Великий Гэсэр

СТАРИК ХОРЕДОЙ

В давние времена, когда все были счастливы, жил и старик Хоредой[225]. Имел он стадо из двадцати черных баранов, которые паслись в степи. Было у него и два вороных коня — один добрый скакун, а другой плохой.

Однако жил хорошо старик Хоредой.

Но случилось так, что из черных овец одна оягнилась — чисто-белого, прямо для жертвы богам, барашка хозяину принесла.

Вдруг из-под тучи опустились два ворона черных — на бедняжку-ягненка набросились, выклевали ему оба глаза и улетели.

Шибко тут рассердился старик Хоредой. Он вскочил на коня что получше и поскакал в погоню за птицами. Догнал, вырвал у каждого ворона по глазу и вставил своему ягненку, чтобы тот мог видеть траву, как и раньше.

А вороны полетели на небо к Эсэгэ-Малану[226] и нажаловались на старика Хоредоя, мол, он их ни за что лишил глаз.

Тут уже Эсэгэ-Малан рассердился и послал своих верных слуг — девять бурых волков, чтобы съели они у старика Хоредоя его отменного скакуна.

Но старик погадал на лопатке — и узнал-таки о предстоящей напасти. Спрятал он скакуна, а того что поплоше привязал к коновязи, где обычно стоял его лучший конь.

Волки мочью пришли. В темноте они съели плохого, а хороший скакун остался в живых. Когда волки, объевшись, ушли, наш старик Хоредой снова сел на коня и помчался в погоню. Догнал и поймал тех волков. Всех он их ободрал, шкуры снял, но оставил у них на хвостах но клочку шерсти. И вернулся домой до рассвета.

А волки, все девять ободранных, гремя костями, пришли жаловаться Эсэгэ-Малану, что, мол, ни за что их смертельно обидел старик Хоредой: шкуру с каждого снял.

Возмутился Эсэгэ-Малан и призвал к себе девять Шулма[227], повелев им спуститься на землю и привести к нему самого старика Хоредоя.

Прибежали девять Шулма к жилищу старика Хоредоя, а тот уж изготовился встретить их, как надо: запер двери, а щели оставил незаткнутыми. Сам же в кипятке помет растворил и черпак приготовил, свет притушил — и сидит, ждет.

Зашараборились девять Шулма возле входа в жилище — стали в щели заглядывать, чтобы разглядеть, что внутри делается. А старик Хоредой схватил черпак и ну плескать через те щели незаткнутые кипящим пометом в глаза девяти Шулма. Лица им обварил, щеки ошпарил. Ослепли девять Шулма, не до старика Хоредоя им стало. Воротились, подвывая, к Эсэгэ-Малану, стали плакать, жаловаться, что, мол, ни за что пострадали.

Тут уж и сам Эсэгэ-Малан нс выдержал. Разгневался сильнее некуда. Взобрался на облако, как на коня, и полетел к Хоредою, чтобы молнией пронзить, громом его изничтожить.

А старик Хоредой и без гадания знал, кто теперь к нему в гости пожалует. Наварил девять котлов тарасуна[228], отловил большого белого барана — приготовил все, что нужно для обильного жертвоприношения, и стал ждать небесного гостя.

Подлетел Эсэгэ-Малан на своем белом облаке, опустился на землю и видит: все готово к пышной встрече его — жертвенник, сама жертва и жертвователь с дарами. Гнев его смягчился. Даже любопытно стало Эсэгэ-Малану, почему старик Хоредой поступал именно так, а не иначе?

И спросил Эсэгэ-Малан старика:

— Почему ты вырвал по одному глазу у воронов?

Хоредой ответил:

— Я намеревался принести тебе в жертву чисто-белого ягненка. а вороны испортили его. Я и взял у них только по глазу, чтобы жертва для тебя была снова полноценной.

Эсэгэ-Малан спросил:

А почему ты содрал шкуру с девяти волков, посланных съесть твоею скакуна?

Хоредой ответил:

Потому я наказал их, что ты послал волков съесть хорошего коня, а те съели худого — тебя ослушались.

Эсэгэ-Малан спросил:

— А отчего ты ошпарил лица девяти Шулма, ведь я послал их на землю, чтобы привели тебя ко мне?

Хоредой ответил:

— Если бы они вошли в мое жилище, а не заглядывали бы в щели, как воры, я бы встретил их достойно!

Эти ответы понравились Эсэгэ-Малану. Он все простил старику Хоредою, принял жертвы его, успокоился и, удовлетворенный, полетел обратно на Небо.

А старик Хоредой воротился от жертвенною места домой, стал жить, как прежде, даже еще лучше. Потому, что небесные боги его с этих пор уважали, а злые духи земные побаивались.

ПРЕДАНИЕ О ТЭНГЭРИНАХ

В давнее время, когда Тэнгэри — необъятное видимое Небо — для всех было священным, среди небожителей-тэнгэринов не случалось ни ссор, ни вражды. Все сто тэнгэринов были чистыми белыми божествами, были почтительны друг к другу, а к людям внимательны и добры.

Но и небожители не вечны. Умер старейшина тэнгэринов Асаранги. И два могущественных тэнгэрина Хан-Тюрмас и Ата-Улан захотели быть на месте Асаранги и верховодить остальными тенгэринами. Спор перешел в ссору, ссора — в непримиримую вражду.

Дело кончилось тем, что пятьдесят три тэнгэрина приняли сторону Хан-Тюрмаса, а сорок три стали союзниками Ата-Улана.

Лишь один тэнгэрин — гордый и независимый Сэгэн-Сэбдэк, или по его второму имени Обо-Тэнгэри, остался посредине, не примкнув ни к кому. Но большинство со временем перетянуло его к себе — и пятьдесят пять могущественных тэнгэринов стали властителями западной половины неба и земли.

Сорок четыре тэнгэрина откочевали на восток и стали владеть восточной половиной земли и неба.

Хоть мир был поделен, а раздоры остались. Из-за того, что западные и восточные тэнгэрины вечно враждовали, восточным ввиду их меньшинства было труднее сражаться и творить добро.

Так пятьдесят пять западных тэнгэринов стали белыми и добрыми покровителями, а сорок четыре восточных предстали черными и зловредными для жителей земли.

М.Н. ХАНГАЛОВ У О БАЛАГАНСКОЙ “ГЭСЭРИАДЕ”

У балаганских бурят с незапамятных времен устно передается из поколения в поколение сказка об Абай-Гэсэр-богдо-хане. Обыкновенно буряты называют эту сказку “Гэсэр-хан” или “Богдо-Гэсэр-хан”, но большей частью говорят “Абай-Гэсэр-гужи” (история Абай-Гэсэра), иногда говорят “Абай-Гэсэр-хани гужи”; а полное название будет “Абай-Гэсэр-богдо-хан”. Сказка “Абай-Гэсэр-богдо-хан” между другими бурятскими сказками занимает первое место, знающие ее бурятские рассказчики пользуются между бурятами почетом. При всяком удобном случае буряты в долгие зимние ночи стараются послушать или сказку про Абай-Гэсэр-богдо-хана или же другую какую-нибудь.

Бурятский рассказчик рассказывает, а все семейство бурят и собравшиеся соседи слушают сказку с большим вниманием. Сказки у бурят говорятся нараспев с рифмами, кто не может петь, тот говорит словами без пения. До чего достигает уважение бурят к рассказчикам сказок, можно видеть из народной поговорки: “онтхоши хун олбок пудушка дэрэ; души хун, дубун дэрэ”,— “говорящий сказки человек (рассказчик) на перине и подушке, а поющий (певец) на бутре”. Буряты говорят, что в “твердые годы” (тяжелые годы) “хату жилдэ”, в те годы, когда свирепствуют болезни, рассказывать сказку про Абай-Гэсэр-богдо-хана считают очень полезным, потому что нечистые духи, насылающие на людей разные болезни, будто бы боятся сказки про Абай-Гэсэр-богдо-хана. Иногда буряту, едущему в темную ночь по безлюдной степи, становится жутко, тогда он начинает, для отогнания нечистых духов, нараспев мурлыкать сказку про Абай-Гэсэр-богдо-хана. Если, собираясь в дальний путь, придется слушать сказку про Абай-Гэсэр-богдо-хана, это считается хорошим признаком, дорога будет благополучна и дела будут успешны. В прежние времена зимние долгие ночи часто проводили за слушанием сказок, что составляло развлечение бурят; ныне сказки оставлены, вместо них появились другие роды препровождения времени: карты, пьянство и пустое балагурство.

По словам бурят, если хороший рассказчик говорит сказку про Абай-Гэсэр-богдо-хана, то он кончает ее в 9 дней и ночей, т. е. в 9 суток. Если рассказчик не пропустит ничего, то в награду ему спускается с неба верховая лошадь в полной сбруе для верховой езды. Передают, что как-то раз один бурят рассказывал сказку про Абай-Гэсэр-богдо-хана в продолжение 9 суток, в конце сказки с неба спустился уже верховой конь в полной сбруе для верховой езды, но, к несчастью, рассказчик пропустил сказать, что Абай-Гэсэр-богдо-хан на пень дерева положил верховой кнут; какой-то невидимый человек сказал тогда: “хорошо сказка сказана, но только пропущен верховой кнут, положенный Абай-Гэсэр-богдо-ханом на пень дерева”. Тотчас же конь, спустившийся с неба, поднялся обратно вверх.

Буряты говорят, что сказка про Абай-Гэсэр-богдо-хана имеет девять ветвей (ёhон хала). Первая ветвь: борьба западных и восточных тэнгэрbнов, победа западного тэнгэри, сошествие на землю Абай-Гэсэр-богдо-хана, рождение его на земле, малолетство его на земле и женитьбы его на Тумун-Жаргалан-хатан и на Урма-Гохон-хатан. Вторая ветвь: охота на зверей и женитьба на Алма-Мэргэн-хатан. Третья ветвь: лесной пестрый лев Октор. Четвертая ветвь: китайский хан Гумэн. Пятая ветвь: Лобсогой, который через обман и хитрость обратил Абай-Гэсэр-богдо-хана в осла; освобождение его Алма-Мэргэн-хатан от Лобсогоя. Шестая ветвь: козни завистливого дяди Сута-нойона, болезнь Абай-Гэсэр-богдо-хана, выздоровление, поездка Абай-Гэсэр-богдо-хана к пятнадцатиголовому Абарга-Сэсэн-мангадхаю и убиение последнего. Седьмая ветвь: возвращение Абай-Гэсэр-богдо-хана из страны мангадхая домой; поездка за Алма-Мэргэн-хатан, Воскресение тридцати трех баторов, поездка к трем царям шарабуловым, война, победа и возвращение. Восьмая ветвь: война с Гал-Дулмэ-ханом и Девятая ветвь: будто бы последняя война с Лобсогоем и победа над ним. Эту последнюю ветвь, рассказ о войне Абай-Гэсэр-богдо-хана с Лобсогоем, мой рассказчик Петков-Тушемилов не знает. Другие же буряты говорят, что все выше перечисленное только три ветви, следовательно, тут еще шести недостает. Вообще, говорят очень разно. Остальные ветви будто бы состоят из рассказов о богатырях и ханах, которые в то время жили на земле. Обыкновенно рассказчик, сказав какую-нибудь более или менее длинную сказку об одном таком богатыре, прибавит, что эта сказка есть одна из ветвей “Абай-Гэсэр-богдо-хана"; таким образом, ветвей у “Абай-Гэсэр-богдо-хана” будет не девять, а десятки и сотни, если собрать все. Некоторые буряты говорят, что девять ветвей “Абай-Гэсэр-богдо-хана" произошли следующим образом: сперва начал воевать один какой-то батар или хан с мангадхаем. Этот сказочный богатырь или хан начал побеждать своего противника мангадхая. Последний будто бы начал звать своего покровителя Лобсогоя и Лобсогой на зов мангадхая приехал. Обратившись в большого серого волка, он начал гнать богатыря или батара, победившего мангадхая, вокруг одной высокой горы. Тогда батар или хан в свою очередь зовет своего покровителя, другого более сильного батара, который приехав, обращает своего любимца в шагай (кость-бабку) и, положив в карман, сам начинает воевать с большим серым волком, но он не может победить и наконец обращается в бегство, начиная скакать вокруг горы, как первый батар, а волк гонится за ним. И это время второй батар начинает звать на помощь третьего батара или хана, тот тоже приезжает. Также обратив предыдущего батара в шагай и положив его в карман, он воюет с большим серым волком, но волк начинает побеждать и этого вновь приехавшего батара. Этот последний тоже начинает скакать вокруг горы, а волк гоняться за ним. Тогда этот батар начинает звать нового батара или хана посильнее себя на помощь. Новый батар или хан приезжает, но с ним происходит то же самое, что и с первыми. Таким образом, эти батары и ханы звали друг друга на помощь и наконец последний девятый батар или хан вступает в битву, но и он оказывается слабосильным в борьбе с большим серым волком. Он также начинает звать себе на помощь другого батара, но на этот раз призывается уже сам Абай-Гэсэр-богдо-хан. Абай-Гэсэр-богдо-хан приехал на зов звавшего на помощь батара. Он обратил его в шагай, положил в карман и поскакал вокруг горы. Потом Абай-Гэсэр-богдо-хан, поймав большого серого волка за уши, бросил его на землю. Волк опять сделался Лобсогоем. Абай-Гэсэр-богдо-хан с Лобсогоем начали воевать. Абай-Гэсэр-богдо-хан победил Лобсогоя, вынул из кармана шагай и бросил на землю. Шагай вновь обратился в богатыря. Этот богатырь в свою очередь из своего кармана вынул шагай и бросил, и другой богатырь принял свой настоящий вид. Таким образом, все девять шагаев были обращены вновь в богатырей.

По словам бурят, Абай-Гэсэр-богдо-хан победил Лобсогоя, но никак не мог убить. Одни говорят, что Абай-Гэсэр-богдо-хан бросил Лобсогоя в каменный тама (преисподнюю — А.П.), из камня сделал большого батара, дал ему большой железный молот и наказал, когда Лобсогой покажется из тама, бить его по голове. Другие буряты говорят, будто бы Абай-Гэсэр-богдо-хан бросил Лобсогоя в глубокую яму, на отверстие поставил двух своих батаров с большими железными молотами. Когда Лобсогой показывается из ямы, то два батара Абай-Гэсэр-богдо-хана бьют по голове Лобсогоя железными молотами, тогда Лобсогой опять падает в яму, от этого происходит землетрясение и глухой гул под землей. Некоторые буряты говорят, что будто Абай- Гэсэр-богдо-хан, с помощью своих тринадцати волшебств, сделал несколько маленьких мальчиков (число мальчиков неизвестно), которые из лука стрелами постоянно стреляют в Лобсогоя, когда он показывается из ямы. Таким образом, они обессиливают Лобсогоя и он обратно уходит в яму, т. е. падает. Еще вариант: говорят, что Абай-Гэсэр-богдо-хан победил Лобсогоя, но не мог убить и вследствие этого придавил его тремя горами, а потом, чтобы Лобсогой не свалил с себя эти три горы и не вышел из-под них, эти три горы с Лобсогоем воткнул в землю, т. е. пригвоздил своим копьем, отчего Лобсогой не может выйти из-под этих гор. К этому рассказу некоторые прибавляют, что Абай-Гэсэр-богдо-хан создал одного сильного батара, который будто бы приколачивает копье в землю железным молотом. Варианты рассказов о Абай-Гэсэр-богдо-хане неисчерпаемы. По словам бурят, когда кончится мир и будет галаб (миф. “калпа” — катаклизм и конец эры, — А.П.), Лобсогой опять встанет и будет воевать с Абай-Гэсэр-богдо-ханом, на этот раз Лобсогой победит Абай-Гэсэр-богдо-хана.

Буряты говорят и спорят убежденно, что в прежнее время Абай-Гэсэр-богдо-хан действительно жил на земле. В подтверждение этого указывают на следы его земной жизни. Когда Абай-Гэсэр-богдо-хан воевал с Лобсогоем и стрелял в него стрелами, будто бы одна стрела Абай-Гэсэр-богдо-хана попала в гору Ёхон-Тэрэн и рассекла ее. Это место буряты называют Тэрэни аман или Тэрэни хэтэл (“рот Тэрэна” или “проход Тэрэна”). Когда Абай-Гэсэр-богдо-хан поднял стрелу с земли и стряхнул с нее землю, то земля, упавшая из косточки стрелы (зэн), образовала гору Оксогор. В Бильчирском инородческом ведомстве тоже есть две горы, будто бы простреленные Абай-Гэсэр-богдо-ханом, который, по словам бурят, выстрелил с южной стороны. Первая простреленная гора называется Мухур-Улан (или Хара-Хушун), а вторая Удактай. Когда Абай-Гэсэр-богдо-хан прострелил стрелой эти две горы, то образовались проходы (хэтэл) и из вынутой стрелой из этих гор земли образовалась новая гора в Улейском инородческом ведомстве, тоже под названием Оксогор.

Кроме того, буряты говорят, что Абай-Гэсэр-богдо-хан, свалив Лобсогоя на землю и взяв его за ноги, волок по земле, вследствие этого образовалось одиннадцать падей. Самая средняя падь большая, по краям по пяти небольших падей. Средняя большая падь образовалась от тела Лобсогоя, а по краям по пяти небольших падей образовались от пальцев Лобсогоя, будто бы своими пальцами Лобсогой выбороздил землю.

В Тунке (долина Иркута, объединяющая Байкала с монгольским озером Хубсугул — А.П.) есть остатки сожженного дворца Гал-Дулмэ-хана. Тут Абай-Гэсэр-богдо-хан с помощью девяти небесных кузнецов (тэнгэрнн ёhон дархад) раскаливал сына Гал-Дулмэ-хана, отчего дворец Гал-Дулмэ-хана расплавился и образовалась груда камней и железных шлаков (Вероятно, тункинские базальты — примеч. Г. Н. Потанина). Буряты говорят, что Абай-Гэсэр-богдо-хан жил в теплой стране (дулан газар) Тибет, а Гал-Дулмэ-хан и Лобсогой жили на этих местах, т. е. в Иркутской губернии…

…

ПЛАЧ РОГМО-ГОА

(Из монгольского сказания о Гесере)

ЗЕМНОЕ РОЖДЕНИЕ ГЭСЭРА

(Из эхирит-булагатского сказания о Гэсэре)

ПЕСНЯ О ЖЕНАХ ГЭСЭРА

В главе из сказания о Гэсэре (“Война Абай-Гэсэр-богдохана с Гал-Долмо-ханом”), Матвей Николаевич Хангалов пишет:

“Помешаю здесь песню, которую буряты поют в честь красоты трех жен Абай-Гэсэр-богдо-хана”.

Надо полагать, что эта песня имела ритуальное значение, так как обращена к женам великого героя-небожителя, и исполнение ее, видимо, было связано с отправлением культа небесных предков.

ПЕСНЯ САРАГАЛ-НОЙОНА

Хангалов пишет: “Когда два царя шарабуловы, Шара-Гэрэлтэ-хан и Хара-Гэрэлтэ-хан со своими многочисленными войсками увезли Урма-Гоохон-абахай, дядя (Гэсэр-богдо-хана — А.П.) Сарагал-нойон пел песню”:

ПЁОХОН ПЕТРОВ

Когда мне было лет 6–7, мы, дети улуса Халхайта Нуга, Ирхидеева рода, часто собирались по вечерам у своего одноулусника Евграфа Балдунникова послушать о Гэсэре. Мы готовы были хоть до утра слушать о том, как Абай Гэhэр (так часто произносили буряты Осинской долины Иркутской области), спустившись с неба на землю, превратился в сопляка Нюhата хубууна и победил осу, ворона и крысу, первая из которых была величиной с орла, второй — с двухгодовалого быка, а третья — со взрослого быка. Мальчик-сопляк (Гэсэр) победил их и придал нм естественные размеры.

Вторично Гэсэр превратился но вшивого Тээрсэхэн хубууна и издевался над мангадхаем. Интересен был отрывок о битве Гэсэра с Гал Дулмэ ханом, у последнего было столько глаз, сколько звезд на небе. Мы, дети, очень внимательно, бывало, слушали рассказчика, но взрослые почему-то не обращали на его рассказ внимания. Лишь мною лет спустя я понял, что Евграф Балдунников был не ахти какой рассказчик, он рассказывал лишь отрывки из “Гэсэра” да и то в прозе.

Мой интерес к “Гэсэру” еще более возрос, когда я, будучи учеником Боханской школы II ступени, выпросил у учителя Прокопьева Н. Т. “Балаганский сборник” М. Н. Хангалова, где были опубликованы отрывки из “Гэсэра” в переводе на русский язык. Но по-настоящему глубокое и цельное впечатление произвел на меня “Гэсэр” много позднее, когда мне удалось прочитать вариант его, записанный неутомимым собирателем Цыбеном Жамцарано у сказителя Маншута Имегеева.

До 1940 года мною было записано около десяти улигеров со слов Г. Ильина, М. Шоболова, А. Тороева, М. Бардамова и др.

Но мне никак не удавалось осуществить мою мечту — записать “Гэсэр”.

Учительствуя в Аларском аймаке, в Кутуликской средней школе, в 1939 году я получил сведения, что в улусе Хадаахан, на острове р. Ангары живет замечательный сказитель “Гэсэра” старик Пёохон, но ни фамилию его, ни репертуар его установить тогда я не смог.

В конце сентября 1940 года я был командирован в западные аймаки Бурят-Монгольским государственным научно-исследовательским институтом культуры. Я поехал в Аларскнй, Боханский и Нукутский аймаки Иркутской области искать знатоков “Абай Гэсэра” и, если удастся, познакомиться со стариком Пёохоном. Кстати, в эту поездку я открыл таких замечательных улигершинов, как Папа Тушемилов, Парамон Дмитриев, Омпо Хантаев, Хилтуу Петчинов, Александр Балтакшинов, Хондарон Косоков, Игнагий Дагданов и др.

Со ст. Кутулик я поехал по направлению к улусу Хадахаан, находящемуся в 50 км от райцентра. Попутно мною были посещены несколько улусов Нельхайского куста. Доехал до р. Ангары 6 октября к вечеру. День был облачный, хмурый. Река Ангара пенилась от сильного ветра. Я переправился через широкую протоку на лодке. Уже в потемках попал в переполненный стариками дом сказителя. Оказалось, они отмечали сорочину умершего младшего брата сказителя Ноёта. Познакомился со стариками, в том числе и с Пёохоном Петровичем. Сразу бросилось в глаза, что Пёохон Петрович, колхозник сельхозартели “Адуша" Аларского аймака, был здесь уважаемым человеком. Несмотря на свои семьдесят три года, старик выглядел еще очень бодрым, выполнял различные работы не только в хозяйстве сына, но кое-когда и в колхозе. В 70-летнем возрасте он участвовал в Республиканском совещании.

Когда я сообщил старикам о цели своего приезда, они заинтересовались: будет ли Пёохон Петрович рассказывать мне о Гэсэре? Сказитель молча посидел несколько минут и медленно стал говорить:

— Я уже постарел и многое позабыл. Когда долго не рассказываешь, забывается. Нет, молодой человек, я тебе рассказать о Гэсэре не смогу.

— Пёохон Петрович, может быть, я запишу то, что вы помните…

— Молодой человек! Сегодня день, не подходящий для таких разговоров, лучше поговорим завтра, на свежую голову.

На следующий день старик спозаранку уехал за дровами, вернулся лишь к обеду. Я вместе с ним выгрузил дрова, он как-то холодно, неприязненно отнесся к моей помощи и, не заходя в дом, сообщил, что еще раз подумал о Гэсэре, но рассказать, к сожалению, не сможет.

— Что же, раз вы не хотите рассказывать, то неволить Вас я не могу, — сказал я. Пёохон Петрович как-то виновато почесал затылок и пригласил зайти в дом.

Вскоре к Пёохону Петровичу зашли два старика-одноулусника, и втроем они стали тихо беседовать. Сноха принесла жбан молочной арахи с деревянной чашкой и поставила перед свекром. Старик молча, не торопясь, взял жбан и начал угощать по кругу — “духарянить”. Поговорили о вчерашнем вечере, о покойном Ноёте и незаметно перешли к старине. Беседовали тихо, степенно. К этому времени жбан был опустошен. Пользуясь моментом, я вынул из саквояжа пол-литра водки и незаметно передал хозяйке дома, чтобы она поставила ее перед стариками. Хозяйка же дома громогласно объявила: “А вот у нашего гостя тоже один котел вышел”, — и поставила бутылку на стол.

После бутылки беседа заметно оживилась, голоса стали громче, а когда приступили ко второй бутылке, Пёохон Петрович начал меня экзаменовать.

Мне были заданы следующие вопросы (они у меня сохранились, я за столом сидел с бумагой и авторучкой, записывал много и подробно):

1. Из какой ты кости (рода).

2. Что определило на свете — море или тьма (далай уртаhымы, али балай уртаhымы).

3. Где и в каком направлении находятся пуп (хунhэн) земли и пуп внешнего мира (океана).

Из загадок-триад были такие загадки:

1. Что есть три тяжелых на свете.

2. Что есть три красивых на свете.

3. Какие есть три чуда на свете.

4. Что есть три черных на свете.

Были заданы и другие загадки.

Пёохон Петрович попросил также расшифровать, что означает пословица “Архи ууhан газааша, аарса ууhан досоошо”.

Ответы на эти вопросы и загадки мне были известны. Хорошо то, что я попал к Петрову фольклористом с кое-каким опытом.

Пёохон Петрович, получив удовлетворяющие его ответы, не остановился на этом. Начал рассказывать маленькие сказки с условием, чтобы я их записал. Я удивился. Зачем старику вдруг понадобилось, чтоб эти сказки непременно были записаны? По окончании записей он попросил, чтобы я их прочитал вслух. Мною были записаны сказки “Заахан хубуун”, “Хун нохой хоёр”. Когда я прочитал вслух свои записи сказок и ряд загадок, пословиц и поговорок, которые были записаны в ходе беседы в тот день, Пёохон Петрович удовлетворенно сказал: “Я испытал, как ты записываешь. Оказывается, ты записываешь быстро и точно”.

Впоследствии выяснилось, что у старика много записывал Р.Ф. Тугутов, а затем студенты и учителя, не имевшие опыта точной и быстрой записи. Когда старик попросил их прочитать записанное, они не смогли разобраться в том, что они сами записывали. Вышло, что они зря мучили старика и сами впустую провели время.

В тот вечер старик рассказывал также о кости Хангин, о своей молодости, о том, от кого и какие улигеры он услышал.

Когда было около 12 часов ночи, Пёохон Петрович неожиданно для всех объявил:

— Друзья! Пора спать, славно мы провели день. Завтра с утра я буду диктовать “Абай Гэсэра”.

Это было на исходе 7 октября 1940 года. На следующий день я начал записывать столь дорогие сердцу строки об Абай Гэсэре. Диктовал он очень медленно и часто отлучался по хозяйству, особенно большой помехой был любимец деда — маленький, милый трехлетий его внук Петя-Петушок. Дед часто, лаская его, приговаривал:

— Уу! Буhалгаани боро хулда.

В первый день я записал 1220 строк, девятого октября — 1315, десятого —1365 и одиннадцатого —1380 строк. Дни были короткими, вечерами при семилинейной лампе было темновато. Так что за четыре дня было записано всего 5280 строк из “Гэсэра”. Дальше сказитель отказался рассказывать, ссылаясь на головную боль, на работу и т. д. Во время рассказа старик часто делал паузы, ссылался на то, что многое забыл.

— Вот если бы был жив Ноёт, он мне напомнил бы, — говорил он, в глазах его появлялись слезы. По-видимому, он очень любил своего младшего брата и тяжело переживал его смерть, хотя тот и умер в возрасте 66 лет. Ноёт не был улигершином, но он хорошо знал содержание многих улигеров и всегда поправлял брата, когда он делал пропуски и сокращения. Пёохон Петрович был противником сокращенных вариантов “Гэсэра”.

Он верил в то, что все герои улигеров после смерти продолжают существовать либо на небе в образе звезд, либо в подземном царстве в качестве слуги грозного царя потустороннего мира Эрлэг хана. Гэсэр, по его словам, не терпел плохих рассказчиков, а хороших рассказчиков мог брать к себе на небо. По этому поводу существует такая легенда. Один знаменитый улигершин в течение 9 дней и 9 ночей рассказал все девять ветвей "Гэсэра". Когда он перед восходом солнца сообщил своим слушателям, что уже рассказан весь улигер, кто-то громовым голосом сказал: "Хорошо ты рассказывал. Я хотел тебя взять с собою на небо, но ведь ты забыл про кнут, оставленным мною на пне". Когда пораженный улигершин со своими слушателями вышел на улицу, то на свежем снегу увидел следы копыт коня, которые были величиной с трехведерный котел. В эту легенду верил и Пёохон Петров.

***

Второй раз я был у П. Петрова с 7 по 15 февраля 1941 года.

На этот раз мною были записаны пять глав “Гэсэра" и отрывок из него “Ута Сагаан баатар". Была также записана эпическая поэма “Могой Сагаан хубуун". Нужно оговориться, что глава “Война Абай Гэсэра с Шэрэм минаата Альбан Шудхэром” записана вкратце, лишь отрывками. Выше говорилось о смерти младшего брата сказители, а на этот раз, ко времени моего приезда, умер еще и новорожденный внук сказителя. К тому же верующие сказители после зимних холодов боятся рассказывать о Гэсэре, в особенности об Альбан Шудхдре (самом страшном враге Гэсэра).

На этот рад я записал вкратце автобиографию и репертуар сказителя.

Пёохон Петрович родился и 1866 г. в улусе Хадаахан, на острове р. Ангары, который называется Уйга, в 15 км выше Балаганска, в семье Петруунха Бааниева (Петра Иванова). Семья его отца была многочисленной: пятеро дочерей и трое сыновей. Занимались скотоводством, сеяли очень мало: 1/2 или 3/4 десятины ржи. Часто не хватало хлеба до весны, пробивались арсой. Отец Пёохина в трудное время часто говорил детям:

Нажар эрэхэ,

Налгай болохо,

Гэзэгэ халаха,

ГудэЬэн садаха.

Лето придет —

хорошо станет,

затылок нагреется,

желудок сытым будет.

В те времена не было школ. Малышам скучно бывало в долгие осенние и зимние вечера в полутемных избах. В эти вечера они собирались по 5–6 человек и просиживали у кого-нибудь, загадывали загадки, рассказывали друг другу короткие сказки, играли в шашки или в ладышки (косточки), но больше всего любили слушать улигеры. Отец Пёохона Петрова, Петруунха, был сказителем. В его репертуаре были: “Эрэ Тоохлой мэргэн”, “Абай Гэсэр хаан”, “Хатуу Хара хаан”, и многие другие улигеры, сказки, легенды и предания.

Частым гостем и собеседником отца Пёохона был Табараан Доржиев из улуса Загалзаан (в 6 км. от острова Уйга). Он был большим знатоком улигеров, в особенности шаманской мифологии (тэнгэринов, хатов, шаманов и т. д.).

Пёохон Петров с малых лет знал очень много сказок, загадок, пословиц и поговорок, ряд преданий и около двадцати улигеров.

По его словам, многое им забыто. За последние двадцать лет он рассказывал только “Гэсэр” и кое-какие легенды, предания. Записанные у него Р. Ф. Тугутовым материалы частично опубликованы в сборнике “Фольклор Восточной Сибири”, 1938, Иркутск; “Стихи и легенды о Байкале”, 1938, Иркутск; и, наконец, “Пёохон Петров. Легенды, сказки” (две легенды и 4 сказки), 1944, Улан-Удэ.

Во время диктовки Пёохон Петрович признавался мне, что нужно обладать большим терпением, чтобы рассказывать для записи:

— Я вот когда записываю, что-нибудь да делаю. Или карандаши чиню, или делаю ложки, а так сидеть и диктовать очень трудно: то сбиваешься, то пропускаешь. Вот ты, молодой человек, приезжай летом, на отдых, с запасом времени, тогда я тебе расскажу много мелких сказок, преданий и еще кое-что могу сообщить. Будем на вольном воздухе, на берегу Ангары, порыбачим и уху будем варить в укромном месте. Вот тогда я кое-что вспомню про старину, расскажу подробно, где мы жили, как жили и что мы делали. Но имей в виду, что улигер летом я тебе не буду рассказывать. Нельзя, опасно.

Мы условились встретиться летом 1941 года, но не суждено было нам увидеться. Нагрянула война. Сын сказителя Александр в 1942 г. погиб па фронте смертью храбрых. Когда я демобилизовался в средине 1943 года, то уже не застал в живых Пёохона Петровича. Он не перенес тяжелого удара — смерти сына и умер в начале 1943 года на семьдесят шестом году жизни.

Пёохон Петрович был большим знатоком устного народного творчества бурят, обладал незаурядной памятью, знал много улигеров, содержащих в себе десятки тысяч стихотворных строк. Записаны от него были всего два улигера, а остальные так и остались незаписанными. Когда составлялся сводный, ныне опубликованный в обработке П. Балдано текст “Гэсэра”, в его основу лег петровский вариант.

Пёохон Петрович был также большим знатоком шаманства ангарских бурят. Некоторые материалы об этом у него были записаны в 1941–1942 гг. С. П. Балдаевым, но еще не опубликованы.

В 1940 году мною была записана родословная П. Петрова…

И. Н. Мадасон

КОММЕНТАРИИ

ВЕЛИКИЙ ГЭСЭР

Поэтический перевод выполнен по двуязычной книге “Абай Гэсэр”, издание Сибирского отделения АН СССР, Улан-Удэ, 1960 г. Вступительная статья, подготовка текста, подстрочный перевод и комментарии к нему доктора филологических наук А. И. Уланова.

СТАРИК ХОРЕДОЙ

Литературная обработка сказки, записанной, М. Н. Хангаловым и прокомментированной православным миссионером, первым директором Иркутского краеведческого музея И. А. Подгорбунским, по-видимому, в 1880-х годах.

Текст опубликован в учебном пособии “Книга для чтения в бурятских школах с приложением бурятско-русского и русско-бурятского словаря”, издание Иркутской Переводческой Комиссии при Иркутском Комитете Православного Миссионерского Общества, Казань, 1903.

Примечания И. А. Подгорбунского перепечатаны из III тома собр соч. М. Н. Хангалова. См. ниже.

“Эсэгэ-Малан или Эсэгэ-Малан-тэнгэри значит “Плешивый отец”. В образе его буряты олицетворяют небесный свод и представляют его живым и личным божеством, живущим на небе. В наших сказках он является то как доброе божество, то как злое, как, например, в этой сказке, посылающее людям разные испытания. Кроме того, в сказке о Му-Монто он является распорядителем грома, который и поражает или ослушников его воли или не уважающих его. Наконец, из той же сказки видно, что ему приносятся жертвы за новорожденных. Последний член его имени — тэнгри — переводят обыкновенно словом “небо”. Но перевод этот неверен, потому что для обозначения материального неба у монголов и бурят есть слово “окторхой.” Слово же “тэнгри” употребляется для означения лучезарного божества света. Дело в том, что выражение это созвучно, а, может быть, и происходит от санскритскою deva. А это последнее произошло от корни div — “светить, блистать” (отсюда русское “день”, лаг. dies и deus). Следовательно, первоначально им обозначались лучезарные божества света и добра, то есть живые существа, а не материальное небо”.

М. Н. ХАНГАЛОВ О БАЛАГАНСКОЙ “ГЭСЭРИАДЕ”

Перепечатывается из вышеназванного издания.

ПРЕДАНИЕ О ТЭНГЭРИНАХ

Литературная обработка фрагмента научного труда “О шаманстве у бурят” выдающегося бурятского ученого, одного из основоположников сибирской фольклористики, этнографии и рели! неведения Матвея Николаевича Хангалова (1858–1918), опубликованного в его собрании сочинений, том 2, изданном Сибирским отделением АН СССР, Улан-Удэ, 1959.

ПЛАЧ РОГМО-ГОА

Плач жены Гесера, как фрагмент сказительской версии монгольской “Гэсэриады”, записан от известного хурчи (певца-сказителя) Чойнхора фольклористами С. Ю. Неклюдовым и Б. Л. Рифтиным в 1974 году в городе Мандал-Гоби в Монголии.

Двуязычный текст опубликован в книге С. Ю. Неклюдова и Ж. Тумурцерена “Монгольские сказания о Гесере”, новые записи, Издательство “Наука”, главная редакция восточной литературы, 1982. Отсюда и взят подстрочный перевод для поэтического.

Консультант перевода — доктор филологических наук С. Ю. Неклюдов.

ЗЕМНОЕ РОЖДЕНИЕ ГЭСЭРА

Фрагмент эхирит-булагатской версии героического сказания “Абай Гэсэр Хубуун” легендарного ульгэршина Машнуда Имегеиова (1849–1908).

Запись 1906 года сделана Ц. Жамцарано в улусе Кукунут в ста верстах от Иркутска по якутскому тракту.

Поэтический перевод выполнен по научному изданию “Абан Гэсэр-хубун”, эпопея, часть 1. Издание Сибирского отделении АН СССР, Улан-Удэ, 1961. Подготовка текста и подстрочный перевод памятника осуществлены кандидатом филологических наук М. П. Хомоновым.

ПЕСНЯ О ЖЕНАХ ГЭСЭРА

Поэтический перевод выполнен но подстрочному переводу М. Н. Хангалова в его собрании сочинений, том 2, изданном Сибирским отделением АН СССР, Улан-Удэ, 1959.

ПЕСНЯ САРАГАЛ-НОЙОНА

Поэтический перевод выполнен по подстрочному переводу М. Н. Хангалова в его собрании сочинений. См. выше.

ПЁОХОН ПЕТРОВ

Записки И. Мадасона о сказителе Пёохоне Петрове и о том, как был записан его вариант сказания о Гэсэре, перепечатываются нами без изменения из книги “Абай Гэсэр”, издание Сибирского отделения АН СССР, Улан-Удэ, 1960 г.

Портрет П. Петрова — это рисунок иркутского художника Л. Лобоновича, здесь — прорисовка Н. Протасова.

А. В. Преловский

ПАМЯТНИКИ ФОЛЬКЛОРА И ЛИТЕРАТУРЫ НАРОДОВ СИБИРИ В ПЕРЕВОДАХ АНАТОЛИЯ ПРЕЛОВСКОГО

ВЫШЛИ В СВЕТ:

“СИБИРСКИЕ СКАЗАНИЯ”(стихотворные переводы и переложения): якутское, мансийкое, бурятское, эвенское, ненецкое, хакасское, русское. Издательство “Современник”, Москва, 1991.

“ПОЭЗИЯ ДРЕВНИХ ТЮРКОВ VI–XII вв ”, надписи в честь героев, эпитафии, гадательная книга, стихотворения из Турфанского оазиса, из “Диван лугат ат-турк” Махмуда ал-Кашгари. Издательство “Раритет”, Москва, 1993.

“НЯ — ОТЕЦ ЗЕМЛИ”, русские переводы с ненецкого языка стихотворных авторских версий ненецкого, нганасанского и энецкого сказаний, выполненных поэтом и фольклористом Л. Ненянг. Издательство “Хэглэн”, Красноярск, 1994.

“КОЛЧАН СЕРДЕЧНЫХ СТРЕЛ”, художественные переводы народной любовной лирики, сказаний и легенд о любви сибирских тюрков: хакасов, тувинцев, татар, якутов, тофаларов, кумандинцев, телеутов, шорцев, долган, алтайцев, Стихи и проза. Издание Красноярского отделения Ассоциации “Русская энциклопедия”, 1995.

“ШАМАНСКИЕ ПЕСНОПЕНИЯ”, художественные стихотворные переводы из фольклорного наследия Н. Ф.Катанова (конец XIX века): хакасские, тувинские, тофаларские тексты с приложениями якутских, шорских, алтайских. Издательство “Лит-Экспресс”, Москва, 1996.

“РОДНИК ИЗ-ПОД КАМНЯ”, переводы, вступительная статья, составление А. В. Преловского. Москва “Московский Парнас”. 1999.

Художественные переводы эпоса и народной лирики хакасов XIX в. из фольклорного наследия Н. Ф. Катанова.

“ДЕВЯТЬ СВЯЩЕННЫХ БУБНОВ”, переводы, вступительная статья, составление А. В. Преловского. Москва. “Московский Парнас”, 1999.

Впервые переведены на русский язык все фольклорные записи шаманских ритуальных текстов бурят XIX в., собранные великим бурятским просветителем М. Н. Хангаловым (1858–1918) в Иркутской губернии.

ДВУЯЗЫЧНЫЕ ИЗДАНИЯ ЭПОСА:

“КАН-КЫС” тувинское богатырское сказание, авторская версия Вл. Серен-оола. Русский стихотворный перевод с параллельным тувинским текстом. Кызыл. 1992.

“ЭЛЕ — ХРАНИТЕЛЬ ЭДЕКА”, эвенское сказание, авторская версия В. Кейметинова (Баргачана). Русский стихотворный перевод с параллельным эвенским текстом. Якутск, 1993.

Все книги осуществлены при научной консультации, научном редактировании, в тесном взаимодействии с сибирскими фольклористами, этнографами и историками культуры народов Сибири. Все книги эти стали библиографическими редкостями сразу по выходу в свет.

ЖУРНАЛЬНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ЭПОСА:

ДЕТИ ВЛАДЫКИ ЯБТА САЛЯ — первый поэтический перевод ненецкого сказания в авторской версии ненецкой поэтессы и фольклористки Любови Нснянг. Журнал “Север” № 10, 1988.

ЭЛЕ — ХРАНИТЕЛЬ ЭДЕКА — первый поэтический перевод эвенского сказания, вариант сказителя В. Захарова в обработке эвенского поэта В. Кейметинова… Журнал “Север”, № 4, 1989.

ЭР СОГОТОХ — поэтический перевод якутского сказания об исходе народа с Байкала на Лену. Авторская версия Народного поэта Якутии И. Гоголева. Журнал “Полярная Звезда”, № 3, 1990.

ПЕСНЬ СТАРЦА ИЗ ТЭГИ — первое хантыйское сказание в художественном поэтическом переводе. Запись Йожефа Папай (1890-х годов) в устье Оби. Журнал “Север” № 12, 1990.

АТАЛАМИ — СЫН ЛОШАДИ — первый поэтический перевод долганского сказания. Запись А.А. Попова (1931) и П. Ефремова (1960-е годы). Журнал “Полярная Звезда” № 1, 1992.

ИДИЛВЕЙ — первое юкагирское сказание в художественном поэтическом переводе. Авторская версия юкагирского поэта и ученого Улуро Адо. Журнал “Полярная Звезда” № 4, 1992.

ПОДГОТОВЛЕНЫ К ИЗДАНИЮ И ЖДУТ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКИ:

«АНТОЛОГИЯ ФОЛЬКЛОРА СИБИРСКИХ ТАТАР»: песни. байты, токмаки, дастаны, сказки из собраний академика В. Радлова, Ф. Ахметова и др. Стихи и проза.

“КРУГОБАЙКАЛЬСКИЕ СКАЗАНИЯ" — эпос и мелкий фольклор всех народов, живущих вокруг Байкала.

“СКАЗАНИЯ НАРОДОВ СЕВЕРА" — эпос и мелкожанровый фольклор всех народов Севера Западной и Восточной Сибири.

“СКАЗАНИЯ СИБИРСКИХ КАЗАКОВ" — землепроходческий эпос Сибири.

“ПОЭЗИЯ СИБИРСКОГО ЯЗЫЧЕСТВА" — переводы ритуальных шаманских текстов народов Сибири из собрания акад. В. Радлова, священника В. Вербицкого, М. Хангалова, В. Серошевского, В. Ионова, И. Худякова, Н. Катанова, С. Майнагашева, Н. Дыренковой и др.

“СИБИРСКИЙ ЭПОС” — 60 героических сказаний всех народов Западной и Восточной Сибири в 3 томах.

ВЕЛИКИЙ ГЭСЭР

Книга издана на средства из избирательного фонда кандидата в депутаты Государственной думы РФ Сергее Семеновича Босюлова.

Ответственный за выпуск В А. Устинов

Редактор — Т. В. Лунева

Корректор — Е. М. Устинова

Компьютерный дизайн, верстка, оригинал-макет — О. А Власова, А А. Погодин

Лицензия ЛР.4 071$63 от 14.05.99 г.