Вертолет-Апостол

Часть 3. МУЗЫКАНТ ВЫХОДИТ НА СЛЕД

Было шесть часов утра, когда первый луч кусачего июльского солнца залез в окно комнаты, в которой мирно спал Николай Анатольевич Николаев, молодой, но способный работник московской муниципальной милиции. Собственно, солнце взошло уже давно, это просто был его первый луч, которому удалось протиснуться сквозь зашторенные занавески на Колином окне.

Жена с детьми была на даче, поэтому его сон никем и ничем не обременялся, и каждое лето Коля отсыпался за остальные времена года.

Но вдруг, словно очнувшись от оцепенения, бешено затарахтел проклятый будильник. Николай приподнял с подушки голову и, слегка повернув ее в сторону нарушителя квартирного спокойствия, при этом не раскрывая глаз, стал громко и смачно ругаться. Он долго обвинял будильник во всех смертных грехах, какие только существуют, во всех своих проблемах и награждал его такими человеческими пороками, которые будильник, даже при всем своем желании, не смог бы совершить. Даже заподозрил его в неестественных половых связях. В общем, будильнику досталось по полной программе, что правда не помешало дотарахтеть ему свой репертуар до самого конца.

После чего Колюня, наконец, окончательно проснулся и первым делом, немного пошарив рукой, извлек из-под кровати свою любимую двадцатичетыехкилограммовую гирю, без которой никогда не принимал утренние водные процедуры. Он, собственно, и завтракал, и разговаривал по телефону, продолжая одновременно проделывать нехитрые упражнения со своей круглой тяжеловесной подружкой, своей свободной рукой. Расставался он с гирей только когда наступал черед одевать форменную одежду, он засовывал ее на прежнее место под кроватью, где также хранились все любимые Колины реликвии — нунчаки, дембельский альбом и электрогитара, с которой когда-то давно он практически не расставался в течение дня, также как и теперь с гирей.

Коля, вообще, с гитарой «монтировался» значительно лучше, чем с автоматом, но судьба распорядилась по-своему, отправив его вместо эстрады в ряды доблестной милиции, в одно из отделений которой он сейчас и направлялся на службу. Обобщая, хотелось бы особо отметить, что в ряды нашей милиции приходят работать разные люди, в том числе и хорошие. В ментов же, в общепринятом смысле, их превращает система. Воистину — ментами не рождаются, ментами становятся. Становятся даже те, кто приходят туда работать по убеждению, а таковых, к большому сожалению — меньшинство, основную же массу будущих стражей порядка составляют индивидуумы, привлеченные жаждой легкой и быстрой наживы с использованием служебного положения или же многочисленными льготами, предоставляемыми нашими дальнозоркими представителями властей, почему-то упорно не желающими просто поднять зарплату милиционерам до нормального, жизнеспособного уровня.

Николай Анатольевич Николаев попал на работу в органы по несколько иным, оригинальным причинам. Несколько лет назад он вернулся домой после службы в рядах вооруженных сил. Тогда он находился в состоянии всеобъемлющей эйфории, и дальнейшая жизнь рисовалась ему весьма туманно. Он отправился в свой районный военкомат, чтобы получить назад свой паспорт и по дороге туда удовлетворенно замечал, как встречающиеся на его пути девушки обращают весьма неадекватное внимание на него — молодого, симпатичного, незарегистрированного, да еще и в форме десантника, или даже, заглядываются... Это было приятно. На выходе из военкомата Коля как бы случайно натолкнулся на эм-вэ-дэшного рекрутера, производящего набор кадров в ряды доблестной милиции, речь того была хорошо поставлена, и то, что Николаю уделяют столько внимания, в угоду его тщеславию, в общем, это обстоятельство тоже сыграло немаловажную роль в его дальнейшей судьбе. И он записал себе его координаты... Таким вот образом и стал Коля Николаев милиционером. Так вышло. Нелогично. Потому что вся его жизнь до этого момента складывалась таким образом, что ничего подобного не предвещалось.

Огромное влияние на становление Колиного характера оказал его папа — Анатолий Львович. Анатолий Львович Николаев всегда был и остается личностью неординарной и выдающейся. В течение многих лет он был любителем возиться во дворе с мальчишками, придумывать им различные игры и увлечения. Рискуя при этом, кстати, своей репутацией. А главное, Анатолий Львович всегда был для Коли не просто папой, а также хорошим другом, с которым можно запросто поделиться какими-то своими сомнениями и даже тайнами. А это очень важно, когда у любого маленького человечка есть такой большой надежный друг. Папа Толя всегда старался, по мере своей образованности, просвещать сына во многих, порой даже самых «щекотливых» темах, справедливо полагая, что его объяснения лучше, чем объяснения Колиных сверстников где-нибудь в школьном туалете. Однажды, например, Николаша вернулся со школьных занятий чем-то очевидно смущенный, я бы даже сказал — взволнованный. Учился он тогда классе во втором что-ли, занятия заканчивались достаточно рано, и в это время Анатолий Львович еще спал, отдыхая после ночной смены. А потому Коля, конечно, слегка застал папу врасплох своим неожиданным вопросом. Нет, он, естественно, уже был, некоторым образом, просвещен в этой области, но... отчасти и, видимо, услышав в школе какой-то анекдот, получил некоторую новую информацию, которая шла в разрез с уже имеющимися познаниями.

— Папа! Пап... Скажи, а что в Англии тоже... трахаются???

Представьте себе сладко спящего человека, разбуженного таким вот возмутительным образом — подобным нелепым вопросом. Но не тот человек — Анатолий Львович, которого легко можно поставить в тупик. А потому, тонкий политик воспитательного процесса, спросонья выдал следующее:

— Ну жить-то надо!

Кроме всего прочего, Анатолий Львович постоянно старался, порой силком, загнать не только своего сына, но и его приятелей в различные кружки и спортивные секции. И, признаемся честно, многие из этих мальчиков не стали потом наркоманами, пьяницами или уголовниками благодаря дядитолиным усилиям.

Хотя сам он при этом был далеко не дурак поддать или заложить за воротник. Но в меру, и таким образом, что никто этого даже и не замечал. Просто у него существовала целая система тайничков и заначек во дворе и в подъезде, и в процессе игр с детьми он периодически ненадолго удалялся... Отчего в его облике появилась хитрая блуждающая улыбка на лице, с которой он и возвращался к развлечениям и с которой он и по сей день не расстается.

Но, я акцентирую, Анатолий Львович никогда при этом не злоупотреблял и с детьми в нетрезвом виде замечен не был, ну так — чуть-чуть навеселе, не более. А благодаря его усилиям Коля Николаев с раннего детства удачно совмещал занятия в секции спортивных единоборств с занятиями уроками игры на гитаре. И то, и другое, кстати, ему потом в жизни пригодилось или, уж по крайней мере, не помешало.

Так же как детство мрачного Генерала, детство Коли Николаева прошло в теплой дружеской атмосфере большой московской коммунальной квартиры. И также вечерами, по большим и малым событиям и праздникам, дружные соседи собирались за одним столом, обсуждая одновременно мировые и дворовые новости.

— Нет, ну как же так выходит? — удивлялась Колина мама. — Вот у Васьки из тринадцатой квартиры мать — татарка, отец — белорус, а сам он — ну просто вылитый чистопородный еврей...

— Так вот они откуда получаются! — радостно подытожил Анатолий Львович.

Вы уж простите меня, уважаемый читатель, то, что я вновь, с вашего позволения, окуну вас в благожелательную атмосферу семидесятых годов. Слишком уж они мне дороги и близки, эти годы. Поэтому даже если Вы мне и не позволите, то я вас все равно в нее окуну. А потому наберите, пожалуйста, в свои легкие побольше терпения, ибо я, недостойный, опять включаю машину времени своей памяти, унося вас туда, где громыхает старенький двадцать пятый трамвай по территории нынешнего стадиона «Олимпийский», где шумит людским аншлагом Минаевский рынок, где бесконечно умеренно чавкает звездоносный Леня Брежнев свои жизнеутверждающие — «НО-ГАВ-НО- ГУ ПРО-МЫШЛЕННОСТЬ С СЕЛЬСКИМ ХОЗЯЙСТВОМ ПЯТИЛЕТ-КИ» — по телевизору, а веселый и вечно хмельной Анатолий Львович выключает звук и, оставляя только изображение мямлящего вождя, ставит на старенькую радиолу любимую пластинку с Аркашей Райкиным.

— В греческом зале, в греческом зале... да, я — Аполлон., — как будто вещает Леонид Ильич, а дружные соседи беззаботно смеются над не совсем безопасной, но безобидной шуткой Колиного папы. А всеобщий любимчик, маленький Коля, не смеется, потому что ему уже девять лет, а нормального велосипеда он не имеет, в отличие от своих сверстников, гордо поднимающих пыль с асфальта зеленого московского двора. И его папа успокаивает его, объясняя, что не в деньгах счастье, а велосипед и без них у Коли обязательно будет, причем очень даже скоро.

И Анатолий Львович действительно сдержал свое обещание. Он долгое время собирал по свалкам запчасти для будущего Колиного велосипеда, снимая их с выброшенных кем-то двухколесных экземпляров различных образцов. Результатом его творения стала некая супер-оригинальная эксклюзивная модель, подобной которой уж точно ни у кого никогда не было и не будет. Единственной проблемой нового Колиного механического друга был руль, точнее слишком короткая его крепежная труба. Она была прикреплена к раме за самый кончик и в процессе езды слегка вибрировала, порождая у Коли ощущение небольшой неуверенности. В остальном же это была достаточно крепкая конструкция, хотя и неказистая на внешний вид. Но Коля Николаев был счастлив даже таким приобретением, тем более — его скоростными характеристиками. А потому он мог до бесконечности разгонять резиной колес тополиный пух, придумывать все более и более далекие и интересные маршруты для себя и своего двухколесного друга.

В мечтах Коля представлял себя великим гонщиком. Практически во всех придуманных им соревнованиях он всегда первым пересекал заветную финишную черту, на радость маме и многочисленным своим болельщикам.

Однажды, майским солнечным утром, он решился на очень далекий, для его возраста и способностей, маршрут. Это был обычный будний день, и вообще-то Коля должен был быть на занятиях в школе, но он, тогда как бы болел, хотя болезнь вовсе не мешала ему с утра до вечера кататься на велосипеде. Целью Колиной поездки была палатка, в которой изготавливались и продавались пончики. Пончики брежневских времен — не чета нынешним.

Пончики. Никогда не понять и не оценить уже нынешнему поколению, постоянно поглощающему «Пепси», того несравнимого вкуса тех пончиков, усиленного получасовым, а то и более, ожиданием в очереди, вдыхая при этом аромат нерафинированного отечественного постного масла, с использованием которого те пончики жарились. Там же в палатке продавался кофе с молоком достаточно низкого качества, но удивительным образом великолепно сочетающийся с пончиками. Не понять, потому что в те годы не было в торговле нынешнего ассортимента кофе, да и выбор кондитерских изделий, в принципе, каким-то особенным изобилием также не отличался. Та палатка располагалась на территории Минаевского рынка, и Коле предстояло проехать порядка десяти километров до нее и столько же обратно. Может быть, пончики продавались где-то и гораздо ближе к его дому, но Коля такой информацией не обладал и потому, очертя голову, рванул в весьма опасное для его возраста путешествие к своей цели. И он доехал до заветной палатки и, отстояв длинную очередь, вдоволь наелся обжигающих пончиков с кофе, созерцая при этом пролетающие по Сущевскому Валу автомобили, недовольный и расслабленный, тронулся в обратный путь.

Вибрация руля, однако, все увеличивалась и увеличивалась с каждым пройденным километром, а Колюня представлял себя выдающимся гонщиком, который не сходит с дистанции даже несмотря на технические неисправности своей двухколесной машины, продолжая уверенно лидировать в гонке. Однако, когда Коля на достаточно большой скорости съезжал вниз с Калибровского моста по тротуару, мечты его были неожиданно прерваны в связи с тем, что руль его велосипеда окончательно отвалился и остался в Колиных руках. Велосипед тем не менее продолжал неуправляемое движение вниз, сохраняя состояние весьма неустойчивого равновесия несмотря на то, что переднее колесо стало вращаться по оси, перпендикулярной обычной оси своего вращения, то есть по оси отсутствующего руля. Коля успел лишь увидеть, что внизу, поперек траектории его дальнейшего движения, из-под моста выезжает большой грузовой автомобиль. В принципе, в Колины планы, и без грузовика, не входил выезд на проезжую часть. Но, увидав такое дело, что он летит прямо на грузовик, наш отважный путешественник сильно перепугался и по собственной инициативе стал заваливаться на правый бок. Падение на асфальт имело весьма печальные последствия.

Миновав территорию Марьиной рощи, наш маленький герой оказался в трудной ситуации, весь покрытый ссадинами и кровоточащими ранками, довольно еще далеко от своего дома, с разбитым велосипедом, продолжать движение на котором уже не представлялось возможным. Но Коля не бросил своего двухколесного друга, а, водрузив его себе на спину, медленно поплелся в направлении своего дома. Проклиная свою авантюрную сущность, превозмогая боль, Коля тем не менее продолжал мечтать. В его фантазиях он по-прежнему оставался выдающимся гонщиком, продолжающим дистанцию с велосипедом на плечах. И там же, в его мечтах, довольные соперники обгоняли его на своих исправных велосипедах, радуясь устранению фаворита...

Через несколько часов Коля уже реально приблизился к своему дому. В это время как раз закончились занятия в его школе, и веселая гурьба одноклассников на беду повстречалась ему на пути. И они потешались над ним:

— Смотрите-ка, Колька-то врал нам, что вместо уроков на велосипеде катается. Это, оказывается, велосипед катается на нем!..

И маленький Коля не удержал-таки слез, но велосипед до дома все-таки дотащил. Так закончился его московский «тур де франс», его велосипедный «кэмл троффи».

А вечером за ужином, за большим столом состоялся семейный совет, на котором обсуждались два основных вопроса: первый — планировка проведения канализации на садовом участке, которое впоследствии так и не состоялось, зато обсуждалось еще не-однократно, и второй — обсуждение отсутствия у маленького Коли нормального велосипеда, а равно и отсутствие финансовых средств на покупку последнего. По второму вопросу было принято решение окончательно и бесповоротно — изыскать-таки средства для покупки велосипеда Коле на приближающийся у него вскорости юбилей. И это решение было претворено в жизнь, и до сих пор Николай Анатольевич Николаев бережно хранит судьбоносную открытку, которая прилагалась к подарочному «Орленку», на которой красивыми печатными буквами написано фломастером, да еще и в рифму: «Коле в десять лет дарим все — велосипед».

С самых ранних лет Коля проявил незаурядные гуманитарные способности, на стене его комнаты всегда висела шестиструнная гитара, перевязанная ужасным красным бантом у начала грифа, со стороны колков. Висела как ружье на сцене театра, которое должно когда-нибудь выстрелить. Кажется, именно Коле ее и подарили когда-то на день рождения, но это было столь давно, что даже как-то забылось: в каком году, кому и зачем ее вообще подарили. Средств для оплаты занятий в музыкальной школе, как всегда, не нашлось, хотя специалисты, изредка бродящие по среднеобразовательным школам в поисках народных талантов, и находили у Коли хороший музыкальный слух. То, что Коля когда-то посещал занятия кружка игры на гитаре, ему толком ничего не дало, потому что они играли там только каких-то пресловутых «чижик-пыжиков» и прочую дребедень, вроде этого. Из его родных, родственников и соседей по коммуналке, также никто не владел искусством игры на гитаре. В общем, совершенно некому было поделиться с Колькой своим мастерством, а так ему хотелось! И он часто подолгу смотрел на висящую на стене гитару и думал, что вот сейчас он возьмет ее в руки, ударит пальцами по струнам и сразу все получится, и польется нужная музыка, и он под нее запоет. И Коля брал гитару в руки и ударял по струнам, а она выдавала ему в ответ какой-то сложный диссонанс, спеть под который совершенно не представлялось возможным.

И лишь когда Николаю минуло аж семнадцать лет, нашелся-таки во дворе добродетельный сверстник, который обучил его нескольким так называемым «блатным» аккордам. Конечно, поздновато по возрасту он начал заниматься музыкой, но упорный Николай познавал музыкальную грамоту и шлифовал технику игры семимильными шагами. Он записался в рок-клуб, аж за десять рублей в месяц (!), два раза в неделю Коля познавал замысловатые хитросплетения нот и обучался исполнению витиеватых гамм.

Довольно скоро его пригласили в первую его музыкальную группу или, если хотите, в ансамбль, хотя термин «ансамбль», в то время, а был уже конец восьмидесятых, был немодным. А потому все многочисленные ансамбли, рождающиеся тогда как «кошки на дрожжах», именовались не иначе, как группами.

В те времена по нашей стране, с бешеным успехом, гастролировали такие группы, как «Ласковый май», «Мираж» и подобные. И наш Коля тоже увлекся постмодернтокинговскими направлениями. После приглашения в группу он был на седьмом небе от счастья. Он очень опасался потерять из-за недостаточной квалификации место гитариста, а потому гонял гаммы по восемь-десять часов в сутки и, находясь в квартире, что бы ни делал, с гитарой практически не расставался. На репетиции Коля ездил как на праздник, как на экзамен и как на смертную казнь одновременно. Репетиции проходили, как правило, в маленькой комнатушке Дома культуры, где и базировалась, собственно, группа. В очень редких случаях ребятам предоставлялась сцена единственного клубного зала. Учитывая наличие «живой» барабанной установки, кроме многочисленной и многократно усиливающей звук аппаратуры, в десятиметровой комнатке, легко понять, что по окончании репетиций доморощенные музыканты разъезжались по домам практически оглохшие. Но это обстоятельство их ничуть не печалило. Хотя стоит признать, что музыка, особенно некоторые частоты, имеют неадекватное влияние на человеческую психику. Тем более, музыка громкая. Вследствие чего, Николаю почти каждую ночь стал сниться один и тот же кошмарный сон.

Ему снилось, что он спит на своей кровати в своей комнате, повернувшись лицом к стене. А в это самое время какие-то непонятные люди начинают потихоньку заносить в его комнату огромные колонки, порталы и прочую звукоусилительную аппаратуру. И далее этими колонками и порталами постепенно обставляют всю его кровать по ее периметру, до самого потолка. Причем, при этом стараются всеми силами его не разбудить. Как правило, эта часть кошмара бывала самая длительная. Затем, когда вся аппаратура выставлена и подключена, наступала томительная бесконечная пауза ожидания чего-то страшного. Чего- то жуткого... И вдруг, где-то за стеной, кто-то невидимый брал на клавиатуре тяжелый пятизвучный аккорд. Этот аккорд, мгновенно усиленный мощной аппаратурой, страшной взрывной волной бил по барабанным перепонкам мирно спящего Николая, и тот мгновенно просыпался, вскакивал и судорожно начинал искать глазами колонки и порталы, которых, естественно, не было. Зато сложный аккорд еще долго звучал в ушах начинающего музыканта, и Коля не мог уснуть, пока не затихала в его мозгах бесова музыка.

В конце концов все вышеперечисленные Колины старания и страдания не прошли даром, и он получил приглашение в эстрадный коллектив, достаточно успешно гастролирующий по стране. Здесь уже кроме моральной удовлетворенности также присутствовала вполне приличная финансовая заинтересованность. И понесло Николашу по городам и весям. Он был приглашен на эту работу в качестве так называемого «прицепа». Для читателей, не посвященных в околомузыкальную кухню, я попытаюсь объяснить, что это такое. Вот скажем, есть певец или певица, или сразу коллектив исполнителей, достаточно «раскрученный» и известный, то бишь — «обезьяна», имя которой размещено на афише, и на которую, собственно, и идет зритель, но пребывание которой на сцене ограничено примерно одним часом, что для полноценного концерта — мало. А потому в концертную бригаду приглашается «прицеп», или «пристег», или «разогрев», что одно и то же.

В данном конкретном случае Коля Николаев один в течение сорока пяти минут должен был всячески развлекать публику, спеть им семь-восемь своих песен, перемежая их анекдотами и играми со зрителями, и потом объявить выход, так сказать, — «звезды». Поначалу у Коли все это получалось довольно слабо. У него практически не было опыта работы на сцене, он был предельно угловат и скован и, несмотря на качественный репертуар и неплохие вокальные данные, публику «разогреть» ему фактически не удавалось.

Прошло уже пять концертных дней из запланированного длительного турне по Башкирии и Татарстану, и был первый выход-ной день, когда вся гастрольная тусовка собралась в уфимском рок-клубе на легкий фуршет, на котором и администратор концертной бригады, и уфимские организаторы гастролей высказали свои претензии Николаю и предложили что-либо изменить, что-то придумать, потому что как было раньше продолжаться дальше не может. А Коля Николаев, расслабившись после принятия сорокаградусного допинга, высказал предложение, что он дескать раньше где-то слышал, что заезжему артисту нужно сказать какую-нибудь фразу на местном диалекте, причем чем хуже будет произношение — тем лучше, и это зрителей как-то расслабляет и настраивает на положительные эмоции. И Николай попросил перевести ему на татарский язык какую-либо ничего особенного незначащую фразу, типа — «добрый вечер, друзья...», а лучше сразу записать на листочке русскими буквами. Они написали. Он прочел. Смеялись долго и до слез. Потом сказали, что больше не надо ничего придумывать, что этого вполне достаточно.

Теперь представьте себе, уважаемый читатель, напряженную атмосферу зрительного зала стандартного Дома культуры в каком-нибудь захолустном башкирском городишке, где подавляющее большинство людей заплатили за билетик на концерт далеко не самых ведущих исполнителей сумму, равную половине своей ежемесячной зарплаты, не получаемой в течение нескольких кварталов. И вот они, зрители, сидят, вцепившись мертвой хваткой в деревянные подлокотники индивидуальных кресел, уставившись немигающим взором в убогое убранство периферийной сцены, и напряженно ждут. Неизвестно чего...

Наконец, на сцене возникает пышущий здоровьем и успехом симпатичный молодой человек в модном черном костюме, белой рубашке с ярким белым галстуком-бабоч¬кой. Он выдерживает долгую паузу, после чего выдает ско¬роговоркой:

«ХАЭРЛЕ КИЩ ИПТАШТЭР!»

И замолкает. Секундная пауза и весь зал начинает рыдать от смеха. Все в порядке. Зрители радушно улыбаются, понимая, что да, приехали настоящие артисты из Москвы, и бешеные деньги на билеты потрачены не зря, и идиотов из них похоже никто делать не собирается. А удачная находка Коли привнесла в гастрольную тусовку новое увлечение смешными татарскими словами и выражениями. За долгий месяц скитаний по Башкирии и Татарстану как-то сам собой родился целый словарь татарско-башкирских ляпсусов:

КОШМАР АПА — баба Яга

КОЛОТУН БАБАЙ — дед Мороз

АВТОГЕН АГА — змей Горыныч

БАУРСАК — пирожок

БАУРСАК ТЫГ ДЫК ТЫГ ДЫК — колобок

«СЭЙМ ТАТАРЧА БЛЯССЭМЭ?» —говоришь ли ты по-татарски?

БАТАЛЬОН ШАШКИ НАГОЛО ВЫДЕРГАБЕРДЫ — непереводимо

...Йошкар-Ола встретила концертную бригаду тридцатиградусной жарой. Несмотря на душную атмосферу, первый концерт прошел с большим успехом. По его окончании всех исполнителей обступили многочисленные восторженные поклонницы. Николай щедро раздавал автографы. Среди прочих, желающих получить его роспись, были три совсем еще юные девочки приблизительно четырнадцатилетнего возраста. Они предложили ему провести экскурсию по Йошкар-Оле, а самим выступить в качестве гидов.

Предложение было весьма необычным и заманчивым, обычно провинциальные красавицы приглашали заезжих артистов на совсем иные экскурсии, и Николай старательно избегал подобных контактов, не без оснований опасаясь соответствующих характерных заболеваний. Но здесь была похоже другая ситуация, к тому же в дневное время на гастролях заняться как правило совершенно нечем, а у девчонок так горели глаза, и Коля согласился.