Верный расчёт

8

Нет, я хочу видеть ее! Прекрати наконец обманывать себя! — твердо сказал себе Ральф, и направляя машину к коттеджу, где проживала Ингрид с сыном.

В этот день Ральф, чтобы отвлечься от мыслей об Ингрид, решил поработать, что и пытался делать у себя в кабинете. Но работа не двигалась. Он то и дело ловил себя на мысли, что хочет посоветоваться с Ингрид. И всякий раз убеждал себя, что ничего срочного нет и вполне можно подождать до понедельника.

Промучившись таким образом часа два, он взглянул правде в глаза. Он хочет видеть ее. Но хочет ли она видеть его? Ингрид не желала признаваться, что проводит уикенд в одиночестве. Правда, она быстро опомнилась, но он успел заметить, каким испуганным стало ее лицо, когда она проговорилась, что Эрни уедет на рыбалку. Она скорее захлопнет дверь перед носом Ральфа, чем пригласит его к себе.

Ральф подъехал к коттеджу и очень расстроился, поняв, что никого нет дома. На это он не рассчитывал. Куда она уехала? На свидание? Он нетерпеливо расхаживал по узкому крыльцу. Хотя до замка было недалеко, голоса туристов и дворцовых гвардейцев сюда почти не доносились их скрадывала живая изгородь и широкая поляна, отделявшая коттеджи от стены замка.

Все коттеджи были одинаковыми как близнецы, однако Ральф восхищался тем, как Ингрид сумела придать своему домику неповторимый облик при помощи нескольких больших горшков с яркими орхидеями и садовой скамейки, выкрашенной белой краской.

Она упорно молчала о своей личной жизни, но это не имеет значения. Эрни не мог взяться ниоткуда. Ральф почувствовал гнев, сила которого удивила его самого. Кем был этот мужчина, который мог произвести на свет такого ребенка, как Эрни, а потом бросить его? Конечно, Ингрид могла уйти от него сама, но Ральф в этом сомневался. Она не из тех, кто легко сдается.

С чего он взял, что досконально изучил характеры Ингрид и ее сына? Конечно, не изучил. Но хотел бы. Хотел бы не только лечь с ней в постель — Бог свидетель, это желание сводит его с ума, — но и знать ее мысли, ее надежды и мечты, знать, что она больше всего любит и чего больше всего боится.

Хотел бы сам возить ее сына на рыбалку, хотя ни разу в жизни не закидывал крючок. У княжеской семьи свои правила, и одно из них гласит — никакой охоты и рыбной ловли. То, что разрешается простым людям, правителям запрещено, поскольку может вызвать протесты подданных. И все же ему хотелось поучить Эрни ловить рыбу.

Он представлял себе изумленное лицо малыша, поймавшего свою первую рыбину, и ликующую радость, с которой Эрни принес бы свою добычу Ингрид. Ральфу хотелось быть членом этой маленькой семьи.

Мысль о мальчике заставила его замедлить шаг. Его происхождение и слава бывшего чемпиона повергают большинство детей в трепет, но на Эрни это не действует. Сложившиеся между ними отношения кажутся правильными и естественными. Эрни обладает всеми качествами, которые Ральф хотел бы видеть в собственном сыне.

А что же его клятва не иметь никаких серьезных связей? Ингрид заставила его забыть о ней. Ей, как и Эрни, наплевать на его титул. Она не стремится стать баронессой. Похоже, эту женщину вполне удовлетворяет то, что у нее есть.

Имеет ли он право переворачивать ее жизнь вверх тормашками? Ральф знал, что случится, если они станут любовниками. От него не ускользнули взгляды, которые на них бросали во дворе школы. Еще пара недель — и их имена появятся в газетах. Но не в разделе «Официальная хроника», а в колонках светских сплетен.

Но тогда какого черта он здесь делает? Торчит около ее дома, как влюбленный подросток. Ей не нужна газетная шумиха, а ему не нужны сложности.

— Ральф, что вы здесь делаете?

При виде Ингрид у него гулко забилось сердце. Она была намного ярче, чем ему казалось.

— Что вы сделали со своими волосами? — спросил он.

— Слегка осветлила, — ответила Ингрид, тревожно прикоснувшись к своим локонам.

Ральфу отчаянно захотелось запустить пальцы в эти сияющие пряди.

— Вы потрясающе выглядите.

Она покраснела.

— Спасибо. Вы чего-то хотели?

Да, подумал он. Но вслух сказал:

— Я работал, и у меня возникла пара вопросов.

— А до понедельника подождать нельзя?

Не следовало приходить сюда. Она не хочет его видеть. Ингрид нагружена сумками и свертками. Наверное, собирается готовить угощение для свидания, которое должно вот-вот начаться. Ральф дал волю своему воображению, но направление собственных мыслей ему не понравилось.

— Вы правы, — согласился он, сошел с крыльца и вздрогнул, когда их руки случайно соприкоснулись. — Тогда до понедельника. Увидимся в офисе.

— Ральф — внезапно сказала Ингрид, заставив его остановиться. — Может быть, зайдете?

…Он следил за Ингрид, двигавшейся по кухне с легкостью и фацией балетной танцовщицы. Он показала на две табуретки у барной стойки.

— Садитесь. Кофе или чаю?

Отказаться, потом придумать вопрос, на который она сможет ответить, а затем уйти! — приказал он себе. Но ноги не слушались. Привыкший быть хозяином в любой ситуации, Ральф дрожал при мысли о том, как легко она взяла над ним верх. Слава Богу, что сама Ингрид пока об этом не догадывается.

— Спасибо. Кофе, пожалуйста.

Она открыла буфет.

— Какой вы предпочитаете?

— Черный, с одним куском сахара. Такой же, как и вы.

Ингрид нахмурилась.

— Откуда вы знаете, какой кофе я предпочитаю? — В офисе обычно кофе варил кто-то из служащих.

Ральф уперся одной ногой в пол, а другой обвил ножку табурета. Он вспомнил, как в первый раз варил для нее кофе, вспомнил, как нес чашку Спящей Красавице, которую разбудил традиционным сказочным способом… Это воспоминание вызвало у него приступ болезненного желания, побороть который оказалось нелегко.

— Благодаря новым туфлям.

Ингрид нахмурилась еще сильнее. Ральф напомнил ей про день, когда она сделала глупость, надев на работу новые туфли, после чего едва приплелась домой. Потом уснула в кресле и увидела во сне, что Ральф поцеловал ее.

— Ах вот вы о чем, — деланно непринужденным тоном сказала она.

— Вы все еще носите их?

— Нет. Тогда я надела их в первый и последний раз. Слишком неудобные. — Не столько туфли, сколько воспоминания о нашей первой встрече, подумала она. Тогда на Ральфе был безукоризненно сшитый деловой костюм. Но сейчас, в потертых джинсах и клетчатой рубашке, он выглядел еще лучше. Пригласить его к себе, повинуясь порыву, означает играть с огнем. Это может помешать им поддерживать сугубо деловые отношения, а ничего другого я не хочу, верно?

Он ждал ее на крыльце и выглядел потерявшимся ребенком. Прядь волос, падавшая на его лоб, напомнила ей Эрни, и Ральф бессовестно воспользовался вспыхнувшим в ней материнским инстинктом.

Опять свистящий рак? — спросила бы ее Кири. Ладно, так и быть. Чувство, которое вспыхнуло в Ингрид, когда она увидела Ральфа у своих дверей, не имело никакого отношения к материнскому. Правда, это не означает, что она имела право ему уступать. Неужели опыт сестры ничему ее не научил?

Она принялась варить кофе, радуясь возможности отвлечься и привести мысли в порядок. Они выпьют кофе, обсудят проблему, которая привела к ней Ральфа, а потом он уйдет.

Ингрид взяла свою чашку.

— Думаю, в гостиной нам будет удобнее.

Ральф рассматривал прикрепленные к холодильнику рисунки Эрни и думал, что они придают кухне уют.

— Знаете, мне удобнее здесь.

Но Ингрид удобно не было. Сидеть с Ральфом за одной стойкой — одно, а сталкиваться с ним бедрами — совсем другое. Поговорка «в тесноте да не в обиде» тут не годится. Поэтому она осталась стоять, сделала глоток кофе и поморщилась, когда горячая жидкость обожгла ей язык.

— Вы хотели меня видеть? Что случилось?

Ральф покосился на стоявшую рядом пустую табуретку с таким видом, будто читал ее мысли.

— Я мог бы что-нибудь придумать, но… Честно говоря, мне не давали работать мысли о вас.

Если он и играет роль, то очень убедительно, подумала Ингрид, отставив чашку со слишком горячим кофе. Обожженный язык саднило. Впрочем, и душу тоже.

— Но вчера вам это прекрасно удавалось. Вы едва заметили, что я ушла.

Ральф тоже поставил чашку и посмотрел ей в глаза. Эффект был потрясающий.

— Я тоже пытался убедить себя в этом. Но, увы, слышал каждый звук — от шороха юбки, когда вы ходили по кабинету, до шелеста щетки о волосы, которые вы причесывали перед уходом. Вы знаете про свою привычку удовлетворенно вздыхать перед тем, как закрыть дверь кабинета?

Краска залила шею Ингрид и поползла на щеки.

— Вы очень наблюдательны, — слегка дрогнувшим голосом сказала она.

— Ингрид, я замечаю все, что имеет отношение к вам. Даже то, чего не хочу замечать. Например, то, как вы хмуритесь и отворачиваетесь, когда я пытаюсь затронуть самые невинные темы личного характера.

Как сейчас, подумала она, пытаясь придать лицу бесстрастное выражение.

— У нас с вами не те отношения. — Он поцеловал ее, она ответила, вот и все.

— Пока, — спокойно сказал Ральф.

— Нет, так будет всегда! — с жаром возразила она. — Я не хочу вступать в серьезные отношения с таким человеком, как… — Ингрид прикусила язык, поняв, что снова чуть не проговорилась.

Ральф порывисто встал и вплотную подошел к стиснувшей кулаки Ингрид.

— Вы хотели сказать, с таким человеком, как я, верно? Что это значит?

Ингрид хотела было попятиться, но она заставила себя остаться на месте.

— Все знают, что вы плейбой, который обольщает женщин, а потом бросает их!

— А если я скажу, что это только видимость?

Она никогда этому не поверит. Опыт Урсулы опровергает все, что он может сказать.

— Не понимаю, почему вы так хотите переубедить меня, — чуть ли не шепотом сказала Ингрид.

Ральф бережно прикоснулся к ее щеке тыльной стороной ладони.

— Действительно не понимаете?

Его прикосновение обжигало.

— Кажется, я напрасно затеяла этот разговор.

— Напротив. Его следовало начать давным-давно. — Ральф взял ее за руку. — Пойдемте со мной.

— Куда?

— Скоро увидите. — Он посмотрел на свертки, лежавшие на кухонном столе. — Конечно, если вы никого не ждете.

— Никого, — призналась она. — Это продукты не для вечеринки. Просто я ходила по магазинам.

На лице Ральфа отразилось такое облегчение, что она подняла брови. Неужели он думал, что она ждет мужчину?! О Боже, неужели он ревнует?!

— Можно посмотреть?

Ингрид открыла рот, но он уже залез в первый сверток и расплылся от уха до уха, увидев нарядную блузку с кружевами. Потом потрогал пальцем шелк кофейного цвета и спросил:

— Не продемонстрируете?

— Нет! — рявкнула Ингрид, вырвала блузку и сунула ее обратно в сумку.

Для этого человека нет ничего более естественного, чем флирт. Господи, как глупо! Он хочет показать ей в кабинете какую-то ерунду, а у нее тут же подскочил пульс и взмокли ладони.

Ральф прижал руку к сердцу, притворяясь, что смертельно ранен, и испустил тяжелый вздох.

— Что ж, раз так, вернемся к плану А. Допивайте свой кофе — и в путь.

Подозрения Ингрид окрепли, когда он повел ее к кабинетам сотрудников. Но офис остался позади. Гвардеец у лестницы, которая вела в круглую башню, отдал им честь, и Ральф провел Ингрид через массивную дверь, обшитую металлом.

Дурные предчувствия Ингрид усилились, когда она увидела, что часовой подавил улыбку. Насколько она знала, в башне были только галереи, приемные и посадочная площадка на крыше. А вдруг… О Боже, только не это!

— Подождите минутку… — пролепетала она, но Ральф уже нажал кнопку лифта, скрывавшегося за старинным каменным фасадом.

— Нет времени.

Они вышли на крышу. В центре нарисованного круга стоял маленький белый вертолет в красную и синюю полоску; на его боку красовался княжеский герб. А над их головами развевался флаг Герольштейна.

— Нет времени для чего? — спросила Ингрид, когда Ральф потащил ее к вертолету.

— Скоро увидите. — Он открыл дверь и помог Ингрид сесть на переднее пассажирское сиденье. Она оглянулась и увидела обтянутые кожей сиденья и позолоченные поверхности. Ингрид приходилось летать на вертолетах, но такой роскоши она еще не видела. Ральф сел на место пилота и передал ей шлем с наушниками.

Ингрид послушно надела его, пытаясь понять, что все это значит. Куда они летят? А самое главное, хочется ли ей куда-то лететь? Может быть, лучше отстегнуть ремень безопасности и удрать? Что ею руководит? Любопытство? Или жгучее желание быть рядом с ним?

И то и другое, решила Ингрид, гадая, не выжила ли она из ума. Она прекрасно знала, что собой представляет этот человек. Бесчестный соблазнитель! Ей нужно думать об Эрни. Нельзя позволять, чтобы физиология одержала верх над здравым смыслом… И все же она продолжала сидеть на месте.

Когда винты вертолета лениво закружились в воздухе, Ингрид ощутила вибрацию. Через наушники она слышала, что Ральф с кем-то говорит, но не понимала ни слова, потому что не знала летного жаргона.

А потом они поднялись в воздух. Башня быстро осталась позади; гвардейцы, охранявшие замок по ночам, превратились в еле заметные пятнышки на зеленом фоне газонов и сером фоне облицованных булыжником террас. Она увидела свой дом на краю зеленой лужайки и заметила стадо испуганных лунных оленей, во всю прыть бежавших к заповеднику. Через несколько минут под ними раскинулась изумрудная гладь океана.

И тут у Ингрид похолодело в животе. О Боже, что она натворила! Они ведь совершенно одни.

Внизу показался остров, и Ингрид стала рассматривать его, пытаясь справиться с безудержно колотившимся сердцем. С одной стороны острова раскинулась лагуна, отделенная от океана полоской рифов. Вода с другой стороны была намного более темной; это говорило о большей глубине. Когда земля метнулась навстречу, Ингрид увидела ряды авокадо, манго, кокосовых пальм и других тропических деревьев.

Ральф мягко посадил вертолет на полоске твердого белого песка; кучки водорослей отмечали крайнюю точку прилива. Он снял наушники и повернулся к Ингрид.

— Добро пожаловать на мой остров.

Она протянула ему свой шлем.

— Ваш остров?

Ральф выключил двигатель, спрыгнул на песок и обошел машину.

— Доставшийся мне по наследству вместе с титулом, — сказал он, помогая ей спуститься.

Ингрид пыталась не обращать внимания на прикосновение сильных рук к ее талии.

— Зачем вы привезли меня сюда?

Ральф заставил ее пригнуться, провел под лопастями продолжавшего вращаться винта, а потом выпрямился.

— Я хотел показать вам закат. Смотрите.

Ральф обнял ее за плечи и повернул лицом на запад. Но руку убирать не торопился, и внимание Ингрид раздаивалось. Она смотрела в небо, быстро окрашивающееся в оранжевые и красные тона, и ощущала бешеное биение своего сердца.

Казалось, огненный шар погружается не в пучину океана, а в нее саму, согревая изнутри. Ощущать что-нибудь другое было невозможно. Герольштейнские острова славились своими закатами, но она никогда не видела более впечатляющего зрелища. Если бы не близость стоявшего рядом мужчины, эта роскошь повергла бы ее в трепет.

— Вы когда-нибудь видели такую красоту? — вполголоса спросил Ральф.

Но закат не волновал Ральфа. Ингрид обернулась и увидела, что Ральф не сводит с нее горящих глаз. Она окончательно потеряла голову, полетев с ним. Его интересует только физическая связь, а Ингрид поклялась, что будет ждать более глубокого и серьезного чувства.

Несмотря на полное отсутствие опыта, Ингрид понимала, что желает его. Здравый смысл и знание того, что собой представляет этот человек, не мешали ей жаждать его объятий. Она хотела жаждущих прикосновений его губ, хотела, чтобы поцелуи заглушили внутренний голос, советовавший ей сохранять благоразумие.

Следует прислушаться к этому голосу, следует вспомнить отца, который был красив и обаятелен, но не заботился ни о ком, кроме себя. Его бесконечные романы, его безответственность приучили Ингрид к мысли, что надеяться можно только на себя. Она не хочет чувствовать никакого влечения к человеку, который может бросить ее так же, как это делал отец.

А если ей требуется более убедительный пример, то достаточно вспомнить молчание Ральфа в ответ на известие о рождении Эрни. Ингрид гордится тем, что любит этого ребенка так, словно сама родила его. А Ральф? Где он был тогда?

Ральф поглаживал ее шею, и от этой ласки по спине Ингрид бежали мурашки. Она не сопротивлялась, когда он опустил руку и развернул ее лицом к себе. Она пыталась сохранить здравый смысл, но чувства оказались сильнее. Прижавшись лбом к шее Ральфа, она вдохнула запах его кожи, запах мускуса и соленого морского воздуха. Ее пульс участился.

Что ей делать с этими чувствами? Она не хочет их испытывать, но не может сопротивляться влиянию, которое оказывает на нее Ральф. Не может и не желает. На самом деле она желает только одного: прижиматься к нему все крепче и крепче, пока тайна интимной близости мужчины и женщины не перестанет быть для нее тайной.

Потрясенная собственными мыслями, она попыталась отстраниться, но Ральф не отпустил.

— Не бойся, я не обижу тебя, — прошептал он и свободной рукой отвел волосы от ее лица.

Он уже обидел ее. Сильнее, чем может себе представить. Вероятность того, что это повторится снова, очень велика. Он обольстит ее и бросит, как делал уже не раз. Это само по себе достаточно ужасно. Но страшнее всего, что он причинит боль ее ребенку. А этого она допустить не может.

Она нашла в себе силы отстраниться, и на этот раз Ральф не стал ее удерживать.

— Я не хотел торопить события, — сказал он. — Но когда ты рядом, я начинаю терять рассудок.

С Ингрид происходит то же самое, но признаваться в этом она не собирается.

Длинные пальцы Ральфа гладили ее волосы.

— Ингрид, скажи что-нибудь. Пожалуйста.

— Я хочу вернуться в Оберхоф.

— Прямо сейчас?

Что будет, если она скажет «да»? Послушается ли он? Ингрид так и не узнала этого, потому что Ральф шагнул вперед и снова обнял ее. Спина Ингрид уперлась в глыбу песчаника. Камень был гладкий и нагретый солнцем. Ингрид ощутила тепло, но не смогла понять, откуда оно идет — то ли снаружи, от скалы, то ли из глубин ее собственного тела.

Она знала только одно: когда Ральф наклонил голову и потянулся к ее губам, желание сопротивляться бесследно исчезло. Руки поднялись сами собой, обвили его шею, а губы раскрылись.

Ральф не торопился. Пауза затянулась, и Ингрид поняла: если он не поцелует ее сейчас же, она просто взорвется. Его губы были совсем близко, но не прикасались к ней. Выдержать эту сладкую пытку было невозможно.

Ожидание было мучительным, но наслаждение, пронзившее Ингрид в тот момент, когда Ральф поцеловал ее в уголок рта и коснулся языком чувствительного места, стоило того. Это был не поцелуй, а настоящий танец желания, которого она никогда еще не испытывала.

Она испустила вздох, полный изумления и нетерпения. Потом прижалась к Ральфу, пытаясь полностью овладеть его ртом, но он слегка отстранился и улыбнулся. Он прекрасно знал, что делает.

Однако Ингрид уже не могла справиться с собой. Она тронула языком уголок его рта — так же, как несколько мгновений назад сделал он. Едва она это сделала, как Ральф впился в ее губы так страстно, что она забыла обо всем, кроме наслаждения.

Она не помнила, почему ей здесь не место, не помнила ничего, она ощущала только восхитительный вкус его губ и прикосновения стройного мускулистого тела. Она крепко прижималась к нему. Голова кружилась от недостатка кислорода, но она не обращала на это внимания. Она нуждалась в этой близости больше, чем в воздухе.

Это был такой волшебный поцелуй, что, когда Ральф отстранился, она застонала от огорчения. Ей хотелось, чтобы этот поцелуй длился вечно. Он вплел пальцы в ее волосы, заставил откинуть голову и покрыл поцелуями ее шею. Больше всего ласк досталось жилке, которая бешено пульсировала, выдавая ее истинные чувства.

Она заставила себя открыть глаза и увидела пламя, бушевавшее в его взгляде. Выходит, наслаждение испытывает не только она, но и он. Поняв, что она сумела вызвать это пламя, Ингрид возликовала. Значит, она тоже имеет власть над ним.

— Ты все еще хочешь вернуться в Оберхоф? — хрипловато спросил он.

— Да. — Произнести это слово было нелегко, но то, что она все же сумела сделать это, наполнило Ингрид невероятной гордостью. Нет, она не полностью подпала под его чары. Хотя была очень близка к этому.

— Но не сию минуту?

Зачем он мучает ее? Если бы Ральф молча сел в вертолет и доставил ее в замок, Ингрид смогла бы справиться с охватившим ее желанием. Ей нужно было настоять на своем, забраться в машину с ним или без него и сидеть внутри, пока Ральф не поймет, что она не про его честь.

Так чего же она ждет?

— Мы вернемся, когда я покажу тебе свой остров, — сказал он, видя, что она продолжает молчать.

Что ж, в маленькой экскурсии нет ничего страшного. Ингрид, тело которой дрожало от подавленного желания, покорно кивнула. Может быть, прогулка поможет ей обрести контроль над своим телом. Бог свидетель, пока что у нее просто нет на это сил. Стоит Ральфу уложить ее на девственно-чистый песок, и она отдастся ему.

В последний раз виновато посмотрев на вертолет, она пошла по тропинке, усыпанной роскошными кораллами.

С высоты птичьего полета остров казался необитаемым. Однако в лесу скрывалась избушка, точнее хижина. Крыша была камышовой, а плетеные стены не достигали земли. Пол был черепичным, а мебель — бамбуковой.

Она отвела глаза от широкой кровати, занимавшей чуть ли не половину комнаты, и увидела удобные кресла и шкаф с книгами, на котором стояло несколько подсвечников.

Современная кухня была отделена от жилого помещения бамбуковой барной стойкой. Когда Ральф щелкнул выключателем, Ингрид вздрогнула; она ждала, что он зажжет свечи. При свечах ей было бы легче скрыть свое возбуждение.

— Я не Робинзон Крузо, — сказал он, увидев ее реакцию. — На другой стороне острова у меня есть плантация тропических фруктовых деревьев, за которой присматривает супружеская пара. А эта хижина построена специально для меня.

Кожа стала такой чувствительной, что прикосновение Ральфа заставило бы Ингрид подпрыгнуть. Во рту пересохло. Скажи что-нибудь. Что угодно! — приказала она себе.

— Вы проводите здесь много времени?

Он прошел на кухню, взял стаканы и наполнил их светло-янтарной жидкостью, кувшин с которой достал из холодильника за стойкой.

— Это мое убежище. Я прилетаю сюда при первой возможности, но это бывает реже, чем мне хотелось бы.

И все же он привез меня сюда… Ингрид пила сок, наслаждаясь непривычным горьковатым вкусом.

— Что это?

— Гуава. Она растет у меня на плантации. Нравится?

— Очень необычно. Но вкусно.

— Не слышу уверенности.

Она и не уверена. Ни в чем. Злится на Ральфа за то, что он подчинил ее своей власти. Злится на себя за то, что ей не хватило сил настоять на немедленном возвращении в замок. Желает его так, как до сих пор не желала никого и ничего на свете. И ненавидит себя за это.

Впервые в жизни Ингрид начала понимать свою мать. Как же она должна была любить отца, чтобы раз за разом принимать его, не обращая внимания на многочисленные интрижки и прямые измены! До сих пор Ингрид казалось, что мать делала это только ради нее и Урсулы.

И только теперь ей пришло в голову, что дети были тут ни при чем.

Она не слышала приближения Ральфа, пока тот не забрал у нее стакан с недопитым соком. Их пальцы соприкоснулись, и Ингрид тут же ощутила сильный удар тока. Когда он раскрыл объятия, она шагнула к нему как загипнотизированная. Словно лемминг, которого манит море.

— Тебе хорошо здесь? — спросил он.

В хижине или в его объятиях? И тут и там она чувствовала себя куда лучше, чем следует.

— Здесь мало кто бывал, — ответил он на ее молчаливый вопрос. — Но ты здесь не чужая. Ты — часть меня. Почему это случилось так быстро?

Она прижалась лбом к его плечу.

— Не знаю.

Он бережно взял Ингрид за подбородок и заставил поднять голову.

— Ты ведь тоже чувствуешь это, правда?

Ее выдал предательский румянец, заливший щеки. Сколько бы Ингрид ни твердила себе, что это нехорошо, но стоило ей увидеть страстный взгляд Ральфа, как ее снова накрывала волна удушливого желания.

— Да.