Была я как-то у покойного доктора Чоровича. Тогда ишо в О́кно больница была. Со мной пришла одна бабонька. На руках держит грудного ребятенка, совсем лядащего.
«Чего это у тебя с ребятенком?» — спрашиваю я ее.
«Не знаю, — говорит, — чего с им. Один он у меня, а вишь, чего с им деется. Никак не оправится».
И заплакала.
Вошли мы к доктору.
«Что скажешь, Петрия?» — спрашивает он меня.
«Сперва, — говорю, — поглядите этого младенчика. Посмотрите сперва, что с им такое».
Взял его Чорович на руки. А младенчик такой славный, волосенки черные, мягкие, да рази краса кому помогала?
Подержал он его малость и говорит: «Ты что с им делала?»
А младенчик и впрямь в чем душа держится. Вроде и живой, а вроде и неживой. Наскрозь светится.
«Ничё, господин доктор».
«Как это «ничё»? — говорит Чорович. — Что ты мне голову морочишь. Чем ребенка кормила?»
«Молоком, — говорит. — Что токо не делала, господин доктор, ничё не помогает. И молоко заместо воды давала, все одно не помогает».
Тут у доктора глаза на лоб полезли.
«Молоко! Заместо воды! Дура ты стоеросовая! Курица безмозглая! Загубила ребенка. Что мне теперича с им делать?»
Она в слезы.
«Господин доктор, — говорит, а сама плачет в три ручья, — как бога молю, господин доктор, спаси мого ребятенка! Один он у меня, единственный, нету других. Потому и воды ему не давала, гадала, так быстрей вырастет. Господин доктор, как бога тебя молю!»
Он смотрит на ее, смотрит, а там и говорит:
«Все для твого ребенка сделаю, оставь его здесь, в больнице, но имей в виду, ты его до смерти довела. Не знаю, что будет, ничё не обещаю».
Как сказал, так все и было. Взяли младенчика в больницу, лечили его там, крутили, вертели и так и сяк. Да все даром. Через месяц помер. Осталась мать куковать одна-одинешенька на всем белом свете.
Жил здесь когда-то черногорец. Дак он любил говорить: человеку нужно то-то и то. Вот и выходит, человеку нужна вода. Без ей никак нельзя.
Нету для воды замены. Заруби это у себя на носу. Ни молоко, ни пиво, ни ракия ей не замена. Нипошто. И не надейся. Пей воду и помалкивай, пока голова цела. Ведь она не навеки дадена. Такие вот дела.
Мой Миса годами к воде не притрагивался, вот головой и поплатился. Опосля опамятовался, бросил ракию. Да какой прок! Что потеряно, не воротишь. За день сто литров воды не выпьешь. Нипошто.
Потому пей воду, приятель, кажный божий день пей. И помалкивай. Пока есть время. А его-то не так уж много.