Вертолет-Апостол

Продолжение 4 части.

В результате внутрисемейного обмена мама Макара оказалась в однокомнатной квартире на окраине Москвы, на самой границе леса — национального природного заповедника «Лосиный остров». То ли по причине несколько уединенного месторасположения квартиры, то ли уже годы начали потихоньку брать свое, но в последнее время Тамара Борисовна стала как-бы дичать...

...Миниатюрная мама генерала с самых ранних своих лет старалась быть исключительно серьезным человеком, поэтому по жизни очень часто попадала в различные комические ситуации.

Однажды, когда она была еще юной девушкой, большая коммунальная квартира на Октябрьской улице шумно готовилась к встрече очередного шестьдесят какого-то нового года... В числе приготовленных к столу угощений, кроме всего прочего, имелся батон жутко дорогой «сухой» колбасы, купленный специально к застолью в «Елисеевском». Как правило, бабушка Шура никогда ничего не пробовала заранее, да и за столом почти ничего не ела деликатесного, стараясь сохранить вкусненькое для своих обожаемых отпрысков. Но в этот раз, то ли сердце ей что-то подсказывало, то ли единственный раз в своей жизни ей действительно приспичило попробовать немножко аппетитной колбаски, но за пару дней до праздника бабушка заладила, забубнила с самого утра:

— Отрежьте кусочек старухе, хоть маленький, очень хочется...

И ей, конечно, отрезали, и внутри красивой колбасной обертки оказалось жуткое гнилье. Случай очень неприятный, потому что уже имелся серьезный дефицит времени для приготовлений, и двадцатилетнюю Тамару Борисовну дружно снарядили в «Елисеевский» для обмена некачественного продукта, по ошибке завернув в бумагу в суматохе вместо злосчастного батона колбасы длинный парниковый огурец...

Юная Томочка, ожидая сопротивление и претензии со стороны администрации магазина, всю дорогу сочиняла гневную речь и, добравшись наконец до «Елисеевского» и найдя заведующую искомой секции, не дав последней даже раскрыть рта, всю эту речь на нее и выплеснула вместе со своими эмоциями. Заведующая же, спокойно и терпеливо, не перебивая, выслушала все это до конца, при этом как-то подозрительно и загадочно улыбаясь Томочке. После чего сказала:

— Да Вы не переживайте, мы Вам сейчас все поменяем... Вы колбасу-то доставайте... разворачивайте...

Необходимо отметить, что в процессе разговора в кабинет заведующей набилось довольно-таки много сотрудников магазина и все они явно чего-то ожидали, и когда раскрасневшаяся от перепалки Томочка извлекла из бумаги зеленый овощ, все они разом дружно грохнули раскатистым смехом...

Так между прочим с людьми и случаются инфаркты... Тамара Борисовна уже отказывалась что-либо вообще понимать, но заведующая ее быстро успокоила, объяснив, что им позвонили по телефону Томочкины родственники и предупредили о ее предстоящем визите с подменой. И колбасу ей, конечно, дали, взяв с нее обещание, что сразу по окончании праздников она им все же привезет тот другой, некачественный батон...

...Когда Макару стукнуло восемь лет, они переехали с Томочкой от бабушки Шуры в другую, но опять-таки коммунальную квартиру в Марьину рощу. Главной достопримечательностью нового пристанища маленькой семьи был доисторический газовый водонагревательный прибор, так называемая колонка. Для посещения жильцами коммуналки ванной комнаты, где и было, собственно, установлено опасное бытовое устройство, существовала определенная очередь, в которой новым жильцам, а именно Томочке с Макаркой, было отведено незавидное последнее место. Когда под самый вечер очередного традиционного банно-прачечного дня Тамара Борисовна дождалась-таки своего заветного часа владения ванной, она решила начать с помывки своего маленького сынишки. Когда купание было закончено, и Томочка, завернув предварительно в большое «вафельное» полотенце, отвела чистого Макара в их комнату и, взяв в охапку приготовленное заранее для стирки белье, отправилась было обратно, в этот самый момент огромная двухметровая в длину жестяная воздухозаборная труба колонки, проходящая под самым потолком непосредственно над ванной, рухнула вниз с трехметровой высоты со страшным грохотом...

Кроме естественного испуга наложилось еще чувство досады на невозможность дальнейшей стирки белья и мытья самой Тамары Борисовны, кроме того, в субботу и в воскресенье дозвониться до соответствующих ремонтных служб тогда, а равно и тем более, в нынешнее время было и есть абсолютно нереально. Нет, давайте все же отвлечемся на секунду и акцентируем, что в наше выдающееся нынешнее время, которое, я уверен, будет впоследствии именоваться историками как период еще более глубокой стабилизации выхода из экономического кризиса, вызванного послед-ствиями перестройки экономики при ненавязчивом переходе страны от развитого социализма к развивающемуся не пойми ка-кому строю, дозвониться до таких не особо важных служб, как: Мосгаз, Мосэнерго, скорая помощь, милиция и тому подобным гораздо сложнее, чем раньше, до наступления этого судьбоносного периода времени.

А тогда, двадцать с небольшим лет назад, было проще, но телефонного аппарата в той коммунальной квартире вообще-то говоря и не было. Был таксофон на улице, но тащиться до него за двести метров от подъезда, да еще и с мокрым ребенком на руках, было несколько проблематично...

Короче говоря, в понедельник, придя на работу, Томочка надолго заняла служебный телефон в безуспешных потугах вызвать мастера. Ее уверенно «футболили» из одного места в другое, и каждому человеку там, на другом конце провода, она рассказывала о всех мельчайших нюансах произошедшего с ней несчастного случая, пытаясь вызвать чувство сострадания, участия и, вообще, обратить их внимание на свои проблемы...

Где-то ближе к обеденному времени ей это все-же удалось сделать, и долгожданный мастер по ремонту был-таки вызван на квартиру для устранения неисправности. Удовлетворенная Томочка пошла принимать пищу, и в этот момент ей позвонила на работу ее сестра Люсенька... К аппарату подошел ее непосредственный начальник Савелий Леонидович и, сообщив Томочкиной сестре, что та ушла обедать, решил зачем-то вдобавок поведать о ее злоключениях с колонкой. Причем делал он это, используя неповторимый Томочкин стиль ведения переговоров с представителями ремонтных служб, а перипетии событий он к этому времени уже выучил практически досконально. А посему, эта колоритная личность выдала Люсеньке приблизительно следующее:

— Вы знаете, а с Тамарой Борисовной приключилось несчастье... Она в субботу помыла сынишку, постирала все белье, полезла мыться сама... и в этот момент эта жуткая труба под потолком рухнула прямо на нее... Хорошо еще, что Тамара Борисовна намыленная была, и труба по ней просклизнула...

Было еще одно, достаточно яркое воспоминание Макара из его детства... Зимой они частенько ездили с Томочкой кататься на лыжах в парк имени Ф.Э. Дзержинского, ныне просто — «Останкинский». Как-то раз, накатавшись вдоволь, они возвращались домой на тринадцатом троллейбусе. Томочка усадила сынишку на двухместное сидение у окна, а сама пошла пробивать билетики, положив предусмотрительно на пустое место рядом с Макаркой две свои варежки, чтобы никто не занял ее место. Пока Томочка воевала с компостером, к Макару подошел огромный толстый поддатый мужик и, бесцеремонно смахнув Томочкины варежки на пол, грузно уселся рядом с будущим генералом. Томочка не стала ему ничего говорить, потому что на его скотской физиономии было буквально написано, что пронять его чем бы то ни было будет совершенно бесплезно. Она только встала устало рядышком и как-то грустно улыбнулась своему сынишке.

Макар тогда не сразу понял, что именно вообще произошло. Понял уже потом, когда они доехали до дома. И тогда он сжал в своих маленьких ладошках мамину руку и сказал, что когда он вырастет и станет взрослым, то будет всегда защищать ее от всяких гадов...

Лет так через пятнадцать после того случая Макар ехал опять-таки в троллейбусе, следующем по тринадцатому маршруту, и наблюдал, как на очередной остановке через переднюю дверь выходили на улицу две старушки, по внешнему виду явно сестры. Делали они это очень медленно, осторожно, с большим трудом, пытаясь всячески помогать друг дружке, и от этого еще больше запутывались и спотыкались, и вызывали умиление у остальных пассажиров, и называли друг друга при обращении отчего-то какими-то уменьшительно-ласкательными производными от собственных имен. Сцена была довольно-таки комичная, но генерал отчего-то погрустнел, ему вдруг представилось, что когда-нибудь неугомонные Томочка с Люсенькой станут такими же, как эти две, вызывающими умиление, старушенциями.

От мысли этой ему стало отчего-то не по себе, и он отогнал ее, отмахнулся, как от назойливого насекомого. Пока еще сестрички были полны энергии и жизненных сил, хотя обе уже достигли пенсионного возраста, но выглядели значительно моложе своих лет и продолжали уверенно играть роль первых скрипок в семейном оркестре. При этом, в продолжение смычковой аллегории, нужно отметить, что хотя и были они инструментами однородными, но играли партии свои, чаще всего, далеко не в унисон, а как бы соревнуясь между собой, кто кого перепилит...

В доказательство своих пространных высказываний хочу привести в качестве примера достаточно стандартный телефонный разговор между двумя любящими сестрицами. Мы его прослушаем только с одной стороны, мы будем слышать только то, что говорит одна из сестер. Итак, в Томочкиной квартире звонит телефон, она подходит к нему, устало снимает трубку с рычага, и мы слышим ее тихий спокойный голос...

— Алло! Да, привет, как дела?.. У меня тоже ничего, набегалась только за целый день... Нет, я тебе не звонила. — Тамара Борисовна присаживается на край дивана и продолжает... — Ты Славику звонила? Если дозвонишься, сразу позвони мне, чтобы я ему перезвонила, а то он не звонит и не звонит... Несчастные мы с тобой девчонки... Ага... И ты у меня... И я тебя... И я у тебя... Далее Томочка продолжила говорить уже несколько громче:

— Нет... Нет!

Умиротворенная улыбка медленно сползла с ее лица.

— Нет!.. Ты что? Как ты могла такое подумать?.. Нет!

Тамара Борисовна уже практически перешла на крик:

— Ты что... идиотка! Зараза! Ненормальная! Не звони мне больше никогда!!!

— Я тебя знать больше не желаю, стерва!

Томочка гневно швыряет телефонную трубку на рычаг и уже сама с собой продолжает:

— Надо же! Какая! И я... А она-то! Ужас.

Однако через несколько дней сестры все равно созванивались и как ни в чем не бывало общались... Иногда правда размолвка затягивалась на несколько более длинный период, но наступал день чьего-нибудь семейного юбилея, что имело место быть чуть ли не каждый месяц, а то и по два раза в месяц, и им волей-неволей приходилось прерывать обоюдный бойкот. Все равно они были самые родные,' самые близкие и делить им по большому счету кроме собственных амбиций было нечего.

...Когда в начале 92-го года наступил период гиперинфляции, и цены скакали как сумасшедшие, а прилавки магазинов и без того пустые умудрились еще больше опустеть, когда основные продукты питания отпускались по талонам и, отстояв огромную очередь за каким-нибудь товаром, можно было получить его только в строго ограниченном количестве, у Тамары Борисовны спонтанно родилась клевая фенечка про разрезанного сына, которая существенно помогла ей в решении этих проблем.

Дело в том, что, когда Макар проходил службу в армии, он перенес операцию в районе кишечной полости. С тех пор Томочка упорно считала, что ее сыну необходимо питаться только продуктами высочайшего качества и строго-настрого запрещено поднимать тяжести весом свыше одного килограмма. Каждый раз, покупая продукты, она рассказывала продавцам, что у нее дома находится больной разрезанный сын и, в связи с этим, продукты должны отпускаться ей исключительно свежие и в нужном ей количестве.

Томочкины рассказы почему-то производили магическое действие на продавцов, особенно, видимо, смачное выражение «РАЗРЕЗАННЫЙ СЫН», в наборе с измученными материнскими глазами, вызывали, вероятно, в воображении служителей прилавка буквально разделанного на кусочки ребенка, и они шли на поводу у сердобольной мамаши.

Однажды в тот страшный год Макар сидел дома, когда в квартиру ворвалась запыхавшаяся Тамара Борисовна, сообщившая сыну, что она заняла очередь за сливочным маслом, и что отпускают только по пол кило в одни руки, и что после окончания обеденного перерыва в магазине хорошо бы съездить в него вдвоем, чтобы прикупить сразу килограмм желанного продукта. Макар, так как ему делать было особенно нечего, как-то на удивление легко согласился, потом правда пожалел, когда они уже приехали в магазин, и он увидел длинную человеческую «змею» шириной в четыре человека, но было поздно... После февральского морозца несколько банная атмосфера продмага как-то расслабляла, и Макар согрелся и успокоился. Томочка же наоборот была полна энергии. Она неутомимо двигалась в людском потоке, пытаясь отыскать того человека, за которым она заняла очередь и которого абсолютно не запомнила, даже по половому признаку. Поэтому она методично двигалась вдоль очереди, задавая всем подряд один и тот же стандартный вопрос, перемещаясь при этом все ближе и ближе к желанному прилавку и получая от всех при этом приблизительно один и тот же по смыслу ответ, что-то вроде:

— Вас здесь не стояло!

Наконец Тамара Борисовна основательно «докопалась» до какой-то дамочки:

— Ну вот, за Вами я точно занимала! Ну вспомните, пожалуйста, я Вам еще рассказывала, что у меня дома... РАЗРЕЗАННЫЙ СЫН!!! Кстати — вот он! С этими словами Томочка развернулась и уверенно указала на Макара, как на неоспоримое доказательство своих слов, весьма развеселив этим толпу, так как высокого роста розовощекий с морозца Генерал слишком отдаленно подходил под Томочкино описание инвалида. С того случая Макар зарекся ходить с мамой по магазинам, тем более что в скором времени они с Леночкой съехали с квартиры Томочки, да и период инфляции и дефицита повального закончился.