Глава 4. Заснеженный город

Пока мы были заняты разговором, солнце скрылось за плотными тучами, которые почти сразу же прохудились, окутав город снежной пеленой.

— Ну и погодка, — кутаясь получше в пальто, произнес Аникита. — Давно таких декабрей не было. Не помню, чтобы так резко и так... много, — он примял снег ботинком, и тот провалился в сугроб сантиметров на пять.

— Столичных декабрей я не слишком много могу припомнить, — улыбнулся я.

— Не отсюда? То-то я удивляюсь, что раньше о вас не слышал.

— Обо мне вообще мало кто слышал. Хотя я из-под Коврова.

— Недалеко, недалеко, — продолжил Аникита уже в машине. — Но не могу сказать, что про барона Максима Абрамова хоть кто-то слышал. И вот — такая внезапность!

— К чему же вы клоните?

Я очень не любил, когда начинали тыкать в мой статус. Или происхождение. Или имущество. Сейчас и с тем, и с другим у меня все в полном порядке. Да и раньше было неплохо. Но чувствовал я себя все равно неловко.

Фактические мои документы были ненастоящими. Точнее говоря, все прошло вполне законно, но никто не мог дать гарантий, что после всего, что успел натворить господин полицейский, купленный ныне покойным Дитером фон Кляйстером, кое-кто не мог бы заинтересоваться выданными им документами.

Например, взять и спросить, почему это барон, который тихо и мирно до того проживал рядом с городской чертой Коврова, пришел во владимирский полицейский участок получать новые документы, хотя сделать мог это у себя дома при необходимости?

На самом деле, нормальные люди не стали бы интересоваться этим у человека, который имеет непосредственное отношение к императорской семье. Но, как я уже успел заметить, ситуация всегда норовит извернуться весьма невыгодной для меня стороной.

А потому, заметив, что Аникита тянет с ответом, я повторил свой вопрос.

— Я ни к чему не клоню, что вы, — мягко ответил он. — Я лишь нахожу странным саму ситуацию. Не то чтобы близость с императорской семьей была распространена, но когда у Романовых появляется новый человек, про него пишут неделями, если не месяцами, пережевывают факты, рассказывают сплетни и истории, добавляют столько вымысла, что иногда аж тошно становится. Так вот от вашей персоны не тошно. И потому меня не покидает странность всего происходящего.

— Именно странность, — хмыкнул я, оценив витиеватость его слов. — Вероятно, вы правы, но я не люблю публичности в принципе.

— Нет, вы не поняли меня немного, хотя тем самым доказываете только что сказанное, — начал вновь Аникита. — Неважно, открытая вы личность или нет. Если чего-то неизвестно, журналисты узнают у других. Придумают, на худой конец.

Я уставился в окно. Автомобиль медленно катил по сугробам. Настолько медленно, что мне казалось — брось педаль газа, и он вмиг встанет на месте, увязнув в снегу.

Еще один момент, который не отличал наши миры. Не можешь найти — придумай. Не можешь доказать — придумай так, чтобы доказывали обратное твои оппоненты.

— В наше время не все живут праведно, уж поверьте, — продолжал свой монолог Аникита. — Дело ведь не в деньгах. И не во власти. Хочется всякого в наше время. Например, мой дед занимался строительством этого прекрасного города. Его дело продолжил мой отец. И если дед начал с простого рабочего, а закончил хорошей бригадой, то, когда в дело включился отец... а, да что я. Вам наверняка не история моей семьи интересна.

— Нет, что вы, — машинально выдал я, хотя Аникита был прав полностью. — Я наоборот очень ценю истории о людях, которые добились всего сами, — потом повернулся к нему и добавил: — не умаляя при том заслуг тех, чей старт был не таким низким, если вы понимаете, о чем я.

— Понимаю. Полагаю, что и у вас тоже старт не был низким, как вы выразились.

— Довелось иметь кое-что, — улыбнулся я и отвернулся обратно.

Снег валил так, что скорость автомобиля снизилась до пешеходной. Сами же несчастные, кто на двух ногах пытался преодолеть снегопад, еще не перешедший в метель, двигались с огромным трудом.

Выручали сейчас разве что экипажи, но и те могли застрять, стоило только лошади попасть на тонкий слой снега.

— Мы почти приехали... кажется, — проговорил Аникита и наклонился вперед, чтобы переговорить с дворецким, который выполнял в этой семье еще и роль водителя. — Так ведь?

— Еще метров триста, не меньше. Только вряд ли дальше проедем. Даже не знаю, что вам и предложить, Аникита Родионович. Пешком ведь тоже не пройдете. Только вымокнете насквозь.

— Приказываю вперед ехать, — суровее, чем следовало бы, ответил младший Поликарпов. — Покуда не встанем!

— Скорее, чем вы думаете, — едва слышно проговорил водитель.

В его словах зерно истины оказалось крупнее, чем мы предполагали. Машина прошла еще метров двадцать, пока не ткнулась в сугроб.

— Все, приехали, — тоном типа «я же говорил», прозвучал язвительный комментарий спереди.

— Что за... — мгновенно вскипел Аникита Родионович и выскочил наружу.

В теплый салон автомобиля влетел снег, растаявший на нагретом кожаном сиденье, однако холодный воздух не спешил нагреваться.

Водитель не стал глушить двигатель и, убедившись, что имеется достаточное количество топлива, покинул салон. Я вышел последним, тут же зачерпнув в обувь снег. И выругался, как только ощутил стекающую по носку воду. Таяли снежинки преступно быстро.

— Аникита Родинович! — услышал я впереди слева.

Видимость была нулевой. Но ветер не шумел и хотя бы отчасти какие-то слова и фразы можно было услышать с расстояния.

Почти наощупь я добрался до сугроба — машина в него ткнулась так, что даже решетка радиатора согнулась. И лишь наклонившись, я заметил, что это занесенный снегом огромный ящик.

Кое-как перебравшись через него, я двинулся по следам вперед. Аникита не ушел далеко, но разбросанные вещи привели меня не к нему, а к опрокинутому фургону. В стороне шумел двигатель, хрипло подкрыкивая. Еще несколькими метрами вперед слышалось ржание лошади, а затем — выстрел?

Я ускорился, как мог. Поскальзываясь, добрался до Аникиты, который уставился на труп лошади вместе с водителем. К нам подошел кучер с дымящимся пистолетом в руке.

Почти инстинктивно я сунул руку под пальто, но оружия там не обнаружил. И не успел еще холодок пробежаться по спине, а кучер убрал пистолет и, сплюнув на снег, процедил:

— Носятся тут, как оглашенные... будто не видят, какая погода! Вам тоже досталось?

— Ничего такого, что нельзя будет починить, когда снег прекратится, — ответил Аникита, глядя на водителя. Тот кивнул. И только после этого Поликарпов обернулся. — А, вы тоже здесь. Прекрасно. Кажется, нам все же придется идти пешком. Хоть и недалеко, но все равно промокнем.

— А кто окажет помощь? — я обвел руками бардак, стремительно белевший от снега.

— Нам ни к чему здесь оставаться, — выдал Аникита. — Приедут, разберутся.

— Разберутся, да, — тем же тоном повторил кучер и снова сплюнул на снег. Мне показалось, на сей раз кровью. — Пойду проверю, как там... этот.

Мне показалось, что он сунул ладонь за пистолетом, но в этот момент дворецкий Поликарповых осторожно подтолкнул меня вперед, другой рукой указывая дорогу вперед. Ситуация какая-то нехорошая складывалась. Да и кучер с пистолетом — редкость на дорогах. Пусть даже и требовалось добить лошадь после аварии.

Разгоряченное поездкой в непогоду тело все еще темнело — снег не ложился никак. И от шороха падающих крупинок на фоне прочей тишины отчего-то стало не по себе. Но больше не по себе было оттого, что я в такой ситуации остался невооруженным.

Да и вокруг непонятно что. Я привык к городу, который видно от перекрестка до перекрестка, не такому, где тело лошади скроется из виду через полминуты, а сугробы мешают идти что по дороге, что по тротуару.

Заснеженный Владимир слишком быстро растерял дружелюбие. Сломанная машина и пристреленная лошадь тоже не добавили светлых тонов. Ощущение, что впереди тоже ничего хорошего не будет, только усилилось.

Загрузка...