Венский вальс

Глава восьмая. Охотники за эсерами

Парижские голуби еще бесцеремоннее московских. Около нашей скамейки проковыляло несколько особо отвязных птичек, но поняв, что кормить их не станут, обиделись, взмыли в воздух и принялись выражать свое недовольство доступным способом. Когда первая жидкая «бомбочка» упала между нами, а вторая испачкала рукав Шпигельгласа, я понял, что пора уходить. Тем более, что уже все сказано.

Расставшись с «ликвидаторами», договорившись «быть на связи», заверив Сергея Михайловича, что приложу все усилия для ускорения их отъезда, я встал со скамьи и вышел на широкую дорожку. Скользнув взглядом по скульптурной композиции «Каин и сыновья», обсиженной голубями, подумал, что так толком и не осмотрел все статуи в саду Тюильри. Впрочем, я и в нашем Летнем саду не осмотрел все скульптуры, так к чему на французские тратить время?

Неподалеку от выхода увидел печального Исакова, переминавшегося с ноги на ногу и смолившего сигарету.

— А где ваша лучшая половина? — поинтересовался я.

— Пошла за объектом, — грустно сообщил Александр Петрович, затушив окурок о край урны и, немедленно вытащивший новую сигаретку.

— А что за объект?

Исаков пожал плечами.

— Она еще на входе в парк сказала — мол, надо разделиться. Дескать, я буду наблюдать за начальником, высматривать подозрительных, если что увижу — стрелять на поражение, без соплей, а она станет круги нарезать. Потом подскочила — вроде как невзначай, сказала — пошла, не мешай. И вот, исчезла.

Я глянул на часы (не наградные от Дзержинского, а здешние, приобретенные в престижном магазине). А ведь я еще успеваю в посольство. Впрочем, уж коль скоро Наташа сообщила, что товарищ начальник сам явиться не сможет, глупо срываться и мчаться на аудиенцию к одному из ренегатов, пусть он и бывший (а потом и будущий) канцлер Австрии.

Исаков хотел остаться, вдруг де, супруга сейчас прямо и подойдет, но я ухватил бывшего сапера под локоток и увлек его за собой. Правильно сделал, потому что из-за угла вышла сама Светлана Николаевна.

— Ушел гад, — с досадой вымолвила бывшая подпольщица, встречаясь взглядом с укоризненным взглядом мужа.

Оглянувшись на меня (а я только отмахнулся, давая понять, что о делах сейчас говорить не станем), виновато пожала плечами и, взяв супруга под ручку, повела вперед, о чем-то вполголоса втолковывая — возможно, оправдывалась, а может разъясняла, почему она так поступила.

Я шел, радуясь, что два уже не очень молодых человека, нашли друг друга. А то, что в прошлом она подпольщица, воевавшая против Колчака, а он — бывший белый офицер, так ничего страшного.

Явившись в торгпредство, первым делом озадачил Никиту Кузьменко. Он у меня не только правая, но и левая рука, а иной раз и голова. В будущем, когда мы передадим торговое представительство во Франции и наши филиалы в других странах профессиональным торговцам (слово не нравится, но другого не подберу), а базами для агентуры станут посольства, ему предстоит возглавить Западноевропейский сектор ИНО ВЧК (или ОГПУ, это уж как пойдет), пусть тренируется. Главное, чтобы коллега не повторял моих ошибок, а каких именно, я пока не скажу.

Но пока у нас задачи поскромнее, но все-таки, немаловажные. А Никита отвечает за самое главное — морские перевозки, что означает и наем кораблей, и взаимоотношения с хозяевами судов, страховщиками, а порой и с полицией, таможенниками.

Стало быть, ему и придется отправлять на родину трех чекистов и одного врага народа. Такого термина еще нет, зато враги есть.

Никиту новое задание в восторг не привело, но, если сказано надо, значит надо. И я не стану ссылаться, что это приказ Дзержинского. Для моих подчиненных — это мой приказ.

Кузьменко уже собирался уходить, потом остановился:

— Чуть не забыл. Предлагают недорого взять десять тысяч комплектов английской военной формы. Если брать оптом, получается по двадцать франков за комплект. Берем?

Я не стал спрашивать — откуда во Франции английская военная форма, скорее всего, какие-то «неликвиды», оставшиеся на складах, когда англичане квартировали у союзников.

— А что в комплект входит?

— Штаны с френчем, а еще фуражка.

— Берем, — кивнул я.

Отказываться от такой сделки было бы глупо. Двести тысяч франков, можно считать, что даром.

— Но придется на лапу в военном министерстве кое-кому дать. Немного, пять тысяч франков, но иначе всю форму в Британию отправят. У них сто тысяч комплектов на складе.

Двести пять тысяч тоже не деньги, а военная форма, при нашей нынешней нищете, хоть для армии пригодится, хоть для гражданского населения. Подозреваю, что штаны и френчи до трудящихся масс вообще не дойдут — их с удовольствием растащат партийные и советские чиновники. Даже английские фуражки станут носить.

— А больше не получить? Не десять тысяч, а все сто тысяч комплектов?

— Тогда придется и на лапу больше давать. Я с одним чиновником из министерства говорил — Жуаезом. Он уверял, что десять тысяч спишут — мол, моль поела, пришлось пришедшие в негодность комплекты уничтожить, чтобы на остальную форму не перекинулось, акты предъявят, а сто тысяч? Сто тысяч — могут и не поверить

— Где десять, там и сто можно списать, — резонно заявил я. — Тем более, что и стоимость обмундирования не во французскую или аглицкую казну пойдут, а кому-то в карман. — Подумав, предложил. — Пусть на том складе пожар случится, какие проблемы? А мы им за сто тысяч комплектов еще и премию выпишем, тысяч на пятьдесят. Нет, на двадцать.

— Пожар, это неплохо придумано, — уважительно кивнул Никита. — Так и скажу Жуаезу. Вот только, — ехидно хмыкнул мой заместитель, — на это дело опять наличка нужна. Чеки чиновники не берут.

Никита еще не забыл, как я ворчал, обнаружив растрату всех наличных денег, что я копил.

— Кровопивцы вы все, — вздохнул я, представляя, как мне опять придется идти в банк, обналичивать чеки, чего банковские служащие страшно не любят. Да и мне не очень нравится таскать с собой чемодан денег. А снимать-то придется много. И на обмундирование, и на взятки, да и на непредвиденные расходы, вроде отправки Шпигельгласа с его командой. В триста тысяч уложусь? Нет, лучше с запасом, сразу снимать четыреста тысяч франков.

— Только с Барминовым реши — как мы груз оформлять станем, чтобы таможня вопросов не задавала.

— А таможня в последнее время вопросов не задает, — улыбнулся Никита. — Я думаю, они и на этих, товарищей, которых нужно вывезти, глаза закроют. Дадим не по тысяче франков, а по две.

— Молодец, работай, — похвалил я парня, одновременно выпроваживая его из кабинета, потому что теперь предстоял разговор с охотниками на Савинкова.

С охотниками — это сильно сказано, тем более, что абсолютной уверенности в том, что в лавке у нашей мышки (виноват, в антикварном салоне), побывал именно Борис Викторович, у меня нет. Да я и сам с Савинковым знаком только по старым фотографиям, а больше — по его киновоплощениям. Но в советское время легендарного террориста играли и Евгений Лебедев, и Александр Пороховщиков, и еще кто-то, кого не помню, а в том времени, в котором я жил последние двадцать лет, в роли Савинкова выступал и Андрей Панин, и Александр Галибин. Все актеры настолько непохожие, что не знаешь, кто ближе всех к оригиналу? Мне, например, кажется, что Евгений Лебедев, хотя актер и был старше своего персонажа. Нет, очень плохо, если пытаешься подойти к реальному человеку, оценивая того, кто его играл.

А в мой кабинет, тем временем, вошла группа «охотников», в которую я привлек Светлану Николаевну, экс-жандарма Книгочеева и Исакова. Петровича брать не хотел, он для такой работы не годится, но пришлось.

Исаковы уже были в курсе дел, они и с Книгочеевым успели переговорить, так что времени я терять не стал.

— Садитесь, товарищи, — показал я на стулья, хотя подчиненные мои люди простые — уселись бы и без моего разрешения. — Значит, задача простая — отыскать в Париже человека, не зная, как он выглядит. О Савинкове вы все наслышаны, так что, слушаю ваши предложения.

— Я думаю, что фотографии Савинкова могут быть в старых газетах, когда он товарищем военного министра был, — высказал предположение Александр Васильевич. — Завтра же отправлюсь в библиотеку, посмотрю российские газеты за семнадцатый год. С фотографом я договорюсь, переснимет.

Портреты, переснятые с газетного снимка, нужного качества не дадут, опознание по ним проводить сложно, но лучше, чем ничего. Вот потому-то я избегаю фотографироваться для газет.

— Светлана Николаевна, а как вы догадались, что меня пасут? — полюбопытствовал я.

— Во-первых, вы впервые попросили вас выгулять, взяв с собой оружие. А во-вторых, мне не раз доводилось самой кого-то пасти, так что, своего коллегу- или как правильно? — я вычислю без труда. Но приметы такие, что даже Александру моему подойдут, но у моего мужа хотя бы очки есть. Среднего роста, среднего телосложения. Лица не видела, так что про усы и бороду сказать не могу, про родимые пятна тоже. Да, еще у него штаны в крупную клетку.

Штаны в крупную клетку... Точно, этот Савинков. Впрочем, пока это не установлено, но то, что это тот же человек, что был у Марии Семенцовой, однозначно. Крупная клетка, как отвлекающий фактор, но оригинальничать и менять что-то в гардеробе Борис Викторович не стал. Стало быть, он следит за мной — вот это плохо, но связи между торгпредстом и антикварным салоном не уловил, и это хорошо.

Берем за основу, что в Париже у Савинкова есть свои люди, взявшие торгпредство под наблюдение. Знают ли, что начальник советской миссии и начальник ИНО одно и тоже лицо, пока не ясно, но меня они уже знают. Интересно, а неудачное покушение, когда я шел к Игнатьеву — не их ли рук дело?

Неизвестно, сколько боевиков под рукой у Савинкова, но вряд ли много, потому что иначе он не отправился бы лично следить за мной. А я зацепить пока Савинкова не могу. Единственная нить — антикварный салон, куда он может прийти, а может и не прийти.

— Олег Васильевич, а вы по прежнему ходите без оружия? — поинтересовалась Светлана Николаевна, прервав мои размышления. — Если хотите, я схожу в полицейский участок, выправлю разрешение.

— С чего вы так решили? — удивился я.

— Если социал-революционеры установили за вами слежку, то это неспроста. — покачала головой мадам Исакова, а товарищ Исаков добавил:

— А вы Смоленск не забыли, товарищ начальник?

— Это вы про то, как некий сапер «греческий огонь» изготавливал? — улыбнулся я. Вроде, совсем недавно мы с товарищами, среди которых был Артузов и Исаков, штурмовали место встречи белогвардейцев. А еще с нами Танюшка была.

При воспоминании о девушке, отдавшей за меня жизнь, опять что-то резануло по сердцу.

— Володя, да ты чего? — кинулся ко мне Александр Петрович, но я уже успел взять себя в руки.

— Ничего, все нормально, — сквозь силу улыбнулся я.

— Простите, Олег Васильевич, что я так, бесцеремонно, — повинился Петрович. — Но ты аж с лица спал.

— Да это я так, Танюшку вспомнил, — признался я, не подумав сердиться за такое обращение, чтобы по имени, да и на ты.

— А я вспомнил, что эсеры вас и товарища Артузова к смертной казни приговорили, — сурово напомнил Исаков. — Но Артузова-то им не достать, а вы здесь.

— Если эсеры, то это народ серьезный, — забеспокоилась Светлана Николаевна. — Нужно написать заявление, я отнесу в участок. Получите право на пистолет, будет спокойнее. И еще, вам нужно увеличить охрану.

— Ну, к смертной казни меня не только эсеры, но и белые приговорили, — пожал я плечами.

Не то, что я слишком храбрый, просто привык. Плохо, что Наташка с ребенком могут попасть под раздачу. Но как защитить супругу ума не приложу.

— Олег Васильевич, я знаю, что вы сейчас скажете — дескать, пистолет еще никого не спасал. Но поверьте старой подпольщице — с пистолетом есть лишний шанс уцелеть.

— Света, наш начальник тоже подпольщик, только молодой, — усмехнулся Петрович. — У него свои принципы.

— Олег Васильевич, так вы тоже в подполье были? — удивилась Светлана Николаевна. — А я думала, что вы в чека изначально служили. А где вы были?

— Свет, я же тебе говорил, что мы с начальником в Архангельске познакомились, когда он чистку среди нашего брата проводил. Вот, он в Архангельске и был, когда там...

Исаков не стал вспоминать, что я там был в период пребывания в Архангельской губернии сил Антанты и армии генерала Миллера, в которой он и служил. Сейчас бы сюда Артузова, так стали бы вспоминать еще и минированные мосты. Артур минировал, а Петрович заряды снимал. Пресекая дальнейшие и ненужные воспоминания, сказал:

— Значит, когда Александр Васильевич сделает фотографии, нужно взять под наблюдение антикварный салон в Латинском квартале. От его хозяйки — кстати, русской эмигрантки, нам и поступили сведения о странном субъекте, схожем с Савинковым. Но это потом, когда у нас будет хотя бы плохое, но фото, — Обведя взглядом подчиненных, сказал. — Товарищи Исаковы — вас больше не задерживаю, а Александр Васильевич останется на пару слов. — Уже в спину уходящим кинул. — А с пистолетом, если вы так настаиваете, давайте решим. Выясните, что от меня требуется, какие документы.

— Вот и умница! — просияла Светлана Николаевна, неожиданно развернувшись и, по-матерински поцеловав меня в щечку.

Исаковым я полностью доверяю, но далеко не всегда стоит сдавать свои контакты. Но с Книгочеевым придется говорить более подробно. Тем более, что экс-ротмистр жандармерии сразу же взял быка за рога:

— Хозяйка антикварного салона ваш человек? Можно мне с ней наладить контакты? Я бы показал фотографии, уточнил описание.

— Можно наладить, — разрешил я. — Передадите привет от Владимира Ивановича, скажете, что это тот, которого она некогда в госпитале одевала. Она девушка дотошная, уточните, что десять долларов были спрятаны в партбилете.

Надо будет пароль придумать. Ради прикола — здесь продается славянский шкаф?

— Есть идеи, как Савинкова отловить? — поинтересовался я.

— А если пойти официальным путем? Написать официальное заявление на имя министра внутренних дел? Мол — так и так, против советского торгового представительства затевается провокация, возможно даже убийство начальника торгпредства.

— Написать-то, наверное есть смысл, только что это даст? — усмехнулся я. — У нас даже реального подозреваемого нет, одни лишь предположения. Отпишут — дескать, когда вас убьют, месье Кусто, примем все меры к розыску. Но вы же в былые времена по эсерам работали? Когда их что-то останавливало?

— А если за Савинковым есть и другая сила? Например, англичане? — предположил Книгочеев. — Судя по газетам, все идет к тому, что Франция вскоре признает Советскую Россию. Пока она оглядывается на Британию, но это пока. В парламенте уже обсуждали, что Россия практически, ничего не должна французскому государству. Убийство торгпреда на руку англичанам, потому что это может сорвать признание. Вспомните Грибоедова. Ведь за его убийством за версту видны уши британцев.

— И что? — усмехнулся я. — Посла убили, но война России была не нужна. Думаете, из-за моей смерти Советская Россия начнет войну с Францией? Фи... А Франция переведет стрелку на эсеров, принесет извинения, вот и все. Персы за Грибоедова хотя бы алмаз отдали, а за меня даже зачуханного бриллиантика не выручить. И бритты о том прекрасно знают.

— Бритты, как вы их называете, могли это сделать просто из чувства ненависти, —— пожал плечами Книгочеев. — Я помню, как перед уходом союзников из Архангельска, генерал Айронсайд приказал облить муку керосином. Для чего? Чтобы красным не досталось? Но красных еще и в помине не было, а муку можно было либо продать местному населению, либо отдать белой армии. Но генерал даже не счел нужным как-то объяснить свой приказ. Мы для него были как негры, или какие-нибудь туземцы.

— Кстати, а вы не были знакомы с неким Дринкуотером?

Книгочеев вздохнул и посмотрел на меня слегка укоризненно. Скорее всего, во время «чистки» он все подробно расписывал. А где, кстати, протоколы допросов? Лежат в Архангельске, в архиве губчека. Вытребовать в Москву? Нет, дешевле по новой все написать.

— Александр Васильевич, ну не упомню я сейчас всех деталей, не кривитесь.

— Да я и не кривлюсь. Понимаю, всего не упомнить. Знаком я с ним был, но сотрудничества не получилось. Дринкуотер — разведчик, он сотрудничал с военной контрразведкой, а я числился по гражданской службе. Но и их сотрудничество носило невыгодный характер. Дринкуотеру были нужны сведения, но он сам никогда не делился своими данными.

Вот теперь я вспомнил детали допросов. Меня интересовало — кого англичане могли завербовать, но Книгочеев не знал. А жаль. И про Рейли я уже спрашивал, помню. Но не «засветился» Рейли в Архангельске.

— Я могу быть свободен? — поинтересовался Книгочеев. Чего это он так торопится? Или по настоящей работе соскучился, надоело заниматься ядерной физикой?

— Можете, — кивнул я. — Если рядом некий англичанин всплывет, обратите особое внимание. У него есть страсть — вещи и документы императора Наполеона Бонопарта.

— Это вы про Уолтера Рейли? — хмыкнул Книгочеев. — Высокий, худощавый, с оттопыренными ушами...

— Хорошая у вас память, — уважительно сказал я.

— Профессиональная, — скромно произнес Книгочеев, поднимаясь с места. — Кстати, супруга приглашала вас с Натальей Андреевной на пироги.

— Обязательно, — не стал я отказываться.

Жена Книгочеева — Ольга Константиновна, пироги печет божественно. Как же отказываться-то? Может, от брата какая-нибудь весточка пришла? Мало ли...