Весть 1888 года. Справочное пособие в форме вопросов и ответов

В главе 5 мы отмечали, что Елена Уайт сутью вести 1888 г. считала Иисуса и спасение по вере в Его заслуги. В данной главе мы увидели, как эта ключевая весть соотносится с вестью третьего ангела, поздним дождем и громким кличем. Но, прежде чем приступить к такой задаче, нам необходимо вспомнить, насколько важное место занимает трехангельская весть из Откровения 14–й главы в адвентистской теологии.

35. Как связано адвентистское движение с трехангельской вестью?

Трехангельская весть лежит в самой основе адвентистского самосознания. Вести трех ангелов, согласно Откровению, 14–й главе, являют собой последнее предостережение погибающему миру перед Вторым пришествием Иисуса. Весть первого ангела (ст. 6 и 7) — это поручение проповедовать вечное Евангелие и начало Божьего Суда «всякому племени, и колену, и языку, и народу». Адвентисты видели начало распространения этой вести в деятельности Уильяма Миллера в 1830 и 1840 годы. Они считали, что весть второго ангела в ст. 8 (падение Вавилона, отвержение популярными церквами библейской истины и преследование народа Божьего за ее проповедь), также начала провозглашаться в 1840 годы.

Адвентисты седьмого дня не только считали себя народом, призванным продолжать распространение вести предостережения первых двух ангелов, но и особым народом, которому поручена миссия нести весть третьего ангела, записанную в ст. 9–12. В этих текстах тем, кто соблюдает заповеди Божьи, противопоставляются те, кто в итоге получит начертание зверя. Об истинно верующих сказано: «Здесь терпение святых, соблюдающих заповеди Божий и веру в Иисуса» (ст. 12). Этот стих в контексте Откр. 12:17 («И рассвирепел дракон на жену, и пошел, чтобы вступить в брань с прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божий») подчеркивает, что у Бога в последнее время будет особый народ, который будет исполнять все Его заповеди, в том числе и четвертую, требующую поклонения Богу в седьмой день недели.

Адвентисты учат, что четвертая заповедь (единственная, вызывавшая полемику в девятнадцатом веке) станет ключевым спорным вопросом на последнем этапе великой борьбы между верными Богу и Его принципам и другими людьми, как мужчинами, так и Женщинами, получившими начертание зверя. Подобное понимание привело пионеров адвентизма к весьма настороженному отношению к принятию законов о воскресном дне и убеждению, что они были призваны Богом нести миру весть третьего ангела.

Таким образом, они заключили, что представляют собой народ, которому поручена уникальная миссия — нести весть третьего ангела в преддверии жатвы во время Второго пришествия (см. Опер. 14:14–20). Итак, Откр. 14:12 фактически стало ключевым местом адвентизма. Почти сто лет в Ревью энд Геральд текст из Откр. 14:12 печатался на первой странице. Зная о том, что адвентисты видят в этом указание на свою деноминацию, репортер миннеапольского журнала «Journal» пишет: «Либо чудовищный эгоизм, либо абсолютная вера позволяют им видеть в этом тексте свидетельство о самих себе». Адвентисты, разумеется, считали это притязание проявлением «абсолютной веры». Но, независимо от того, что они думали на этот счет, обе стороны во время кризиса 1888 г. осознали, что в этой борьбе затронуты сама суть и природа адвентизма. Кроме того, обе стороны со временем пришли к более ясному осознанию того, что в центре их противостояния в Миннеаполисе было понимание значение текста из Откровения 14:12.

36. Как традиционно понимали Откр. 14:12 в адвентизме до 1888 года?

До 1888 года толкование Откр. 14.12 не вызывало противоречий в адвентистской Церкви. В апреле 1850 г. Джеймс Уайт предложил пример истолкования этого текста. Он указывал, что в этом стихе есть три важных отличительных признака народа Божьего: 1) народ, который проявляет терпение, несмотря на разочарование 1840 годов, ожидая пришествия Иисуса; 2) народ, который победил «зверя, и образ его, и НАЧЕРТАНИЕ его», и получил печать Бога живого, и соблюдает «заповеди Божий»; 3) народ, который «сохранил веру» в такие доктрины, как «покаяние, вера, крещение, Вечеря Господня, омовение ног». Особо он выделял «СОБЛЮДЕНИЕ ЗАПОВЕДЕЙ БОЖЬИХ». Отметим, что Дж. Уайт упомянул о «соблюдении заповедей» в двух признаках из трех[169]. Столь же ясно он написал и в своей книге «Очерки жизни» («Life Incidents») (1868): «Этот термин [вера Иисуса] можно отнести лишь к одному, а именно к предписаниям и учению нашего Господа в Новом Завете… Это была та вера, которую хранил и Павел (2 Тим. 4:7)»[170].

Той же точки зрения придерживался и Дж. Андрюс. Он подчеркивал тот факт, что веру, или веру Иисуса, необходимо хранить так же, как мы храним заповеди Божьи. Для него было важно соблюдать и заповеди Бога, и заповеди Иисуса[171]. Р. Ф. Котрелл, другой пионер адвентистской теологии, занимал такую же позицию. Вера Иисуса, писал он, — это то, что можно исполнить или сохранить. Поэтому мы делаем вывод, что все необходимое для спасения от греха есть в вере Иисуса». «Третья весть требует веры во все открытые истины и послушание всему нравственному закону, а также повиновение всем постулатам веры, которым учили Христос и Его апостолы»[172].

Почти все адвентистские комментаторы Откр. 14:12 до 1888 года рассматривали «веру Иисуса» как совокупность истин, в которые люди должны верить и которым должны следовать. Однако зачастую адвентисты вскользь упоминали об этой фразе, поскольку все их внимание поглощало соблюдение заповедей. Таким образом, как мы уже отмечали прежде (вопрос 29), Смит, комментируя этот текст в январе 1888 г., выделял слово «соблюдающие». Батлер в мае 1889 г. последовал его примеру, изменяя фразу «соблюдающие заповеди Божьи». Это было обусловлено их верой в то, что истина о субботе — в связи с начертанием зверя — будет последней Божьей вестью перед Вторым пришествием. Неудивительно, что подобная интерпретация часто вела традиционный адвентизм к законничеству. В результате это поспособствовало формированию их религиозного лексикона. Такие термины, как соблюдать, делать, исполнять, закон и заповеди, стали восприниматься в их сознании как весомый вклад адвентизма в христианство.

Именно истолкование Откр. 14:12 попало под огонь критики в 1888 г. В Миннеаполисе этому самому важному для адвентистов тексту в Библии будет придано новое важное значение. Для адвентистской Церкви это напоминало землетрясение. Адвентистам предстояло разобраться в новом смысле Откр. 14:12.

37. Какое новое понимание смысла вести третьего ангела появилось после сессии Генеральной конференции 1888 г.?

В декабре 1887 г. А. Т. Джоунс намекает на возможность нового истолкования этой вести: «Единственный путь, который позволит достигнуть гармонии с праведным Законом Божьим, лежит через праведность Бога — через веру Иисуса Христа… В вести третьего ангела заключена высшая истина и высшая праведность». Он приравнивал «высшую истину» к «заповедям Божьим», а «высшую праведность» к «вере Иисуса»[173].

Елена Уайт стала развивать мысль Джоунса с 1888 г. и дальше. Она писала о вести, данной в Миннеаполисе, следующее: «Весть третьего ангела не только Божьи заповеди, но и вера Иисуса, которая включает в себя больше, чем обычно считают». Весть третьего ангела необходимо «проповедовать во всей ее полноте… Если мы возвещаем заповеди Божьи и лишь слегка касаемся другой половины [веры Иисуса], то сами искажаем эту весть».

Она отмечала, что представленное Джоунсом и Ваггонером не было «чем–то новым». Скорее, «это старая истина, которая была утеряна». Адвентистам необходимо «воздать должное внимание вере Иисуса и включить ее в весть третьего ангела. Закон имеет важное значение, но он бессилен, если праведность Христа не будет рядом с ним, чтобы прославить это царственное мерило праведности… Подлинная и глубокая вера в Иисуса сделает глубоким и религиозный опыт. Без нее этот опыт бессмыслен. Это служение — подобно жертве Каина — лишено Христа». Далее она продолжила свои рассуждения о заместительной смерти и крови Христовой как единственной надежде грешников[174].

Вскоре после совещания в Миннеаполисе Елена Уайт сделала одно из самых значительных своих утверждений по поводу Откр. 14:12 и центральной темы вести Миннеаполиса. Она написала: «Весть третьего ангела — это провозглашение заповедей Божьих и веры Иисуса Христа. О заповедях Божьих проповедовалось, но о вере Иисуса Христа не было провозглашено адвентистами седьмого дня в равной с ними мере. Закон и Евангелие идут рука об руку». Она продолжала говорить о смысле веры Иисуса, о которой «рассуждали, но не понимали»… Вера Иисуса, — заявляла она, — означает следующее: «Иисус понес на Себе наши грехи, чтобы стать прощающим грехи Спасителем… Он пришел в наш мир и взял на Себя наши грехи, чтобы мы могли облечься в Его праведность. Вера в то, что Христос способен спасти нас окончательно, и есть та самая вера Иисуса». Поэтому адвентистам необходимо было омыться Его кровью. Верой они должны были твердо «ухватиться за праведность Христа».

«Вера в Иисуса как в единственную надежду грешника была многими потеряна не только в выступлениях на эту тему, но в религиозном опыте тех, кто утверждает, что верит в весть третьего ангела». В Миннеаполисе Елена Уайт напомнила, что возвещала свое свидетельство о «чрезвычайной важности праведности Христа в контексте закона, поскольку она единственная надежда грешника на спасение». Она неоднократно подчеркивала, что для нее это не было «новым светом». Она проповедовала об этом в течение 44 лет, но не получала благоприятного отклика со стороны адвентистов. «Слишком часто, — горько сетовала она, — их вести были „без Христа"»[175].

Особый интерес для тех, кто стремится узнать, как понимала Елена Уайт Откр. 14:12 и точный смысл оправдания по вере, то, на что она особо указывала в вести 1888 г., представляет ее статья, опубликованная в «Ревью» в августе 1889 г. В ней она писала о том, что есть «великие истины», — и среди них «учение об оправдании верой» — которые многие адвентисты седьмого дня упустили из виду. Приводя свои аргументы по этому вопросу, она в яркой форме описывает, какого рода оправдание по вере было утеряно: «Так называемые „люди святости" зашли слишком далеко в этом вопросе. С огромным рвением они учат: „Лишь веруйте во Христа и будете спасены; время Закона Божьего прошло"». Она подчеркивала, что, хотя эти люди и правильно возвышали спасение по вере, тем не менее они ошибались в том, что умаляли роль закона. Из–за такого несбалансированного подхода, — писала она, — «Бог призвал людей [Джоунса и Ваггонера] восполнить нужды того времени. Они громогласно, подобно трубе, возвестили народу об их заблуждениях… Их задана — не только свидетельствовать о законе, но и проповедовать актуальную для этого времени истину: Господь —- наша праведность»[176].

Приведенный выше отрывок, возможно, яснее всего раскрывает смысл и значение вести Джоунса и Ваггонера. Гениальность их вести 1888 г. состояла в том, что они воссоединили в единое целое две половины Откр. 14:12. Они не только учили Божьим заповедям, но и были провозвестниками веры, о которой проповедовали святые проповедники.

Таким образом, с точки зрения Елены Уайт, важность вести 1888 г. не в том, что это была какая–то особая адвентистская доктрина об оправдании по вере, представленная Джоунсом и Ваггонером. Напротив, это было воссоединение умения адвентистской Церкви с фундаментальными христианскими воззрениями на спасение. Она одобрила весть 1888 г., которая представляла христианство как религию, которая во главу угла христианского мировоззрения и жизни ставила Иисуса Христа, которая провозглашала оправдание по вере (евангельские христиане считали, что адвентисты были не в состоянии достичь совершенства христианского характера) и учила, что освящение связано с исполнением заповедей Божьих силой Святого Духа (вопрос, на котором часто спотыкались евангельские христиане в девятнадцатом веке).

Те, кто утверждает, что весть 1888 г., провозглашенная Джоунсом и Ваггонером, представляет собой уникальную точку зрения на спасение, не только противоречат ясным заявлениям Ваггонера и Елены Уайт, ясно свидетельствующим об обратном (см. вопрос 28), но и не в состоянии увидеть, что Елена Уайт действительно одобряла в послании Джоунса и Ваггонера, когда связывала его с вестью третьего ангела.

В ее понимании вера Иисуса была не просто сводом доктрин, которые было необходимо принять и которым следовало повиноваться, но и верой в Иисуса как Спасителя. Эта концепция согласуется с греческим текстом Откр. 14:12, который мы можем перевести двояко: либо вера Иисуса, либо вера в Иисуса.

Такое понимание позволяет нам глубже осмыслить одно из самых известных (но часто неверно понимаемых) заявлений Елены Уайт о связи праведности по вере с вестью третьего ангела. «Некоторые из наших братьев, — писала она в 1890 году, — выразили опасение, что мы слишком много рассуждаем на тему оправдания по вере». Она сказала, что не было бы необходимости сосредотачивать внимание на этой теме, если бы адвентисты в прошлом не пренебрегали бы ей. Теперь же они, по причине распространения этой вести, «обеспокоены, чтобы никто из наших служителей не изменил их устоявшемуся способу обучения старым добрым истинам».

Елена Уайт сообщала, что «некоторые спрашивали меня, является ли весть об оправдании по вере вестью третьего ангела? И я отвечала им: „Это поистине весть третьего ангела"»[177]. Те, кто задавал ей этот вопрос, вероятно, полагали, что она изменила свое прежнее понимание вести третьего ангела. Вместо того чтобы оправдать себя, она воспользовалась возможностью и еще раз подчеркнула, что оправдание по вере не только не противоречит вести третьего ангела, но находится в ее центре. Согласно представлениям Елены Уайт, те, кто воспринимает весть третьего ангела, будут 1) терпеливо ожидать Второго пришествия Иисуса, 2) соблюдать во время этого ожидания заповеди Божьи и 3) возложат свое упование на праведность Иисуса как основу своего спасения.

Примерно о том же говорил и Ваггонер. Он отмечал, что его учение о законе и Евангелии, не представляет собой «какой–то новой богословской теории», но находится в «совершенном согласии с фундаментальными принципами истины, которых придерживался не только наш народ, но и все выдающиеся реформаторы». Его учение о Евангелии было призвано «приблизить к истине великих реформаторов от времен Павла до времен Лютера и Уэсли. Это шаг на пути к сути вести третьего ангела»[178].

Таким образом, Ваггонер и Елена Уайт вместе утверждали, что доктрина об оправдании, которую он представил, далека от того, чтобы претендовать на какое–то новое понимание оправдания. Напротив, она была вероучением, которым пренебрегли адвентисты, но которое находилось в полном согласии с учением Павла, Лютера, Уэсли, а также выдающихся проповедников девятнадцатого века.

Вклад Джоунса и Ваггонера заключался не в том, что они по–новому представили доктрину оправдания по вере (см. также вопрос 28), но в том, что это учение было помещено в контекст вести третьего ангела. По этому поводу Елена Уайт прекрасно сказала: «Бог избавил эти истины [через Джоунса и Ваггонера] от всеобщего ошибочного понимания и поместил их в надлежащее место [т. е. в контекст вести третьего ангела]»[179]. Эти два человека воссоединили великую истину адвентистской Церкви о заповедях Божьих с великой истиной евангельского христианства — спасении через веру в Иисуса и представили их в контексте последнего времени.

38. Что такое громкий клич и поздний дождь, и как они представлены в адвентистской теологии?

Библейская концепция позднего дождя — это духовная аналогия палестинского сельскохозяйственного года. Ранний дождь выпадал осенью, пробуждая семя и давая начало всходам, а поздний дождь приходился на весну, и благодаря ему зерно созревало к сбору урожая.

В духовном смысле ранний дождь начался с обильного излития Святого Духа в день Пятидесятницы. Поздний же дождь — излитие Святого Духа непосредственно перед Вторым пришествием. Он не только поможет мужчинам и женщинам углубить свой христианский опыт при подготовке к суровым испытаниям в конце земной истории, предсказанным в Откровении, но и вдохновит Церковь нести особую весть во все уголки земли. Таким образом, и ранний, и поздний дождь имеют отношение к излитию силы Святого Духа.

Громкий клич — это последняя весть Божьего народа, которую он будет нести погибающему миру. Содержание этой вести, согласно Елене Уайт, — это последний призыв выйти из Вавилона (см. Откр. 18:4). «Этот призыв вместе с третьей ангельской вестью и составляет последнее предостережение, обращенное к жителям земли»[180].

Таким образом, поздний дождь необходим, чтобы Усилить громкий клич — это последнее предупреждение Бога этому миру[181]. Это можно сформулировать и так: «Поздний дождь… готовит Церковь к возвещению громкого клича»[182]. В идеале эти два явления конечно же неразделимы. К сожалению, как мы увидим далее, идеал не всегда осуществим.

39. Каким образом Елена Уайт связывала громкий клич и весть 1888 года?

В ноябре 1892 г. Елена Уайт писала: «Время испытаний для нас наступило, ибо громкий клин третьего ангела уже начал звучать в откровении праведности Христа, прощающего наши грехи Искупителя. Это начало света того ангела, слава которого наполнит всю землю, поскольку это работа каждого, кому была доверена весть предостережения, — возвеличить Иисуса, поведать о Нем миру»[183].

Другими словами, Елена Уайт считала, что громкий клич начался с возвещения доктрины праведности по вере в 1888 г.

40. Утверждала ли Елена Уайт, что поздний дождь начал изливаться либо в 1888 г., либо во время сессии Генеральной конференции в 1893 г.?

Это нигде в ее трудах не зафиксировано! С другой стороны, некоторые проповедники, в том числе А. Т. Джоунс, Дж. Б. Старр и У. У. Прескотт, изменили ее высказывание от 1892 г. о начале громкого клича в мысль о начале излития позднего дождя. Так, Прескотт (один из самых активных проповедников праведности по вере вместе с Джоунсом и Ваггонером в начале 1890–х) утверждал в 1893 г. на сессии Генеральной конференции: «Вот уже четыре года мы живем во время излития позднего дождя»[184]. Аналогичным образом Джоунс обратился к делегатам со следующими словами: «Сестра Уайт говорит, что мы живем во время излития позднего дождя с тех пор, как завершилась Миннеаполисская конференция»[185].

Но от кого исходила эта информации? Конечно же не от Елены Уайт, но от Дж. Б. Старра¹⁸⁶. Примечательно, что Джоунс дважды цитировал слова Старра[186], а не Елены Уайт. Нам нигде не удалось обнаружить личные высказывания или записи Елены Уайт о том, что поздний дождь начал изливаться в 1888 или в 1893 гг. Основанием для возникновения подобной идеи, вероятно, послужило ее ноябрьское заявление в 1892 г. о начале громкого клича, которое ее читатели совершенно произвольно восприняли как синоним позднего дождя.

Важно отметить, однако, что у Джоунса и Прескотта были и другие причины считать, что поздний дождь начался во время сессии Генеральной конференции 1893 года. Как раз в это время у них в руках оказались свидетельства второго адвентистского пророка, которыми они надеялись утвердить весть об излитии Святого Духа еще до закрытия этой сессии. Таким образом, Джоунс мог сказать делегатам на сессии, что Бог «не желает больше ограничиваться служением одного пророка! Ему нужно больше пророков. Он совершил прекрасную работу через одного пророка. И если один пророк совершил такую великую работу, что можно тогда совершить в мире, когда их будет много?»[187]

Более подробно мы поговорим о позднем дожде, сессии Генеральной конференции 1893 г. и еще об одном пророке Джоунса в главе 7 (см. вопросы 45, 46 и 47). Теперь же необходимо разобраться в высказывании Елены Уайт о громком кличе в ноябре 1892 г.

41. Что имела в виду Елена Уайт, когда сказала, что громкий клич начался в 1888 г.?

Мы должны рассматривать высказывание о громком кличе (см. вопрос 39) в свете ее неоднократных утверждений о том, что изыскания Джоунса и Ваггонера способствовали более полному пониманию Откр. 14:12, особенно фраза «вера Иисуса», которую они понимали как веру, возвеличивающую Спасителя, умершего за грехи этого мира (см. вопрос 37).

По сути, Елена Уайт утверждала, что адвентисты седьмого дня наконец–то пришли к полному пониманию вести третьего ангела. Хотя они уже усвоили такие идеи Откр. 14:12, как терпеливое ожидание возвращения Господа и необходимость для народа последнего времени соблюдать заповеди Божьи, они все еще зачастую игнорировали ту часть текста, где говорилось о «вере Иисуса». Итак, важность вклада Джоунса и Ваггонера в этом смысле очевидна. Они не только проповедовали о Втором пришествии и заповедях Божьих, но вновь указывали Церкви на праведность по вере. Таким образом, они воссоединили отличительные доктрины адвентистской теологии с великой вестью о праведности по вере, которую, как отмечала Елена Уайт, провозглашали святые проповедники[188].

В результате адвентисты с 1888 г. уже могли провозглашать весть третьего ангела во всей ее полноте. Теперь они не оставляли вторую часть вести из Откр. 14:12 без должного внимания или, как сказала Елена Уайт, «коснувшись ее вскользь»[189]. Теперь вера Иисуса («Который понес на Себе наши грехи») и заповеди Божьи могли «возвещаться адвентистами седьмого дня в равной степени, закон и Евангелие обрели тесную взаимную связь»[190].

Усматривая в громком кличе полноту вести третьего ангела, мы можем лучше понять и заявление Елены Уайт в 1892 г. Если рассматривать это в буквальном смысле, то становится очевидным следующее: 1) Громкий клич начал звучать в 1888 г. вместе с проповедью о вере Иисуса (см. Откр. 14:12). До этого времени адвентисты не обладали полнотой вести, поскольку не проповедовали о законе и Евангелии в равной степени. 2) Джоунс и Ваггонер объединили закон и Евангелие, и таким образом Церковь обрела целостную весть из Откр. 14:12, которую народ Божий должен был нести миру до начала великой жатвы (Откр. 14:14–16). Поэтому 1888 год стал «началом» этого громкого клича. 3) Но почему именно 1888 год стал «началом» громкого клича? Потому что адвентистская Церковь обрела тогда весть как предостерегающую (заповеди Божьи противопоставлялись начертанию зверя), так и возвеличивающую Иисуса. Вот что имела в виду Елена Уайт в своем заявлении в ноябре 1892 г. Предположить в этом утверждении концепцию позднего дождя (см. вопросы 38 и 40) — значит, выйти за рамки фактического материала.

В 1891 г. на сессии Генеральной конференции Ваггонер представил результаты своего исследования Послания к Римлянам. Они могут служить дополнительным аргументом в пользу выводов, сделанных в данной главе. Отметив, что его весть не несет ничего нового, а лишь то, что выразил в этом послании Павел, Ваггонер спросил, не означает ли это, что адвентисты должны «отбросить все доктрины, о которых они проповедовали?» И сам же ответил: «Нет, ни в коем случае. Мы должны возвещать их непрестанно, но при этом не проповедовать ничего, кроме Христа Иисуса, и Христа распятого. Если же вы проповедуете эти доктрины, не упоминая о Христе Иисусе, Христе распятом, то они теряют Его силу». Затем он уделил много времени тому, чтобы показать, каким образом отличительные адвентистские доктрины связаны с фундаментальной христианской евангельской истиной.

Свое выступление он завершил словами о том, что «в вести третьего ангела заключено все Евангелие Иисуса Христа», которое содержит в себе как «доктрины, отличающие нас от всего мира», так и Христа Иисуса, и притом распятого. Причина, по которой эта весть не прозвучала в полную силу, по его представлениям, состояла в том, что в «прошлом многие [адвентисты] не ставили во главу угла этой вести Иисуса Христа». И далее он заключил: «Когда у нас есть Христос, когда мы полностью отдаемся Ему… на нас нисходит сила, и слово, которое мы несем, становится животворным… Я радуюсь сегодня вечером, поскольку верю, что сегодня начинает звучать громкий клич»[191].

В 1886 г. Елене Уайт была показана существующая взаимосвязь Откр. 14:12 с громким кличем и поздним дождем. Определяя весть третьего ангела как «истину для настоящего времени», она писала, что «сопровождавший ее ангел» сказал ей: «Еще больший свет воссияет от Закона Божьего [заповедей Божьих] и от Евангелия праведности [веры Иисуса]. Эта весть [громкий клич], понятая в истинном свете и провозглашенная в Духе [поздний дождь] озарит землю своей славой… Заключительная весть третьего ангела будет сопровождаться такой силой, которая осветит лучами Солнца праведности все сферы человеческой жизни»[192].

Из этих двух отрывков видно, что Ваггонер и Елена Уайт считали, что сила позднего дождя будет сопровождать громкий клич. Так ли это? Если нет, то почему? Именно эти вопросы мы и рассмотрим сейчас.

42. Если в адвентистской Церкви в 1892 и 1893 гг. уже раздался громкий клич, то где был поздний дождь?

На этот вопрос существует два ответа. Первый ответ дали А. Т. Джоунс и другие участники сессии Генеральной конференции в 1893 г. Они утверждали, что Бог уже излил поздний дождь и что Церкви нужно только принять ту силу, которая была дарована во время сессии Генеральной конференции в 1893 г. (см. вопросы 46 и 47). Ряд адвентистов седьмого дня в двадцатом веке, включая руководителей комитета по изучению вести 1888 года, с таким ответом согласились. В результате они полагают, что Церковь допускает большую ошибку, отвергая приглашение Джоунса принять поздний дождь, излившийся в 1893 г. Мы обсудим обоснованность этой точки зрения в нашей следующей главе.

Елена Уайт предоставила второй ответ на этот вопрос. Она никогда не обвиняла Церковь за то, что та отвергла весть Джоунса о позднем дожде, излившемся в 1893 году, но она указывала, что, хотя в Церкви в 1888 г. начал звучать громкий клич, безобразный дух, который был проявлен в полемике относительно закона в Послании к Галатам и относительно других проблем, не позволил излиться силе позднего дождя. Она писала Смиту в 1896 г.: «Возбудив эту оппозицию, сатане удалось лишить в значительной степени наш народ особой силы Святого Духа, которой Бог жаждал наделить его. Враг не позволил им получить такую действенную силу [поздний дождь], с которой они могли бы нести эту истину [громкий клич] в мир — как некогда апостолы проповедовали ее после Пятидесятницы. Свет, который должен был осветить всю землю славой [громкий клич, наделенный силой позднего дождя], стал тускнеть, и вследствие действий наших собратьев был в значительной мере сокрыт от мира»[193].

Таким образом, мы можем сделать вывод, что, хотя громкий клич и начал звучать в 1888 г., сила, которая позволила бы возвестить его во всей полноте, была удержана.

Почему? Елена Уайт полагает, что главная проблема — в необходимости преодолеть «дух Миннеаполиса» (см. вопрос 15) и воспринять во всей полноте любовь Христа. В 1888 г. она писала: «В этом и заключена хорошо продуманная работа сатаны — не допускать любовь Христа в наши сердца… То, что нам нужно, — это любовь Христа, любить Бога безраздельно и своих ближних, как самих себя. Когда мы это обретем, все препятствия будут разрушены подобно тому, как стены Иерихона пали перед израильтянами»[194]. И снова она пишет: «Если носящие имя Христа будут в своей жизни следовать золотому правилу, то дело Евангелия в наши дни будет сопровождаться такой же силой, как во времена апостолов»[195].

В заключение можно сказать, что величайшая нужда современного адвентизма не изменилась с 1880 гг. В 1887 г. Елена Уайт писала: «Возрождение истинного благочестия в нашей среде — это самая большая и самая неотложная наша потребность… Необходимо предпринять самые серьезные усилия, чтобы получить благословение Господа, и не потому, что Бог не желает даровать нам Свои благословения, но потому, что мы просто не готовы их получить»[196]. Эта великая нужда адвентистской Церкви с 1888 года остается такой же, какой она была и до этой памятной сессии Генеральной конференции. Она заключается не в уточнение доктринальных формулировок, но в проявлении Божьей любви в нашей повседневной жизни. Истина — это величайшее благо, но чтобы сделать ее действенной, христианам необходимо с радостью воспринимать и лелеять ее, отвергнуть дух Миннеаполиса и проникнуться духом Иисуса. Именно такого рода христианство Елена Уайт связывает с силой позднего дождя.