Великий диктатор

Глава 13

Сразу после свадьбы Тюуне к нам приехали неожиданные гости. Сама свадьба прошла тихо и почти незаметно. Без всех традиционных финских зимних свадебных гуляний. Типа похищения невесты и лыжной погони, лепки снежных баб, штурма снежных крепостей и прочих забав. Молодых тихо обвенчали и точно так же, относительно тихо, отпраздновали это в узком семейном кругу. Заодно совместили и её день рождения. Как-то так получилось, что свадьбу играли в день её шестнадцатилетия.

Приглашений родственникам не рассылали, кто знал, тот и поучаствовал. Но даже так набралось под сотню человек с обеих сторон. Гуляли у нас, на подворье почтмейстера было места всего лишь под одну повозку и пару бочек с водой.

Столь малое количество земли не говорило о бедности семьи. Просто херра Рантанен всю землю пустил под строительство своего дома. Широкий и длинный одноэтажный дом из жёлтого кирпича был очень красив. А количество комнат позволяло с удобством разместить всё многочисленное семейство Рантанен. В одной из этих комнат и предстояло жить молодожёнам пока они не накопят на свой собственный дом. А учитывая, что Микки был единственным сыном этого семейства, а все остальные шесть детей — это девчонки, то Тюуне явно не повезло. Съедят точно.

В нашем же доме, наоборот, становилось всё пустыннее и пустыннее. Сначала брат Кауко переехал в город, затем, женившийся и поживший немного с нами, Эса переехал в домик, в котором жил до переезда Кауко. Теперь вот и Тюуне покинула нас.

В мансарде стало тихо и спокойно. Без постоянных склок и споров между моими братьями и сёстрами. Анью, которой в этом году должно было исполниться тринадцать лет, вовсю увлеклась шитьём. И часто, тихой мышкой, корпела над очередной своей работой. Тем более что мать усилила над ней контроль. Так как считала себя виноватой в случившимся с Тю и теперь вовсю старалась, воспитывала.

Братец Ахти, после истории с курением, епископом и теорией «быть подобно Христу», ударился в религию. Постоянно штудировал библию и какие-то многочисленные жития святых, которые ему подбрасывал наш пастор. Предки, в целом, одобряли его увлечение. И только дед Кауко опасался, что Ахти оставит семью и клан, и уйдет в священники.

О приезде столичных гостей я знал заранее, но не придал этому значения. У нас много кто приезжал на зимнюю рыбалку, и телеграммы о бронировании домиков приходили с регулярной постоянностью. Тем более, что гости из Гильсенгфорса обычно приезжали поздно вечером, по прибытии поезда из столицы.

В тот день у нас было всего три урока, русский язык у нас в школе отменили. Жена нашего пастора, руова Харри, ушла, если так можно было выразиться, в декретный отпуск. Написанное ею письмо в канцелярию генерал-губернатора о своей невозможности преподавать в школе вызвал там недоумение. Как же так? Гарнизона нет уже несколько лет, а русский язык преподают. И в ответном письме уведомили её, что разрывают с ней договор на преподавание языка. Всё это я узнал, не специально подслушав разговор еще двух наших учителей.

По дороге со школы мы с Миккой немного повалялись в снегу, когда я ему показывал, как надо ставить подножки. И как надо выкручиваться, если тебя пытаются схватить. Короче, побесились минут десять, а может и двадцать, часов-то ни у кого из нас нет. Устали, вспотели, промокли, а пустые желудки напомнили что и проголодались.

Но дома меня никто и не думал кормить. Прямо чуть ли не с порога бабушка Ютта заявила:

— Где тебя носит? Что ты весь такой встрепанный и мокрый? Там к тебе господа из столицы приехали. Дед уже весь тебя обыскался.

— Ко мне? Дядя Ээро?

— Не знаю. Старый почти ничего не говорил. Вроде из Нокии, что ли…

— А. Леопольд Мехелин. И именно ко мне? Зачем, ба? А ещё кто?

— Да откуда я знаю. Отстань от меня. Иди, бегом переодевайся в сухое, — меня бесцеремонно развернули к лестнице и подтолкнули. — И оботрись, бестолочь, — догнало меня её наставление, в спину, уже на самом верху.

Какого Хийси (леший) этому Мехелину от меня надо? Думал я, лихорадочно раздеваясь, обтираясь полотенцем и переодеваясь в сухое. Может, всё-таки решил отблагодарить за подсказку о торфе? Было бы неплохо. Но что-то я сильно сомневаюсь в подобном. Ладно, сам и расскажет.

Развесил мокрую одежду поближе к печной трубе и осторожно спустился по лестнице вниз. После летнего полёта и потери ногтя повторять подобное меня не тянуло. Внизу меня уже дожидалась бабуля, которая вручила мне два горячих пирожка с начинкой из лука и щучьей икры, и вытолкала на улицу, не забыв сообщить, что мне к жёлтому домику в кемпинге.

Как там про мёд? Который вроде бы есть, но его тут же и нет. Так и пирожки. Вроде бы только в руках держал, а уже только легкий запах теста на варежках остался. Кстати, о мёде. Чего это я про Винни-Пуха забыл? У него тоже двойная «н» в имени, а значит он тоже финн.

Так, пребывая в размышлениях и вспоминая что я вообще помню про этого медведя, который на самом деле был медведицей, я и не заметил как добрёл до кемпинга. Дед меня увидел издалека и замахал руками, чтобы я ускорился. Пришлось перейти на лёгкую трусцу. Делать мне нечего, опять потеть в беге. Это не игры, обойдётся.

— Где тебя носит? — дед ухватил меня за воротник и потащил к жёлтому домику.

Вообще-то, это была моя идея покрасить домики в разные цвета, сразу после того, как нанятая бригада печников обустроила их печками. Теперь, зимой, мы могли принимать больше гостей. И гостям нравилось такое цветное разнообразие. У нас даже постоянные клиенты появились, которые бронировали домики именно по цвету. Правда пришлось нанимать человека в печники. Но зимой, когда работы немного, желающих на такую легкую работу хватало с избытком.

— Деда! А кто приехал? Леопольд Мехелин? А ещё кто? — засыпал я старика вопросами.

— Пф, Матти, не знаю я как второго звать, но первый — это тот самый Леопольд. Сняли домик на сутки и потребовали тебя. Я думал, что они на рыбалку. А им ты нужен! — он неожиданно остановился и, развернув меня к себе, спросил, глядя мне прямо в глаза. — Зачем, Матти? Ты что-то натворил? Или что-то им пообещал? Этот Леопольд, он ничего плохого тебе не делал?

— Нне, деда. Ты чего? Ты о чём? — я постарался сделать взгляд растерянно-придурошный.

И, видимо, у меня получилось. Дед молча меня развернул и снова погнал впереди себя к искомому домику, где мы веником, по очереди, отчистили свои валенки от снега и вошли внутрь.

— Вот, господа. Мой внук, Матти Хухта. Какой у вас к нему вопрос? — дед вытолкнул меня вперёд, прямо на солнечный прямоугольник на полу от окошка. Я зажмурился от ярких лучей солнца, которое в этот момент решило навестить наш север. Стянул с головы свою любимую лапландскую шапку и поздоровался с гостями.

— Здравствуйте, господа.

— Здравствуй, Матти, — вполне доброжелательно, но в тоже время с ноткой неудовольствия в голосе, поздоровался со мной Леопольд Мехелин. — Познакомься, это мой напарник и второй совладелец Нокии, Кнут Фредрик Идестам, — он указал на мужчину, сидящего рядом с ним за круглым столом. Мужик сухо и недовольно мне кивнул и обратился к деду.

— Спасибо, что доставили мальчика. Ступайте, — и я понял, что дед сейчас взорвётся.

— Этот мальчик — мой внук! Если у вас есть к нему вопросы, задавайте при мне. — почти прорычал дед Кауко.

— Хорошо господин Хухта, — согласился с требованием деда Мехелин. — Фредрик, друг мой, это не просто какой-то там старик, а владелец этого кемпинга, озера и земель вокруг, а ещё, депутат сейма.

— Извините, херра Хухта, — повинился Идестам перед дедом. И с ходу, перейдя на шведский, обратился к своему напарнику. — Зря ты меня сюда притащил Лео. Чем мне может помочь этот крестьянский ребёнок?

— Да, чем я должен был помочь вашему напарнику? — набравшись наглости, спросил я тоже на шведском у Мехелина.

— Прошлым летом, когда мы говорили про электростанции, ты мне подсказал про торф, — с усмешкой глянув на своего растерявшегося компаньона, пояснил мне глава города Гельсингфорс. — Вот я и подумал, а вдруг ты что подскажешь и ему, с его проблемой.

— А вы уже начали строить электростанцию на торфе?

— Да. Я в России нашел инженера, который одержим подобными станциями. Роберт Классон, уже начал проектировать станцию. И да, кстати, я тебя так и не отблагодарил за твою помощь. Есть ли у тебя какое желание? Может, я смогу его выполнить?

Ха! Змей искуситель. Что потребовал бы ребёнок? Барабан? Заводную игрушку? Модель фрегата? А зачем мне-то это всё?

— А если я хочу больницу?

— Не понял, — растерялся Леопольд Мехелин. — Ты хочешь игрушки, чтобы играть в доктора?

— Нет. Наше село, Яали, не дотягивает по населению до полутора тысяч человек. И поэтому не может рассчитывать на народные школу и больницу. Может, вы, в качестве награды, попросите кого-нибудь в столице чтобы нам открыли больницу?

— Какой наглый ребёнок, — перейдя на русский, прокомментировал моё требование херра Идестам, явно обращаясь к Мехелину.

— Ближайшая к нам больница, господин Идестам, находиться в Улеаборге, — произнёс я на русском, обращаясь к этому наглому мужику.

И с ужасом заметил, что говорю на вроде бы родном для себя языке, с заметным акцентом. Какой ужас. Я уже полностью офиннился. Или офинноязычился? Блин, как правильно?

— Давай так, мальчик, — вывел меня из мысленного ступора Идестам. — Если ты сможешь мне помочь, я построю в вашем селе первоклассную больницу за свой счёт, а Леопольд найдет врачей в неё и выбьет финансирование в департаменте, — недовольное пыхтение деда за моей спиной после этих слов моментально стихло.

— Я согласен. Но, что это за проблема? Никто из вас её так и не озвучил, — блин, я уже запарился стоять. Предложат мне, интересно, сесть или так и простою всю беседу?

— Наши с Леопольдом бумажные фабрики выпускаю рифлёный картон, знаешь что это такое? Вот, я на всякий случай, захватил образец, — мужчина полез в свой саквояж, стоявший рядом со стулом и вытащил небольшой квадрат картонки.

— Да, — я взял со стола образец и для виду покрутил его перед глазами. Простой однослойный гофрокартон. — Когда мне отец на прошлый день рождение покупал итальянский карабин, — пусть подумают, что я хвастаюсь. Ребёнок я или нет? — То он был в коробке из такого картона.

— Матти, а ну-ка дай-ка, — раздался из-за моей спины голос деда. — Точно, похоже. Я в таких коробках и стёкла для керосиновых ламп покупал.

— Так что вам надо-то, херра Идестам?

— Нынешний способ производства слишком медленный. Я и мои инженеры, уже три года бьёмся над способом увеличения выпуска этого картона. Но никак ничего не придумаем. Вот я и поддался на уговоры Михелина. Дурак старый (Old fool), — последние слова, про дурака, он уже произнёс на английском.

— Почему? (Why?), — я тоже перешёл на английский.

В ответ этот совладелец Нокии просто покачал головой под насмешливым взглядом своего товарища.

— А как сейчас производят этот многослойный картон?

Спрашивал я специально. Потому что при виде образца у меня сразу всплыли в голове кадры из просмотренного с детьми ролика на ютубе. Когда дети подрастают, они начинают задавать слишком много вопросов. И если на простые — «зачем и почему», я ещё мог дать ответ, то на сложные — «а как это сделано» или «как это работает», моих знаний уже могло и не хватить.

И я нашёл очень интересную подборку видео в интернете — «Как это сделано». И стал пользоваться ею, давая ответ детям. Так и с этим «гофрокартоном». Дети спросили, а что это там посередине и я полез на ютуб. Посмотрели вместе ролик, а в нём был и способ производства. Если он уже известен, то ничем помочь этим фабрикантам я и не смогу. А вот если нет, то будет неплохой козырь.

— Первый лист ровный, на него кладут рейки, между ними промазывается клей. Сверху, еще один лист бумаги, его тоже прокладывают рейками, которые продавливают бумагу до клея на нижнем уровне. Вот так и образуются волны (wavy) рифления (grooved), — перешел он на английские термины. Слава Богу, что на таком уровне я английский знал. — Затем, опять клей и еще один слой картона. И всё это сдавливается прессом.

Его объяснения вышли чересчур эмоциональными, он размахивал руками, показывая, что и как делается. Мда, про такой способ изготовления гофрокартона я никогда и не слышал. Прям, каменный век какой-то. Ну, тогда точно мой способ должен им подойти.

— Надо ускорить производство, но сохранить эту волнообразную начинку между картонками? — спросил я для вида и для него же, запустил свою пятерню в волосы на затылке.

Мужик обреченно кивнул, видимо ни на что не надеясь. Леопольд Мехелин молча достал портсигар и закурил папиросу. Я же, стал нарезать круги на метровом пятачке, чесать затылок и бормотать:

— Волны, волны. Если их свернуть, то звезда. Точно! Звезда! Мне нужна бумага и карандаш, — обратился я к мужчинам. — Деда! Найди мне два-три круглых поленца без коры, — скомандовал я родственнику. — Для примера!

Дед аж крякнул от возмущения, но пошёл искать потребное мне, что-то бурча себе под нос. Фредрик Идестам достал из своего саквояжа пачку бумаги и несколько карандашей и разложил это всё по столу. Или он Кнут? Вроде так его представлял Мехелин, но потом, называл его Фредриком. Непонятно.

Я, прекратив нарезать круги, стянул с себя шубейку, кинув её на дедов стул и самовольно, без разрешения взрослых уселся к ним за стол. Притянул бумагу, карандаши и, выбрав самый мягкий, принялся рисовать.

Идестам, не дожидаясь результатов моих художеств, переместился на стуле ко мне поближе и потребовал:

— Объясняй, малыш.

— Большие длинные валы, вырезанные или отлитые как звёзды. Между ними проходит бумага, которая попадая между выступом и выемкой валов, превращается в волнистую. Снизу еще один вал. Полностью круглый, он наносит клей на верхушки волны. Затем, вот этот вал приклеивает эти рифления к простому картону, который протягивает следующий вал. А вот здесь клей наносится сверху, и приклеивается второй слой. Вот, как-то так.

— Я ничего не нашел подходящего, — дед вернулся злым и недовольным.

— Ничего не надо, херра Хухта. Я и так понял, без примера. Это же гениально! Я же сотни раз смотрел на все механизмы и не смог представить вот этого! Господин Хухта! Ваш внук — гений! — И он кинулся обнимать деда. Хорошо хоть не меня, как прошлым летом Мехелин.

— Гений, — полузадушенно просипел дед, пытаясь выбраться из объятий Идестама. — Но, что насчет процента? Вы же патентовать это будете? — не упустил своего дед.

— Это обговаривать надо, — сразу выпустил его из объятий радостный промышленник. — Нам надо срочно в Таммерфорс! Когда ближайший поезд, херра Хухта?

— А может, задержимся? Порыбачим? — подал голос Леопольд Мехелин.

— Нет, Лео! Я не выдержу! Этот метод нужно срочно обсудить с инженерами! Как? Как нам попасть в Улеаборг? Вы отвезёте нас, херра Хухта?

— Отвезу, конечно! Если через полчаса выедем, то как раз на вечерний «Шведский экспресс» из Торнио успеем. Сейчас Матти пошлю на телеграф, он отправит телеграмму на вокзал, чтобы вам купе забронировали.

Вот вам и благодарность за новую технологию, думал я, пока бежал на лыжах в село. Надеюсь, что хоть дед с них что-то вытрусит, да и они не забудут про больницу.

— Здрасти, дядя Обрам, — поприветствовал нашего телеграфиста. — Не знаете, наш Кауко на ключе? А то у меня к нему телеграмма.

— Привет, Матти. Да, твой брат час назад на смену заступил. Мы уже перекинулись парой телеграмм. Что у тебя там? Давай! — я протянул ему листок с текстом и купюру в десять марок, которую мне дал Мехелин.

Через десять минут, я получил распечатанный текст ответа и на сдачу девять марок и десять пенни в мою копилку. И рванул на тракт, чтобы успеть отдать ответ деду, который повезёт гостей в город, а по пути, надо думать, поторгуется с ними.

Успел, и даже половину дороги до дома прошёл до того как появились наши сани. Пока шёл, поедом себя ел за подсказку Леопольду Мехелину о торфе. Названная им фамилия инженера — Классон, была мне знакома. Знал я о нём. Вот ведь, собирался своей стране не навредить. А если этот Классон не вернётся в Россию, то не построит тепловую станцию на торфе и рабочий посёлок с названием Электропередача, который потом превратится в подмосковный город Электрогорск.

Результаты переговоров деда с промышленниками я узнал только на следующий день, когда дед стал выяснять у меня зачем мне понадобилась больница.

— Так я, вон, в два годика голову пробил. Ты сам говорил, что еле довезли. А если ещё кто пострадает? А тут рядом будет. Да и для отца полезно будет.

— Для отца? Для Матти? Что ты несёшь, мелочь беспузая? Или он болен?

— А ты не знал? Он тебе не говорил? Он же собирается участвовать в выборах Орднинга (староста), в этом июне. Вот и будет ему предвыборная помощь.

— Вы меня в могилу сведёте своими выходками! Что сын, что внук.

— Так все в тебя, — съехидничал я и ловко увернулся от дедова подзатыльника. — Расскажи лучше, о чём ты с вчерашними гостями договорился?

— Пф, всё тебе знать надо. Если бы не я, за так, за бесплатно отдал бы свою идею. Один процент с патента. Тебе. И тебе же один процент привилегированных акций Нокии. Ты теперь у меня фабрикант, — и он взъерошил мне шевелюру. — Твой метод, обещали назвать нашей фамилией. Гордись. Пойду твоего отца искать. Надо бы ему сказать, что он может перед выборами, больницу обещать односельчанам. Или сам ему скажешь?

— Не, не, деда. Иди. Скажи. У тебя лучше получится.

— О тож! Чтобы вы без меня делали, бездари?

В марте из свежей, двухдневной давности прессы, мы узнали, что умер Захариус Топелиус. Мама тут же отправила телеграмму в столицу с соболезнованиями его дочери, Еве Акки.

А у меня наступил период сомнений и метаний. Когда я вспомнил процесс получения гофрокартона, то вспомнились и другие видео, просмотренные с детьми. И, в первую очередь, о истории и изготовлении канцелярских кнопок и скрепок. Оказалось, что их ещё нет. И никто их не запатентует, ещё, как минимум, три или пять лет.

Следующим моим изобретательским проектом, до приезда господ из Нокии, был паровой двигатель Стирлинга в виде конструктора. Его презентация деду открывала бы мне возможность по улучшению парового дровокола. Ну, я так думал. Теперь же пришлось срочно бросить все силы на создание скрепок и кнопок.

И если скрепка из мягкой медной проволоки у меня получилась быстро, то с кнопками я изрядно намучился. Для того чтобы подойти к деду и объяснить, нужны были образцы. А вот с ними были проблемы. Сначала искал подходящую трубку, затем мучился с заточкой кромки этой трубки для изготовления круглых заготовок из жести. Про получение мной треугольного острия подручными средствами можно было, наверное, написать отдельную книгу. С этой, казалось бы мизерной, проблемой, особенно когда помнишь кадры получения кнопки при помощи пресса, я справился лишь к концу весны. И только тогда я и пошёл со своими «изобретениями» к деду.