колющим концом с узкими долами, иногда гранёные. Перекрестье длинное, прямое, иногда с концами, загнутыми в сторону клинка, навершие плоское, круглой формы. Рукоятка одинарной или полуторной длины. Ножны деревянные, обтянутые цветной кожей с металлическими обоймицами, к которым крепились ремни портупеи.

Археологически точно аннотированных русских сабель XIV в. до нас не дошло. Вероятно, они выглядели точно так же, как и ордынские. Применялись русскими пешими воинами разновидности длинных боевых ножей, короткой и средней длины. Возможно, в это время начинает входить в употребление «кончар» — оружие с прямым гранёным клинком для пробивания доспехов. В дальнейшем оно станет непременным атрибутом восточных воинов. Очень популярны были боевые топоры, их носили в специальных футлярах на поясе. Также распространены были топоры-клевцы. Утрачивают популярность булавы с гранёными шипами, на смену им приходят ордынские шестопёры. Очень популярны кистени — металлические шары, гладкие или с шипами, соединённые с рукоятью цепочками или ремешками.

Оружие приобретает темляки — ремённые или из шнурка петли, на которых подвешивалось на руку оружие — сабли, топоры, клевцы. Очень удобно это было при стрельбе из лука, когда сабля, например, висела на правой руке, в любую минуту готовая к бою. Кроме того, темляк препятствовал выбиванию оружия из руки. Выбитую саблю можно было перехватить вновь. Интересно также, что топоры, имеющие плавный загиб лезвия вниз, нижней округлой частью лезвия можно было как бы подвешивать на руке.

Копья были самыми разнообразными по форме наконечника и способам применения. Копьё-рогатина для пешего боя имело большой широкий ланцетовидный наконечник и толстое короткое древко; иногда ближе к втулке наконечника оно утолщалось. Это утолщение крайне удобно при боевой стойке, когда воин становится боком: нижний конец рогатины упирает в отстоящую правую ногу, а копьё направляет в сторону врага; рука при этом, обхватывая древко, упирается в утолщение перед наконечником. Рогатина была не только боевым оружием, но использовалась при охоте на крупного зверя, например медведя. Существовали копья универсального типа, с нешироким гранёным остриём. Распространившаяся к тому времени чисто всадническая пика имела очень узкое, квадратное в сечении остриё. Сохранились метательные копья-сулицы.

Русские луки были сложносоставные, клеёные, сочетавшие в себе детали из дерева, рога, сухожилий. Лук обклеивался берестой. Дальность стрельбы подобных луков при меньших размерах была гораздо больше, чем у луков-моноксилов (выполненных из одного куска дерева). Стрелы носили в берестяном или кожаном колчане степного типа в виде узкого длинного короба, расширяющегося книзу. Стрелы в нём помещались наконечниками вверх. Лук носили отдельно в кожаном налучье. Единственным недостатком подобного сложносоставного лука было то, что он очень боялся воды. От дождя он мог потерять свои боевые качества. Лук в налучье хранился в ненатянутом виде. Тетива натягивалась непосредственно перед боем. При снятой тетиве дуги лука выгибались в обратную сторону. Для предотвращения удара по левой руке при натягивании лука надевался кожаный или металлический наруч, который прикрывал руку с внутренней стороны. Для натягивания тетивы применяли костяные или металлические перстни. Не исключено также, что русские воины знали арбалет.

Не исключалось и бронирование лошадей. Конский доспех мог быть и пластинчатым, и стёганым, и кольчатым.

Дружины литовских князей не сильно отличались от русских. Вооружение было в целом центральноевропейским. Подвергшись влиянию Европы, оно утяжелилось, но в целом отличалось от русского лишь рядом деталей, таких, как панцири из больших пластин и шлемы сфероконической формы.

Войска Мамая, по мнению Л.Н. Гумилёва, представляли собой «конгломерат разнообразных этносов, чуждых друг другу, не спаянных ничем, кроме приказов темника». Костяком государства, которое он (Мамай) пытался создать, были потомки алан и половцев, народов разных языковых групп. Учёные не имеют единого мнения о численности войска, пришедшего с темником к русским границам. Некоторые считают, что оно достигало 300 тыс., что вряд ли реально. Большинство склоняется к тому, что войска Мамая количественно в два раза превосходили войска Дмитрия Ивановича. Каждый исследователь спешит отметить в рядах татарского войска наёмников-итальянцев из генуэзской колонии. Однако расчёты показывают, что генуэзцы вряд ли могли выставить более тысячи солдат.

Следует отметить, что, несмотря на этническую пестроту войск Мамая, одеты и вооружены они были почти одинаково, так как в то время в степи был выработан единый комплект вооружения, присущий и монголам, и тюркам, вобравший в себя самые передовые элементы военных культур. Причём, вооружение золотоордынских воинов конца XIV в. претерпело ряд изменений по сравнению с XIII в.

Ядром татарского войска и самой лучшей его частью по-прежнему остаётся тяжёлая кавалерия. Внешний вид тяжёлой кавалерии претерпевает ряд изменений, связанных как с чисто временными рамками (прошло более века с момента появления монголов на Руси), так и с тем, что монголы активно перенимали элементы вооружения и новинки военной техники покорённых народов.

Большое распространение в XIV в. в ордынских войсках получили кольчуги. Монголы быстро оценили их удобства, особенно в комбинации с другими видами доспехов, когда кольчуга использовалась как нижний панцирь. На изобразительном материале практически не видно открытой кольчуги. Видимо, её надевали под халат или даже вшивали внутрь халата, как это делали позднее турецкие воины. Подобное ношение кольчуги было более практичным, так как металл меньше подвергался воздействию осадков. Кроме того, использовались кольчуги из плоских колец — байданы или «боданы бессерменские» (что подчёркивало восточный характер данного типа доспехов). Возможно, к концу XIV в. уже появились первые образцы бахтерцов — доспехов, где в плетение кольчуги включались металлические пластины.

Популярным, если судить по персидским миниатюрам, оставался ламинарный панцирь, выполненный из узких металлических или кожаных пластинок. Внешне они очень разнообразны по цвету, размеру и конфигурации пластинок. Можно выделить несколько типов панцирей: из крупных пластин, из мелких пластин, с цветной полосой между рядами и без неё. К сожалению, определённый схематизм в изображении не позволяет сделать более серьёзных делений, а археологи находят в основном лишь сами металлические пластины. Кроме того, встречаются изображения доспехов, похожих на самые архаичные варианты чешуйчатых панцирей. Применялся также и ламинарный панцирь из полос железа и твёрдой кожи. Иногда оба типа панцирей комбинировались в одном. Подробнейшее описание монгольских панцирей «хуяг» даёт Плано Карпини. Распространены были у монголо-татарских воинов панцири из мягких материалов — войлока, кожи, ткани, к которым изнутри прикреплялись или вшивались внутрь металлические пластины. Доспехи из мягких материалов могли использоваться самостоятельно, а могли надеваться под панцирь из твёрдых материалов.

В XIV в. меняется конструкция прикрытий для плеч и предплечий. Вместо больших прямоугольных ламинарных лопастей, прикреплявшихся к вороту и к руке, начинают появляться наплечники, кованные из листа металла, к которым прикрепляется защита предплечья из узких горизонтальных пластинок.

В XIV в. особо широко на Востоке начинают использоваться двучастные налокотники, которые изготавливались из металла и иногда имели прикрытия для рук.

Прикрытия для ног были разнообразны по конструкции. Чаще всего прикрывались голень и колено двучастным наголенником и выпуклым наколенником, соединённые между собой и с помощью ремня прикреплявшиеся к поясу. На изобразительном материале зачастую не видно, есть ли на воине прикрытия ног, так как ноги до середины голени часто прикрыты халатами.

Щиты, использовавшиеся татаро-монгольскими воинами, были традиционными — сплетённые из прутьев и увенчанные металлическими умбонами. По-тюркски щит называется «калкан», по-монгольски — «халха». Прутья обматывались разноцветными шерстяными или шёлковыми нитями так, что получался узор.

Интересно отметить, что в миниатюрах к «Шахнаме», относящихся к интересующему нас времени, изображения воинов со щитами крайне редки. Зачастую всадники сражаются саблями, держа в одной руке поводья. Копья всадники по-прежнему держат двумя руками, также не используя щит. Это совпадает с описаниями Плано Карпини, относящимися к XIII в.

Наиболее часто встречаются в XIV в. монголо-татарские шлемы сфероконической формы. Продолжают использоваться шлемы, склёпанные из нескольких сегментов и перекрытые вдоль стыков полосками стали. Всё шире распространяются цельнотянутые шлемы, сделанные из одного куска металла. Бармицы были кольчужными, закрывающими всё лицо до глаз, ламинарными, ламелярными, чешуйчатыми, а также использовались науши в виде двух или трёх стальных дисков, закреплённых ремешками по бокам шлема. Характерной приметой шлемов того периода становятся вырезы над бровями на лицевой стороне, над которыми нередко имитируются брови. Шлемы данного типа часто имеют низкий купол и практически лишены шпиля.

Конский доспех по-прежнему остаётся привилегией наиболее состоятельной части воинов. Он может быть и ламинарным, и ламелярным. Судя по миниатюрам, боковые части доспеха могли быть сплошными, а могли быть и из трёх частей. Использовались также и матерчатые стёганые панцири. Как влияние Запада можно рассматривать кольчужное прикрытие для лошадей. Вероятно, использовались кольчато-пластинчатые панцири для лошадей, которые в дальнейшем станут самыми популярными, заставив забыть об остальных. Голову лошади прикрывали стальные оголовья, иногда очень богато орнаментированные. Оголовье могло быть и из одной детали, и из трёх частей. Если судить по миниатюрам, они могли изготавливаться и из металлических полос.

Наступательное оружие ордынских воинов также было многообразным. Очень распространённым по-прежнему остаётся лук. На персидских миниатюрах есть масса сцен, изображающих то или иное сражение, на которых воины с обеих сторон вооружены одними луками.

Луки у монголов были сложносоставные клеёные, как небольшие, до 90 см, так и большого размера — до 1,4 м. Материалом для их изготовления были различные сорта дерева, кость и сухожилия. В своеобразный комплект входили налуч и колчан. Колчаны были двух типов: один в виде длинной плоской кожаной сумки, в котором стрелы располагались оперением вверх. Колчаны подобного типа хорошо видны на миниатюрах. Они богато орнаментировались и украшались аппликацией, а также хвостами пушных животных, леопарда или барса. Второй тип хорошо известен археологам — это длинный узкий берестяной короб, где стрелы лежали остриями вверх. Эти колчаны украшались костяными накладками. И колчан (справа), и налучье (слева) крепились к специальному поясу, который застёгивался на крючок.

Сила натяжения монгольского лука колебалась от 60 до 80 кг. Длинные монгольские стрелы имели самые разнообразные наконечники, каждый для вполне определённой задачи. Хорошими стрелами «не разбрасывались». Стреляли прицельно, а после сражения собирали свои стрелы, которые были большой ценностью. Даже в войну 1812 г. конные башкиры, изумившие французов своим архаичным, но грозным оружием, после сражения долго занимались поисками на поле боя своих стрел.

Из клинкового оружия монголы использовали мечи и сабли. Последние часто имели очень слабый изгиб, длина их постоянно росла. Часто на миниатюрах можно видеть, как воины держат свои сабли, положив их на плечо. Очень популярной деталью у сабель становится елмань — расширение клинка в его нижней трети. Северокавказские клинки, бывшие на вооружении в Орде, имеют очень интересное окончание в виде «штыка» — гранёного колющего конца. Подобными саблями можно было не только рубить, но и колоть. У перекрестья монгольских сабель чаще всего концы опущены вниз и слегка расплющены. Широко использовались сабельные темляки. Ножны имели обоймицы с кольцами для крепления к поясу. Применяли ордынцы и прямое клинковое оружие — мечи, имевшие навершие в виде сплюснутого шара или диска. В качестве оружия ближнего боя и для добивания противника служили длинные, до 30–40 см, ножи. Очень популярным у татаро-монголов было ударное оружие — булавы и кистени. На миниатюрах к «Шахнаме» можно увидеть необычный тип палиц — бычьеголовые палицы на длинной ручке. Они явно носили культовый характер, их вид должен был вдохновлять воинов на бой. Были и булавы в виде шара на длинной ручке; в бою их держали двумя руками. Излюбленным оружием были шестопёры и кистени. Роль боевого оружия продолжал играть аркан (есть и такие изображения на миниатюрах).

Копья имели гранёные наконечники и два темляка (ремённые петли). На них копья носили за плечом во время стрельбы из лука. Копьё в бою держали двумя руками, не пользуясь щитом. Судя по миниатюрам, щит использовали в паре с саблей. Копья могли иметь крюк, как и в XIII в. Появляются флажки на копьях. Возможно, на них имелись какие-либо родовые знаки или тамги, если пикой владел знатный воин, или цвета подразделений на флажке у простых воинов.

Возможно, монголы, как и русские, в Куликовской битве имели арбалеты, а также большие полевые щиты-павезы — «чапары».

Большой интерес представляют изыскания по поводу места сражения. Массовые захоронения, обнаруженные примерно в пяти километрах от места впадения Непрядвы в Дон, позволяют выдвинуть версию, что сражение развернулось юго-восточнее. Русские войска стояли тылом на северо-восток, спиной к Дону, между речками Курца и Рыхотка (Красная звезда. 1991, 25 дек.).

Вечером 7 сентября русские войска были выстроены в боевой порядок. Большой полк и весь двор московского князя стали центре построения. Ими командовал московский боярин Тимофей Вельяминов. На флангах стали полк правой руки под командованием литовского князя Андрея Ольгердовича и полк левой руки князей Василия Ярославского и Феодора Моложского. Уступом за левым флангом большого полка, прикрывая с тыла полк левой руки, стала дружина князя Дмитрия Ольгердовича. Впереди перед большим полком стал сторожевой полк князей Симеона Оболенского и Иоанна Тарусского. Вверх по Дону в дубраве неподалёку от полка левой руки стал засадный полк во главе с двоюродным братом Дмитрия Владимиром Андреевичем и Дмитрием Боброком-Волынским.

Вечером и ночью Дмитрий Иванович объезжал войска, делал им смотр. После объезда, в темноте, был выслан в засаду полк Владимира Андреевича и Боброка-Волынского.

Тогда же, вечером, татарские передовые части, тесня русских разведчиков Семёна Мелика, увидели русские построившиеся войска. Выбрав возвышенное место, татары рассмотрели русское боевое построение и вернулись к своим главным силам. Мамаю они донесли об увиденном, преувеличив русские силы вчетверо. Не смущаясь количеством врагов, Мамай велел готовиться к бою.

Обращает на себя внимание слабая работа татарской разведки, которая ни в какое сравнение не идёт с монгольской разведкой времён Чингиз-хана и Батыя. Наоборот, русские войска, пополненные выходцами из степи, как бы меняются ролями с татарами. Русские ведут постоянную разведку перед походом, на самом марше и перед битвой. Посылает в разведку и опрашивает разведчиков сам великий князь московский.

Боевой порядок русских войск как бы заранее предполагает атаку татар на левый фланг, и он укрепляется частным резервом (дружина Дмитрия Ольгердовича); именно здесь неподалёку укрывается засадный полк. С одной стороны, подобный боевой порядок диктуется ландшафтом — правый фланг русских прикрыт оврагом, что лишает татарскую конницу возможности маневрировать здесь большими силами. Но, с другой стороны, решение Мамая на бой, несмотря на четырёхкратно завышенные данные о русском войске, и довольно безрассудная атака именно в том направлении, где его ждали и достойно встретили, — всё это вызывает ряд вопросов и даёт возможность заподозрить какую-то скрытую дипломатическую или агентурную подготовку события, полную дезинформацию татарского полководца о реальной расстановке сил противника.

В ночь на 8 сентября Дмитрий с Боброком выезжали на разведку и издали осматривали татарские и свои позиции.

Утро 8 сентября было туманным. До 11 часов, пока туман не рассеялся, войска стояли готовыми к бою, поддерживали связь («перекликались») звуками труб. Князь вновь объезжал полки, часто меняя лошадей (или очень быстро ездил, или сбивал со следа лазутчиков).

Как только туман рассеялся, часть русского войска двинулась вперёд. В это же время из-за холма, расположенного в центре долины (Красный холм), быстро выдвинулись татарские войска с пехотой в центре и конницей на флангах. Боевой порядок татар был тесным, передвижение и маневрирование затруднялись небольшими размерами поля сражения. Войска сблизились и остановились стена против стены, «ибо несть места, где им разступитися», — отмечал летописец.

После сближения татарского войска со сторожевым полком князь Дмитрий, бывший до этого в рядах сторожевого полка, вернулся в большой полк, где поменялся одеждой с Михаилом Андреевичем Бренком, который оставался и сражался под великокняжеским стягом. Сам же Дмитрий стал в первых рядах большого полка.

Итак, организовав войска для боя, Дмитрий принял в нём участие в качестве рядового бойца, тем самым выпустил из рук бразды правления. О передаче командования кому-либо из воевод источники умалчивают. Оперативно реагировать на изменение обстановки, таким образом, русское командование не могло. Лучший воевода, расставлявший полки и выезжавший с князем ночью на разведку, Боброк-Волынский, находился в засадном полку и мог повлиять лишь на время вступления в бой и направление атаки этого полка. Видимо, атака засадного полка и была единственным манёвром, предполагавшимся в ходе сражения, ничего другого не предусматривалось.

Мамай с тремя князьями наблюдал за ходом сражения с возвышенности (Красного холма).

Сражение началось поединком богатырей — Александра Пересвета и Челибея. Оба поединщика пали мёртвыми. Далее последовал бой сторожевого полка, который выдерживал атаки татар около часа, причём был атакован и с фронта, и с флангов. Некоторые источники говорят, что Дмитрий был в сторожевом полку, и когда полк стал отходить под натиском превосходящих сил, князь поехал к главным силам русского войска, чтобы двинуть их в бой. Расчёт, видимо, был на то, что татары в бою со сторожевым полком смешают свои боевые порядки, и им можно будет навязать бой «стенка на стенку», где в условиях узкого пространства численный перевес большой роли не играет.

Однако татары, сбив сторожевой полк, продолжали общий натиск, и произошло взаимное столкновение. Бой здесь был затяжной и жестокий. По свидетельству очевидцев и летописцев, кровь лилась как вода и множество мёртвых падало с обеих сторон. Татарская конница увязла в передовом полку, в «пешей русской великой рати», которая отчаянно дралась, умирая под конскими копытами и задыхаясь от великой тесноты. Летописцы указывают, что кони уже могли ступать по трупам, ибо не было чистого места. Учитывая особенности кавалерийского боя, можно предположить, что татарская конница несколько раз врубалась в ряды русской пехоты и откатывалась.

Через три часа такого боя обстановка прояснилась. На правом фланге татар отбивали довольно легко — им мешал овраг. В центре русские несколько раз были на грани прорыва своих боевых порядков, но стойкость владимирских и суздальских полков позволила и здесь отбить татар. Дальнейшие атаки, видимо, стали невозможны, так как кони не могли идти по лежавшим телам.

Можно предположить общий откат татарского войска, перегруппировку и изменение направления главного удара. Теперь татары ударили на левый фланг русского войска, где их изначально и ждали.

Превосходство в коннице позволило татарам быстро сосредоточить силы на нужном направлении. Полк левой руки русского войска практически был истреблён: «…пешаа русскаа великаа рать, аки древеса сломишися и, аки сено посечено, лежаху, и бе видети страшно зело…» Дружина Дмитрия Ольгердовича смогла лишь прикрыть левый фланг и тыл большого полка, который продолжал отбивать фронтальные атаки. Остатки полка левой руки добежали к Непрядве, татары устремились за ними.

Полк, стоявший в засаде, всё время рвался в битву, но воевода Боброк удерживал его, выдерживая до последнего момента, приводя разные причины вплоть до того, что ветер в лицо и лошадям будет трудно бежать. Однако, когда татары прорвались к реке и подставили засадному полку тыл, Боброк приказал вступить в бой. Удар конницы из засады с тыла на основные силы татар, изнурённых четырёхчасовым боем, стал решающим. Ударная татарская конница была загнана в реку и там перебита. Одновременно перешли в наступление полк правой руки русской армии и большой полк. Татары в очередной раз отхлынули.

Ход боя переломился. Мамай, до которого, видимо, дошло, что он кругом обманут, бежал с малыми силами, как только засадный полк русской армии вступил в бой. Перегруппировать татарские силы, продолжить бой или хотя бы прикрыть отступление было некому. И потому всё татарское войско побежало.

Русские войска преследовали татар 50 вёрст, «избив» их «бесчисленное множество». Речь здесь, видимо, идёт о пеших татарских воинах и о тех конниках, чьи лошади были измотаны боем.

Дальнейшее преследование не проводилось. Русские войска были сами очень утомлены и потеряли много убитыми и ранеными. До трети войска было убито (около 20 тыс.), в живых осталось 40 тыс. Когда многочисленных раненых повезли домой на телегах, и обозы, естественно, отстали, литовцы князя Ягайло и некоторые рязанцы грабили и добивали беззащитных раненых…

Мамай вскоре был разбит законным наследником Чингизидов, ханом Тохтамышем, бежал в Крым и погиб там. Виновниками смерти темника считают его недавних союзников — генуэзцев.

В 1382 г. Москва вновь была опустошена татарами (правда, из другой орды). Но всё же Куликовская победа имела огромное политическое и национальное значение. После неё славяне, населявшие северо-восточные русские княжества, впервые осознали себя единым народом. В московском князе все увидели своего национального вождя. Дмитрий Иванович в честь победы был назван Донским. Он стал основателем могущества и политического значения Московского государства. Как образно заметил В.О. Ключевский, «Московское государство родилось на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты».