Верный расчёт

4

— Какой из коттеджей ваш? — спросил Ральф, продемонстрировав намерение проводить ее до самого дома.

Большинство служащих замка жили в симпатичных каменных коттеджах вокруг зеленой лужайки, где дети играли, в то время как их родители пили друг у друга кофе и беседовали. Хотя дома казались старинными, на самом деле их построил предыдущий граф Оберхоф, чтобы служащие были под рукой в любую минуту. Прямые телефонные линии все еще связывали каждый коттедж с канцелярией замка.

Когда-то эта местность называлась Теннисными кортами; теперь при каждом коттедже имелись сад и огород. Все домики стояли спиной к лесу, в котором жили куропатки, перепелки, голуби и дикие индейки, привлеченные сюда ручьем, пересекавшим владения замка. Лучшего места для детей нельзя было придумать. Иногда по ночам Ингрид представляла себя единственной владелицей коттеджа и окружавшего его участка земли.

Она сделала неопределенный жест.

— Вон тот, с синими шторами, на другом конце лужайки. Послушайте, в этом нет никакой необходимости.

— Я заметил, что вы слегка прихрамываете, — спокойно ответил он. — И хочу убедиться, что вы добрались до дома в целости и сохранности.

Его наблюдательность не доставила Ингрид никакого удовольствия.

— Со мной все в порядке. Честное слово.

— То-то я и вижу… Когда вы успели поранить ногу?

Пришлось заставить себя сказать правду.

— Новые туфли.

Ральф нахмурился.

— Зачем женщины это делают?

Чтобы иметь возможность смотреть в глаза таким мужчинам, как ты, злобно подумала Ингрид. Но для этого чуда пятидюймовых каблуков недостаточно. Чтобы смотреть в глаза Ральфу, ей все равно приходится задирать голову.

Добравшись до густой травы, она наконец признала свое поражение, сбросила туфли и понесла их в руках, держа за ремешки. И тут же по сравнению с Ральфом почувствовала себя ребенком. Эрни смотрел на нее с тревогой.

— Ничего страшного. Просто туфли у меня не очень удобные, — сказала ему Ингрид.

— Бедная мамочка. Когда придем домой, ты можешь взять мою табуретку и положить на нее ноги.

Ингрид взъерошила ему волосы.

— А на чем же будешь сидеть ты, ведь наши стулья пока еще для тебя низки.

Эрни пожал плечами.

— Придумаем что-нибудь.

Боль в ногах не помешала Ингрид улыбнуться. Она часто говорила эту фразу Эрни, и ей было забавно слышать собственные слова в устах ребенка.

— Конечно, придумаем, — ответила она, пытаясь остаться серьезной.

Когда Ингрид отпирала входную дверь, Ральф возвышался над ней как башня, и это не доставляло ей никакого удовольствия. Едва дверь открылась, как Эрни устремился вперед. Ингрид остановилась на пороге, повернулась к Ральфу и сказала:

— До завтра. Увидимся в офисе.

Но такого самоуверенного человека, как Ральф, смутить было невозможно.

— Вы слышали, что сказал сын. Нужно придумать, что делать с вашими ранеными ногами.

Она не хотела, чтобы Ральф заботился о ней. Не хотела, чтобы он входил в ее дом.

— Они вовсе не раненые. Кроме того, мне предложили табуретку, — напомнила она.

— Но это предложение лишит беднягу Эрни сидячего места, — парировал он. — Я могу предложить альтернативу.

Ингрид не хотелось думать, что это за альтернатива.

— Спасибо. Со мной все в порядке.

— Вы имеете дело со специалистом в области массажа, — предупредил он. — Во время соревнований то и дело возникали проблемы со ступнями и лодыжками. Я знаю несколько отличных способов борьбы с мозолями.

О Боже, массаж стоп! Соблазн был слишком велик, и Ингрид сдалась.

— Ну… разве что на несколько минут…

— Вот и отлично. Я не вынесу, если больные ноги отвлекут вас от работы. У нас с вами очень много дел.

Тут Ингрид одолели сомнения. Ральф наверняка хочет помочь ей из эгоистических соображений. Она начала жалеть, что не согласилась на его щедрое предложение, но было уже поздно: Ральф следом за ней вошел в коттедж.

— Красиво у вас, — сказал он, оглядевшись.

Входная дверь открывалась прямо в гостиную, которая до сих пор казалась Ингрид просторной. Но в присутствии Ральфа потолок стал низким, а комната маленькой.

Тем временем не моргнувший глазом Ральф осматривал вещи, которые делали коттедж уютным. Обычно это были семейные фотографии, в том числе два портрета Сулы, но, к счастью, недавно Ингрид отдала их в мастерскую сменить рамки. Поэтому можно было не бояться, что Ральф узнает Урсулу. Ее скромный букет из орхидей и папоротника не шел ни в какое сравнение с охапками свежих цветов, ежедневно доставлявшихся в замок, но Ральф понюхал их и одобрил.

— Большинство видов орхидей не имеет запаха. А наши герольштейнские пахнут, да еще как! Это просто поразительно.

Она скрестила руки на груди, но потом опустила их, не желая выглядеть оправдывающейся. О причине, которая заставляла ее оправдываться, Ингрид вспоминать не желала.

— Знаете, я как-то об этом не думала.

И совершенно напрасно, сказал ей слегка укоризненный взгляд Ральфа.

— Когда я колесил по миру, выступая в соревнованиях, то очень тосковал по запаху орхидей. Мы слишком привыкаем к тому, что видим каждый день, и перестаем его замечать. Я в полной мере оценил этот запах только тогда, когда лишился его.

Замечание Ральфа тронуло Ингрид до глубины души, хотя он вряд ли стремился к этому. Именно так она думала о своих родных. Жалела о каждой упущенной возможности доказать сестре свою любовь. Ее родители не были совершенством, но это были родные ей люди, и она всегда будет ощущать их потерю.

— Пойду посмотрю, как там Эрни, — сказала она, пытаясь избавиться от мыслей, вызванных словами Ральфа.

Ральф бросил взгляд сквозь двойные двери, быстро встал и направился в детскую.

Эрни увлеченно собирал пазлы.

Увидев входящего Ральфа, Эрни поднял голову и улыбнулся.

Обычно Ингрид настаивала на том, чтобы после школы они немного погуляли, но сегодня выйти на улицу было выше ее сил.

— Ну-ка покажи, чем ты тут занимаешься! — Ральф потрепал мальчика по черноволосой головке.

В этот момент раздался оглушительный звонок, хотя входная дверь осталась приоткрытой.

— Входи, Густав. Эрни в другой комнате, — сказала Ингрид рыжему мальчику, который и без того устремился туда.

— Значит, это и есть Густав? — спросил Ральф.

Она кивнула.

— Сынишка главного агронома Рихарда Штайна и его жены Кири. Они живут в соседнем доме. Густав и Эрни — закадычные друзья. Нужно дать им молока с печеньем. Как только эти мальчишки собираются вместе, пиши пропало. Ничто не может заставить их оторваться от игры. Они скорее умрут с голоду, чем отвлекутся на еду.

Но Ральф преградил ей дорогу.

— Я сам сделаю это. А вы посидите. Похоже, каждый шаг причиняет вам боль.

Это была правда. Ох, если бы у нее были силы спорить с ним… Именно она должна позаботиться о Эрни — если позволить Ральфу общаться с сыном, он легко догадается, кто есть кто. Ингрид попыталась протиснуться мимо него, но споткнулась и издала невольный стон.

Ральф усадил ее в ближайшее кресло.

— Сидите, — велел он. — Это займет всего несколько секунд. Потом настанет ваша очередь. Где у вас печенье?

Ингрид показала рукой на кухню, злясь на себя за то, что позволила этому случиться. Если бы она выбрала обувь с умом, то не оказалась бы в таком дурацком положении.

— Молоко в холодильнике, стаканы на полке сверху, а домашнее печенье — за ними. В кувшине в виде игрушечного медведя.

— Домашнее, вот как? А большим мальчикам молока и печенья случайно не положено?

Фраза была слишком интимной, чтобы внушать спокойствие, но отказать Ингрид не могла.

— Угощайтесь сами.

Прислушиваясь к тому, как Ральф хозяйничает на ее кухне, Ингрид была вынуждена признать, что расслабиться на несколько минут и позволить кому-то другому позаботиться о полднике довольно приятно. Быть матерью-одиночкой означает все делать самой, не имея возможности разделить с кем-то хлопоты и домашние обязанности.

Сегодняшний день — исключение из правил, напомнила себе Ингрид, борясь с желанием закрыть глаза. Она сама выбрала такую жизнь; придется вести ее, пока она будет оставаться матерью Эрни. Ей никто не нужен, а уж Ральф Дикс — меньше всех на свете.

Ральф отнес мальчикам молоко и, выяснив у Эрни, какой кофе любит мама, взял две чашки, положил печенье на блюдца и пошел в гостиную. На все про все ушло двадцать минут.

На пороге он застыл как вкопанный.

Ингрид спала в кресле.

Он тихо вошел в комнату, осторожно поставил чашки на угловой столик, затем оглянулся, заметил под журнальным столиком кожаную табуретку и вынул ее. Когда он положил на нее ноги Ингрид, она слегка пошевелилась, пристроилась поудобнее, но не проснулась.

Он сел на стул напротив, взял чашку, но пить не стал. Ингрид очень напоминала Спящую Красавицу. Интересно, что она скажет, если ее разбудят поцелуем?

Ральф нахмурился. Ингрид уже дала понять, что он ей не нравится. Почему? — подумал он. Да, конечно, он не идеал, но она слишком мало его знает. Откуда взялась ее нескрываемая антипатия?

Он задумчиво пригубил чашку и посмотрел в соседнюю комнату, где играли двое мальчиков. Эрни был полностью поглощен игрой. Худенькое тело малыша напряглось, и он напомнил Ральфу пилота реактивного истребителя.

Или всадника.

Ральф часто видел в газетах свои фотографии и поэтому сразу уловил сходство позы мальчика с его собственной. Мы вполне могли бы сойти за отца и сына, подумал он и вздрогнул. Нет, они слишком похожи. Это неспроста.

Он перевел взгляд на Ингрид. Может быть, у них действительно была интрижка шесть лет и девять месяцев назад? Тогда он был намного моложе и глупее. Двадцать второй год своей жизни он помнил плохо. Помнил лишь то, что какая-то бульварная газетенка опубликовала серию статей о его отце, предположительно живущем где-то за границей под другим именем, и история утраты, понесенной его семьей, снова появилась в заголовках.

Ральф отказывался давать интервью средствам массовой информации, но ему все равно приписывали какие-то дурацкие комментарии. Следовало требовать опровержений, но это значило бы нарушить строгое семейное правило: никогда не реагировать на то, что пишут о членах правящей фамилии. Скрывая гнев, он посещал многочисленные вечеринки, пил и гулял так, словно завтрашнего дня не существовало вовсе.

Слава Богу, опомнился он довольно быстро. Его нынешняя жизнь сильно отличается от тогдашней. Ральф был так шокирован собственным поведением, что бросил спорт, остепенился и направил энергию на бизнес, который со временем сильно расширился. Организация спортивных соревнований, о которой он рассказывал Ингрид, была только одним из многих направлений деятельности его компании.

Если бы я спал с ней в то время, то помнил бы, думал Ральф. Но кто его знает? Не этим ли объясняется ее неприязнь?

Может быть, Ингрид просто досадует, что он вторгся на ее территорию. Многие люди считают крупные спортивные состязания бессмысленной тратой сил, времени и денег. Но факт остается фактом: без Тур д'Оберхоф фонд не сможет продолжать свою благотворительную деятельность.

Допив кофе, он поставил чашку, встал и подошел к креслу Ингрид. Нужно разбудить ее до своего ухода, но как это сделать, чтобы не напугать ее? Самый простой способ — поцелуй. Может, этот поцелуй напомнит мне, где и когда я впервые узнал вкус ее прелестных губ, думал он, прекрасно понимая, что просто придумывает повод.

Искушение было слишком велико, и Ральф уступил ему.

Помня о детях, сидевших в соседней комнате, Ральф сдержался и едва прикоснулся губами к ее губам. Однако пронзивший его удар тока был таким сильным, что он едва не застонал. Только присутствие мальчиков помешало ему схватить Ингрид на руки и жадно припасть к ее рту.

Губы сонной Ингрид слегка раздвинулись, и она ответила на поцелуй. У Ральфа мгновенно подскочил пульс. А потом у нее дрогнули ресницы.

Он быстро отпрянул и начал следить за тем, как Ингрид борется со сном. Во сне она выглядела такой хорошенькой, что искушение превратилось в вихрь, готовый поглотить Ральфа. Легкий поцелуй только разжег его аппетит.

Она лениво потянулась.

— Я видела сон.

Может быть, сказать, что поцелуй ей не приснился? Нет, она выцарапает мне глаза, подумал Ральф. И тут его осенило: а вдруг ее гнев всего лишь попытка защититься от его чар? Или он принимает желаемое за действительное?

Наконец Ингрид пришла в себя и выпрямилась.

— Кажется, я задремала. Прошу прощения, ваша светлость, — сказала она и потрогала пальцем нижнюю губу, словно еще ощущала вкус его поцелуя.

Этот бессознательный жест разжег в нем желание.

— Раньше вы называли меня Ральфом… День у вас был трудный, так что извиняться не за что.

— А где Эрни и Густав?

— В соседней комнате. Играют, — ответил он, догадавшись о причине ее внезапной тревоги. — Ваш сын — чудесный мальчик.

Это твой сын, подумала она, заново ощутив неприязнь к нему. Но на сей раз причина была другой, не имевшей к Эрни никакого отношения. Ее тело охватила сладкая истома. Должно быть, я еще не очнулась от сна, сказала себе Ингрид. Ничем иным нельзя было объяснить удовольствие, которое она испытала, открыв глаза и увидев лицо Ральфа. Во сне Ингрид приснилось, что Ральф целовал ее. Хуже того, она пылко отвечала ему.

Это только сон, напомнила она себе. Должно быть, на нее так повлияло неожиданное появление Ральфа в замке, а потом в ее доме. Когда мы начнем работать вместе, я буду готова к этому, заверила себя Ингрид.

Нет, он вовсе не целовал ее. А если бы поцеловал, ей бы это не понравилось. Истома, которую она ощущает, не имеет к Ральфу никакого отношения. Если она и испытывает к нему какое-то чувство, то лишь ненависть за то, как он обошелся с Урсулой. Это воспоминание заставило ее холодно ответить ему:

— Я больше не смею отнимать у вас время.

Ральф пожал плечами.

— Нельзя отнять то, что отдают сами. Я обещал сделать вам массаж стоп.

Ингрид, продолжавшая чувствовать себя беззащитной, знала только одно: если Ральф прикоснется к ней, она не сможет отвечать за последствия.

— Все будет в порядке. Вам нет смысла задерживаться.

На мгновение Ингрид показалось, что он хочет остаться, но он непринужденно сказал:

— Рекомендую принять ножную ванну с настоем ромашки. А завтра сменить туфли.

Туфли с длинными ремешками лежали у кресла, где она их бросила. Если теперь она когда-нибудь наденет их, то только там, где можно сидеть. Во всяком случае, повода провожать ее домой у Ральфа больше не будет.

— Я так и сделаю.

— Тогда до завтра. Увидимся в офисе. Не вставайте. Я знаю дорогу.

Ингрид не смогла бы встать даже под страхом смертной казни. Не потому что болели ноги, а потому что она ощущала себя как шар, из которого выпустили воздух. Должно быть, она сошла с ума, когда позволила ему прийти к ней в дом. А вдруг Эрни сказал что-нибудь, пока она спала? А вдруг Ральф заметил их сходство? Времени для этого у него было достаточно.

Она не знала этого, а спросить не могла. Входная дверь давно закрылась, но присутствие Ральфа еще долго продолжало беспокоить Ингрид.