Так, спустя три с половиной века, прекратила свое существование старая Салоника. Первым из великих портовых городов пала Смирна. Падение Смирны привело к гибели, возможно, 100 000 человек. Салоники испытали дополнительный ужас индустриальной машины для убийства. Разрушение портовых городов восточного Средиземноморья продолжится и после Второй мировой войны, но уже без таких ошеломляющих жертв. Каждый из них обрел исключительную идентичность как греческий, турецкий, еврейский или египетский город. На западе портовые города, объединявшие людей разных культур и религий, тоже приходили в упадок. Ливорно вошел в состав объединенной Италии задолго до этих событий, и уже в середине XIX века его элита, отождествляя себя (независимо от происхождения) с Италией, все больше обращалась к профессиям и некоммерческой карьере, поскольку город терял свои особые привилегии и уступал первенство Генуе и другим соперникам.44 После Первой мировой войны Триест был отделен от Австро-Венгрии, и географическое положение, которое раньше было его преимуществом, теперь превратилось в неудобство, так как город оказался зажат новым королевством сербов, хорватов и словенцев, а Австрия стала маленьким и незначительным государством за Альпами, не определившимся со своей культурной и политической идентичностью. Затем, после Второй мировой войны, он стал костью раздора между Италией и Югославией, получив двусмысленный статус "свободного города" до 1954 года. Его самобытная культурная идентичность, или, скорее, множественность идентичностей, оказалась не в состоянии пережить эти политические и экономические изменения.

Яффо изменился более внезапно, хотя он уже утратил свою множественную идентичность, поскольку Тель-Авив превратился в отдельный неарабский город. В течение нескольких недель весной 1948 года, накануне рождения Израиля, десятки тысяч яффских арабов бежали на кораблях или по суше, ища убежища в Газе, Бейруте и других местах. Организация Объединенных Наций определила Яффо в качестве эксклава предполагаемого арабского государства, которое должно было сосуществовать с еврейским государством в Палестине. После бомбардировки еврейскими войсками в конце апреля население Яффо сократилось. Лидеры арабской общины, численность которой к этому времени составляла всего около 5 000 человек, сдали город 13 мая, за день до провозглашения государства Израиль на проспекте Ротшильда в Тель-Авиве.45 После этого Яффо превратился в пригород Тель-Авива с арабским меньшинством, что стало почти обратной ситуацией по сравнению с тем, что было сорок лет назад, а те, кто уехал, оказались не в состоянии вернуться. В Александрии окончательный акт был отложен до 1956 года, когда за национализацией Суэцкого канала последовали экспроприация и изгнание итальянцев, евреев и других жителей по приказу Гамаля Абдель Насера. Город восстановился как крупный мусульманский арабский город, но его экономика упала. Кое-что осталось от старой Александрии, но в основном в виде кладбищ - греков, католиков, евреев и коптов. Что касается кладбищ Салоник, то огромное еврейское кладбище уже было разорено нацистами - все до единой могилы. Сейчас на его месте находится огромный кампус Университета Аристотеля в Салониках: "И есть такие, которым нет памятника".46

Mare Nostrum - Снова, 1918-1945

I

В то время как большинство морских операций в Средиземноморье во время Первой мировой войны происходило на востоке и в Адриатике, в водах, омывающих берега распадающихся империй Османов и Габсбургов, все Средиземноморье стало местом соперничества между 1918 и 1939 годами.1 В центре борьбы за овладение Средиземноморьем находились амбиции Бенито Муссолини после того, как он получил контроль над Италией в 1922 году. Его отношение к Средиземноморью колебалось. В некоторые моменты он мечтал об итальянской империи, которая простиралась бы до "океанов" и предлагала Италии "место под солнцем"; он попытался воплотить эту мечту в жизнь вторжением в Абиссинию в 1935 году, которое, помимо того, что было очень сложным как военная кампания, стало политической катастрофой, поскольку лишило его того внимания, которое до тех пор проявляли к нему Великобритания и Франция. В другое время его внимание было сосредоточено на самом Средиземноморье: Италия, говорил он, - это "остров, который вдается в Средиземное море", и все же, зловеще соглашался фашистский Большой совет, это остров-тюрьма: "решетки этой тюрьмы - Корсика, Тунис, Мальта и Кипр. Охранники этой тюрьмы - Гибралтар и Суэц".2

Итальянские амбиции были подкреплены мирными договорами, заключенными в конце Первой мировой войны. Италия не только сохранила за собой Додеканес, но и оттеснила австрийцев на северо-востоке Италии, и получила большую часть Italia irredenta, "неискупленной Италии", в виде Триеста, Истрии и, вдоль далматинского побережья, Зары (Задара), которая стала известна благодаря превосходному вишневому бренди, производимому семьей Луксардо. Фиуме (Риека) в Истрии был захвачен в 1919 году разношерстной частной армией поэта-националиста д'Аннунцио, который объявил его резиденцией "итальянского регентства Карнаро"; несмотря на международное сопротивление, к 1924 году фашистская Италия включила его в состав отечества. Одним из странных проявлений, показывающих, насколько важным было прошлое для фашистской мечты, стало создание институтов, призванных способствовать серьезному изучению (и italianità, "итальянскости") корсиканской, мальтийской и далматинской истории. Любой, кто бродил по большому церемониальному проспекту, проложенному вдоль Римского форума через сердце древнего Рима, мог полюбоваться большими картами Римской империи, на которых было показано, как она выросла из крошечного поселения на Палатинском холме в империю Траяна, охватывающую все Средиземноморье и земли далеко за его пределами. Албания, шатко державшаяся в независимости с 1913 года, также попала в поле зрения Италии: центральный банк Албании находился в Риме; ее новый правитель, король Зог, отчаянно нуждался в финансовой и политической поддержке со стороны Италии, и этот вопрос был нетерпеливо решен итальянским вторжением в Албанию в апреле 1939 года. Еще до этого Италия располагала важной базой подводных лодок в Сасено, на небольшом острове у албанского побережья. Подводные лодки рассматривались как ключ к будущему успеху Италии в Средиземноморье, когда придет время бросить вызов господству Великобритании. В 1935 году маршал Бадольо, командующий итальянскими вооруженными силами, утверждал, что Италии не нужны тяжелые линкоры, а завоевать господство на море можно с помощью более современных средств. На самом деле итальянский флот не впечатлял: "Он отставал практически во всех категориях военно-морской войны, был технологически отсталым, оперативно неуравновешенным и лишенным воображения".3

Вторжение в Албанию и продолжающиеся репрессии против повстанцев в Ливии доказали, что разговоры о создании средиземноморской империи не были пустой болтовней, как бы ни воспринимали Муссолини как полукомическую фигуру с выпирающей челюстью, из которой лились грандиозные заявления о восстановлении римского Mare Nostrum. Приобретение Ливии создало ось север-юг через Средиземное море, и Северная Африка должна была стать "четвертым берегом" Италии. Британская Мальта, господствующая в море между Сицилией и "четвертым берегом", была не просто неудобством, а препятствием. В 1937 году Муссолини совершил триумфальный визит в Триполи, отпраздновав создание первой нормальной дороги, протянувшейся на 1000 миль вдоль ливийского побережья, и перестройку части столицы в современный европейский город.4 Еще одним доказательством стремления фашистов вытеснить Великобританию любыми средствами стало оказание итальянцами финансовой поддержки верховному муфтию Иерусалима, весьма деструктивной фигуре, которая воспользовалась арабскими беспорядками в Палестине в 1936 году для усиления своего политического влияния в качестве религиозного лидера мусульман-суннитов в Палестине. Фашистские ополчения - "Зеленые рубашки" и "Голубые рубашки" (которые, естественно, ненавидели друг друга) - были созданы в Египте, где, в любом случае, было много "Черных рубашек" в итальянской общине Александрии.5

Затем, в 1936 году, итальянцы предложили активную помощь фалангистским войскам, сражавшимся в Испании под безжалостным, нехаризматичным, но эффективным командованием генерала Франко. Помимо 50 000 солдат, фашистская Италия обеспечила поддержку с воздуха и моря и сыграла важную роль в битве за Балеарские острова. Муссолини не претендовал на материковую Испанию, но острова были совсем другим делом. Итальянцы высадились на Майорке, откуда к сентябрю 1936 года вытеснили республиканцев; они казнили около 3 000 майоркинцев, обвиненных в симпатиях к коммунистам. В течение следующих двух лет остров стал базой для жестоких итальянских воздушных налетов на такие крупные республиканские центры, как Валенсия и Барселона. Муссолини, вероятно, хотел бы удержать Майорку, но он получил то, что хотел: центр операций в западном Средиземноморье, достаточно близко к Тулону и Орану, чтобы служить предупреждением для французских флотов, базирующихся там, хотя его главной навязчивой идеей оставался британский флот. Однако на деле итальянцы дали о себе знать: главная улица Пальмы-де-Майорки была переименована в улицу Ромы, а вход на нее украсили статуи юношей, на плечах которых сидели римские орлы.6 Спустя пятнадцать веков Mare Nostrum вновь простирался из Италии в испанские воды.

Великобритания не была уверена в том, что ей нужно в Средиземноморье. К 1939 году только 9 процентов британского импорта проходило через Суэцкий канал, а Мальта, несмотря на свою великолепную гавань, не была особенно полезной базой снабжения, поскольку из-за нехватки местных ресурсов (начиная с воды) ее постоянно приходилось пополнять. Однако она служила полезным перевалочным пунктом для самолетов, совершавших перелеты по всему Средиземноморью, позволяя им дозаправляться между Гибралтаром и Александрией. Помимо великолепных укреплений XVI века, Мальта не была хорошо защищена. В начале войны остров защищали три одномоторных биплана, известные как "Вера", "Надежда" и "Милосердие", оснащенные легкими пулеметами калибра .303.7 В стратегическом плане Мальта имела преимущество и одновременно недостаток, поскольку находилась всего в нескольких минутах полета от Сицилии: она была опасно уязвима, но Британия не стала бы легкомысленно отказываться от позиции, обеспечивающей морские проходы в центральное Средиземноморье. Однако именно в Александрии Британия решила сосредоточить свой средиземноморский флот, несмотря на то, что ей пришлось использовать гавань, значительно уступающую Валлетте.8 Что касается других средиземноморских владений Британии, то Кипр мало использовался в качестве военно-морской базы с тех пор, как был приобретен у османов, а Хайфская бухта имела особую стратегическую ценность как конечный пункт большого нефтепровода из Ирака. Гибралтар оказался чуть менее серьезной проблемой в отношениях с Испанией, чем ожидало британское правительство, даже после начала войны с Германией: Франко, к отвращению Гитлера, отказался втягиваться в войну, отчасти опасаясь, что Британия оккупирует Канары. Гитлер осудил Франко за неблагодарность после многих лет поддержки во время гражданской войны, предположив, что в нем, должно быть, течет еврейская кровь.9 Тем не менее, Британии требовался легкий доступ с запада на восток, особенно к Суэцкому каналу.

Даже когда Великобритания и Франция объявили войну нацистской Германии в сентябре 1939 года, не было причин предполагать, что война за защиту Польши всколыхнет Средиземноморье. Большинство участников ожидали повторения тяжелых сухопутных сражений во Фландрии во время Первой мировой войны. Муссолини не хотел вступать на сторону Гитлера, хотя его министерство пропаганды регулярно выдавало пустые хвастовства: 21 апреля 1940 года его представитель заявил, что "все Средиземноморье находится под контролем военно-морских и военно-воздушных сил Италии, и если Британия осмелится воевать, она будет немедленно вытеснена "10.10 июня, когда Франция уже была готова пасть, он из лучших побуждений решил присоединиться к разгрому. Это принесло ему небольшой кусок оккупированной Франции, хотя и без желанного порта - Ниццы.

II

Франция, а не Италия, стала первой проблемой Британии в Средиземноморье. Большинство французских командиров, ошеломленных поражением, увидели спасение своей страны в унизительной сделке Петена с Гитлером; они маскировали стыд, который испытывали, сильным патриотизмом, обращенным не столько против Германии, сколько против Британии, ведь разве Британия не послала на войну слишком мало людей, подвергнув la Patrie поражению, которого она не заслуживала? Прежде чем вступить в борьбу с итальянцами, которые начали угрожать британским конвоям, британский флот должен был знать, где он находится по отношению к французскому флоту, часть которого, под названием "Сила X", была припаркована в Александрии. Там, на территории, которая фактически являлась британской, французы отказались предложить свои корабли Британии, но согласились законсервировать их, и проблем не возникло, несмотря на исповедуемую французскими моряками лояльность режиму Петена в Виши.11 Но гордость французского флота находилась в Оране, главным образом в гавани Мерс-эль-Кебир, и включала два самых оснащенных в мире боевых крейсера, "Дюнкерк" и "Страсбург". Адмирал Дарлан оказался убежденным защитником французских интересов, и прошло несколько лет, прежде чем его лояльность к Виши ослабла. Британцы предложили Дарлану различные варианты: от включения его флота в состав британского флота до отправки кораблей в Карибский бассейн, где они будут обездвижены до конца войны. Дарлан считал, что французы как были французами, так ими и останутся. Единственным выходом, как ясно дали понять британцы, было нападение Королевского флота, что он и сделал 3 июля 1940 года, не давая покоя. Хотя "Страсбургу" удалось спастись, британцы достигли своих главных военных целей: французские корабли были разбиты, хотя и ценой примерно 1300 французских жизней.12 Но Британия поплатилась и политическими издержками: рудиментарные дипломатические связи с вишистской Францией были разорваны. Ненависть Дарлана к Британии подтвердилась. Теперь Гитлер мог убедиться, что французский флот и армия в Северной Африке и Французской Сирии возглавлялись людьми, которые оставались упорно преданными режиму Виши. Они могли бы быть полезны против британцев, но границы были нечеткими: Франция считала себя вне войны. Мерс-эль-Кебир подтвердил мнение Гитлера о том, что он должен сосредоточить свою войну в Северной Европе. Муссолини можно было позволить себе те клочья, которые он искал в Средиземноморье, хотя о Тунисе не могло быть и речи: немцы считали, что Северная Африка находится в большей безопасности в руках сговорчивой вишистской Франции, и они посмеялись над требованием министра иностранных дел Чиано отдать Ниццу, Корсику, Мальту, Тунис и часть Алжира.13

Поэтому следующие столкновения Британии в Средиземном море произошли с итальянцами, которые захватили Сиди-Баррани на крайнем западе Египта, но ненадолго. В ноябре 1940 года британцы одержали победу в Таранто, где воздушная атака, предпринятая с палубы авианосца Illustrious, подбила Littorio, самый мощный корабль, которым располагали итальянцы, и потопила линкор Cavour.14 Эта быстрая и легкая победа отбила у итальянцев охоту искать сражения на море и, что еще важнее, подтвердила, что даже ограниченная воздушная мощь может подавить гордость вражеского флота. Теперь вопрос заключался в том, могут ли воздушные налеты помочь завоевать остров. Мальта подвергалась итальянским воздушным атакам почти с самого начала войны между Великобританией и Италией, хотя с помощью недавно разработанных радаров маленькие самолеты "Вера", "Надежда" и "Милосердие" оказались на удивление эффективными против итальянской Regia Aeronautica, пока эскадрилья современных самолетов "Харрикейн" не прибыла для усиления британской противовоздушной обороны. В начале 1941 года немецкие и итальянские самолеты покалечили "Иллюстриус", когда он шел на восток от Гибралтара, хотя ему удалось войти в Большую гавань Мальты.15 Бомбардировки Мальты усилились: немцы ежедневно совершали воздушные налеты, разрушая Валлетту и Три города на противоположной стороне Большой гавани, а также убивая сотни мальтийских гражданских лиц, которые вместе с британскими войсками, расквартированными на острове, постоянно испытывали нехватку продовольствия и других предметов первой необходимости. Ситуация стала еще хуже после декабря 1941 года. К этому времени немцы стали относиться к Средиземноморью более серьезно. Фанатичный Кессельринг был назначен командующим в Средиземноморье и предпринял целенаправленные усилия по уничтожению британских конвоев, направлявшихся на Мальту. Однако по мере усиления немецкого присутствия росло и давление с других направлений, ведь нацистская Германия и Советский Союз находились в состоянии войны. К осени 1941 года британцы смогли ответить бомбардировочными кампаниями на Сицилии и в Северной Африке, а британские подводные лодки нацелились на итальянские и немецкие суда, снабжавшие силы Оси в Северной Африке. Немцы и итальянцы были настолько раздражены, что проконсультировались с третьей крупной державой Оси, Японией, о наилучшем способе захвата острова, учитывая японский опыт в Тихом океане; одним из методов, который они предложили использовать, было голодание.16

Теперь Мальта обладала Большой гаванью, заполненной обломками, телами утонувших моряков и нефтью с затонувших судов (которая грозила загореться). Частично защитникам удалось сохранить Мальту в качестве базы для самолетов и подводных лодок, способных доставить неприятелю неприятности и помешать его переброске войск и грузов в Северную Африку. Неудивительно, что вторая Великая осада Мальты так же глубоко запечатлелась в мальтийском сознании, как и Великая осада 1565 года.17 Черчилль опасался, что ситуация достигла такой точки, когда державам Оси даже не потребуется вторжение: Мальту просто разбомбят до полного подчинения. Британские конвои подвергались огромному давлению со стороны подводных лодок в водах к югу от Майорки, а затем со стороны итальянских крейсеров и немецких и итальянских самолетов на подходе к Тунису - в августе 1942 года только пять судов из четырнадцати конвоев, направлявшихся из Гибралтара, достигли безопасной стоянки на Мальте.18 К счастью, немцы сами не могли решить, хотят ли они захватывать остров, тем более что это означало бы совместные учения с итальянской армией, которую они в последнее время все меньше и меньше уважали в Северной Африке; а Муссолини полагал, что остров достанется ему, как только Великобритания будет вынуждена капитулировать на всех фронтах.19 К счастью, немцы тоже стали все более одержимы своими амбициями в Северной Африке, по мере того как Роммель продвигался на восток к Тобруку, и поэтому к маю 1942 года Мальта казалась второстепенным вопросом. Страны Оси были убеждены, что война в Средиземноморье будет выиграна на суше, а не путем завоевания маленького пыльного острова. Британские командиры тоже считали, что "лучше потерять Мальту, чем Египет".20 Однако спасло Мальту, несомненно, то, что жители острова не позволили постоянным бомбардировкам и месяцам полнейших страданий сломить их решимость, и это было должным образом признано, когда король Георг VI наградил весь остров Георгиевским крестом. Эта медаль до сих пор изображена на мальтийском флаге как напоминание о героическом сопротивлении острова: 30 000 зданий были повреждены или разрушены, а 1300 мирных жителей погибли от бомб.21

Мальта устояла, но в 1941 году британцы были побеждены в битве за Крит, хотя его стратегическая ценность для немцев была не совсем очевидна.22 Германское верховное командование имело лишь разрозненное представление о важности Средиземноморья. Немцы рассматривали Миттельмир с точки зрения Балкан. Вопрос о том, кто в долгосрочной перспективе будет контролировать морские пути, рассматривался как вопрос между Италией и Великобританией. Поскольку немецкие войска сражались вместе с итальянцами в Северной Африке, державы Оси стремились обеспечить безопасность маршрута снабжения через Средиземное море с севера на юг. Но способ, выбранный фюрером для этого, вызывал споры. Когда Гитлер решил послать подлодки в Средиземное море - опасное мероприятие, поскольку это означало прохождение Гибралтара, - адмирал Радер возразил, что это повредит немецким военным усилиям в Атлантике. Державы Оси знали, что Средиземное море открывает доступ к нефтяным запасам Ближнего Востока через Суэцкий канал, хотя было нереально ожидать, что этот путь будет быстро открыт. Но запасы нефти держав оси были на исходе; к лету 1942 года итальянский флот оказался без нефти, а немцы отказались поставлять ее, учитывая все свои другие обязательства. Поэтому Гитлер выбрал другой путь к нефти - через огромные открытые равнины России в Персию, что стало для него более разумным после начала войны с Россией в 1941 году. Это привело его армию к Сталинграду, где она остановилась, а затем потерпела крупное поражение. Растущее значение Средиземноморья застало немцев врасплох. Его реальное значение стало гораздо более очевидным, когда в ноябре 1942 года союзники, теперь уже американцы, высадились на тех же пляжах, которые французы использовали в 1830 году для вторжения в Алжир.23

Нападение на Алжир (операция "Факел") сопровождалось высадкой в Марокко и продвижением на восток к Тунису. Немцы уже были остановлены в Эль-Аламейне в июле 1942 года, а в ноябре их решительно отбросила назад армия Монтгомери "Крысы пустыни". Однако присутствие в Северной Африке вишистских командиров, в частности Дарлана, чрезвычайно осложняло ситуацию. Дарлан был заинтересован только в поддержке победившей стороны. Он считал себя наследником Петена. Он был готов сотрудничать с союзниками, какое бы презрение они ни испытывали к человеку, которого многие считали подлым предателем. Но его беспокоило, что союзники могут быть отбиты, и тогда его разоблачат как двуличного дельца. В ноябре 1942 года генерал Эйзенхауэр встретился с Дарланом в Алжире, где адмирал жил в роскошном стиле. Эйзенхауэр надеялся убедить его перебросить французский флот из Тулона в Северную Африку и присоединиться к американским усилиям. Дарлан пробормотал что-то вроде согласия, но он знал, что адмирал, командующий в Тулоне, старый соперник, не захочет этого делать, и даже французские корабли в Александрии отказались, несмотря на хорошие отношения их экипажей с британцами. Непростой компромисс позволил Дарлану остаться заместителем Петена в Северной Африке, что вызвало возмущение в Великобритании и Соединенных Штатах: Дарлана осудили как квислинга и антисемита; ведущий телеканала CBS Эд Марроу спросил: "Мы сражаемся с нацистами или спим с ними?". Затруднения Дарлана разрешились, когда в канун Рождества фанатичный монархист пробрался в правительственные учреждения в Алжире, дождался его возвращения с приятного обеда и застрелил самоуверенного адмирала.24

Борьба за господство над Средиземноморьем становилась все более ожесточенной, а успех союзников казался далеко не однозначным. В декабре 1942 года командующий войсками Виши в Тунисе передал державам Оси прекрасно оборудованную французскую военно-морскую базу в Бизерте. Тем временем в ноябре Гитлер решил покончить с разделенным статусом Франции, оккупировав территории, находившиеся под контролем Виши; Муссолини было позволено взять Ниццу в качестве своего приза, а также отправить несколько эскадрилий на Корсику, на которой они подняли итальянский флаг. Командиры Виши играли мутную роль в средиземноморской войне и политике и использовали свой неопределенный статус представителей страны, официально не находящейся в состоянии войны, чтобы колебаться между обеими сторонами. Когда союзники тайно переправили малоизвестного французского генерала Анри Жиро на подводной лодке из вишистской Франции в Алжир, они обнаружили, что он обладает всеми гордостями и предрассудками Дарлана - он не хотел быть пуделем союзников, не был заинтересован в отмене антисемитских законов, арестовывал "обычных подозреваемых" и интернировал их в концентрационные лагеря вне поля зрения союзников. Его главной надеждой было возглавить массовое наступление, чтобы освободить свою родину от унижений немецкой оккупации.25 Границы между противоборствующими сторонами были гораздо четче в Атлантике или Тихом океане, чем в Средиземном море.

III

В 1943 году политическая неразбериха в Средиземноморье еще больше усилилась. В марте союзные войска разгромили немцев под Меденином в Тунисе, и немцы Роммеля покинули Тунис. 8 мая Тунис и Бизерта пали перед союзниками вместе с 250 000 итальянских и немецких войск. Падение Туниса сделало Средиземное море более безопасным для судоходства союзников, и суперконвои из 100 кораблей теперь проходили мимо Мальты, чтобы достичь Гибралтара или Александрии - единство Средиземноморья как моря, в основном контролируемого Великобританией, было если не восстановлено, то, по крайней мере, в перспективе. В июне 1943 года король Георг VI проплыл по открытому морю из Триполи на Мальту, где его встретили массы ликующих мальтийцев. Цель заключалась не только в том, чтобы поднять моральный дух мальтийцев, но и в том, чтобы показать всей империи, что Великобритания неумолимо продвигается к окончательной победе.26

Для стран Оси были и другие мрачные новости. Греция погрузилась в гражданскую войну, а в Югославии нарастало сопротивление.27 В странах Оси росло подозрение, что Сардинию хотят использовать в качестве пункта сбора для массированного вторжения союзников в Европу через южную Францию; Кальяри дорого заплатил за эту дезинформацию, и следы бомбардировок союзников видны там до сих пор. Реальный вопрос заключался в том, была ли средиземноморская Франция или Италия (по выражению Черчилля) "мягким подбрюшьем" Европы Оси. В июне 1943 года союзники захватили свой первый кусок Италии: небольшой, но стратегически важный остров Пантеллерия к западу от Мальты, где 12 000 деморализованных итальянских войск погибли под интенсивными бомбардировками.28 Когда в июле союзники, опровергнув прежние ожидания, высадились на Сицилии, специальное заседание Большого фашистского совета ополчилось против Муссолини. На следующей аудиенции у короля Виктора Эммануила его не попросили уйти в отставку - ему сообщили, что его уже заменил фельдмаршал Бадольо, а при выходе из дворца Квиринале его затолкали в полицейский фургон и поместили под арест. Несмотря на то что направление деятельности правительства Бадольо было неясно, немцы начали наращивать свои силы в Италии, ожидая того дня, когда союзные войска перейдут на материк. 22 июля Палермо был занят американцами под командованием генерала Паттона; к тому времени, когда 17 августа союзники прибыли в Мессину, город был превращен в руины, а 60 000 немецких и 75 000 итальянских войск бежали. Итальянцы не хотели продолжать войну, и их настроение совпадало с настроением нации; в начале сентября Бадольо удалось уговорить подписать соглашение о перемирии с союзниками. Когда немецкие самолеты разбомбили итальянский линкор "Рома", что привело к многочисленным жертвам, итальянский флот отплыл на Мальту, передав гордость своего флота Великобритании. Большая гавань в Таранто была с готовностью уступлена союзникам. С другой стороны, ситуация на островах была более запутанной. Британским войскам удалось занять небольшие острова Додеканеса; в Кефалонии немцы безрассудно убили 6 000 итальянских солдат; на Корсике царил полный хаос, поскольку немцы, итальянцы, свободные французы и корсиканские бойцы сопротивления претендовали на части острова.29 Капитуляция Италии, таким образом, внесла новую неопределенность во все Средиземноморье.

Первые попытки союзников закрепиться в Италии в конце 1943 года увенчались неожиданной высадкой огромного количества союзных войск в Анцио, к югу от Рима. После этого союзникам пришлось бы с боями пробиваться по остальной части полуострова; политическая ситуация в Италии осложнилась бегством Муссолини и его согласием на создание "Итальянской социальной республики" на севере, находившемся под контролем нацистов. Несмотря на медленный прогресс, свободные французы (что неудивительно) и американцы стремились продолжить высадку на юге Франции, чтобы уравновесить высадку союзников в Нормандии в июне 1944 года: Тулон перешел к союзникам 26 августа, раньше, чем они считали возможным, и это высвободило силы для атаки на Марсель, который был разгромлен 28 августа.30

Вскоре мысли переключились на будущее Средиземноморья после поражения Германии. В число актуальных вопросов входили Палестина, Югославия и Греция, где коммунистическое восстание начинало раздирать страну на части. В октябре 1944 года Черчилль был в Москве и изложил Сталину позицию Великобритании: Британия "должна быть ведущей средиземноморской державой". Сталин понял, в чем дело, и с пониманием отнесся к трудностям, с которыми столкнулась Британия, когда немцы помешали ее транзитным маршрутам через Средиземное море; он даже заверил Черчилля, что не будет раскачивать лодку в Италии. Это объяснялось тем, что Сталин был в первую очередь заинтересован в том, чтобы добиться согласия Великобритании на советское господство в славянской Европе, включая Сербию.31 Еще не наступил момент, когда русские могли бы подтвердить свои притязания на роль средиземноморской державы.

Раздробленное Средиземноморье, 1945-1990 гг.

I

Победа союзников над Германией во Второй мировой войне, как и в Первой, оставила в Средиземноморье неспокойную обстановку. После того как Греция вышла из гражданской войны с прозападным правительством, на Кипре, где вновь набирало силу движение, призывавшее к энозису, объединению с Грецией, раздавались все более громкие раскаты. Именно потому, что греки встали на сторону Запада, а Турция осталась в стороне от войны, в конце 1940-х годов Соединенные Штаты стали рассматривать Средиземноморье как передовую позицию в новой борьбе с растущей мощью Советского Союза. Явной темой стала защита демократии от коммунистической тирании.1 Реализм Сталина не позволил ему поддержать коммунистический мятеж в Греции, но он стремился найти способы получить свободный доступ к Средиземноморью через Дарданеллы. В Лондоне и Вашингтоне по-прежнему опасались, что советские союзники утвердятся на берегах Средиземного моря, поскольку лидер партизан в Югославии Тито на последних этапах войны разыгрывал нужные карты и даже заручился поддержкой британцев. Кроме того, итальянцы потеряли Задар вместе с военно-морской базой в Которе и кусками Далмации, которые они с жадностью приобрели во время войны, а Албания после мучительного периода сначала итальянской, а затем немецкой оккупации восстановила свою независимость под руководством коммунистического лидера Энвера Ходжи, получившего образование в Париже, чья бескомпромиссная позиция привела его страну в еще большую изоляцию.

Придя к власти, Ходжа воображал, что его страна станет частью братского союза социалистических наций, наряду с возрожденной Югославией Тито и Советским Союзом. Тесные связи с югославами были скреплены экономическими пактами, которые свидетельствовали о надежде Тито втянуть Албанию в югославскую федерацию. У Ходжи были другие устремления, и, по его мнению, право Албании защищать каждый квадратный дюйм национальной территории распространялось и на воды у албанского побережья: канал Корфу, долгое время служивший водным путем, соединявшим Грецию с Адриатикой, был заминирован, чтобы предотвратить иностранные вторжения. Британия решила направить через канал военные корабли, заявив о своем праве охранять Средиземное море от имени всех стран мира. 22 октября 1946 года два британских военных корабля, проходившие вблизи Саранде, албанского порта к северо-востоку от Корфу, нарвались на мины, и сорок четыре моряка погибли.2 Кто поставил мины - вопрос спорный; последующее прочесывание канала показало, что те, что остались в воде, были без ржавчины и смазаны, хотя и не были совсем новыми, и есть сильное подозрение, что они были поставлены флотом Тито по поручению Ходжи. У албанцев не было ни одной лодки, пригодной для установки мин.3 Ходжа не принес никаких извинений и указал пальцем на греков - весьма маловероятных виновников. На этом попытки установить дипломатические отношения между Великобританией и Албанией Ходжи закончились. С другой стороны, Тито обиделся на советские попытки рассматривать Югославию как сателлита, отказав Советскому Союзу в военно-морских базах в Далмации, которых он так жаждал.

На бумаге британское влияние в Средиземноморье было по-прежнему сильным: Ливия была отобрана у Италии и передана под британский мандат, хотя обедневшая в результате войны Британия стремилась избавиться от страны как можно скорее. Американцам был предоставлен в полное пользование огромный комплекс авиабаз в Вилус-Филд, за пределами Триполи, что означало, что они получили от Ливии больше, чем британцы - разведка нефти началась только в конце 1950-х годов.4 Но неспособность британцев определять будущее Средиземноморья наиболее ярко проявилась в кризисе в Палестине, где обязательные британские власти уже не могли сдерживать насилие между евреями и арабами, а британские войска все чаще становились мишенью для экстремистских группировок.5 Американский министр обороны Джеймс Форрестал был одержим идеей использования Средиземноморья в качестве передовой позиции против Советского Союза, но он также был одержим Палестиной и, более того, евреями, и утверждал, что американским интересам в Средиземноморье наносят смертельный ущерб те в Америке, кто давил на президента Трумэна, чтобы тот поддержал создание еврейского государства в Палестине. Он считал, что это оттолкнет других, например, арабские государства, сотрудничество с которыми было жизненно необходимо, если Соединенные Штаты хотели создать военно-морские базы в Средиземноморье. Было также очевидно, что Сталин использовал Палестину в своих целях, сначала поощряя восстание, а затем, в мае 1948 года, подстрекая Соединенные Штаты признать государство Израиль, которое было немедленно снабжено оружием из его сателлита - Чехословакии. Разногласия по таким вопросам раздражали президента, который уволил Форрестала в 1949 году; вскоре после этого Форрестал, страдавший депрессией, покончил с собой.6

В условиях Средиземноморья значение Израиля было не только демографическим, но и политическим. Мы видели, как жители Яффо, крупнейшего арабского города в Палестине, разбежались еще до того, как город пал перед Хаганой, будущей армией Израиля. Другим важным портом была Хайфа, смешанный город арабов и евреев, население которого в начале 1948 года составляло около 70 000 арабов. К концу войны за независимость в городе оставалось не более 4 000 арабов. Обстоятельства неизбежно были очень запутанными: некоторые арабские лидеры рано отказались от борьбы и уехали в апреле 1948 года, деморализовав тех, кто остался; арабское высшее командование, похоже, хотело, чтобы арабы уехали, опасаясь, что их могут использовать в качестве заложников после того, как британцы окончательно покинут Палестину в мае; Хагана обстреливала город, вызывая панику и бегство под огнем в Акко и Бейрут. Целью бомбардировок было подтолкнуть арабских лидеров в Хайфе к быстрой капитуляции. Против такой жесткой политики выступали некоторые еврейские лидеры, утверждавшие, что будущее города должно быть совместным делом евреев и арабов. Еврейская делегация отправилась в арабские кварталы Хайфы, призывая людей не уезжать, а британская военная разведка отметила, что "евреи прилагали большие усилия, чтобы предотвратить массовую эвакуацию, но их пропаганда, похоже, имела очень незначительный эффект".7 По мере распространения новостей об эвакуации другие арабы начали покидать районы, на которые наступала Хагана: прежде всего Яффу, а также города внутренней Галилеи. В одном из отчетов Хаганы говорилось о "психозе бегства", который усугублялся сообщениями о выселении из деревень в глубине страны.8

Если в начале двадцатого века еврейские поселенцы руководствовались сионистскими идеалами, то большинство поздних поселенцев руководствовались поиском убежища до, во время и после нацистских преследований евреев. Британские ограничения на иммиграцию с 1938 года были обусловлены неустанным противодействием арабских лидеров и делали убежище труднодоступным. Яростная враждебность арабов к еврейскому государству не ограничивалась одной Палестиной и имела любопытный эффект, который привел к увеличению численности населения Израиля, поскольку с 1948 года набирал обороты новый исход евреев из арабских земель. В течение дюжины лет еврейские общины Средиземноморья были в значительной степени сосредоточены в Израиле. В Северной Африке создание Израиля привело к антиеврейским беспорядкам, что вызвало постоянный отток сотен тысяч евреев из Марокко, Алжира, Туниса и Ливии, хотя более состоятельные и вестернизированные семьи часто избегали Ближнего Востока ради Франции или Италии. Таким образом, существовал как поток евреев с юга на север, так и с запада на восток. К 1967 году единственным крупным центром еврейского населения в Средиземноморье, помимо Израиля, стала южная Франция, образовавшаяся в результате миграции из Северной Африки. В остальном, 1 900 лет средиземноморской диаспоры внезапно обернулись вспять.

Именно сейчас Великобритания, Франция и Италия начали терять контроль над своими владениями в восточном и южном Средиземноморье. Ливанцы уже начали выступать за независимость от Франции в 1943 году (не самый лучший момент), но в 1946 году была принята любопытная конституция, гарантирующая права как христиан, так и мусульман; вместе с независимостью пришел экономический бум, поскольку Бейрут с его вестернизированным укладом стал главным портом и банковским центром в арабском Леванте. В Египте разрыв с прошлым принял другую форму: в 1952 году группа офицеров арабской армии захватила власть, а король Фарук отправился в изгнание, что стало первым этапом распада смешанного общества Александрии, которым слишком пышно управляла его династия. Волнения во французском и испанском Марокко, Алжире и Тунисе оказывали дополнительное давление на колониальные державы. Прямой британский контроль сужался до линии от Гибралтара через Мальту к Кипру и Суэцкому каналу. Это имело меньшее значение, чем могло бы иметь в годы войны; Индия получила независимость через два года после окончания войны, и, даже с учетом удержания Малайи, Сингапура и Гонконга, военно-политическое значение Суэца снижалось. Все это означало, что надежды Черчилля на восстановление британского господства над Средиземноморьем теряли актуальность при одном условии: если Советский Союз все-таки не найдет себе союзников в Средиземноморье. К 1956 году он именно это и сделал.

II

Революция, свергнувшая короля Фарука, вызвала новые опасения. Новый египетский лидер Гамаль Абдель Насер начал представлять себя в арабском мире как фигуру, которая восстановит самоуважение арабских наций (это сопровождалось стандартным настаиванием на том, что все они в конечном итоге являются единой панарабской нацией). Несмотря на то что в 1954 году Насер поощрял закулисный диалог с Израилем, ни одна из сторон не доверяла другой, и нерешительные попытки сближения переросли во враждебность.9 Британия и Франция согласились вывести войска из зоны канала в 1954 году, и их не должна была сильно удивить речь Насера в Александрии в июле 1956 года, в которой он объявил о национализации канала; возможно, больше всего их обеспокоил тот резкий тон, в котором он осуждал колониальные державы. Британский премьер-министр Энтони Иден решил, что перед ним "Гитлер на Ниле". За этими страхами скрывались другие, глобальные опасения: когда Соединенные Штаты отказались от поддержки строительства Асуанской плотины, которая должна была принести Египту процветание, Насер обратился к Советскому Союзу. Опасность того, что он может предложить своему новому союзнику военно-морскую базу в Средиземноморье, нельзя было игнорировать.

Британцы и французы полагали, что египтяне не справятся с управлением каналом, а израильтяне все больше стремились показать, что египетские обстрелы поселений в Негеве и набеги на Израиль арабских федаинов из оккупированной египтянами Газы должны быть остановлены силой. В октябре 1956 года Насер построил свою армию в Газе и начал язвительные словесные нападки на Израиль, угрожая стереть его с лица земли - тем самым еще больше подняв свой престиж в арабском мире.10 На тайной встрече под Парижем в октябре 1956 года премьер-министр Израиля Давид Бен Гурион призвал Францию и Великобританию объединить усилия против Египта, изложив несколько фантастических идей о рестабилизации Ближнего Востока с дружественным христианским Ливаном, полуавтономным Западным берегом под защитой Израиля и британским господством в Иордании и Ираке. Британский министр иностранных дел Селвин Ллойд считал, что все это слишком амбициозно, и по-прежнему верил, что "челюсть-челюсть" лучше, чем война-война, если только Насер прислушается. С другой стороны, если война все-таки будет, то, настаивал он, ее целями должны быть "завоевание зоны канала и уничтожение Насера". Если Израиль нападет на Египет, французы и британцы вмешаются, чтобы защитить канал и дать им возможность вновь занять утраченное, но открыто встать на сторону Израиля не было никакой возможности.11

Так была подготовлена сцена для великого фиаско, которое возвестило миру о конце британской и французской власти в Средиземноморье. Израиль напал на Египет, быстро захватив Газу и Синай; британские и французские войска высадились в зоне канала, якобы для защиты канала и разделения воюющих сторон; но неодобрение президента Эйзенхауэра привело к досрочному завершению кампании, и Израилю пришлось уйти с Синая, добившись лишь обещания свободного доступа по Красному морю до Эйлата (но не через Суэцкий канал) и молчаливого согласия на прекращение рейдов федаинов, поощряемых Египтом. Насер выглядел сильнее, чем когда-либо, в то время как Иден продержался на посту премьер-министра всего несколько месяцев. Европейские опасения по поводу эксплуатации канала оказались беспочвенными, но кризис потряс старого хозяина Средиземноморья до глубины души.12 В последующие одиннадцать лет советское влияние в Египте значительно возросло, как и в Сирии, которая на короткое время была объединена с Египтом в "Объединенную Арабскую Республику". СССР снабжал Насера "советниками", а египетские ругательства в адрес Израиля становились все более безвкусными, включая множество антисемитских карикатур в контролируемой правительством прессе.

Риторика Насера, направленная против Израиля, хорошо работала как средство утверждения его господства в арабском мире, но он увлекся собственными словами, когда толпы людей по всему Ближнему Востоку собрались, чтобы похвалить его и осудить Израиль. К началу лета 1967 года он обещал морскую блокаду Израиля, но в Красном море, а не в Средиземном.13 Превентивный удар Израиля 5 июня всего через шесть дней привел к оккупации Газы, Синая, Голанских высот и (после того как король Иордании Хусейн совершил ошибку, приняв в ней участие) иорданских частей Палестины. В результате Суэцкий канал был заблокирован на десять лет, став линией фронта противоборствующих израильской и египетской армий, которые затем вели войну на истощение на его берегах, пока египтяне не начали внезапное нападение в октябре 1973 года - войну Йом-Киппур, - целью которой на этот раз было не "сбросить Израиль в море", а, что более реалистично, вернуть Синай. Несмотря на первые успехи, египтяне в конце концов были оттеснены за канал, и потребовалось четыре года, чтобы начались серьезные мирные переговоры после смелого решения президента Садата войти в логово льва и выступить перед израильским парламентом, за что он вскоре поплатился своей жизнью. После этого канал был вновь открыт для судоходства всех стран, включая, наконец, Израиль. Но вторым результатом Шестидневной войны стало ужесточение советского отношения к Израилю; во время войны советский блок, помимо непредсказуемой Румынии, окончательно разорвал дипломатические отношения с Израилем - шаг, призванный получить одобрение в арабском мире и подчеркнуть, что друзьями Израиля являются буржуазные капиталистические державы - Великобритания, Франция и, прежде всего, Соединенные Штаты. Война Йом-Киппур действительно носила характер марионеточной войны между Советским Союзом и Соединенными Штатами: Советы поставляли большое количество оружия египтянам и сирийцам, а американцы переправляли вооружение через базы США на Азорских островах. Дополнительную беду Советскому Союзу принесла поддержка агрессивных палестинских радикалов, некоторые из которых, например, Народный фронт освобождения Палестины, удобно устроились в Дамаске, где провозглашали свою версию марксистских доктрин.

III

Вступление СССР в средиземноморскую политику не было простым. Сталин согласился с тем, что Италия и Греция останутся в западной сфере, и в 1952 году Греция и Турция были втянуты в новый альянс, созданный Соединенными Штатами, Британией и Францией тремя годами ранее, - Организацию Североатлантического договора (неправильное название для организации, в которую также входила Италия). Но НАТО рассматривало Средиземноморье как линию фронта против советской экспансии: и Франция с ее североафриканской империей, и Великобритания с ее базами в Гибралтаре, на Мальте и Кипре были средиземноморскими державами. А у Соединенных Штатов, все еще присутствовавших на базе Вилус Филд в Ливии, были свои представления о том, как защитить Средиземноморье от советских амбиций. В 1952 году Шестой флот США посетил восемь испанских портов, включая Барселону и Пальму-де-Майорку, тем самым принеся генералиссимусу Франко респектабельность, пока он все еще весело отправлял врагов режима на тот свет. Хотя вступление Испании в НАТО пришлось ждать смерти диктатора в 1975 году, Соединенные Штаты начали создавать военно-воздушные базы на территории Испании задолго до этого.

В 1950-е годы Франция все чаще смотрела в сторону Средиземноморья. Отчасти это было связано с тем, что центр тяжести в Европе теперь, как никогда ранее, находился в Северной Европе: создание Европейского экономического сообщества в 1957 году рассматривалось не только как инструмент для развития экономического сотрудничества, но и как средство предотвращения нового конфликта между Францией и Германией. Присоединение Италии, казалось, придало ЕЭС средиземноморское измерение, но это не стоит преувеличивать: Италия получила право на вступление благодаря Милану и Турину, промышленным городам вдали от Средиземноморья, и в течение первых пятнадцати лет существования ЕЭС она была самым бедным государством сообщества, с нищим югом, страдающим от низкой грамотности, сельскохозяйственной отсталости и отсутствия индустриализации.14 Еще одно свидетельство отхода от Средиземноморья можно найти в непростой истории французской деколонизации. Франция уступила сначала автономию, а затем независимость проблемным марокканцам и тунисцам, а затем вообразила, что сможет удержать Алжир, северное побережье которого было включено в состав метрополии. И без того жестокая война между французскими войсками и националистическим Фронтом национального освобождения осложнилась вмешательством активистов организации "Секундная армия", которые боролись как с алжирскими националистами, так и с французским правительством, защищая, по их мнению, французские интересы в Алжире. Алжирский вопрос всколыхнул общественное мнение и французскую политику. Генеральский переворот, приведший к свержению Четвертой республики и приходу к власти генерала де Голля в 1958 году, начался с того, что французские поселенцы в Алжире заняли правительственные здания в Алжире; он продолжился высадкой войск на Корсике. Де Голль пришел к власти, утверждая, что Алжир должен остаться французским, но вскоре он признал, что это невозможно, и несколько его сослуживцев-генералов решили, что он предал их дело, и организовали против него заговор. Не обращая внимания на эти угрозы, де Голль в 1962 году отпустил Алжир. Последствия были предсказуемы: очередное массовое перемещение населения. Тех европейцев, которые еще не покинули Алжир, подтолкнула к этому "резня в Оране" 5 июля 1962 года: в день обретения страной независимости европейский квартал Орана подвергся набегу националистов, которые убили спорное число людей (по самым скромным оценкам, около 100), но добились своей цели - отпугнули сотни тысяч европейцев. Французские войска, все еще находившиеся в Оране, остались в стороне, получив приказ сохранять нейтралитет. За несколько месяцев до и после провозглашения независимости из Алжира уехало около 900 000 французов, включая потомков поселенцев и алжирских евреев, причем огромное количество осело на юге Франции. За ними последовала волна коренной алжирской иммиграции, а также иммиграции из Марокко и Туниса, преобразовавшая сердце Марселя и других городов. Вместо того чтобы создать новую конвивенцию, присутствие кишащего североафриканского населения вызвало уродливые ксенофобские настроения на юге Франции, усугубленные воспоминаниями о терроризме НФО.

Британия тоже столкнулась с настоятельными требованиями независимости от своих средиземноморских владений. Перед мальтийцами стояли три варианта: присоединиться к Италии - идея, модная до войны, но немыслимая после осады; укрепить связь со своим хозяином путем объединения с Великобританией; получить независимость. Второй вариант получил широкую поддержку, но стало очевидно, что Королевский флот все меньше использует мальтийские верфи, поскольку Британия сократила свое присутствие в Средиземноморье, и к 1964 году движение за независимость победило, хотя Мальта еще на десять лет сохранила королеву Елизавету в качестве главы государства и осталась в составе Содружества. Позднее, при социалистическом правительстве Дома Минтоффа, Мальта будет гордиться своим внеблоковым статусом и искать союзников в регионе, включая крайне непредсказуемого полковника Каддафи, захватившего власть в Ливии в 1969 году. Острову досталось странное наследие: рыба с картошкой, липкие булочки и английский язык, правда, теперь на втором месте после мальтийского. Сменявшие друг друга мальтийские правительства оставались с головной болью, поскольку было непонятно, как можно выгодно использовать активы Большой гавани без присутствия британского флота. Внеблоковый статус острова означал, что советский флот не мог рассчитывать на большую выгоду от Мальты, но китайцы начали видеть возможность, поскольку их отношения с СССР ухудшились до идеологического обзывательства. Между крошечной Мальтой и огромной Народной Республикой были торжественно установлены дипломатические отношения, а китайцы вложили средства в модернизацию мальтийских сухих доков. С другой стороны, до конца 1970-х годов Китай пользовался доступом к военно-морским объектам в Албании, своем единственном близком европейском союзнике, который теперь с удовольствием отказывает "ревизионистским социал-фашистам" из Москвы.15

Для Британии Мальта была раздражающим комаром, а Кипр - гигантским осиным гнездом. Требование греков-киприотов об энозисе с Грецией и растущий раскол между греками и турками-киприотами привели к предсказуемому результату: турецкое правительство настаивало на том, что Кипр, принадлежащий Греции, представляет собой стратегическую угрозу в водах к югу от Турции. Однако в центре оппозиции оказалась не только другая община. Против колониальной державы выступили воинствующие греческие националисты, среди которых все больше радикализировались школьники. Они воображали, что переживают борьбу Греции за независимость от османов, и некоторые из них присоединились к многотысячной Этнической организации киприотов-агонистов (EOKA), "Национальной организации кипрских бойцов". Ее молодежное крыло требовало от членов поклясться именем Троицы, что они "всеми силами будут работать над освобождением Кипра от британского ига, жертвуя ради этого даже своей жизнью "16.16 Но это была не игра. Командир ЭОКА Георгиос Гривас был фанатичным националистом, не знавшим удержу. В разгар чрезвычайной ситуации на улицах Никосии ежедневно убивали британских солдат (всего более 100 человек) и турок, а греческая и турецкая общины сгрудились в отдельных районах, отделенных друг от друга колючей проволокой или охраняемых вооруженными иррегулярами.17

Лоренс Даррелл, который преподавал в греческой средней школе в Никосии, а затем стал британским сотрудником по информации на Кипре, вспоминал о нерешительности британских колониальных властей в начале смуты:


Следует ли, например, вести себя так, как будто греки - это греки? Греческий национальный гимн - должен ли он звучать в День независимости, в то время как Афины передают по радио гнусные и подстрекательские материалы, подстрекающие греков к восстанию? Похоже, что четкой линии в этом вопросе не было, поэтому я был вынужден пока что выбирать курс между смутным дружелюбием и упреками.18


Ссылка на Троицу в клятве EOKA подчеркивала роль греческого православия в борьбе за энофсис, поскольку греческая церковь, а не чувство принадлежности к наследникам Перикла, была центром греческой идентичности - турки были более непринужденны в своей привязанности к исламу. Архиепископ Макариос выполнял функции "этнарха" во главе греческой общины, хотя британские власти выслали его с острова в 1956 году, задержав на Сейшельских островах на три года. Он был убежденным сторонником деколонизации, за которой должен был последовать энозис, а турки в ответ утверждали, что единственный способ ослабить напряженность между турками и греками - это разделить остров. Трудно было понять, как это можно сделать, поскольку турки были разбросаны по всему острову. Кроме того, греки, как правило, занимали ведущие экономические позиции, а турецкие районы в смешанных деревнях часто оставались бедными.

Кипрская республика появилась в 1960 году, президентом которой стал Макариос, но требовала тщательного воспитания. Греция, Турция и Великобритания были державами-гарантами, имевшими право вмешаться в ситуацию, если Кипр окажется под угрозой. Великобритания сохранила две базы неправильной формы в Дхекелии и Акротири площадью почти 100 квадратных миль (250 квадратных километров), представляющие собой суверенную британскую территорию; они стали важными ближневосточными пунктами прослушивания для НАТО. Согласно кипрской конституции, турки предоставляли вице-президента и имели (по мнению греков) более сильное политическое влияние, чем того требовала их численность. Но, конечно, целью конституции было убедиться, что греки не потянут остров в союз с Грецией. Хотя в 1960 году Макариос согласился с тем, что Кипр станет отдельной республикой, энозис оставался на повестке дня греков-киприотов даже после 1967 года, когда власть в Афинах захватил жестокий, крайне националистический военный режим. Летом 1974 года греческие офицеры, расквартированные на Кипре, стали источником проблем, и Макариос был свергнут в результате переворота. Казалось, что греческие полковники намеревались добиться энозиса силой. В конце июля вмешалось турецкое правительство, заявив о своем праве на это как держава-гарант; Турция высадила на остров 30 000 солдат и оккупировала северную треть, а хунта в Афинах, основательно дискредитированная, отпала от власти. Последствия для населения Кипра были предсказуемы. До 190 000 греков-киприотов бежали на юг из Кирении, Фамагусты и небольших городов и деревень в контролируемые греками районы, а десятки тысяч турок-киприотов поспешили на север, чтобы найти защиту у турецкой армии. Таким образом, остров был окончательно разделен по этническому признаку, но на нем остались глубокие шрамы, физические и душевные: недалеко от турецкой линии фронта приморский район Фамагусты, изобилующий отелями, построенными греками, чтобы воспользоваться относительным миром, наступившим после получения независимости, превратился в пустынный город-призрак, дополняющий старую Фамагусту, город-призрак разрушенных готических церквей с тех пор, как 400 лет назад он подвергся бомбардировке турками. По всему острову под наблюдением Организации Объединенных Наций протянулись ничейные земли, разделяющие две стороны. Никосия уже была разделена между турками и греками в 1963 году, а турки забаррикадировали свои районы.19 Граница между турками и греками проходила прямо по центру старого города. Только в апреле 2008 года был открыт пропускной пункт в пределах старой Никосии.

Турки продолжили проводить в жизнь политику, которую они отстаивали в ответ на энозис. В 1983 году была создана "Турецкая Республика Северного Кипра", не признанная на международном уровне, за исключением Турции, которая сохранила там крупные силы и поощряла десятки тысяч анатолийских турок искать новую жизнь на турецком Кипре. О политических изменениях на Кипре можно судить по изменению названий населенных пунктов, отказу от заброшенных культовых сооружений и, конечно, по повсеместному присутствию флагов - на северном Кипре развевается турецкий флаг, а также его разновидность, флаг северных киприотов, белый с красным полумесяцем; на юге - греческий флаг, а также флаг Республики Кипр. Де-факто Кипр находится под властью четырех отдельных органов: Греческой Кипрской республики, Турецкой Кипрской республики, Великобритании и Организации Объединенных Наций. Присоединение греческого Кипра к Европейскому союзу в 2004 году сопровождалось попытками сблизить стороны, и, поскольку ЕС рассматривает греческую республику как правительство всего Кипра, инвестиции ЕС также пошли на пользу проектам в турецкой Никосии, Кирении и других частях Северного Кипра. Принятие Кипра в Союз, что неудивительно, горячо поддерживалось Грецией, которая видела в этом шанс получить второй эллинский голос за столом ЕС, глубже вовлечь ЕС в греко-турецкое соперничество и вынести проблему разделенного Кипра на международную арену.20 В то время как турецкое население в целом готово принять планы создания единого федерального Кипра, греки-киприоты отказываются мириться с потерей своей собственности на севере, а надежды на то, что проблема будет или может быть решена к моменту вступления Кипра в ЕС, оказались слишком оптимистичными. Самым важным фактором, подталкивающим Северный Кипр к урегулированию, стало сложное экономическое положение непризнанного государства, которое так сильно зависит от турецкой экономической, не говоря уже о военной, поддержки.21

Третья и самая маленькая британская территория в Средиземноморье не имела ни шансов на деколонизацию, ни желания быть деколонизированной. Сразу после Второй мировой войны Британия по-прежнему рассматривала Гибралтар как жизненно важную военно-морскую базу, но ее значение уменьшилось по мере сокращения британских обязательств в Средиземноморье, а американцам он стал не нужен после того, как они заключили с Франко договор об использовании баз на юге Испании. Франко вообразил, что сможет заполучить Гибралтар, если поднимет достаточно шума. Но в 1950 году Британия была не очень заинтересована в развитии связей с испанским правительством, запятнавшим себя рекордами угнетения; Испания также не могла заявить о себе в ООН, куда ей было разрешено вступить только в 1955 году.22 За год до этого новая королева, Елизавета, посетила Гибралтар в конце своего шестимесячного мирового турне, что дало Франко повод мобилизовать толпы на улицах Мадрида. Испания утверждала, что имеет право на каждый дюйм своей национальной территории, а многие гибралтарцы были такими же пришельцами, как и британцы, заявляя, что истинный Гибралтар живет среди жителей Сан-Роке, испанского города неподалеку, который был заселен коренными жителями скалы в 1704 году.23 В отличие от других аргументов в пользу деколонизации, здесь речь шла не о праве жителей на самоуправление, а о более традиционном вопросе о естественных границах (как это относится к претензиям Марокко на испанские форпосты в Сеуте и Мелилье, не было четко объяснено). После королевского визита Франко вводил все более жесткие ограничения на передвижение между Испанией и скалой. Бывший пилот ВВС США пишет:


В конце 70-х и начале 80-х годов я несколько раз прилетал в Гибралтар из Неаполя и Сицилии. Это был один из самых сложных заходов, которые мне приходилось совершать, поскольку испанская служба управления воздушным движением установила чрезвычайно узкие коридоры захода для самолетов, заходящих на посадку с востока.24


Британия колебалась по этому вопросу, считая, что Гибралтар не так нужен, как в дни славы Королевского флота, но впечатленная постоянно заявляемой лояльностью гибралтарцев к Британии.25

Британия настаивала на том, что важна не территориальная целостность, а желание гибралтарцев. В мае 1969 года британское правительство ясно дало понять, что "правительство Ее Величества никогда не вступит в соглашения, по которым народ Гибралтара перейдет под суверенитет другого государства вопреки его свободно и демократически выраженному желанию".26 Разочарованный и возмущенный, Франко, никогда не терявший способности к запугиванию, полностью закрыл границу между Испанией и Гибралтаром. Она оставалась такой в течение тринадцати лет, вплоть до эпохи демократической Испании, и была полностью открыта только после вступления Испании в Европейское сообщество в 1986 году. В течение этого времени испанские рабочие, работавшие в Гибралтаре, были отрезаны от места работы, а гибралтарцы могли посещать Испанию только окольными путями через Танжер. Испанская чувствительность достигла необычайных масштабов: в 1965 году Испания пригрозила бойкотировать конкурс "Мисс Мира", если "Мисс Гибралтар" будет допущена к участию в нем; но любое искушение Министерства иностранных дел дать Испании высказаться было неизменно блокировано отказом почти всех жителей расторгнуть связь с Великобританией.27 Благодаря смешанному населению, состоящему из британцев, испанцев, генуэзцев, мальтийцев, евреев, индуистов, а в последнее время и мусульман, Гибралтар можно рассматривать как один из последних выживших представителей некогда широко распространенного явления - средиземноморского города-порта.

Последнее Средиземноморье, 1950-2010 гг.

I

Конец двадцатого века стал одним из величайших периодов средиземноморской миграции. Миграции из Северной Африки, а также в Израиль и из Израиля были рассмотрены в предыдущей главе. История миграции из Сицилии и Южной Италии началась еще в конце XIX века, и в основном она была направлена в Северную и Южную Америку. В 1950-х и 60-х годах она была перенаправлена в города северной Италии. Сельское хозяйство Южной Италии, и без того страдавшее от запустения и недостатка инвестиций, еще больше сократилось, поскольку деревни были заброшены. В других местах важную роль играли колониальные связи: например, британское владычество на Кипре привело к появлению значительных греческих и турецких общин на севере Лондона. Вместе с этими мигрантами прибыли и их кухни: пицца стала привычной в Лондоне в 1970-х годах, а греческие рестораны в Британии имели кипрский колорит. Неудивительно, что среди итальянских эмигрантов лидировала кухня юга Италии: возвышенное творение генуэзских поваров, trenette al pesto, до 1970-х годов было малоизвестно за пределами Италии и даже Лигурии. Но первые зачатки увлечения средиземноморской кухней в Северной Европе можно было почувствовать в 1950 году, когда появилась "Книга средиземноморской кухни" Элизабет Дэвид.1 В ней рассказывалось о ее часто опасных путешествиях по Средиземноморью, когда она опережала врага во время Второй мировой войны. Поначалу книга вызывала скорее надежды, чем достижения: В Великобритании все еще действовали послевоенные продовольственные нормативы, и даже оливковое масло было трудно найти. С ростом благосостояния в Северной Европе рынок незнакомых средиземноморских продуктов расширялся, и наконец в 1965 году миссис Дэвид нашла в себе силы открыть собственный продуктовый магазин. К 1970 году найти баклажаны и авокадо в магазинах Британии, Германии или Голландии не составляло особого труда, а к 2000 году идея о том, что средиземноморская диета, богатая рыбой, оливковым маслом и овощами, гораздо полезнее традиционной североевропейской диеты, часто основанной на свинине и сале, укоренилась. Интерес к региональным средиземноморским кухням распространился по всей Европе и Северной Америке - не только к итальянской, но и к римской, не только к римской, но и к пище римских евреев, и так далее.2 Возрос интерес и к средиземноморским винам из южных районов Апулии и Аликанте, под влиянием изысканного калифорнийского виноградарства, а также постоянных разговоров о новых перспективных районах на хорватском побережье или в Турции, не говоря уже о старых и новых виноградниках в долине Бекаа и на Голанских высотах. Безвкусные блюда северной Европы (кроме Франции и Бельгии) стали далеким воспоминанием. Эти изменения в рационе имеют далеко не только анекдотическое значение: старые этнические идентичности разрушились, поскольку кухня Средиземноморья стала глобализированной.

В каком-то смысле Средиземноморье стало культурным достоянием каждого. Но перемещения населения, происходившие далеко за его берегами, также оказали значительное политическое и социальное влияние. Новое, несредиземноморское население временно или постоянно проживало в городах или использовалось в качестве дешевой рабочей силы в сельской местности. Многие из африканских или азиатских мигрантов, прибывших в Средиземное море в годы после 2000 года, стремились лишь ступить на европейскую землю, а затем направиться на север, во Францию, Германию или Англию, хотя крупные итальянские города также были притягательны; но именно средиземноморским членам Европейского союза пришлось в первую очередь справляться с наплывом, поскольку их число возросло. Помимо Сеуты, излюбленными пунктами въезда стали небольшие острова между Сицилией и Северной Африкой - Лампедуза, Пантеллерия, Мальта. Агентство ООН по делам беженцев, УВКБ ООН, в мае 2009 года осудило Италию за то, что она отправляет грузы беженцев обратно в Ливию. В 2008 году в Италию прибыло 36 900 просителей убежища, что на 75 % больше, чем в 2007 году; в 2008 году на Мальту прибыло 2 775 человек, то есть один мигрант на каждые 148 мальтийцев; но это был пик за девятилетний период с 2002 по 2010 год. Действительно, в 2010 году число мигрантов резко сократилось, поскольку Мальта воспользовалась соглашением о предоставлении убежища между Ливией и Италией, куда направлялись многие мигранты, и, возможно, потому, что Европа сама по себе казалась менее привлекательной, когда она оказалась в тисках экономического кризиса.3 Эта проблема касается не только западных стран Средиземноморья: Додеканесские острова стали излюбленным пунктом въезда для мигрантов, прибывающих из Азии через Турцию.

Одной из поразительных особенностей этой новой миграции стало преобладание мусульман, что привело к спорам о строительстве мечетей - старые чувства или даже предрассудки все еще сильны в Андалусии и на Сицилии, чему не способствуют периодические экстремистские призывы вернуть все бывшие исламские земли, включая Андалус, для возрожденного халифата. В противовес этому существует старая реальность миграции: по мере повышения уровня жизни в Западной Европе рутинная работа перекладывается на плечи мигрантов, которые могут найти работу в отелях в качестве горничных, официантов или уборщиков, а также в качестве строителей, возводящих эти самые отели. Ведь единственная сфера, в которой экономика Средиземноморья пережила беспрецедентный бум в послевоенный период, - это туризм, а также созданные им возможности для трудоустройства.

II

Во второй половине двадцатого века Средиземноморье, перестав быть жизненно важным центром торговли или военно-морского флота, обрело новое призвание: массовый туризм.4 Массовый туризм впервые возник в Средиземноморье, и сегодня он привлекает более 230 миллионов посетителей в год.5 Временная миграция миллионов северных европейцев, американцев и японцев в поисках солнца, культуры или того и другого вместе с более постоянной иммиграцией пенсионеров - немцев, британцев и скандинавов, которые надеются провести свои последние дни в квартирах и виллах на испанском побережье или на Майорке, Мальте и Кипре, образуя самобытные сообщества с собственными клубами, пабами и пивными погребами - даже, на Майорке, политическую партию для немцев.6 Нелицензионное строительство и, в случае с Северным Кипром, спорные документы на право собственности не всегда делали отдых на Средиземном море счастливым, особенно когда дома были немедленно снесены разгневанными испанскими властями. Миграция на юг привела к серьезным экологическим последствиям, предъявляя высокие требования к ограниченным запасам воды и энергии (в частности, на Кипре) и заменяя открывающиеся виды на побережья и склоны холмов плохо продуманными, однообразными блоками белых бетонных домов (в частности, в Испании).

Чтобы понять, как развивалась туристическая индустрия в Средиземноморье, необходимо вспомнить события, происходившие задолго до Второй мировой войны. Эпоха Гранд-тура, в рамках которого английские или немецкие путешественники отправлялись в Неаполитанский залив и другие средиземноморские места (и достопримечательности), удовлетворяла потребности небольшой элиты. Средиземноморье стало более доступным после того, как железные дороги пересекли Францию, и после того, как королева Виктория превратила Ментон и Гиер в модные зимние курорты в конце девятнадцатого века. Вдоль набережных Ниццы и Канн были построены монументальные отели, и небольшая часть средиземноморского побережья, Лазурный берег, стала местом игр богачей как летом, так и зимой, хотя подъем известности Монте-Карло занял больше времени и последовал за созданием князем Монако Общества купален де Мер, которое больше занималось азартными играми, чем купанием, которое британцы пропагандировали за его оздоровительные свойства.7 Итальянские курорты начали развиваться на материке в Монтекатини, Абано и на побережье в Римини, обслуживая в основном итальянскую клиентуру - потоки английских туристов, о которых повествуют романы Э. М. Форстера, прибывали во Флоренцию, поселяясь в пансионах на несколько месяцев подряд, но море еще не стало для них значительной достопримечательностью.8 В конце двадцатого века количество и цели туристов, а также легкость, с которой они могли добраться до большинства уголков Средиземноморья, кардинально изменились. Туристы заменили путешественников.

Расширение туризма происходило под руководством трех агентов: в Средиземноморье существовали правительства - национальные, региональные или муниципальные, - которые видели в туризме способ привлечения иностранной валюты и развития местной промышленности. Например, в Израиле в 1976, 1987 и 1996 годах были разработаны три генеральных плана в надежде стимулировать развитие туризма; эта страна имела преимущество в виде четырех групп туристов: еврейские гости, христианские паломники, отечественные туристы и иностранные отдыхающие, которых привлекают пляжи и памятники страны. К 2000 году побережье Тель-Авива от Яффо на север было усеяно огромными новыми отелями с четырех- и пятизвездочным обслуживанием, но мало что напоминало о красивой архитектуре.9 За пределами Средиземноморья существовали гигантские туристические компании, такие как Thomson и Hapag Lloyd, которые активно рекламировали Средиземноморье, отправляя своих представителей вдоль берегов Испании, Италии, Греции и Туниса в поисках отелей, которые были бы привлекательны для посетителей из Англии, Германии и других стран. Наконец, что не менее важно, были и клиенты, которые видели в двух неделях на берегах Средиземного моря избавление от серости Северной Европы 1950-60-х годов - многие из них хотели лишь лежать в шезлонге на пляже или у бассейна отеля, а некоторые не были уверены, хотят ли они вообще есть ту еду, которую им предлагали местные жители. На греческом Кипре британские отдыхающие могут легко найти шоколад Cadbury's и британский нарезанный хлеб.10 голландских отдыхающих, как известно, берут с собой мешки с местным картофелем. Французы, обладающие собственным средиземноморским побережьем, оказались гораздо более изобретательными, чем их североевропейские соседи. Club Méditerranée стал пионером инклюзивного отдыха с 1950 года, начав с пляжных хижин на Майорке, которые должны были вызывать романтические образы необитаемых островов. Средиземноморские направления компании включали множество мест, мало посещаемых массовым туризмом, например, средиземноморское побережье Марокко. Новаторские методы включали в себя акцент на прямые продажи клиентам, но пик ее деятельности пришелся на годы до 1990 года; экономические условия и проблемы управления впоследствии ослабили организацию.11

Поначалу северное вторжение было мягким. Уже в 1938 году в Римини появился аэропорт. Однако в этот период Римини привлекал состоятельных клиентов, авиаперелеты все еще были очень дорогими, и война вскоре прервала поток иностранных туристов. После войны Римини принял популистский подход.12 Как там, так и в других местах бизнес расцвел, поскольку авиа-, железнодорожные и автомобильные путешествия становились все дешевле и проще. В 1950-х годах в Римини стали прибывать поезда с немцами и англичанами; города-спутники разрослись до таких размеров, что Риччоне и Милано Мариттима стали конкурировать с самим Римини. Их визитной карточкой давно стали ряды шезлонгов и зонтиков, обозначающие территорию каждого бетонного отеля. Аналогичные изменения произошли и в окрестностях Пизы, где Виареджо стал главным центром тосканского туристического потока, удовлетворяя запросы клиентов, которых, очевидно, меньше интересовали художественные чудеса Флоренции и других тосканских городов, чем отдых на морском побережье (при этом допускалась однодневная поездка в Пизу, чтобы поглазеть на Линяющую башню). Массовый туризм с новыми отелями и прочей инфраструктурой стал важным путем к восстановлению экономики Италии, Испании и Греции.

Но настоящая трансформация произошла с появлением аэроплана.13 Дешевые, безопасные и быстрые авиаперевозки появились не сразу. Англия стала первопроходцем в этом деле, поскольку не имела прямого железнодорожного сообщения со Средиземноморьем. Британия была крупным центром авиационной промышленности, использовавшим новые авиационные технологии, разработанные во время войны, для создания эффективных и плавных авиалайнеров конца 1950-х - начала 60-х годов, таких как Vickers Viscount и Britannia. Так британцы, а позже немцы и скандинавы поднялись в воздух. В 1950-х годах компания Thomson Holidays открыла регулярные рейсы на Майорку, которая должна была стать первой целью интенсивного воздушного туризма. В остальное время путешествие на Майорку было утомительно медленным: поезд, корабль, поезд, еще один поезд (по более широкой испанской колее) и, наконец, снова корабль.14 К концу 1960-х годов, с появлением более быстрых и плавных реактивных самолетов, таких как BAC 1-11, поток пассажиров возрос, и аэропорт в Пальме остается, по крайней мере, в летнее время, одним из самых загруженных в Европе. В период с 1960 по 1973 год число ежегодных посетителей Майорки стремительно выросло с 600 000 до 3 600 000 человек.15 К началу XXI века туризм составлял 84 процента экономики Майорки. Для туристической индустрии были созданы целые бетонные города, такие как Пальма-Нова. Но корни этого успеха уходят во времена Франко. В 1967 году на Майорку и Испанию (за исключением Канарских островов) приходилось 25 % британского зарубежного отдыха, а в 1972 году - 36 %, в то время как отдых в Италии сократился с 16 % до 11 %.16 Ни одна страна не могла конкурировать с Испанией, чего и добивался режим Франко: в 1959 году новый "План стабилизации" для испанской экономики предусматривал не столько стабилизацию, сколько расширение туризма в средиземноморской Испании, на Балеарских и Канарских островах.17 Вдоль побережья Испании огромные площади бетона принесли определенное процветание, но при этом мало заботились о природной красоте Коста-Бравы и остальной части Средиземноморской Испании. На данный момент удивительные культурные ценности Испании - Толедо, Сеговия, Кордова, Гранада - отошли на второй план по сравнению с побережьем, которое выиграло от новых подъездных путей, надлежащего освещения и других жизненно важных улучшений, хотя железные дороги долго оставались болезненно медленными.

Путешествия стали не только демократичными, но и глобальными. Идея путешествия из Британии в Испанию стала привлекать широкий круг людей самого разного происхождения, чему способствовало создание пакетного отдыха. Турист перестал быть искателем приключений, прокладывающим путь через города и сельскую местность Средиземноморья, поскольку теперь можно было выбирать рейсы, отели, питание и даже однодневные экскурсии по каталогу, сидя в уютной комнате в Англии или Германии, зная, что представители, говорящие на родном языке, будут рядом, чтобы преодолеть любые трудности с местными жителями. Люди хотели "отдохнуть от конвейера".18 А если мысль о пребывании за границей казалась слишком пугающей, существовал комфорт в количестве, а также готовность самих местных жителей удовлетворить эксцентричные потребности иностранных гостей: рыба и чипсы для англичан, братвурст для немцев.

Те, кто отправлялся в отпуск на Средиземное море, стремились продемонстрировать этот факт, возвращаясь из Испании или Италии с достаточно глубоким загаром. К 1947 году французские брошюры, рекламирующие Лазурный берег, делали акцент на пляжных радостях.19 Загорелая кожа стала символом процветания и здоровья, поскольку о пользе витамина D было известно больше, чем о недостатках UVA- и UVB-лучей. Бледность теперь ассоциировалась с потребителями и офисными клерками. Великая законодательница вкуса Коко Шанель решила сделать модным аксессуаром свой загар после круиза по Средиземному морю в 1920-х годах, установив стандарт для многих поколений женщин. Однако интерес к бронзовой плоти был связан и с изменением моральных норм.20 Еще до Второй мировой войны на пляже можно было демонстрировать те части тела, которые в других общественных местах тщательно скрывались. Постепенно демонстрация женского (и мужского) тела становилась все более широкой. Названное в честь тихоокеанского атолла, на котором проводились ядерные испытания, бикини было продемонстрировано на показе мод в Париже в 1946 году, хотя для его широкого распространения потребовалось несколько десятилетий - даже его дизайнеры ожидали чего-то вроде ядерной реакции среди тех, кто выступал против него. Со временем она становилась все более смелой, так что пупок, изначально прикрытый, неизменно обнажался.21 Предполагаемая аморальность бикини заставила итальянцев и испанцев запретить его в 1948 году (при активной поддержке Ватикана), но это просто невозможно было сделать, поскольку в страну хлынул поток иностранных туристов. Отчасти привлекательность купальника объясняется тем, что в 1960-х годах для его изготовления использовался материал спандекс или лайкра - смесь синтетических и натуральных материалов, которая не задерживает воду. Даже при использовании цельных купальников облегающие, цепляющиеся свойства лайкры открывали больше женского тела, чем хотелось бы консерваторам. Демонстрация - важная часть того, как люди используют купальники, а бассейн часто является местом, где много молчаливого наблюдения и мало плавания.22 Таким образом, аэроплан и бикини - два изобретения, настолько далекие друг от друга по технологии, насколько это можно себе представить, - изменили отношения между Средиземноморьем и севером Европы во второй половине двадцатого века.23

Естественно, приезд туристов в поисках загара озадачил жителей Средиземноморья, для которых солнце в полдень было тем, чего следовало избегать. Недоумение усугублялось поведением туристов: физический контакт между мужчинами и женщинами, особенно если на них было мало одежды, мог шокировать греков, тунисцев и других. В коммунистической Албании поведение туристов считалось признаком западного декаданса: Энвер Ходжа жаловался на выходки туристов в соседних странах "в штанах или вообще без штанов". Что бы он ни имел в виду (возможно, это была атака на югославский либерализм), он добился того, что западных туристов, кроме членов марксистско-ленинско-маоистских партий, пускали очень мало. Гедонизм и вседозволенность североевропейцев, особенно начиная с 1960-х годов, повлияли на отношение к ним тех, с кем они сталкивались, начиная с местных молодых людей, которые были очарованы тем, что они видели.24 Столкновение культур стало еще более очевидным в 1980-х годах, когда женщины стали чаще обнажать грудь на пляже. Культ физической красоты во Франции с ее крупной косметической промышленностью сделал неизбежным то, что Сен-Тропе стал пионером в этом деле; итальянские и испанские курорты последовали его примеру. Либерализация для одних означала дилемму для других, и реакция была разной. Монахиня, которой было поручено не пускать в базилику Святого Марка в Венеции неподобающе одетых посетителей, сочла эту работу настолько стрессовой, что у нее случился нервный срыв. В Испании Ибица стала известна как центр гей-туризма, что свидетельствует о том, насколько далеко продвинулась страна со времен Франко. Одной из стран, воспользовавшихся возможностью извлечь выгоду из туризма с заметным успехом, была Югославия, которая решительно создала себе репутацию дешевого, хорошо организованного отдыха в отелях, особенно любимого немцами. Одной из ее особенностей были натуристские курорты, которые режим Тито весьма ловко поощрял, зная, что это особенно понравится жаждущим загара приверженцам немецкой и скандинавской Frei-Korps-Kultur.

Дешевые авиабилеты и дешевый алкоголь также могут испортить туризм: Маллия на Крите и Айя-Напа на греческом Кипре приобрели ужасную репутацию, и больше всего в этом виноваты молодые британские туристы. Их не интересует местная культура, они хотят воспользоваться "возможностью за короткое время получить больше удовольствия, чем можно было бы получить дома". Под "весельем" подразумеваются в основном секс и алкоголь, и в 2003 году британская пресса утверждала, что и то и другое активно пропагандировалось представителями туристической компании Club 18-30.25 Нет ничего удивительного в том, что на Майорке предпринимаются попытки продвинуться на верхний уровень рынка; ведь даже если это приведет к снижению числа туристов, более состоятельные посетители будут тратить больше в расчете на одного человека. Некоторые районы, такие как Апулия и часть Сардинии, сознательно рекламируются как "качественные" направления, а бутик-отели начинают отбирать бизнес у гигантских комплексов. Туризм принес процветание в районы, которые раньше были бедными и непродуктивными. Однако цена за экологию оказалась очень высокой. Нагрузка на водные ресурсы, выбросы углекислого газа от кондиционеров, не говоря уже о самолетах, и загрязнение моря вблизи гостиничных комплексов - все это привело к ухудшению экологии Средиземноморья. Местные традиции также пострадали, поскольку фестивали стали коммерциализированными: давно угасший венецианский карнавал был заново изобретен и представлен на рынке как кульминация венецианского календаря - не случайно он приходится на низкий сезон, когда город обычно был пуст для туристов. Влияние СМИ на спрос можно обнаружить в Кефалонии, раскрученной после публикации бестселлера Луи де Берньера "Мандолина капитана Корелли", или на греческих островах после оглушительного успеха фильма "Мамма Миа" в 2008 году.26

Долгое время Средиземноморье было почти исключительным бенефициаром этого расширения массового летнего туризма, наряду с Португалией и Канарскими островами; только в 1990-х годах дальнемагистральные каникулы на Кубе, во Флориде или Доминиканской Республике стали значительными конкурентами на массовом рынке. В конце 1990-х годов также произошло значительное расширение короткого отдыха, "сити-брейка", поскольку ценовые войны между авиакомпаниями привели к созданию бюджетных авиакомпаний, возглавляемых британскими и ирландскими предпринимателями. Ирландская компания Ryanair создала хабы в Великобритании, Бельгии, Германии и Италии, став крупнейшей европейской авиакомпанией. Эти авиалинии привлекали не только тех, кто ориентируется на цену, но и тех, у кого есть дома для отдыха на юге Франции, в Тоскане или Испании. Наряду с авиаперевозками, морские путешествия получили поддержку, иногда циничную, благодаря судоходным компаниям, утверждающим, что круиз более экологичен, чем перелет. Дубровник настолько переполнен круизными судами, что в разгар сезона для контроля потока туристических групп через старый город привлекается дорожная полиция.

Туризм в Средиземноморье, конечно, не только для европейцев. Два "вторжения" из дальних стран были особенно значительными: американское и японское. До Второй мировой войны американцы были далеко не безызвестны в водоемах Средиземноморья (Д. Х. Лоуренс посещал этрусские гробницы вместе с американским другом), но включение исторических памятников Италии, Греции, южной Франции и Египта в туристический маршрут еще раз отражает легкость перемещения, поскольку дешевые тарифы и развитые сети связи сделали Средиземноморье легкодоступным по воздуху с другой стороны Атлантики. Японцы искали объяснение экономических успехов Западной Европы в европейской культуре и истории; кроме того, эти контакты ускорили и без того стремительную вестернизацию Японии. Число японских туристов увеличивалось и уменьшалось по мере того, как расширялась и сокращалась экономика Японии. Еще одним сдерживающим фактором для туризма стали политические потрясения: некогда процветающие курорты прекрасного далматинского побережья медленно восстанавливаются после распада Югославии в 1990-х годах. Однако, как и торговые пути средневекового Средиземноморья, так и маршруты отдыха современного туриста: если Хорватия или Израиль небезопасны, то другие места получают сравнительные преимущества - Кипр, Мальта, Турция и так далее.

III

Падение коммунизма и распад Советского Союза несколько ослабили напряженность, поскольку Москва больше не пыталась создать активно антиамериканскую фракцию в Сирии, Ливии и других союзниках, даже если эти страны в целом оставались враждебными Израилю, который, со своей стороны, казался половинчатым в своих предложениях мира и не желал отказываться от своих поселений на Западном берегу, несмотря на эвакуацию Газы в 2005 году (после чего территория оказалась под властью исламистского движения ХАМАС). Прочные военные и экономические связи, связывающие Турцию и Израиль, распались в 2010 году, номинально из-за нападения Израиля на суда, доставлявшие помощь в Газу, находившуюся в условиях строгой израильской блокады; но также было ясно, что Турция стремится к новой миссии, которую некоторые определяют как "новый османизм", на Ближнем Востоке, и что это отчасти стало следствием отказа со стороны Европейского союза, некоторые из наиболее влиятельных членов которого выступали против вступления Турции, и никто из них не мог предложить решение кипрского вопроса, которое бы удовлетворило турков.

В поисках большей стабильности в Средиземноморье все большее внимание уделяется не политическому соперничеству, а экологическим проблемам, которые могут быть решены только в том случае, если все страны Средиземноморья согласятся преодолеть политические разногласия и работать вместе. Будет ли иметь какой-либо эффект ряд инициатив, выдвинутых в начале XXI века, зависит от готовности ограничить экономический рост, чтобы сохранить окружающую среду Средиземноморья для будущих поколений. Начиная с "Барселонского процесса" в 1995 году, Европейский союз попытался направить все страны Средиземноморья к общим политическим, экономическим и культурным целям. На основе соглашений 1995 года в 2008 году был создан Союз Средиземноморья, в котором участвует весь ЕС и каждое государство Средиземноморья. Хотя достижению первой цели - политической стабильности - препятствует сохраняющаяся напряженность, в частности между Израилем и его соседями, включение Израиля, Палестинской автономии, Сирии и Ливана в Средиземноморский союз призвано обеспечить рамки, в которых они смогут начать постепенно признавать общие интересы, а не различия. Среди экономических целей идея создания пансредиземноморской зоны свободной торговли вызывает в памяти образы великих времен римской или раннеисламской торговли через Средиземное море. Ее главный недостаток заключается в том, что средиземноморские государства за пределами ЕС, особенно Турция, рассматривают ее как слабую замену членству в самом ЕС, а некоторые европейские политики, выступавшие против вступления Турции в Европу, такие как президент Франции Саркози, с заметным энтузиазмом относятся к Средиземноморскому союзу. Другие с нетерпением ждут того дня, когда ЕС станет Евро-Средиземноморским союзом, предлагающим членство всем средиземноморским странам, но существует достаточно проблем, которые необходимо решить, касающихся политического соперничества и экономического неравенства в Средиземноморье, не говоря уже о будущем Европы, чтобы эта мечта показалась утопической. Серьезным предостережением против чрезмерной интеграции стал драматический крах государственных финансов Греции, члена еврозоны, безответственно расходовавшего средства, превышающие его возможности, в начале 2010 года. Следствием греческого кризиса стало то, что в том же году китайское правительство смогло приобрести один из доков в Пейреусе, обеспечив Народной Республике более легкий доступ к Средиземноморью для своих промышленных товаров - знак того, насколько изменился Китай с тех пор, как он мечтал о военно-морских базах в Албании времен Ходжи. Среди других весьма достойных целей - план использования солнечной энергии и очистка морей, где загрязнение и чрезмерная эксплуатация наносят ущерб, например, индустрии ловли тунцов - три четверти тунца, выловленного в Средиземном море, отправляется в Японию. Однако в марте 2010 года Конвенция о международной торговле видами, находящимися под угрозой исчезновения, собравшаяся в Дохе, отказалась действовать, когда стало ясно, что чрезмерный вылов рыбы в Средиземном море и за его пределами угрожает синему тунцу исчезновением.

На культурном фронте результаты будут более очевидны: в Словении был основан Европейско-средиземноморский университет, а между странами Средиземноморья предполагаются все более интенсивные культурные обмены. Цель, конечно, состоит в том, чтобы разрушить барьеры - воссоздать в новой форме "интегрированное" Средиземноморье прошлых времен и восстановить некоторые элементы утраченной конвивенции иудеев, христиан и мусульман. И все же самое поразительное в Средиземноморском союзе то, что большинство его членов, среди которых Финляндия, Эстония, Словакия, Голландия и Ирландия, находятся вдали от Средиземноморья. Центр тяжести Европы по-прежнему находится на севере, несмотря на вступление в ЕС еще нескольких средиземноморских стран (все небольшие) в начале XXI века. Это подтверждает впечатление, что Средиземноморье утратило свое место в центре западного мира, и этот процесс начался еще в 1492 году, когда новые возможности открылись в Атлантике; а в начале XXI века стало ясно, что великой экономической державой будущего станет Китай. В мировой экономике XXI века интегрированное Средиземноморье имеет скорее локальное, чем глобальное значение. Легкость контактов по всему миру - физический контакт по воздуху, виртуальный контакт через Интернет - означает, что политические, коммерческие и культурные контакты могут быстро поддерживаться на огромных расстояниях. В этом смысле мир превратился в одно большое Средиземноморье, а Пятое Средиземноморье - это последнее Средиземноморье, в котором мир в каком-либо значимом смысле вращался вокруг Великого моря.

1. Мнайдра на Мальте - это несколько храмов четвертого и третьего тысячелетий до нашей эры, тесно прилегающих друг к другу на крутых скалах с видом на море; большой центральный храм здесь был построен последним. Мальтийские храмы - самые древние масштабные постройки в Средиземноморье.

2. Спящая леди" длиной 16 см, хранящаяся в Археологическом музее Валлетты, может представлять богиню земли, а может быть олицетворением Мальты и Гозо, где горбы символизируют два острова.

3. Большинство кикладских статуэток - женские и могут изображать спутниц умерших, будь то слуги или духи иного мира.

4. Женская голова из Кероса на Кикладских островах, изготовленная из местного мрамора в первой половине третьего тысячелетия до нашей эры. Ее чистота и простота обманчивы, так как она должна была быть сильно раскрашена.

5. Изготовленная на Крите около 1500 года до н. э., эта ваза является одним из нескольких минойских горшков, в которых тело и руки осьминога используются для создания плавного и натуралистичного дизайна, оторвавшись от египетских и сирийских моделей и сформировав характерный островной стиль.

6. Фреска ок. 1420 г. до н. э. из гробницы визиря фараона Рехмира в Верхнем Египте. Одной из функций Рехмира была организация поступления дани из соседних земель, изображенных здесь с хвастливой надписью "Каждая земля подвластна его величеству". Часть дани, например, кувшины с маслом или вином, по-видимому, поступала с Крита, другие предметы и животные - из земель к югу.

7. Акротири на Тере был крупным центром торговли и судоходства до его разрушения в результате мощного извержения вулкана в 1500 г. до н.э. На этой замечательной фреске XVI века до н. э. изображен порт и гребные суда, направляющиеся в Средиземное море или возвращающиеся из него.

8. Золотая посмертная маска из Микен, около 1500 г. до н. э., захороненная в княжеской могиле. Микены, богатые золотом", как называл их Гомер, находились под властью грекоязычных князей-воинов, которые в конце концов попали под влияние минойской культуры. Эти маски, возможно, имитируют бесконечно более грандиозные посмертные маски фараонов.

9. Лишенные золота, которым их эгейские предки покрывали лица умерших, ранние филистимляне лепили глиняные изображения своих вождей. Это лицо является частью саркофага, найденного в Бет-Шеане на севере Израиля.

10. На вазе двенадцатого века из Микен изображен отряд воинов в рогатых шлемах, характерных для захватчиков и наемников, которых египтяне называли шардана. Другие части их снаряжения можно сравнить с описаниями доспехов героев у Гомера.

11. Филистимляне появляются на стенах храма Мадинат-Хабу в Верхнем Египте в начале XII века до н. э., фризы которого прославляют победы, приписываемые Рамсесу III, над так называемыми "народами моря".

12. В конце IX века до н. э. финикийские купцы основали поселение в Норе на юге Сардинии. Они отметили посвящение храма одной из самых ранних надписей на семитском алфавите, сохранившихся в западном Средиземноморье.

13. На этой каменной табличке или стеле, выгравированной в Карфагене около 400 года до н. э., изображен жрец, которого можно узнать по характерному головному убору, несущий ребенка-жертву к месту жертвоприношения.

14. Модель финикийского корабля, превращенная в светильник и посвященная в 232 году н. э. в храме Зевса Бейтмареса на территории современного Ливана. Несмотря на позднюю дату, она дает хорошее представление о внешнем виде финикийских и карфагенских кораблей.

15. Финикийская серебряная монета с изображением финикийского корабля и морского чудовища, известного грекам как гиппокамп.

16. Сражение между греческими пешими воинами или гоплитами, изображенное на вазе Чиги, найденной около Вейи, к северу от Рима, и датируемой примерно 600 г. до н.э. Этрусские князья приобретали в огромных количествах великолепную коринфскую керамику.

17. Панель с бронзовых ворот ассирийского царского дворца в Балавате на севере Ирака, девятый век до нашей эры. Финикийцы приносят дань через Средиземное море и по суше к ассирийскому двору.

18. Кратер конца VI в. до н. э., украшенный черной фигурой, выполненной афинским художником Эксекием и вывезенной в Вульчи в Этрурии, где она была обнаружена в гробнице. Чаша, использовавшаяся как неглубокий кубок для вина, иллюстрирует историю о захвате этрусскими пиратами бога вина Диониса и превращении пиратов в дельфинов.

19. Гробница охотников и рыболовов, Тарквиния, конец VI века до н. э. Восхитительные сцены на этой этрусской фреске свидетельствуют о сильном влиянии ионийского греческого искусства.

20. Скрижаль из Марсилианы д'Альбегна, Этрурия, VII век до н. э. Эта табличка, вероятно, использовавшаяся для обучения алфавиту, представляет собой самое раннее свидетельство импорта архаичного греческого алфавита в Этрурию; буквы были написаны справа налево, как в финикийском, и алфавит содержит несколько букв, таких как дельта, которые были исключены из этрусского письма, поскольку этот звук не существовал в этрусской речи.

21. "Это храм и место статуи, которую царь Фефарий Велианас посвятил Уни-Астарте..." Одна из трех золотых табличек, обнаруженных в 1964 году в Пиргое на этрусском побережье, две на этрусском и одна на финикийском языках, на которых записано посвящение, сделанное царем Каэры в конце шестого века до н.э.

22. После морской победы над этрусками при Киме близ Неаполя в 474 г. до н. э. сиракузский тиран Гиерон посвятил вражеский горшок-шлем в святилище Зевса в Олимпии с надписью: "Гиерон, сын Дейномена, сиракузянина и Зевса: Тирсениан из Кима".

23. Укрепленная башня (нураге) Ороло в центральной части Сардинии - один из наиболее хорошо сохранившихся примеров доисторических замков, которые когда-то тысячами усеивали остров; многие из них, как и этот, были окружены деревнями. Построенный между 1500 и 900 гг. до н. э., он был занят в течение многих веков после этого.

24. Первые сарды добывали полезные ископаемые на своем острове и были талантливыми медеплавильщиками. Эта бронзовая лодка, изготовленная около 600 года до н. э., возможно, использовалась в качестве светильника. Другие образцы были найдены даже в Ветулонии в Этрурии.

25. Периандр правил Коринфом с 627 по 585 год до н. э. и активно развивал его экономику. Его репутация сурового тирана скрашивалась похвалами за мудрость и справедливость.

26. Посмертное изображение Александра Македонского в образе бога солнца. Александр посетил храм египетского бога солнца Амуна Ра в 331 году до н. э. и хотел, чтобы египтяне поклонялись ему как этому богу. После его смерти в Египте во времена правления Птолемеев произошло слияние древнеегипетских и греческих религиозных идей.

27. Самая известная древнеиберийская скульптура - "Дама из Эльче", бюст жрицы или богини в изысканных украшениях, датируемый четвертым веком до нашей эры. В нем прослеживается греческое влияние, но он также хорошо сочетается с другими скульптурами в натуральную величину, оставленными замечательной цивилизацией древних иберов.

28. Культ Сараписа был популяризирован Птолемеем I Египетским. Этот бог представлял собой эклектичный сплав бога-быка Аписа, бога возрождения Осириса и нескольких греческих богов, включая Зевса и Диониса.

29. В III веке до н. э. карфагенский полководец Гамилькар Барка, отец Ганнибала, создал личную империю в Испании и выпустил монеты, на которых был изображен либо он сам, либо бог Мелькарт в греческом стиле; вероятно, целью было отождествить Гамилькара с пунийским богом, который считался тем же самым, что и греческий Геракл.

30. Бронзовая монета Нерона (ум. 68 г. н.э.), посвященная торговле зерном. Богиня Церера держит колосья пшеницы и обращена лицом к Анноне ("Жатва"), которая держит рог изобилия; также видны алтарь, на который помещена мера зерна, и корма зернового корабля.

31. Клеопатра, последняя из Птолемеев, была культурной, но безжалостной правительницей Египта. Ее романы с Юлием Цезарем и Марком Антонием в конце концов привели к краху династии и римской оккупации страны.

32. Монета, посвященная завершению строительства новой гавани в Остии, времен правления Нерона. Поражает миниатюрное изображение различных видов кораблей, рассматриваемых под разными углами.

33. Большой римский военный корабль или квинквирема, готовый к битве при Актиуме в 31 году до н.э. Этот рельеф происходит из Праенесте, ныне Палестрина, к юго-востоку от Рима.

34. Эта поразительная фреска с изображением кораблей, приходящих и уходящих из гавани близ Неаполя, возможно, Путеоли, украшала стены дома в Стабиях и была погребена извержением Везувия в 79 году н.э.

35. Мозаика VI века из базилики Сант-Аполлинаре в Равенне с изображением византийского флота в Классисе, порту Равенны, и его впечатляющих портовых укреплений.

36. Карниз синагоги в Остии с изображением семистворчатого подсвечника (меноры), который был одним из символов иудаизма в поздней Римской империи. Синагога продолжала использоваться с I по IV век.

37. Надпись II века, посвященная строительству ковчега для свитков Закона в синагоге Остии на средства Миндиса Фаустоса; надпись сделана в основном на греческом языке, повседневном языке евреев Рима, а также несколько латинских слов.

38. В начале двенадцатого века на главном алтаре базилики Святого Марка в Венеции был установлен великолепный алтарный образ, известный как Пала д'Оро, или Золотой штандарт. На этой панели изображен корабль с мощами святого Марка, плывущий в сторону Венеции после того, как кости святого были украдены из Александрии в 828 году.

39. На фотографии 1885 года видно, как Амальфи прижимается к крутому полуострову, на котором жила оживленная община раннесредневековых купцов. Даже на пике своего влияния в XI веке он был не более чем деревней, когда его корабли причаливали к берегу, как здесь. Он и сейчас остается крошечным городком, хотя монастырь, расположенный выше по склону, теперь превратился в роскошный отель.

40. Глазурованные тазы (bacini), украшающие снаружи несколько романских церквей в Пизе, должны были блестеть на солнце, свидетельствуя об успехе пизанских купцов в проникновении в мусульманские земли, где существовал опыт их изготовления. На этом бачино, вероятно майоркинском, изображен мусульманский корабль под парусом, сопровождаемый лодкой поменьше.

41. Фондюки обычно представляли собой двухэтажные здания с аркадами, построенные вокруг четырехугольника. Королевский фондук в крестоносном Акко, ныне называемый Обитель колонн (Хан аль-'Умдан), где собирались налоги с товаров, был перестроен турками, но хорошо сохранил свою форму. Итальянские купцы имели свои собственные фондюки в других частях города.

42. Четыре великолепных коня древнегреческой работы украшали ипподром в Константинополе и были частью добычи, унесенной венецианцами после штурма города во время Четвертого крестового похода. Пока они не начали разрушаться, они гордо возвышались над входом в базилику Святого Марка.

43. Мусульманский ученый и принц Идриси из Сеуты служил норманнским королям Сицилии в качестве их географа. Хотя рукописей его работ XII века не сохранилось, эта карта мира позднего Средневековья, вероятно, является копией карты, нарисованной Идриси. Юг находится вверху, поэтому Средиземноморье расположено в правом нижнем сегменте, а Адриатика глубоко врезается в европейский материк.

44. Деталь портолановой карты начала XIV века, составленной на Майорке. Сардиния находится в центре, а Майорка выделяется флагом каталонского короля. Берега пестрят географическими названиями.

45. Настенная роспись XIII века, изображающая взятие города Майорка в 1229 году войсками короля Якова I Арагонского. Эти события также были отмечены в "Книге деяний короля Якова", написанной на каталонском языке и являющейся первой королевской автобиографией Средневековья.

46. Эг-Мортес, что означает "мертвые воды", был основан на краю Кармарга как база для французской торговли в Средиземноморье и как пункт отправления крестоносцев, направлявшихся на Восток. Большинство его хорошо сохранившихся зданий датируются началом XIV века, к тому времени он функционировал как порт своего бывшего конкурента Монпелье, находившегося под властью Майорки.

47. Генуя зажата между Лигурийскими Альпами и морем. Нюрнбергская хроника Хартмана Шеделя, напечатанная в 1493 году, хорошо передает массу зданий, башен и церквей, сгрудившихся у порта, включая (вверху в центре) внушительные ворота, построенные, когда городу угрожал германский император Фридрих Барбаросса в середине двенадцатого века.

48. Дубровник с юго-востока, с его внушительной линией стен пятнадцатого века. Гавань, которая видна только что, находится на другой стороне, а одно из высоких зданий справа - зернохранилище. Город пересекает улица, известная как Плака или Страдун, заканчивающаяся справа рядом с весовой палатой или дворцом Спонза, в котором сейчас хранятся богатые городские архивы; еврейский квартал находился слева от дворца.

49. В XV веке Манисес в валенсийской глубинке был крупным центром производства глазурованной керамики с люстровым декором. На этой чаше изображен герб флорентийской семьи дельи Агли; итальянские патриции охотно покупали эти испано-мавританские изделия. Вдохновленные мавританской технологией, христианские гончары стали доминировать в производстве, но существовали и совместные мастерские, где мусульмане и христиане работали бок о бок.

50. Эта вотивная модель грузового корабля, уникальное наследие Средневековья, первоначально стояла в церкви в Матаро в Каталонии. Длиной около 120 см и шириной более 50 см, она датируется примерно 1420 годом и сделана частично из тутового дерева из Средиземноморья, а ее корпус построен из досок, уложенных заподлицо, в средиземноморском стиле.

51. Великолепная Биржа (llotja) в Валенсии, построенная между 1483 и 1498 годами. Этот зал с величественными колоннами использовался для заключения сделок, а в другом помещении заседал коммерческий суд Валенсии. По карнизу видна надпись, прославляющая честную торговлю.

52. Кодекс морского права, известный как "Морской консул", определял торговое право в Валенсии и среди каталонских купцов за границей. Печатное издание появилось в 1494 году. На этой ранней рукописной копии изображен король Альфонсо Великодушный (ум. в 1458 г.) в окружении своих придворных - напоминание о том, что король и купцы тесно сотрудничали в создании политической и торговой империи в Средиземноморье.

53. Мехмет II, османский султан, известный как "Завоеватель" (Фатих) в честь захвата им Константинополя. Увлеченный итальянской культурой, он вызвал к себе итальянского художника Джованни Беллини, где незадолго до смерти Мехмета в 1481 году был написан этот портрет.

Загрузка...