Вертолет-Апостол

Продолжение 2 части

Преподаватель теории электрических цепей Олег Александрович чем-то отдаленно внешне напоминал популярного итальянского киноактера Мигеле Плачидо. Он ворвался в аудиторию, как смерч, поигрывая затаенной злорадной усмешкой на своем немолодом, но не потерявшем некоторой импозантности, лице.

— Угадайте, что находится в этом дипломате, — сказал он, открывая очередной урок и поставив на своем столе обычный черный кейс.

— Валюта, — хрипло произнес инкогнито с последней парты, открыв перечисления по разгадке скрытого. Олег Александрович Плачидо терпеливо выслушал все версии со снисходительной улыбкой.

— А вот и не угадали. У меня в этом дипломате... микропроцессор.

С этими словами он открыл кейс и там действительно оказалось микропроцессорное устройство. Конечно, нынешнее поколение пользователей ноутбуков О. А. Плачидо навряд ли бы удивил своим фокусом.

В тот день по окончании занятий Макар уныло плелся вслед за девичьей тусовкой к метро. Впереди гордо вышагивала Леночка, по ходу приставая ко всем подряд мужчинам с кейсами с одним вопросом:

— Скажите, у Вас в кейсе случайно не микропроцессор?

Или так:

— Мужчина, а-я знаю, что у Вас в дипломате!

— Да? И что же?

— У Вас там... микропроцессор!

Шутка была все же довольно-таки грубая, но у Леночки все получалось как-то обаятельно, ненавязчиво и потому мужчины, оторванные от своих мыслей таким вот возмутительным способом, не обижались, а даже наоборот — улыбались и утвердительно кивали в ответ на Леночкин нелепый вопрос. Подруги же заливисто смеялись и ждали от Леночки новых юмористических номеров. Кроме больших белых зубов Леночка была обладательницей большой красивой попы на длинных стройных ногах и восхитительным выражением обманчивой доверчивой наивности на симпатичном личике. Эти качества с лихвой компенсировали отсутствие других достоинств. А потому все люди, сталкивающиеся на жизненном пути с Леночкой, легко прощали, а порой и просто не придавали значения ее грубоватому, иногда даже очень обидному юмору.

Больше всего доставалось от нее Макару, особенно после того, как они стали встречаться, в тайне от всех. Партизанские отношения, с одной стороны, были довольно обидными, но с другой — очень возбуждающими. Леночка подтрунивала над любым словом, над любым поступком Макара, подчас выставляя его на смех. Она очень старалась, чтобы никто не догадался о том, что между ними что-то есть, отчего-то стесняясь своей связи с великовозрастным, по ее меркам, мужчиной. Порой, вдоволь наиздевавшись под всеобщее одобрение над нашим терпеливым героем, она что-то писала в его тетради. Когда же начиналось занятие, Макар, перелистывая свои записи, вдруг находил там Леночкино послание, что-то приблизительно такое:

«После этой пары едем к тебе». И они ехали и наслаждались уединением. А потом Макар молча курил, лежа на кровати, а его милая принцесса, в раздетом виде, звонила своей строгой маме, высунувшись в окно вместе с телефонным аппаратом, чтобы мама думала, что ее старательная дочь звонит из уличного таксофона, и грузила ей мозги, что всех задержали на дополнительных лабораторных занятиях и скоро она уже едет домой. А Макар в задумчивости разглядывал аппетитную попу, соблазнительно маячившую в оконном проеме, и думал, что с одной стороны, вот так он добьется своего, и Леночка согласится выйти за него за-муж, и так же будет потом названивать ему от какого-нибудь хрена, высунувшись в окно, и лепить чернуху про какие-нибудь лабораторные, а с другой стороны, он понимал отчетливо, что сегодня домой к маме она скоро не попадет...

В конце концов Леночка все-таки согласилась соединить их союз брачными узами. Наверное, она все же разглядела в задумчивом высоком очкарике неординарную личность, тем более что Макар был весьма популярен в техникуме, как завсегдатай КВНов и всевозможных конкурсов самодеятельности. Он пел ей под гитару со сцены техникумовского клуба о своей неразделенной любви и никто, кроме самой принцессы, не знал, кому сии творения посвящаются. Очень скоро после свадьбы Леночка заявила Макару, что сидеть за одной партой с мужем она не собирается, но и учебу бросать не хочет. И он покинул стены гостеприимного учебного заведения, тем более что цели своей, в смысле мощного передатчика для будущего вертолета, он уже достиг. Да и учеба у него шла наперекосяк, постоянно мешая работе, а работа мешала учебе, в общем, он так и не закончил очередное свое учебное заведение, не получил диплома, хотя и приобрел там нужные ему познания передающих устройств, да еще и молодую жену, до кучи. В общем, семейная жизнь влекла его тогда гораздо сильней, чем парта.

Макар был безгранично счастлив в браке. Он с детства страдал некоторым комплексом неполноценности, в смысле общения с противоположным полом. Когда Генерал был маленьким, ему почему-то казалось, что когда он вырастет и надо будет жениться, то всех симпатичных невест разберут в жены его более энергичные и пронырливые приятели, а ему на выбор останутся только посредственные дурнушки. Поэтому он всегда не хотел торопиться взрослеть. С другой стороны, Макар, опять-таки, с довольно раннего возраста мечтал о собственных детях. Внутренняя жестокая борьба с самим собой привела к тому, что с пятнадцатилетнего возраста Макар стал психологически готовиться к будущей своей семейной жизни, как к неотвратимой реальности, без которой все равно не обойтись.

И вот оно свершилось. К тому же оказалось, что Леночка тоже мечтает о детях. Казалось бы — карты вам в руки, сколько в лесу веточек, столько вам девочек, а сколько пеньков, столько пареньков. Да не тут-то было.

Дети не получались. Макар, давно привыкший к постоянному возникновению жизненных трудностей и также давно привыкший к их разрешению собственными усилиями, в данном конкретном случае оказался бессилен, нет, он конечно, бегал по врачам, причем по самым лучшим, но даже умудренные опытом и всевозможными регалиями эскулапы разводили руками и ничего не могли сделать и даже просто объяснить, почему две беременности прервались до положенного срока, да еще и с разными обстоятельствами. Если бы это произошло по одной причине, то можно было бы еще делать выводы о каком-либо рецидиве. А так, единственное более или менее осмысленное, что удалось услышать Макару от одного из крутых профессоров, на вопрос, чем были вызваны такие печальные последствия, это — «звезды не так встали». Вот так, просто и по-научному.

В течение нескольких лет Леночка была завсегдатаем роддомов и женских консультаций, но, пережив кровавые драмы, умудрилась не потерять ни своего грубоватого чувства юмора, ни жизнерадостности, ни обаятельного выражения доверчивой наивности на своем миловидном личике. Перенеся несколько хирургических операций под общим наркозом, она всегда очень своеобразно из этого наркоза выходила. В ней вскрывались какие-то очень глубоко заложенные черты, и она в полубессознательном состоянии ругалась матом, причем как извозчик. Однажды, отлеживаясь в палате после наркоза, Леночка сообщила своим соседкам, что у ее мужа «достоинство» имеет длину девятнадцать сантиметров, дескать, сама линейкой мерила, при этом добавила, что потолок в палате сегодня слишком низко опустили и его надо немного приподнять. Все остальные сообщения были непечатными, причем вызывающе непечатными. Когда Леночка пришла в себя, то ее соседки по палате сказали, что они все записались в очередь на эксклюзивную аудиенцию к ее мужу и заказали несколько мощных домкратов для подъема потолка. В общем даже в больнице Леночка была душой тусовки и пользовалась всеобщей привязанностью. Прошло полгода с тех пор, как супруги стали счастливыми обладателями отдельной квартиры, наступило жаркое лето девяносто пятого года. В самом конце мая Макару удалось завершить удачную сделку по расселению большой трехкомнатной квартиры в центральном округе столицы. Его доля от прибыли или гонорар, если хотите, составил баснословную для него сумму в шесть тысяч долларов. Супруги уже давно планировали приобретение автомобиля, и половина этой суммы была потрачена на машину. А на вторую половину Макар с Леночкой решили махнуть заграницу. Потому что, во-первых, оба там никогда не были, а, во-вторых, делать в пыльной летней Москве было особенно нечего, так как лето — пора отпусков и в это время, как правило, на рынке недвижимости всегда наступает затишье.

Лето, как я уже заметил, было очень жарким, и потому супруги «навострили лыжи» в Скандинавию, дабы немного отдохнуть от палящего московского солнца. Тринадцатиэтажный белый паром-красавец перевозил Леночку с Макаром из стольного города Хельсинки в стольный город Стокгольм. Счастливый Макар стоял на верхней палубе и наблюдал как далеко-далеко внизу плещутся о борт парома игрушечные волны. Плавучий город со всеобъемлющей инфраструктурой был ему определенно по душе. Макар не уставал кататься на стеклянном лифте вверх-вниз, обозревая огромное внутреннее помещение парома. Все ему здесь нравилось, только жена почему-то не разделяла его положительных эмоций. Ей все время казалось, что сильно штормит, что ее укачивает и, вообще, была явно не в духе и не в восторге.

Под вечер прилично похолодало, и Макар решил, что самое время принять небольшой «допинг»: потирая руки от холода и пред-вкушения, он закатился в первый же попавшийся на его пути не-большой бар, коих на борту теплохода было великое множество и на чистом русском языке заказал коньяк.

— Доунт андестэнд, — пролепетала на ломаном английском скандинавская мартышка с противоположной стороны стойки.

— Не понимает она, коньяк — он и в Африке коньяк, не знаю, как по-другому его обозвать, — ответствовал Макар, приплясывая возле стойки и явно не собираясь никуда отсюда уходить. — Мне коньяк, коньяк, коньяк и скорей, скорей, скорей...

— А... кО’ньяк! — вдруг заулыбалась барменша, как будто только что вспомнила редко употребляемое здесь наименование.

— Да, да, кО’ньяк, кО’ньяк, сучка ты импортная, — радостно подтвердил Макар, причем «сучка импортная» прозвучало из его уст как ласковое обращение. Тем временем барменша достала из-под стола какую-то мензурку и стала отмерять ей грамм двадцать желанного напитка.

— Ноу, ноу, итс смолл, итс литл, дамочка, мне надо биг-биг, много-много, — мешал Макар русские и английские слова, справедливо полагая, что интонация и отчаянная его жестикуляция позволят ей понять смысл желаемого. Барменша уже порядком измучила его, доставая все новые и новые мерки, но очень маленькие, поэтому, когда она извлекла, наконец, стограммовую, Макар удовлетворительно закивал:

— Во, эта сойдет.

— Фоты марке! — недоверчиво произнесла барышня.

— Да по мне уже и хрен с ними, — радостно сообщил Макар и залпом осушил рюмку. Коньяк оказался действительно очень хороший.

— Повторить! — удовлетворенно гаркнул наш герой, бацкнув рюмкой о стойку бара. Барменша наполнила емкость по-новой и с нетерпением ожидала, когда неотесанный русский так же осушит ее залпом. Но Макар решил теперь поддержать патриотическую марку и, расплатившись, неторопливо удалился с рюмкой к столику, где закурил сигаретку, и принялся исподтишка подглядывать за барменшей и, когда заметил, что она уже потеряла к нему всякий интерес, быстренько и все равно залпом, опрокинул в свой жаждущий желудок желанную жидкость. Потому что употреблять многоградусную жидкость распространенным медленным способом он не любил и не умел, и не хотел, и не собирался. Не собирался он и останавливаться на достигнутом.

Приблизительно через час Макар был основательно готов к подвигам. Для начала он потащил Леночку на тринадцатый этаж, где располагалась вожделенная джакузи. Там под огромным стеклянным потолком с видом на чужеземное ночное небо была возведена большая фальшивая пластмассовая гора с несколькими встроенными ваннами, в которых уныло отмачивались индифферентные скандинавы. В каждой ванне была индивидуальная температура воды и различное количество, сила и направленность струй. В одной из ванн одна большая струя воды била снизу и в ней можно было, немного побалансировав, сидеть как в кресле, а вода обволакивала тело со всех сторон, удерживая состояние неустойчивого равновесия.

— До чего только эти чертовы капиталисты не додумаются, — подумалось Макару, и больше он уже ни о чем не думал, а только беззаботно плескался поочередно во всех ваннах и радостно катался по витиеватому тоннелю диаметром чуть больше диаметра человеческого тела, который начинался с самой верхушки фальшивой горы, а заканчивался падением с метровой высоты в самую нижнюю ванну. Макар резвился по полной программе и единственная трезвая мысль, посетившая его в этот момент, была та, что будь он потолще и потяжелее килограммов так на двадцать, то вполне мог бы застрять на одном из поворотов захватывающего тоннеля. А меланхоличные скандинавы, неподвижно возлегающие небольшими группами в ваннах, снисходительно наблюдали с затаенной усмешкой на беззаботно резвящегося русского туриста. Вообще, русского человека они узнают каким-то шестым чувством. В конце концов, Макар докатался до такой степени, что порвал слегка свои плавки и только после этого обратил внимание на небольшую металлическую пластинку, висящую перед началом тоннеля, которая издевательски гласила: «Онли фо чилдрэн».

Но Макара это даже не расстроило. Зато все больше его волновало состояние жены, которая совсем не разделяла бурного веселья мужа, а только хмурилась и все чаще жаловалась на головную боль и несуществующую качку. Родина Карлсона встретила российских туристов безоблачным небом и тридцатиградусной жарой. После того, как все отмучились на обязательной программе первого экскурсионного дня, Макар был отправлен Леночкой на поиски аптеки с целью приобретения теста на беременность. Задача была не из легких и потому Генерал отнесся к ее выполнению со всемобилизующей серьезностью. После долгих скитаний по кварталу вокруг гостиницы ему удалось-таки разыскать аптеку, где он долго объяснял продавщице на ломаном русско-английском языке, что ему нужно. Макар, насколько только это было возможно в данном вопросе, использовал язык жестов, рисовал трогательные графики менструального цикла, а продавщица на ломаном шведско-немецком понимающе кивала ему в ответ. В конце концов уставший и вспотевший, но переполненный радостью о выполненном поручении, Макар вернулся в гостиницу, зажимая в руке драгоценную покупку. После недолгих лабораторных исследований в экстремальных условиях гостиничного номера тест дал положительный результат. Леночка была беременна третий раз в своей жизни, это было и радостно, и страшно. Радостно, потому что они этого ждали, а страшно, потому что они этого боялись, учитывая предысторию.

Тем не менее настроение принцессы несравнимо улучшилось, она в один миг превратилась в прежнюю Леночку, беззаботную и юморную. А потому супруги радостно отправились совершать легкий променад по Стокгольму, руководитель экскурсионной группы доходчиво объяснил туристам, где можно произвести обмен валюты, и вся отечественная тусовка, как стадо баранов, двинула в этот пункт, несмотря на то обстоятельство, что кругом было великое множество подобных банков. При входе в него стоял небольшой автомат, и каждый входящий мог нажать на автомате кнопку и получить билет с индивидуальным номером, далее нужно было только дождаться, когда над одним из окошков на табло загорится этот номер, и, подойдя к этой кассе, произвести необходимую операцию. Двадцать русских туристов построились неровным произвольным полукругом возле небольшого диванчика для посетителей, зажав в руках бумажки с номерками и приготовившись к ожиданию. А Леночка толкала речь:

— Нет, ну какие все-таки молодцы эти капиталисты. Просто и со вкусом — ни тебе очереди, ни толкотни, ни давки, ни ругани. Получил свой номерок и кури себе на здоровье на диванчике, почитывай буржуазную прессу и дожидайся свою цифирку над окошком...

В этот самый момент пожилой импозантный стокгольмец, отойдя от кассы и почти уже выйдя на улицу, вдруг что-то вспомнил и, вернувшись к покинутому только что окошку, стал через голову подошедшего следующего клиента что-то выговаривать по-шведски кассирше. Леночкина же речь при этом не оборвалась, а после мимолетной паузы плавно продолжилась, ее «несло», она уже не могла остановиться:

— ...и тем не менее, даже при таких удобных условиях, все равно находятся старые шведские... козлы, умудряющиеся влезть без очереди!

Импозантный стокгольмский старый козел, договорив кассирше то, что хотел сказать, неожиданно развернулся к Леночке и на русском языке с неуловимым скандинавским акцентом радостно произнес:

— Очень рад услышать вновь родную русскую речь! Я уже пять лет живу в Стокгольме и все эти годы пользуюсь услугами только этого банка. Здесь очень выгодный курс обмена валют, и вы правильно сделали, что пришли именно сюда.

Леночка густо покраснела и вслед удаляющемуся капиталисту, как бы извиняясь, тихо произнесла:

— Ну и шел бы ты в жо...

При этом московская тусовка повалилась с хохотом на диванчик, кому хватило места, естественно.

На следующее утро приключения продолжились. Наши супруги решили отделиться от туристической группы и вместо утомительного осмотра местных достопримечательностей посетить сначала стокгольмский бассейн под открытым небом, а потом прошвырнуться по магазинам. По карте месторасположение бассейна казалось весьма близким, всего каких-нибудь пару кварталов от гостиницы. Однако Макар и Леночка не учли, что принцип — «язык до Киева доведет» в Швеции как-то неактуален. После долгих скитаний в течение часа вокруг бассейна под палящим скандинавским солнцем супругам удалось все-же найти в него вход. Бассейн оказался очень красивым, расположенным посередине большого огороженного участка земли, под открытым небом. По нежно-голубой поверхности чистейшей воды неторопливо плавали взад-вперед меланхоличные шведы, не резвились, не плескались, не ныряли, а только аккуратно плавали, методично придерживаясь водяных дорожек. А вокруг на траве расположились немногочисленные отдыхающие, опять-таки шведы. Всю эту идиллию Макар наблюдал из-за изгороди и зрелище сие его удовлетворило. При входе на территорию бассейна в небольшой незамысловатой деревянной будке сидел билетный кассир. Макар уверенно приблизился к окошку и сквозь него обратился:

— Ай вонт свыминг сыксты минэтс, — и для убедительности сказанного плавно помахал руками, изображая плывущего человека. Кассир понял и стал что-то долго объяснять, припоминая известные одному ему английские слова, из всего набора кот-рых генералу стало ясно только, что тридцать минут купания обойдутся ему в тридцать пять шведских крон. А ему хотелось провести в воде хотя бы час, поэтому он утвердительно продолжил:

— Ай вонт свыминг СЫКСТЫ МИНЭТС, ЭНД гив ю сэвэнты кроне...

В ответ заморский кондуктор стал что-то царапать на листке бумаги, и Макар с ужасом догадался, что тот пишет ему адрес другого бассейна. Поэтому, не желая продолжать дальнейших дебатов на жуткой смеси трех языков, он быстро закивал:

— Ноу, ноу.., ай вонт теперь свыминг — фечи минэтс, хрен с тобой, и дам тебе, то бишь гив ю фечи файф твоих дурацких кроне, плиз, энд май дарлинг выф ми свыминг тоже, короче, будет плавать жена моя...

Получив на руки долгожданные билетики, супруги направились в кабинку для переодевания, там непруха продолжилась, потому что выяснилось отсутствие полотенец, а до этого они, я имею в виду — полотенца, были повсюду, во всех необходимых местах, начиная с границы, естественно. И перед выходом из гостиницы Макар долго доказывал Леночке, что брать с собой их не нужно. Теперь она высказала ему все, что накопилось. Наконец супруги приблизились вплотную к желанной воде, и Макар был отправлен в разведку. Он, поигрывая маленьким мячиком, непринужденной походкой направился к лестнице, спускавшейся непосредственно в воду, как будто посещал этот бассейн ежедневно. Однако неожиданно одна пожилая женщина из бассейна стала что-то настойчиво тараторить ему из воды на непонятном своем языке. Последняя фраза ее, правда, прозвучала уже почти по-русски:

— Ноу, ноу... низзя!

— Что ноу-то? — поинтересовался Генерал, — ...мячик что ли? Так — ноу бол! — Радостно воскликнул Макар, щедрым жестом отбрасывая мяч в сторону. Однако женщина не унималась и, когда он вновь сделал попытку приблизиться к воде, опять истошно завопила:

— Низзя!!!

— Как же она все-же догадалась, что мы — русские? — подумал Макар, возвращаясь обратно к кассиру:

— Мусье! Там одна вэри олд вумэн, не разрешать мне свыминг, доунт гив ми свыминг, мосье... Вэри-вэри олд вумэн, гадина такая.

Кассир что-то затараторил в ответ, не обращая даже внимание на то, что Генерал, от волнения, обратился к нему — «мосье», из его бормотания Макар извлек для себя лишь то, что, типа, этого не может быть.

— Очень, очень даже может, сэр, плиз, кам тугевэ виф ми туда...

Кассир почертыхался по-шведски, но пошел. Макар под¬вел его к самому краю бассейна и продолжил свою выдающуюся речь:

— Сэр, плиз стэнд ап плиз, тут, он виз плэйс ту минэтс, ноу, лучше даже — фри минэтс, вэри гуд.

Макар вновь направился по направлению заветной лесенки, ожидая от старой дамы новых инсинуаций. Однако пожилая плутовка на сей раз промолчала. Но потом, через некоторое время, когда Леночка имела неосторожность проплыть слишком близко от нее, изловчилась и, как бы случайно, толкнула принцессу локтем. Леночка встала в позу и, радужно улыбаясь, стала громко, как бы нахваливая стокгольмские пейзажи, поливать следующее:

— Дура ты старая, — веселилась Леночка. — Карга капиталистическая, чтоб твоя селезенка буржуазная наизнанку вывернулась, падла.

В общем, на этот раз, никто кроме Макара не понял смысл приветственной Леночкиной речи. И. слава Богу, потому что международные конфликты любых масштабов в планы Макара явно не входили. Как мы помним, наш Генерал был изначально суперперестраховщиком. Именно этим можно также объяснить и нижеизлагаемое.

Когда туристическая группа разместилась в двухзвездочном (!) отеле в одном из финских городов, чтобы провести там последнюю ночь перед волнующим возвращением на Родину, оказалось, на самом деле, что это просто студенческое общежитие, превращенное на летний период в гостиницу для неособливо прихотливых постояльцев. Когда Макар, случайно заглянув в выдвижной ящик письменного стола, обнаружил там подозрительный целлофановый пакетик с еще более подозрительной травкой, вдруг испугался и не придумал ничего лучшего, как быстренько спустить подозрительный пакетик в унитаз, дабы не опасаться непредсказуемых последствий. Потом ему вдруг стало стыдно за свою излишнюю пугливость и, чтобы не мучиться впоследствии от ненужных переживаний, нацарапал сбоку старенького письменного стола жизнеутверждающую прощальную надпись:

«Здесь был Отелло, задушевный постоялец отелей». Вот так, знай наших. А потом задумчивая Москва встретила усталых экскурсантов занудливым мелким дождем и пронизывающим ветром. Но несмотря на ненастье, они все равно были рады возвращению домой, потому что при любой погоде нет в мире лучше и красивей города, чем Москва. С ее проспектами и переулками, с современными комфортабельными зданиями и убогими трущобами, с парками и промышленными зонами. Москва — это Мосва, и этим все сказано. И, разъезжаясь по домам, по улицам с раздолбанным покрытием, они предвкушали встречу с друзьями и близкими, и свои рассказы о красивой заграничной жизни, и что там все лучше, и все для людей. И хорошо там, где нас нет.

Но нет на земле места дороже, чем то, где родился и вырос, где живут твои близкие. Здесь твой дом, твоя Родина, твоя жизнь. И как бы ты далеко не уехал, и как бы высоко не поднялся, все равно сердцем будешь стремиться сюда, потому что здесь — твои корни. И наш славный герой, покидая ранее столицу, знал все это и стремился в неведомые края в основном лишь потому, чтобы лишний раз в этом убедиться. И убедился.

А потом медленно текли нескончаемые месяцы третьей Леночкиной беременности. Каждое ультразвуковое исследование превращалось в кошмар наяву. Каждый раз они ждали очередного своего приговора, и каждый раз получали помилование. Наступила зима. Нервы кончились, переживать и волноваться было уже нечем. Почти каждый вечер они выходили на прогулку вокруг дома по ночной Москве и мечтали, как будут гулять по этой улице уже втроем. Зимняя снежная ночь успокаивала натянутые до предела нервы и в такт умиротворению — снег, высыпающийся из уличных фонарей, укрывал бездомные автомобили большими белыми шапками.