— Тогда все правильно. Я сделаю так, что нам обоим будет хорошо. Доверься мне.
Два слова, невинных и в то же время чрезвычайно опасных. В какой-то степени она уже доверяет ему. Желание было столь сильным, что она стремится к нему, несмотря на страх. Он может делать с ней что угодно. Едва она увидела Ральфа, как слово «нет» бесследно исчезло из ее лексикона. И она сказала «да».
Но что же теперь будет? Похоже, скоро ей предстоит это узнать.
Сначала Ральф достал шампанское. Ингрид обратила внимание на знаменитую марку лучшего урожая. Он открыл бутылку так ловко, что хлопок пробки был едва слышен, и наполнил хрустальные бокалы золотистым нектаром.
Затем бокалы со звоном чокнулись.
— За этот необыкновенный вечер!
— За необыкновенный вечер! — повторила Ингрид и подумала, что вечер действительно необыкновенный.
Сегодня она не сестра Урсулы или мать Эрни, сегодня она женщина, которой предстоит узнать, что такое любовь. Ничего глупее нельзя придумать. Урсула часто дразнила ее и хвасталась, что Ральф не был ее первым и единственным любовником. Ингрид могла бы сомневаться, что Эрни сын Дикса, если бы не их поразительное сходство.
Ральф наклонился и нежно поцеловал ее. Его язык был горячим и влажным.
— У твоих губ вкус шампанского.
— У твоих тоже.
— Тебе нравится?
— Я еще никогда не пробовала шампанского, бывшего в употреблении.
Он скорчил гримасу.
— Очень романтично!
Ингрид поспешно поставила бокал, боясь, что дрожащая рука выдаст ее.
— Я не слишком опытна в таких вещах. — Не слишком? Чересчур мягко сказано.
Он кивнул.
— Я могу понять, что вертолет и остров сильно повлияли на твои чувства. А я сам?
А ты сильнее всего, подумала она, но промолчала.
— Что-нибудь съешь?
Хотя после ланча с Кири прошло уже несколько часов, Ингрид не чувствовала голода. И все же она сказала «да», надеясь, что это позволит снять напряженность момента и выиграть время.
Он снова полез в холодильник.
— Отлично. Хельга не даст нам умереть с голоду.
— Хельга?
— Женщина, которая ухаживает за плантацией. Она доставляет продукты в хижину, когда я звоню и сообщаю, что собираюсь прилететь.
Он достал красивое блюдо в форме листа, на котором лежали кусочки сыра разных сортов и тропические фрукты. Затем взял дольку манго и протянул ее к губам Ингрид. Когда долька оказалась у нее во рту, она поняла, что действия Ральфа никогда не бывают простыми.
Сладкая и сочная мякоть растаяла во рту. Когда Ральф протянул руку и стер пальцем капельку сока, упавшую на ее подбородок, Ингрид почувствовала головокружение. Он облизал кончик пальца, не сводя с нее горящих глаз. О Боже, он умудряется превращать в чувственный ритуал даже самые обычные вещи…
— Еще?
Комок в горле помешал ей ответить, и она просто кивнула. Ральф отрезал кусочек мягкого сыра, положил его на круглую булочку, разместил сверху половинки абрикоса и поднес ко рту Ингрид. Но она остановила его.
— Спасибо, я сама. — Если он будет продолжать кормить ее, это плохо кончится.
Ральф отдал ей угощение и сам взялся за сыр и фрукты. Ингрид следила за тем, как он ест, ощущала, что возбуждение растет, но не могла отвести от него глаз. Когда легкая закуска закончилась, ее тело горело огнем.
— Не хочешь поплавать?
Он что, читает ее мысли? Может быть, холодная вода остудит ее пыл. Но было уже почти темно.
— Сейчас?
— Скоро взойдет луна. Лагуна безопасна. Рифы защищают ее от акул.
Но перед ней стоит куда более опасный хищник. Про акул она и не подумала.
— Я не взяла с собой купальник. А плавать в нижнем белье нельзя.
— Почему нельзя? Тут тебя никто не увидит. Если хочешь, можешь залезть в воду по шею.
Волна уже и так накрыла ее с головой. Так что терять ей нечего. Хуже не будет.
Взяв с полки охапку полотенец, Ральф снова повел Ингрид по коралловой тропинке, мимо вертолета, к полумесяцу белого песка, блестевшему под темным небом. Берег ласково лизали волны со светящимися барашками.
Лунного света было достаточно, чтобы раздеться, но недостаточно, чтобы стесняться следившего за ней Ральфа. Ее темно-фиолетовые шелковые лифчик и трусики подчеркивали формы, которыми Ингрид имела полное право гордиться. Может быть, она и не чета фотомоделям, с которыми так часто снимался Ральф, но стыдиться ей нечего.
Готовая погрузиться в волны, она подняла взгляд и увидела, что Ральф тоже избавился от одежды. Лунный свет серебрил его великолепное тело, подчеркивая рельефные мышцы. Он снял с себя джинсы и остался в черных плавках, подчеркивающих его мужественность сильнее, чем полная нагота.
У нее чуть не остановилось сердце. Ингрид заподозрила, что он был готов заняться с ней любовью в хижине, а предложил поесть и поплавать только для того, чтобы она успокоилась. Внезапно ей расхотелось купаться. Она хочет его. Во рту снова пересохло, пульс участился. Что бы он сказал, если бы она отдалась ему прямо на берегу?
Но такого шанса ей не представилось. Он молча одолел полосу песка, зашел в воду по бедра, а потом нырнул, мелькнув в воздухе как стрела. Вошел в воду без брызг, развернулся и поплыл вдоль берега, мощно работая руками.
Он был прекрасен. Ингрид могла бы простоять так всю ночь, следя за его движениями. Если бы у нее не колотилось сердце и не захватывало дух от желания близости. Если бы Ральф внезапно не вынырнул совсем рядом, не подхватил ее на руки и не прижал к холодной, мокрой груди.
Это прикосновение заставило Ингрид вздрогнуть и отстраниться. Ее охватила тревога.
— Что ты делаешь?
— Не хочу плавать один.
— Отпусти меня.
— Как хочешь.
Слишком поздно поняв, что напросилась сама, она начала яростно вырываться, но тщетно. Ральф держал ее крепко и заставил замолчать самым простым способом — поцелуем. Ингрид, дрожавшая от холода, снова почувствовала жар. Как можно ощущать тепло и холод одновременно?
Когда Ральф поднял голову, стало ясно, что именно он собирается сделать. Ингрид крепко обхватила его за шею и взмолилась:
— Пожалуйста, не надо!
Но он ее не слушал. Просто еще крепче прижал к себе и шагнул в воду.
— Ты сама просила отпустить тебя.
Она пыталась удержаться, но внезапное погружение в холодную воду заставило ее разжать руки. Она ахнула, и волна накрыла ее с головой.
Потом она снова оказалась у него на руках и ощутила такой жгучий поцелуй, что чуть не потеряла сознание. Отныне соль всегда будет напоминать ей об этом моменте.
— Вредный! Зачем ты окунул меня? — стуча зубами, пролепетала Ингрид, когда Ральф дал ей вздохнуть.
В лунном свете его улыбка казалась ослепительной.
— Ты имеешь представление, как потрясающе выглядит мокрый шелк?
Ингрид опустила глаза и вспыхнула. Мокрый Лифчик туго обтягивал ее напрягшиеся соски. Ее грудь вздымалась и опадала, усиливая впечатление.
— Кажется, ты хотел поплавать, — хрипло сказала она.
— Несколько минут назад я тоже так думал.
— А сейчас?
Вместо ответа он отнес ее на белоснежный песок, пинком развернул полотенце, положил Ингрид на него, а второе полотенце подложил ей под голову. Когда Ральф опустился на колени, она едва дышала.
— А сейчас я хочу другого.
Его слова были такими же прерывистыми, как ее дыхание. Когда его ладони скользнули по ее телу, легли на влажные груди и погладили бока, Ингрид чуть не задохнулась. Там, где он касался ее скользкой кожи, вскакивали пупырышки. На этот раз не от холода, а от поразительно эротичных ощущений, вызванных его прикосновениями.
Она обняла Ральфа за шею, притянула к себе его голову и ощутила вкус его чудесных губ. Ей полюбилась соль. Насытиться этим вкусом было невозможно. И самим Ральфом тоже.
Внезапно он напрягся и разжал ее руки.
— Что? — спросила Ингрид. Неужели отсутствие опыта заставило ее сделать какую-то ошибку?
Он помолчал, а потом с трудом выдавил:
— Так нельзя.
— Ты не хочешь любить меня? — Ингрид ничего не могла с собой поделать. Ее голос дрожал от обиды.
— Я хотел этого с той минуты, как увидел тебя во главе экскурсии. Поскольку заниматься любовью при твоем сыне было невозможно, я раз за разом принимал холодный душ и ждал этого момента.
Мысль о том, что она может довести мужчину до исступления, пришлась Ингрид по душе.
— Тогда в чем дело?
— Когда мы уходили из хижины, я взял с собой только полотенца.
Но Ингрид все еще ничего не понимала.
— А разве нам нужно что-то еще?
В свете луны лицо Ральфа казалось высеченным из гранита, но в его глазах бушевало пламя. Наконец он провел рукой по мокрым волосам.
— Ты принимаешь таблетки? — спросил он.
— Конечно нет. В этом не было необходимости. — Как только эти слова сорвались с ее губ, до Ингрид наконец дошло и она порывисто села. Неужели женщина может быть такой дурой? Он намекал, что не взял с собой никаких средств предохранения. А ей самой это и в голову не пришло, поскольку она не рассчитывала, что дело зайдет так далеко.
— Потому что после отца Эрни у тебя не было мужчины? — спросил он.
Ей неудержимо захотелось рассказать ему правду, но она молчала, стиснув зубы.
Должно быть, Ральф догадался о раздиравших ее чувствах, потому что сказал:
— Нет, тут кроется что-то еще, правда? Ты хочешь сказать, что больше не можешь иметь детей?
— Нет. Вернее, я не знаю.
Он повернулся и заглянул ей в лицо.
— Эрни плод насилия? Неужели дело именно в этом? Ингрид, ты можешь рассказать мне все. Клянусь, я не буду думать о тебе хуже. Я должен знать. Должен понять, как с тобой обращаться.
В его голосе слышалось сочувствие. Сочувствие к ней, и это было невыносимо.
— Я не хочу говорить об этом, — сказала она. Черт побери, нужно было сопротивляться ему. Тогда он не стал бы задавать вопросы, на которые она не может ответить.
Ральф коснулся ее щеки.
— Если ты зачала Эрни в результате насилия, то должна знать, что это не твоя вина. Тебе нечего стыдиться.
Тут Ингрид не выдержала и порывисто отвернулась.
— Несешь сам не знаешь что!
— Тогда расскажи. Или скажи, где я могу найти этого сукиного человека, который сделал тебе ребенка, а потом удрал. Я заставлю его пожалеть о том, что он родился на свет.
— Далеко и долго искать не придется! — Слова слетели с губ прежде, чем она успела спохватиться. Испуганная, она поднялась на ноги. — Я иду одеваться. Отвези меня в Оберхоф.
Ральф молниеносно вскочил, навис над ней и заставил попятиться.
— Не торопись. Сначала объясни мне кое-что.
— Тут нечего объяснять. Я уверена, что ты сможешь догадаться сам.
Он схватил Ингрид за руки.
— Я пытался, но не угадал, верно? Если бы не Эрни, я подумал бы, что ты девушка.
Ингрид закрыла глаза, боясь выдать себя, но не смогла скрыть дрожь, сотрясшую тело. Ее лицо залил яркий румянец, заметный даже в полумраке.
Следующие слова Ральфа подтвердили это.
— О Боже, так оно и есть…
Его прикосновение заставило Ингрид вновь испытать жаркое и неудержимое желание. Даже сейчас, когда ее тайна могла вот-вот выйти наружу. Не желая испытывать это чувство, она попыталась вырваться, но Ральф заломил ей руки за спину.
— Тогда объясни, как девушка может иметь ребенка.
Ингрид отвернулась.
— Я вовсе не обязана тебе что-то объяснять!
— Еще час назад я согласился бы, но теперь мы слишком далеко зашли. Я должен знать, что происходит.
От гнева, слышавшегося в его голосе, у Ингрид сжалось сердце. Сколько можно скрывать от него правду? О ком она заботится? О себе или об Эрни? Она не знала, что ответить, и поэтому продолжала молчать.
Первым заговорил Ральф.
— Ты говорила отцу Эрни, что у него есть сын?
Ингрид кивнула. На этот вопрос у нее ответ есть.
— Он не захотел его знать.
Ральф негромко чертыхнулся.
— Если бы этот ребенок был моим, я не расстался бы с ним ни за что на свете.
— Что ты имеешь в виду? — испуганно спросила она.
— Начнем с того, что Эрни очень похож на меня.
— Простое совпадение, — попыталась солгать Ингрид.
— Или гены. Он больше похож на меня, чем на тебя. Я с первого взгляда почувствовал, что между нами есть связь, которая требует объяснения. Конечно, это безумие, это невозможно, но… А вдруг я его отец?
— Да! Будь ты проклят! — вырвалось у Ингрид, и она отчаянно зарыдала. — Да!
Ральф застыл как вкопанный. Казалось, он ждал другого ответа и не верил своим ушам.
— Значит, это правда. Я — отец. У меня есть сын. — Затем его лицо помрачнело. — Бред. Я не мог забыть, что спал с тобой.
Воспоминание о боли, которую Ральф причинил ее сестре, заставило Ингрид вздрогнуть.
— Это было бы не в первый раз.
— О чем ты говоришь, черт побери?!
Она подняла голову.
— Спать с женщинами, а потом бросать их — твое любимое занятие.
— Наглая ложь! Газетчики пишут то, что им хочется. Пользуются тем, что придворный протокол запрещает мне защищаться. Но сплетни, распространяемые бульварной прессой, еще не доказательство.
— Выходит, ты не донжуан, а непонятый рыцарь в сверкающих доспехах?
На этот раз ее сарказм, продиктованный отчаянием, достиг цели.
— Похоже, тебе больше всех на свете хочется, чтобы моя репутация оказалась правдой, — парировал Ральф. — Но отвлечь меня тебе не удастся. Вернемся к Эрни. Я все еще не могу свыкнуться с мыслью, что он мой сын. Для этого я должен был спать с его матерью. Если бы мы с тобой спали, я запомнил бы каждое прикосновение, каждый вздох. И, бьюсь об заклад, ты тоже запомнила бы это. Но ты сама призналась, что еще ни разу не занималась любовью. Так какого дьявола?..
Сбитый с толку Ральф выпустил ее руки. Она воспользовалась этим, вырвалась и бросилась бежать, подгоняемая как собственными демонами, так и нежеланием отвечать на его вопросы. Ральф лишает ее способности к сопротивлению. Даже сейчас ей хочется вернуться и броситься в его объятия.