План проведения Тур д'Оберхоф осуществлялся успешно. Большинство ведущих велогонщиков мира согласились принять в нем участие. Она все больше убеждалась, что сделанный Ральфом выбор места проведения соревнований был правильным. Как он и предсказывал, борьба за права на телетрансляцию разгорелась поистине грандиозная. Идея проведения крупного спортивного состязания на живописном фоне замка возбудила воображение телемагнатов, и они были готовы на все, лишь бы показать гонку по своим каналам.
В случае успеха гонки фонд Оберхоф был бы обеспечен средствами на много лет вперед. Да и посещаемости замка туристами это тоже пошло бы на пользу.
Ральф сдержал слово. Он не входил в ее спальню, но дверь между двумя гостиными оставалась открытой. Он проводил в их номере больше времени, чем в своем собственном.
Один Бог знает, что об этом думают слуги. Они слишком вышколены, чтобы показывать свои чувства, однако Ингрид не сомневалась, что их языки работают без устали. Собственная репутация ее не волнует, но, если сплетни достигнут ушей Эрни, она заберет его, уедет из замка, и пусть Ральф делает что хочет.
Весь вопрос в том, что именно он будет делать. Эта мысль не давала ей покоя. Ральф сказал, что не станет отбирать у нее ребенка, но вдруг он это сделает, несмотря на его добрые намерения? Она видела, что отец и сын все сильнее тянутся друг к другу. У Ральфа не было образца для подражания, и все же он привык к роли родителя куда быстрее, чем сама Ингрид.
Родителями не рождаются, часто говорила ее мать. Этому нужно учиться. Ингрид оценила справедливость этих слов только после смерти Урсулы, когда на нее свалилось бремя ответственности за ребенка. Сначала она была в ужасе, но, как ни странно, справилась; ее уверенность в себе росла день ото дня. Ингрид вспомнила об этом, когда увидела, что Ральф испытывает те же трудности. Но скорость, с которой он преодолевал все препятствия, потрясла ее.
Ингрид неохотно признавала, что другие таланты Ральфа также производили на нее сильное впечатление. Когда после недели отдыха врач разрешил ей приступить к работе, Ингрид ожидала, что начнутся сложности, но она недооценила целеустремленность Ральфа. Он умел отделять личную жизнь от общественной куда лучше, чем она сама.
Может быть, это умение объясняется знатным происхождением, но Ингрид подозревала, что оно присуще всем мужчинам. Во всяком случае, у нее самой такого умения не было. Во время совместной работы с Ральфом ее слишком многое отвлекает. Причем отвлекает именно то, что не имеет отношения к делу. То, как его темные волосы блестят на солнце. То, как он жестикулирует, когда обосновывает свою точку зрения. Интересно, знает ли сам Ральф о том, как выразительно его тело?
Желание прикоснуться к нему и ощутить вкус его губ было непреодолимо.
Если верить Ральфу, на острове она была готова уступить ему. Хотя самого этого момента Ингрид не помнила, однако обрывки воспоминаний, сохранившиеся в подсознании, заставляли ее представлять себе, как это могло бы быть. Приходилось собирать всю волю в кулак, чтобы сосредоточиться на работе.
Через несколько дней после возвращения на работу Ингрид позвонила ее босс, Лизбет Краузе. Американское турне сокровищ Герольштейна подходило к концу; Лизбет должна была вернуться через несколько недель. Что ж, отлично. У Ингрид, совмещавшей выполнение собственных обязанностей с обязанностями начальницы, наконец-то должно было появиться свободное время. Впервые с тех пор, как Ральф вошел в ее жизнь. Теперь все будет по-прежнему; она будет замещать Лизбет не больше одного дня в неделю. Ральф спрашивал, о чем она мечтает…
Ей хотелось писать книги. Теперь она была в этом уверена. После того как Ральф выудил у нее признание, Ингрид попросила Кири привезти ей неоконченную рукопись, оставшуюся в коттедже, и вплоть до выздоровления работала над ней. Как ни странно, получалось вполне прилично. Она могла бы взять часть накопившегося отпуска, закончить книгу, а потом посмотреть, что из этого выйдет.
Во всяком случае, ей будет чем отвлечься, когда Ральф вернется к себе в Гармиш. Без него замок опустеет. Да, конечно, Ральф будет поддерживать тесную связь с Эрни, но все станет по-другому. Он больше никогда не войдет в смежную дверь, желая провести время с сыном.
Она будет тосковать по нему.
Ингрид оторвалась от составления расписания и с ужасом посмотрела в окно. Совсем недавно она лишь терпела присутствие Ральфа, а теперь впадает в отчаяние при мысли о его отъезде. Как это вышло?
Когда она успела полюбить его?
Озадаченная Ингрид подперла подбородок ладонью. Наверное, все дело в провалах памяти. Она не помнила, что было перед несчастным случаем, но всегда знала правду, просто не могла ее осознать. Неужели она такая дура? Ральф олицетворяет собой все, что ей не нравится в мужчинах.
И все, что нравится, тоже.
О Господи, как же быть? Пускай побыстрее уезжает. Может, оно и к лучшему. Тогда ей будет легче разобраться в себе. Восстановить душевный покой, который она ощущала до появления Ральфа. Да, пускай уезжает. И все же ей не верится, что этот момент наступит.
Сегодня забрать Эрни из школы должна Кири. Ральф хотел сменить свой распорядок дня и забрать сына сам. Ингрид возразила, сказав, что это было приемлемо во время ее болезни. Но теперь пришлось бы рассказать соседке правду, а к этому они с Ральфом еще не готовы.
Однако когда наступала очередь Ингрид, Ральф продолжал упрямо провожать ее. Из огня да в полымя, думала Ингрид, прекрасно видевшая, что на них оборачиваются и шушукаются. Она чувствовала гордость и досаду одновременно. Гордилась своим спутником, но досадовала из-за того, что он перевернул ее жизнь вверх тормашками.
Но Эрни было плевать на ее проблемы. Он бежал к Ральфу с той же радостью, с какой прежде бежал к Ингрид, и на языке шестилетнего ребенка, который Ральф прекрасно понимал, рассказывал, как прошел день.
Сегодня Кири возьмет Эрни к себе. Там он поиграет с Густавом, а к обеду Кири приведет его домой. До тех пор Ингрид придется коротать время с Ральфом.
Он ушел из офиса раньше обычного. Вернувшись с работы, Ингрид сразу услышала его голос, доносившийся сквозь приоткрытую дверь. И тут же напряглась, когда в ответ раздался серебристый женский смех. Они работали вместе уже несколько недель, но Ральф впервые принимает у себя женщину. Конечно, этого следовало ожидать. Мужчина есть мужчина, так что удивляться нечему. Удивило Ингрид только одно: острая враждебность по отношению к незнакомке.
— Ингрид, присоединяйся к нам, — сказал Ральф, заметив ее приход.
Хочет похвастаться своим новым завоеванием? Ингрид едва не хлопнула дверью, но вовремя поняла, что этим только выдаст себя. Поэтому она сделала любезное лицо и вошла в гостиную.
Женщина была ослепительно хороша собой. Высокая под стать Ральфу, с потрясающей фигурой, которую не могло скрыть даже свободное платье. На роскошные плечи падали золотистые кудри, а точеные черты лица были такими знакомыми, что Ингрид стала рыться в памяти. Но мозг отказывался работать. Не потому ли, что ладонь женщины лежала на руке Ральфа?
Он встал. Женщина, сидевшая рядом, распрямилась с фацией кошки.
— Ингрид, познакомься, пожалуйста, с моей старой приятельницей Бритни Пикфорд.
Ну конечно! Супермодель, которой платят тысячи долларов за час работы.
— То-то ваше лицо показалось мне знакомым, — сказала Ингрид и, скрывая досаду, с жаром пожала протянутую руку. — Я видела как минимум шесть глянцевых журналов с вашей фотографией на обложке.
Красавица насмешливо улыбнулась.
— Приятно быть главным украшением месяца. Нужно пользоваться моментом.
Ингрид не могла представить себе, что Бритни может выйти из моды, и сказала об этом прямо. Но та только покачала головой.
— Мир моды очень изменчив. В следующем году издатели будут печатать на обложках какую-нибудь безволосую дохлятину с кольцом в носу.
Ральф рассмеялся.
— Хотел бы я увидеть тебя с кольцом в носу!
— Может, еще и увидишь.
Видя непринужденное обращение Ральфа с Бритни, Ингрид кипела от ревности. Насколько они близки? Это чувство стало еще сильнее, когда Бритни спросила ее о работе. Ингрид сама не помнила, что она ответила, но, очевидно, это было что-то вразумительное, потому что собеседница заинтересовалась.
— Я обожаю искусство. Похоже, вам повезло. Вы занимаетесь делом, которое приносит вам удовлетворение.
— Значит, профессия фотомодели вам не нравится?
Бритни пожала плечами.
— Она очень хорошо оплачивается. Я понятия не имела, чем заниматься, пока меня не привели в рекламное агентство. После этого мое будущее от меня уже не зависело. Я не жалуюсь, но иногда думаю, что могла бы заниматься чем-то другим.
— Надеюсь, скоро ты это узнаешь, — прервал ее Ральф. Потом повернулся к Ингрид и добавил: — Бритни хочет бросить карьеру фотомодели.
Не потому ли она и приехала к Ральфу? Ингрид вспомнила, что в прессе ее имя часто мелькает рядом с именем Ральфа. Пока он участвовал в соревнованиях яхтсменов, их совместные фотографии часто появлялись в глянцевых журналах и ходили упорные слухи, что вот-вот состоится их свадьба.
Ингрид сжала руки так крепко, что ногти вонзились в ладони. Неужели Ральф собирается сказать мне, что женится на другой? Как он смеет?! Ведь я люблю его!
Нужно смотреть правде в лицо. Она не влюбилась в него, а полюбила на всю жизнь с первого взгляда. Чтобы понять это, ей понадобилось время. При мысли о том, что Ральф может жениться на этой красотке, у нее потемнело в глазах.
— Что, нехорошо? — спросил Ральф. — Ты побледнела. — Он обернулся к Бритни и сказал: — Неделю назад у Ингрид было сотрясение мозга. Похоже, она еще полностью не оправилась.
Ингрид слабо помахала рукой, опровергая его слова. Что бы ни случилось, раскисать нельзя. Это можно будет сделать позже, наедине с собой.
— Все в порядке… Бритни, вы действительно хотите бросить карьеру фотомодели?
Щеки красавицы покрылись румянцем.
— Да. У нас с Грегори будет ребенок.
— Грегори был моим тренером, когда я участвовал в соревнованиях, — объяснил Ральф. — Я помню тот день, когда познакомил их. Бедняга выглядел так, словно в него ударила молния.
— Он выглядит так и сейчас, — со смехом ответила Бритни. — Мысль об отцовстве Грегори очень нравится и одновременно очень пугает его.
— Но вы счастливы вместе?
— Безумно. И все благодаря тебе, Ральф. — Она наклонилась к Ингрид. — До того и у меня, и у Грегори были романы, которые закончились ничем из-за шумихи, поднятой в прессе. Мы хотели, чтобы наши отношения как можно дольше оставались тайной, а Ральф прикрывал нас, делая вид, что ухаживает за мной. Нам удалось одурачить почти всех.
Включая меня, подумала Ингрид. От облегчения у нее едва не подкосились колени. Значит, с Бритни его ничто не связывает.
Она воспрянула духом и тут же ощутила стыд. Сколько его интрижек было выдумкой репортеров? Ральф говорил, что его имидж плейбоя — это фикция. Ингрид, пережившая разочарование в отце, ему не поверила. Но теперь начала верить. С радостью.
— А как вы скрывали свою связь, когда Ральф ушел из спорта? — спросила она.
— Папарацци переключились на другую цель. Это было нетрудно. — Бритни хихикнула. — Мы с Ральфом хотели устроить грандиозный публичный скандал, чтобы разыграть их. Жаль, что мы этого не сделали — вот было бы смеху!
— Ничего, все к лучшему. Это позволило вам с Грегори выиграть время.
— Верно. — Бритни погладила себя по все еще плоскому животу. — Но теперь уже скоро. Поэтому я и прилетела. Грегори сейчас в Америке, а то он попросил бы тебя сам. Ральф, мы хотим, чтобы ты был нашим посаженым отцом.
Ральф широко улыбнулся.
— С удовольствием. Скажи Грегори, что я принимаю его предложение.
Ингрид ахнула, представив себе, какие заголовки появятся в газетах, но Ральф и бровью не повел. Как и Бритни, думавшая только о начале новой жизни.
— По такому поводу нужно выпить шампанского.
Но Бритни замотала головой.
— В другой раз. После рождения ребенка.
— Я тоже не буду, — сказала Ингрид. — Через несколько минут Кири приведет Эрни. Это мой сын, — пояснила она Бритни.
— Могу представить себе, как приятно говорить эти слова, — вздохнула красавица. — Мой сын. Моя дочь. Мы не стали спрашивать врача, кто именно у нас родится. Какая разница? Лишь бы ребенок был здоровый… И сколько вашему мальчику?
— Шесть, — ответила Ингрид. Она боялась, что Ральф скажет что-нибудь, но тот промолчал. Они договорились, что Ральф официально признает Эрни только после того, как сообщит это мальчику и другим членам правящей семьи. Ингрид, не знавшая, как к этому отнесется Эрни, умоляла Ральфа подождать еще немного. Но слова Бритни убедили ее, что она требует от Ральфа слишком многого. В конце концов, он и так ждал шесть лет.
Судя по выражению лица, Ральф понял ее мысли. Ингрид затопила волна любви к нему. Как она могла сомневаться в своем чувстве? Ее потянуло к нему задолго до того, как выяснилось, что так называемые романы барона фон Бамберга выдумка средств массовой информации. Может быть, это и есть настоящая любовь? Когда ты любишь человека вопреки всему?
Бритни потянулась за сумочкой.
— Все, мое время истекло. На сегодня съемки закончились, но завтра утром мне предстоит фотографироваться на фоне восхода в Альтаузене.
— Я рад, что ты сумела остановиться. Сообщишь, как пойдут дела и когда мне предстоит выполнить свои обязанности, ладно?
— Обязательно. — Бритни пожала Ингрид руку, потом сделала шаг назад, посмотрела на Ингрид, на Ральфа, на открытую дверь и спросила: — Слушайте, а вы не?..
Не успела Ингрид придумать, что ответить, как Ральф сказал:
— Ты знаешь, как отвечают средствам массовой информации. Без комментариев.
— Это обычно означает, что нет дыма без огня. Если это правда, то я очень рада за вас обоих. — Она улыбнулась Ингрид. — Ральф — человек особый. Если он любит, то любит всем сердцем. Никто не знает это лучше, чем мы с Грегори.
Ральф смутился, но Ингрид кивнула, показывая, что понимает Бритни.
— Надеюсь, у вас все пройдет хорошо.
— Прилетайте с Ральфом на крестины. Мы будем рады видеть вас.
Но принять приглашение невозможно. После отъезда Ральфа из Оберхофа их будет связывать только одно — Эрни. При мысли о том, что на крестины ребенка Бритни Ральф полетит с кем-то другим, у Ингрид застрял комок в горле.
— Это очень любезно с вашей стороны, но…
— Прилетайте вместе с малышом, — сказала Бритни, неправильно истолковав ее слова.
Ральф положил руку на плечо Ингрид, но этот непринужденный жест показался ей слишком интимным.
— Бритни, сначала позаботься о себе и ребенке, а уже потом составляй список гостей.
Бритни играла наплечным ремнем кожаной сумки с золотым тиснением.
— Грегори не позволяет мне и шагу ступить. Я говорила ему, что могу поработать еще несколько месяцев, но он непреклонен. Так что это мои последние съемки.
— И он совершенно прав, — нахмурив брови, подтвердил Ральф.
Перехватив взгляд Ингрид, Бритни возвела глаза к небу с выражением, говорившим «ох уж эти мужчины!», а потом промолвила:
— Если вы с Ральфом окажетесь в том же положении, не позволяйте ему обращаться с вами так же, как Грегори обращается со мной. — Но было видно, что в этих словах больше гордости, чем осуждения.
— Не позволю. — Сказать это было легко. Учитывая, что Ингрид и Ральф никогда не окажутся в том же положении…
Услышав шаги в коридоре, Ингрид предоставила Ральфу проводить гостью, попрощалась, прошла к себе и впустила Кири и Эрни. Мальчик возбужденно тараторил о том, как они с Густавом составляли пазлы, пока Кири не ушла.
— Похоже, ты хорошо провел время, милый.
Эрни серьезно кивнул.
— Можно мне пойти к Ральфу?
— Не сейчас. У него гости.
— Кто? — тут же заинтересовался Эрни.
Ингрид пригладила ему волосы, такие же черные и пышные, как у Ральфа.
— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали… Надевай пижаму, а я тем временем позвоню и попрошу принести обед.
Эрни пошел к своей спальне, но вдруг остановился как вкопанный.
— А ты сама больше не будешь готовить?
— Буду. После того как мы вернемся к себе в коттедж.
— Когда?
У Ингрид похолодело внутри. Она опустилась на колени и прижала мальчика к себе.
— Я думала, тебе нравится жить здесь.
— Да, но только не навсегда. Почему мы не можем жить в настоящем доме? Ты была бы моей мамой и нашла бы мне папу. Как у Густава.
У нее чуть не остановилось сердце.
— Милый, хорошего папу найти трудно.
Мальчик склонил голову набок.
— Ральф мог бы быть моим папой.
— Эрни, тебе бы хотелось этого?
Голос Ральфа заставил Ингрид резко обернуться. Он стоял в дверях и выглядел очень взволнованным. Не надо! — мысленно взмолилась она. Слишком рано!
— Эрни готовится ужинать.
Губы мальчика упрямо сжались, и Ингрид поняла: быть беде.
— Я не хочу ужинать. Мама Густава кормила нас вафлями. Я хочу папу!
— В наше время не у всех детей есть папы, — с отчаянием сказала Ингрид. Зачем Ральф вошел именно сейчас и начал опасный разговор, к которому ребенок еще не готов? — Возьми хоть Ганса и Грету. — В одной группе с Эрни учатся близнецы, мать которых растит их одна. Ингрид могла привести и другие примеры.
— У Ганса и Греты есть собака.
Она воспрянула духом. Похоже, выход из положения все-таки есть.
— Можно подумать… Какую бы тебе хотелось собаку?
— Большую, черную и лохматую.
Ингрид остро чувствовала, что Ральф стоит рядом и ждет, чем закончится дискуссия.
— А если собака будет черная и лохматая, но маленькая?
Эрни на мгновение задумался, а потом покачал головой.
— Нет, на самом деле я хочу папу. Он будет гонять со мной мячик, катать на пони и играть в шахматы. Ральф здорово играет в шахматы.
— Да уж, — машинально ответила она. — Иди в свою комнату и нарисуй мне собаку, которую ты хотел бы иметь.
Лицо мальчика просияло.
— А можно мне нарисовать Ральфа?
Плечи потенциального натурщика затряслись, но лицо осталось серьезным.
— А почему бы тебе не нарисовать обоих?
Эрни улыбнулся от уха до уха.
— Ральфа и собаку? Ух ты! — Он повернулся и побежал в спальню.
— Не хлопай…
Трах!
— … дверью.
Ингрид встала и поняла, что дрожит. Ральф молча налил ей воды со льдом из хрустального графина. Когда она начала пить, лед в стакане зазвенел.
— Похоже, придется купить ему собаку.
Ральф пронзил ее взглядом.
— А почему не папу? Когда-нибудь тебе придется сказать ему правду.
Ингрид взяла стакан обеими руками.
— Мы уже говорили об этом. Он еще не готов.
Брови Ральфа сомкнулись на переносице.
— А по-моему, совершенно готов.
— Ты не знаешь его так, как я.
— В этом все дело, верно? Ты не хочешь, чтобы я узнал его вообще.
Ингрид в панике оглянулась по сторонам, но бежать было некуда.
— Конечно, хочу.
— При условии, что я буду стоять в стороне и играть роль доброго дяди. Он мой сын, Ингрид. Мне пришлось прожить большую часть жизни без отца. Я знаю, что это такое, и не хочу, чтобы он повторил мою судьбу. А тебе важно только одно: чтобы вы могли уютно жить вдвоем.
Ингрид поставила стакан и мрачно посмотрела на него.
— Речь не обо мне. А о том, что хорошо для моего ребенка.
Ральф гневно махнул рукой, отметая ее доводы.
— Твоего ребенка, твоего сына! Не пора ли перестать видеть в нем продолжение самой себя? Он самостоятельный человек и имеет право решать. Он хочет иметь отца!
— Эрни слышал разговоры других детей. Он слишком мал и сам не понимает, что говорит.
— Тогда объясни это так, чтобы он понял. Скажи ему обо мне. Скажи, что я был бы с ним, если бы знал о его существовании. Скажи, как я жалею о потерянном времени. О времени, которое никогда не смогу ему возместить. — Глаза Ральфа блестели, руки сжались в кулаки, голос звучал хрипло. — Скажи, что папа очень любит его и его маму!
Ральф повернулся и ушел к себе. Через секунду Ингрид услышала, что дверь его номера захлопнулась.
Ингрид с изумлением смотрела ему вслед. Она не ослышалась? Он сказал, что любил Урсулу? И тут до нее дошло, что Ральф сказал «любит». В настоящем времени. Она закрыла лицо руками, слишком потрясенная, чтобы плакать. Неужели Ральф имел в виду, что он любит ее, Ингрид? Нет, это невозможно. Должно быть, он хотел сказать, что любит ее только как мать Эрни. Ну что ж, спасибо и на том.
Она закрыла глаза. Думать о чем-то большем было слишком страшно.
Кто-то громко шмыгнул носом, и она открыла глаза. Эрни, стоявший рядом в криво застегнутой пижамке, пытался сдержать слезы. Ингрид потянулась к нему и стала расстегивать пуговицы. Пальцы были ледяными и не слушались.
— Что случилось, милый?
— Ты сказала, чтобы Ральф ушел.
У Ингрид похолодело внутри. Неужели он услышал их слова и все понял?
— Он не ушел. Он… У него просто дела.
Тут Эрни зарыдал в голос.
— Нет, не дела! Он рассердился на тебя! И теперь не захочет быть моим папой!
Что она может ему ответить?
— Милый, мы просто немножко поспорили. Это не значит, что он не может быть твоим папой. Сможет. Если ты захочешь.
Эрни кивнул и вытер слезы кулаком.
— Я хочу, чтобы ты и Ральф были моими настоящими папой и мамой и жили вместе.
От ее тяжелого вздоха пушистые волосы мальчика разлетелись в стороны.
— Боюсь, это будет не так легко.
— Почему?
Ингрид задала себе тот же вопрос. Последние слова Ральфа внушили ей слабую надежду. Она поняла, что отчаянно хочет этого, но боялась дать себе волю.
— Это долгая история.
При звуке волшебного слова «история» — она же сказка — лицо Эрни засияло.
— Расскажешь? Пожалуйста!
Ну что ж, время пришло… Ингрид похлопала ладонью по дивану.
— Садись сюда и устраивайся поудобнее. Времени нам понадобится много.
Она взяла Эрни на руки и начала рассказывать сказку о маленьком мальчике примерно его возраста, который очень хотел иметь папу. Конечно, настоящий папа у мальчика был, но этот папа не знал, что у него есть сын. Его папа жил в замке, далеко-далеко отсюда.
— В таком замке, как Оберхоф? — спросил Эрни.
— Да, как Оберхоф.
— Этому маленькому мальчику было шесть лет, и его звали Эрни?
Она невольно улыбнулась, хотя боялась все испортить.
— Его звали Эрни, и у него была красивая молодая мама по имени Урсула…
Когда Ингрид закончила грустную сказку, по ее щекам текли слезы.
— Теперь ты знаешь, что у тебя есть настоящая мама, которая живет на небесах, другая мама, которая живет с тобой и заботится о тебе, и настоящий папа, который живет в другом месте. И все мы очень тебя любим.
Эрни беспокойно заворочался.
— А мне можно будет поехать в то другое место, где живет мой папа?
— Он очень хотел бы этого.
— И я смогу жить там?
Ох нет, пожалуйста! — молча взмолилась Ингрид. Вот и случилось то, чего она боялась больше всего на свете.
— Ты хочешь этого? — едва дыша, спросила она.
Ручка Эрни проникла между ее ладонями, и Ингрид вздрогнула от удовольствия.
— Только если ты будешь со мной.
— Едва ли, — мягко ответила она. — Наверное, твой папа захочет, чтобы ты приезжал без меня. Захочет, чтобы вы были только вдвоем. А я буду жить здесь и ждать твоего возвращения.
Губы мальчика снова упрямо сжались.
— Тогда я не поеду.
— Я думала, ты обрадуешься тому, что Ральф твой папа.
Эрни зарылся лицом в ее плечо. Сердце Ингрид разрывалось от любви к нему.
— Почему мы не можем жить в одном доме? Мама и папа Густава живут в одном доме.
Ингрид крепко зажмурилась, скрывая слезы, и поцеловала его в макушку.
— Густав — очень счастливый мальчик.
— Я тоже счастливый мальчик.
— Да, знаю, милый. Но Счастье у всех людей разное. Ты счастлив, потому что у тебя есть я. А я счастлива, потому что у меня есть ты.
Эрни поднял голову, крепко поцеловал Ингрид в щеку и сонно сказал:
— Мамочка, я люблю тебя.
— И я тебя. Больше всего на свете. — Она воспользовалась фразой, которой утешала малыша с самого его рождения. Утро вечера мудренее. Завтра они с Ральфом решат, как им делить ребенка. А сегодня Эрни принадлежит ей, и только ей. Ингрид покачала мальчика, а потом щекотно фыркнула ему в щеку. — Вот тебе малинка на ночь!
Эрни засмеялся, а потом протяжно зевнул.
— Я не устал.
— То-то я и вижу. Нет, пора спать.
Эрни сонно протестовал, когда Ингрид укрывала его одеялом, но тяжелые веки мальчика сомкнулись еще до того, как она успела включить его любимый ночник с бабочками. Взгляд Ингрид упал на фотографию ее и Урсулы, с которой Эрни тоже не пожелал расставаться. Урсула выглядела душераздирающе юной. Несправедливо, что она покинула этот мир и теперь никогда не узнает, что стало с ее ребенком.
— Спокойной ночи, Сула, — еле слышно промолвила Ингрид и посмотрела на спящего ребенка. — Ты могла бы гордиться Эрни. Сегодня ему было трудно понять, что произошло, но он старался. Теперь он знает, что у него есть папа. Только бы Ральф не отнял его у меня — У Ингрид сорвался голос, и она быстро вышла из спальни, оставив дверь приоткрытой.
Рано или поздно этот день должен был наступить, но она надеялась, что ребенок, который спросит ее об отце, будет старше. И никак не рассчитывала на то, что в этот момент Ральф окажется рядом.