Великий диктатор

Глава 15

— Так. Смотрим все сюда. Сначала глину скатываем в шар, — я, размяв мокрую глину в руках, плюхнул её на плоский пенёк и начал скатывать в шарообразную форму.

Пенёк здесь вообще к месту оказался. Не нужно было заниматься поиском плоского камня.

— Теперь вдавливаем глину внутрь и придаём ей вид котелка. И постепенно заглаживаем получившуюся полость. Чтобы она осталась внутри. Всё. Теперь у нас шар с пустотой внутри. Понятно?

— Ага.

— Ясно.

— Как в бутылке, — посыпались ответы от моей команды. И только злой Андреас промолчал.

Ну и пускай злиться. Как говориться, на обиженных — воду возят. Кстати, о воде.

— Андреас, возьми котелок и принеси ещё воды. Я не буду ничего рассказывать и показывать пока ты не вернёшься, — видя сомнения в взгляде парнишки, пообещал я.

Ручей тут был недалеко, так что мой племянник уложился в пару минут.

— Мочим пальцы в воде и начинаем делать голову и хвост птички. Сгоняем глину сюда и сюда. Вот это голова с клювом. Похожа?

— Да. На толстого воробья похоже.

— Нет! На просянку.

— Да какая просянка? Это песочник!

В общем, чуть не передрались из-за названия получившегося у меня глиняного чуда.

— Для того чтобы получить свистульку, на необходима такая палочка, — я всем показал выструганную из прута рейку с круглым заострением на одном конце и широким, прямоугольным, на другом. — И делаем первое отверстие у неё под хвостом. Вот так. Края заглаживаем. Всего отверстий в птичке, будет шесть. Смотрите внимательно.

Наделал где положено отверстий и со всей осторожностью, чтобы не смять пальцами, дунул в находящийся под хвостом, зажав боковые. Получился свист. Дунул ещё раз и поиграл пальцами на боковых дырочках, и вышла незатейливая мелодия. Пацаны сидели разинув рот от удивления и с глазами по десять пенни.

— Теперь я её ставлю сохнуть на солнце. А вы начинаете изготавливать свои свистульки. Все намочили руки, набрали глины и начинаем делать шары.

Опять чуть не подрались за очерёдность мочить руки в котелке. Хорошо, Ялмар вмешался и, на правах нового капрала, установил очередь. Вот это правильно. Молодец. Толковый из него командир получится. Надеюсь.

Эти самые свистульки я научился делать, когда мои сыновья заканчивали начальную школу. Им задали выпускной проект, и мы с ними совместно выбрали данную тему. Пересмотрели кучу видео в инете. Перемесили гору глины на даче. Вот и посмотрю как справятся пяти, шести и семилетние дети, с тем, с чем справлялись мои одиннадцатилетние оболтусы.

О! Стоп! У меня дача была? А где? В «Греческих ротах»? Опаньки! А что это такое и где? Надеюсь, это хоть не в Греции? Но радуют такие всплывающие воспоминания. Так, смотришь, и весь пазл потерянной памяти соберётся.

Финские оболтусы, надо признать, справились на твёрдую четверку. Времени, правда, ушло вагон и маленькая тележка, но мы никуда не спешили. Стоит только домой заявиться и сразу к чему-нибудь припрягут. Меня, вон, на прошлой неделе учили навоз из овина вышкребать. Брр, нафиг, нафиг. Надо поскорее начальную школу заканчивать и сваливать в город, за средним образованием. А то ещё, чего доброго — коров научат доить…

Все поделки получились не без изъянов, но это надо руку набивать, чтобы красиво получалось. Пока наши свистульки сохли на солнышке, я извлёк из своего рюкзака тетрадь и начал, иногда сверяясь с текстом, пересказ очередной главы о приключениях Мумми-Тролля в «Солнечном городе».

Писать новую сказку я начал как только получил из Гельсингфорса свою старую тетрадь с записями. Решил смешать «Шляпу волшебника» Туве Янсон и «Путешествие в Солнечный город». Знайки и Незнайки у меня конечно не было, их заменяли Мумми-Тролль и Снусмумрик. Сначала долго ломал голову как это всё объединить, а потом просто описал чудеса «Солнечного города» и знакомства с ними жителей «Мумми-Дола». Все эти аквапарки, спортивные городки, которые пришлось обозвать — гимнастическими. Небоскрёбы, автоматический электрический общественный транспорт и солнечные батареи. Не забыл даже устройство которое описал как робот-пылесос из моего времени.

В качестве злодеев в этой сказке выступали «Ветрогоны», бывшие ослы превратившиеся в хулиганов-коротышек при помощи волшебной шляпы. Чтобы долго и мучительно не страдать над описанием «Ветрогонов», зарисовал их как персонажей из компьютерной игры «Лимбо». В общем, смещал в кучу коней, вернее, ослов и людей.

Мои рисунки получились настолько страшные для местных, что когда я прочитал главу сестре Анью и показал ей свой рисунок, то ей эти человечки, долго мерещились по ночам.

За осень, зиму и весну, особо никуда не торопясь, я закончил эту сказку и был готов к новому летнему сезону. Ведь моих собратьев по рыцарскому ордену обязательно потребуется контролировать и мотивировать новой сказкой.

Но первыми новую сказку потребовали не они, а приехавший в начале лета мой литературный агент Ээро Экко. Причём, приехал не один, а с важным гостем.

В первой сказке я специально вставил сценки, когда жители Мумми-Дола чистят зубы. Так уж сложилось, что в нашей семье чистили зубы всего два человека. Моя мама и я. Сначала я утащил у неё старую зубную щетку и повадился красть зубной порошок, затем ей это надоело, и она специально для меня купила двухфунтовую банку мятного порошка и новую щётку.

Когда я рассказывал про зубные щётки и чистку зубов, все мои мелкие и сестра заинтересовались этим. И даже устраивали сравнение, как пахнет из рта у того кто чистит зубы и у того, кто нет. Вставил я этот сюжет, особо ни на что не надеясь. Так, для объёма. Но на Анью сравнение запахов из рта произвело большое впечатление, и она часть заработанного за пошив игрушек спустила на приобретение порошка и щётки. Стоило это не дорого, щётка — десять пенни, а полфунта порошка — тридцать пенни. Но я хоть кого-то увлёк этой идеей. А пацаны, как не чистили зубы, так и не чистят, полностью проигнорировав мои старания.

Зато Ээро Эркко на этом сюжете неплохо заработал и себе и мне. Когда он прочитал про чистку зубов, то обратился с деловым предложением к Георгу Стокманну, владельцу самой крупной сети магазинов в Финляндии и Шведской унии. Дядя Ээро предложил добавить в текст название зубного порошка и щёток производства предпринимателя. Так, в тексте моей сказки появился зубной порошок «Радость» и щетка «Прелесть», с такими же названиями как в его торговой сети.

Стокманн заинтересовался этой идеей и даже прочитал мою сказку. Кроме зубного порошка и щётки ему понравились и мягкие игрушки, которые дядя Ээро рассылал подписчикам и договорился с ним об их массовом выпуске и продаже в его магазинах.

Ээро Эркко оказался всё-таки порядочным человеком и в договор о доходах от продажи игрушек не забыл внести моего отца. И именно ему он передал пятьсот марок дохода от моей книги и игрушек. А у меня поинтересовался наличием второй части приключений Мумми-Тролля.

— Да, дядя Ээро, написал, — обрадовал я его и передал ему пухлую тетрадь, в которую пришлось доклеивать много листов. — Можете не возвращать, я в двух экземплярах писал.

— Матти, мы с господином Стокманном решили напечатать первую сказку отдельной книгой. И даже привезли сигнальный экземпляр. Это самая первая книга, — нашёл он нужным пояснить мне этот термин. — Вот она.

— Спасибо, — пробормотал я, рассматривая картонную обложку с чёрно-белым Мумми-Троллем, названием и моим именем.

— Я знаю, что ты свободно пишешь и читаешь на шведском и русском, — продолжил тем временем Ээро Эркко. — Можешь перевести на эти языки свою сказку, но вот только с текстом, из этой книжки? Тут твой текст уже с правками, — он постучал желтоватым от табачного дыма ногтем по обложки книги, которую я держал в руках.

— Конечно, дядя Ээро. А как скоро это вам надо?

— До конца лета справишься? До нашей партийной конференции.

— Думаю, да. Справлюсь. В смысле — переведу. А вы её печатать и на этих языках собираетесь?

— Да. Но не я. А господин Стокманн. Попробует продать по пятьсот экземпляров для начала. Но это он с твоим отцом будет договариваться.

— Лучше с дедом. Отца выбрали в старосты, у него и так много дел, — пояснил я ему под его недоуменный взгляд.

Сам господин Стокманн до меня так и не снизошёл. Лишь молча кивнул, когда меня ему представил глава младофиннов. Он больше с дедом общался. Как дед Кауко мне позже рассказал, у них в группе старателей в Калифорнии тоже был Стокманн, который оказался родственником этого Стокманна из Шлезвиг-Голштинии. Да и сам он был примерно ровесником моего деда. Что их ещё больше сблизило.

Это привело к тому, что дед рассказал ему про мою вертушку, которая так и не заинтересовала Гуннарссона. А вот Стокману понравилась, и он согласился её запатентовать и производить, а нам выделить процент с дохода. Когда они уже уезжали, Георг Штокманн с дедом долго обнимался на прощание и сказал, кивнув на меня:

— Мой друг, если твой внук придумает ещё что-нибудь интересное, приезжай прямо ко мне, — обидно было, не передать.

Как будто я какая-то волшебная мебель, производящая различные чудеса, но недостойная общения. Чего, с ней, с мебелью, разговаривать! И я опять удостоился только кивка.

Пятьсот марок мне отец отдал, хотя по его глазам было видно, как ему жалко такого богатства. У меня, правда, эти деньги надолго не задержались. Я их передал деду на патентирование скрепки. Когда я принёс ему мои придумки, он потребовал показать, как это работает.

— Ну, скрепка, это для скрепления нескольких листов бумаги, — я взял со стола лежащие перед ним бумаги, в которых он вёл записи своих калькуляций при помощи счёт, и скрепил несколько листов.

— Хитро, — он покрутил в руках получившуюся стопку, повертел её в разные стороны.

— Ещё ей можно бумажные деньги скреплять, — дед тут же вытащил тонкую стопку бумажных марок и попробовал на них.

— И удобно. Хорошая придумка. Нужная. И, я смотрю, очень простая. За дорого можно будет её продать. А это что за жестянки? Он указал на мои эрзац-кнопки.

Я как мог объяснил ему принцип использования канцелярской кнопки. Продемонстрировать работу я не мог, так как жесть оказалась тонкой и кнопка сразу гнулась при попытке как-то её использовать.

— Херня полная, — вынес вердикт дед. — Зачем тратить железо на вот это, если можно приклеить бумагу куда угодно с помощью рыбного клея, который стоит один пенни за унцию.

Ну и ладно. Попробую с кнопкой попозже. В августе приедет Мехелин, вот ему и предложу.

— Деда, а ты можешь через своего поверенного в Улеаборге получить патент на скрепку? Именно на меня.

— Хм. Я у него спрашивал уже. По поводу вертушки. Он сказал, что регистрация в княжестве стоит четыреста марок. И еще сколько-то надо на взятку отдать, чтобы быстро сделать. Есть у тебя столько? А?

В разбитой мной кубышке оказалось всего сто двадцать семь марок и сорок пенни. Только зря её разбил. Так что привезённые Ээро Эркко деньги пошли на патентирование скрепки. Очень надеюсь, что не зря я отдал их деду, и тот меня не надурит.

— Ууу! Ненавижу! Гад! Жаба дохлая! Вот он кто! — громко шипел в своей комнате Андреас Викстрём. Громче было опасно, стенка между комнатами была тонкая, и дядя мог их услышать.

— Андреас, ты же сам виноват. Зачем ты диктатором захотел стать?

— Молчи, мелочь ушастая. Ты меня предал! Ты должен был драться за меня! Трус! А ещё брат!

— Я не трус! Я защищал тебя, когда ты упал!

— Ненавижу! Тебя, Матти и этот дом! Я его спалю! И нас домой отправят! Ой! — взлетевшая с столика кружка стремительно понеслась к нему.

От испуга у Андреаса ослабли колени, и он упал на задницу. Кружка, чиркнув по его волосам ударилась об стену за его стеной, разлетевшись на множество осколков.

— Аааа! — перепуганный мальчишка тонко завыл и попытался на карачках доползти до двери, но неведомая сила отшвырнула его в сторону, ощутимо приложив его о попавшийся на пути стул.

— Стой! Не надо! Хиири, не надо! Пожалуйста! Остановись! — сообразивший, что происходит, Ларс, кинулся к брату и обняв его, со слезами на глазах закричал куда-то под потолок, обращаясь к домовому, про которого знал из рассказов Матти и бабушки Ютты.

И неведомая сила успокоилась и не предпринимала никаких попыток как-то навредить мальчишкам.

— Андреас, вставай! Пойдём к Матти! Нам надо к нему! Иначе будет плохо! — причитал и всхлипывал Ларс Викстрём, буквально таща плачущего и перепуганного брата на себе к дверям.

Когда эта плачущая парочка ввалилась ко мне, я как раз переводил очередную главу своей первой сказки на шведский. Причём ввалилась с таким шумом и всхлипами, что следом за ними прискакала и встревоженная Анью. Я же, как обычно, увлечённый делом, услышал их только когда они вломились в мою комнату.

Из Андреаса никакой информации извлечь не удалось. Он только плакал и испуганно икал. Предложенная ему кружка с водой настолько перепугала его, что он завыл и полез прятаться под мой стол.

Зато рассказ Ларса полностью прояснил ситуацию. Видимо, мой разгневанный тонтту за угрозу сжечь его жилище хорошо нагнал жути на бедного паренька.

Самое странное, что Ларс не выглядел испуганным. Он возбужденно рассказывал как летали и взрывались кружки, а его брат своим телом переломал всю мебель в их комнате.

С летающей посудой я сталкивался и в прошлой жизни, лет в десять или одиннадцать. В квартире моего одноклассника Ромки Кулиша. Мы смотрели по телевизору польский сериал «Четыре танкиста и собака», когда громкий хлопок привлёк наше внимание. Пошли искать и нашли в ванной донышко от стакана и стеклянное крошево вокруг. А затем начали биться тарелки на кухне. Мы только одним глазком глянули на тот ужас на кухне и бегом рванули на улицу. Где и просидели до прихода его родителей. Естественно, те не поверили нам и наказали Ромку.

Анью, когда услышала про то, что Андреас обещал поджечь наш дом, оттолкнула в сторону Ларса и вытащив пацана из под моего стола, влепила ему несколько звонких пощёчин и затрещин. И надо сказать, это привело мелкого в чувство. По крайней мере, он вполне внятно, хоть и с истеринками в голосе, стал просить у меня прощения.

— Андреас! Ты не столько меня обидел, сколько Хиири. Он ведь тоже считает этот дом своим, — на меня сзади пахнуло знакомым теплом, и я понял, что и защитник нашего дома тоже здесь. — Надо и у него прощения попросить.

— И что мне делать? — племянник в эту минуту был готов на всё, хоть на крышу вылезти и спрыгнуть вниз. Надо его спасать, а то ещё в бега подастся. Ищи потом.

— Что у тебя есть с собой самого дорогого?

— Золотая монета у него есть! — сдал его Ларс. — Американская.

— Да. Один доллар золотой. Папа подарил, — прошептал Андреас, а в его глазах явно поубавилось желания готовности к любой жертве.

— Значит так. Берешь свою монету и идешь на кухню. И кладёшь её в ту миску за печкой, в которое мы молоко наливаем каждое утро для Хиири. И просишь прощения. Хорошо просишь. И обещаешь больше никогда не думать причинить вред этому дому. Потом отворачиваешься, считаешь до ста, я вас учил, надеюсь, ты не забыл? И поворачиваешься обратно. Если монеты в миске не будет, то Хиири тебя простил.

— А если он её не заберёт? — опять испугался Андреас.

— Тогда я иду к деду и всё ему рассказываю, а он, скорей всего, отвезёт тебя домой. Но прежде точно выпорет. И дома тебе тоже достанется, наверное, — хотя вряд ли, как я помнил из книг и мультфильмов моего мира, домовые любили золото.

— Мы, что? Не будем никому рассказывать про это? — удивилась Анью.

— Если Хиири примет подарок, то нет. Хорошо, сестрёнка?

— Угу, — как-то через силу согласилась она. — Хорошо. Если примет, я буду молчать.

— Но монета в той комнате! Я не пойду туда один. — на глаза Андреаса опять навернулись слёзы.

— Я сбегаю! Я знаю, где она! — и шустрый Ларс рванул в их с братом комнату, только пятки дробно застучали по деревянному полу.

Всё прошло как задумывалось. И Андреас на кухне никого из взрослых не застал, и Хиири монету у него принял. Но вот мелкие Викстрёмы три ночи спали в моей комнате на матрасе в обнимку, пока это не пресекла бабушка Ютта, выгнав их в соседнюю спальню. Я так и не решился им рассказать, что мой Хиири тоже ночует в этой комнате. Иначе, даже и не знаю чем это могло закончиться для Андреаса.

— А ну, быстро иди сюда! — рявкнул на меня дед Кауко одним прекрасным летним днём, когда моя команда, набегавшись по округе, разошлась по домам, и я в компании племянников зашёл на наше подворье.

— Чего, деда? — я опасливо приблизился к нему и смог увернуться от его руки, попытавшейся схватить меня. — Ты чего? Что я сделал? — Отскочив подальше от него, возмутился я.

Вроде бы никакого криминала за собой не припомню. Ну, если не считать нескольких сворованных гвоздей и разбитый горшок со сметаной, который уже и так записали на дворовых кошек.

— А ну, брысь отсюда, — заорал он на Викстрёмов, которые соляными столбиками застыли посреди двора и, видимо, гадали, не коснутся ли и их эти непонятные разборки. Но после окрика деда пулей залетели в дом, оставив меня один на один с ним.

— Матти! Ты почему меня не слушаешься? Тебе было сказано идти ко мне?

— Да, деда. Но я не подойду пока ты мне не объяснишь чего хочешь.

— У ты, неслух! Вот это, что? — на его протянутой ко мне левой ладони, лежали осколки раздавленной глиняной свистульки. Судя по узору на одном из них, явно моей, а не племянников.

— Свистулька. Моя. Была. Пока ты не раздавил, — с укором сказал я.

— Так, что здесь происходит? — в калитку зашёл отец, явно приехавший из управы.

— Дед мою свистульку взял и раздавил, — нажаловался я отцу и, спрятавшись за него, показал деду язык.

— Ты что, старый, творишь? Зачем внуку игрушку сломал?

— Тьфу! Идиоты! Вот это что? — он опять протянул руку с обломками моей свистульки под нос отцу.

— Обломки. Мусор какой-то.

— Ты в руки возьми! Разотри и скажи мне, что это?

— Хм. Глина вроде. Красная. Красная? Откуда у нас здесь красная глина? — я был ловко извлечён отцом из-за его спины.

После чего он, присев на корточки, заглянул мне в глаза и спросил:

— Матти. Ты где взял эту глину?

— Нашёл, — растерянно ответил я, ничего не понимая. — А что в ней такого?

— Это очень хорошая глина. Из неё хорошие кирпичи и черепица получаются, — объяснил мне отец. — Так где ты её нашёл? На нашей земле?

— Вроде бы, да. Между Звонким и Быстрым ручьями.

— Покажешь? Пойдём, съездим, пока я лошадь не распряг. Отец, прихвати пару заступов, — почти по барски бросил он деду и, подталкивая меня в спину, пошёл со двора.

Громадный пласт найденной мной глины оказалась частично на нашей земле, а частично на общинных неугодьях. Благодаря тому, что отец был старостой, они с дедом выкупили этот участок за небольшие деньги и почему-то оформили на меня. И начали строительство кирпичного заводика. Даже опытного управляющего для этого наши. Англичанина Кевина Райта, который когда-то работал инженером на подобном заводе в Ваасе.

В августе случилось то, что и должно было случиться. Император Николай назначил на пост нашего генерал-губернатора генерал-адьютанта Бобрикова.

Который тут же принялся проводить проверки канцелярии и департаментов. Из-за чего многие члены финской и либеральной партий так и не смогли приехать на отдых к нам. Не приехал к нам и Мехелин, которому я надеялся предложить полученный на днях патент на скрепку.

Но Ээро Эркко приехал. Не столько на отдых, сколько за переводами моей книги. По его словам, пятьсот экземпляров Мумми-Тролля на финском распродались в течение нескольких дней. И они с херра Штокманном допечатали уже ещё пару тысяч экземпляров. Заодно, он привез и сто восемьдесят марок, набежавших с положенных мне десяти пенни с каждой книги.

Больницу нам открыли в конце октября. Фредрик Идестам не обманул. Больница получилась небольшая, двухэтажная, но красивая, построенная из розового ракушечника, привезённого с юга Финляндии. На втором этаже была квартира докторов, супружеской пары, в этом году закончивших Гельсингфорский университет и подписавших контракт с департаментом здравоохранения. А на первом этаже были приемный покой, операционная и парочка небольших палат.

Уууууууу — гудела земля. Дзззззз — звенели и дребезжали стекла. Коровы мычали, лошади ржали, собаки выли. Все обитатели дома выскочили на улицу кто в чём был. Тудух, бздынь, подпрыгнула земля и посыпались стёкла в одном окне.

— Это землетрясение! — пытался нас успокоить дед Кауко. — Я их много в Калифорнии пережил. Сейчас закончится.

И действительно, гул прекратился, земля успокоилась и только поведение животных и испуганный плач наших женщин говорили о случившимся происшествии.

— Это неспроста! Это знак свыше! — вдруг заявил дед Хейди. — Что-то страшное грядёт.

И я, помня историю, был полностью с ним согласен.