Весь шар земной...

Потерянные следы

— Надеюсь, вы не собираетесь направить туда мистера Шерлока Холмса?

Тот, к кому был обращен вопрос, усмехнулся:

— О нет, дорогой майор! Ему вполне достаточно дела и здесь, в цивилизованном мире. Итак, горы, называемые Рикардо Франко, говорите вы? И это было…

— Осенью девятьсот восьмого года. Мы попали в отчаянное положение, по правде говоря. Умирали с голоду в самом прямом смысле слова. Вы знаете, что в тропическом лесу зверей и птиц слышишь, но не видишь. А этот был особенно дик. И, увы, пуст. Обычно в этих местах белые всячески избегают встреч с дикарями. Но как мне хотелось увидеть хотя бы одного! Где люди — там пища.

— Однако, говорят, эти места населены людоедами. Вы не боялись попасть им на ужин, майор?

Майор небрежно набил трубку. Он не делал из этого священнодействия, как некоторые курильщики.

— Видите ли, господа работорговцы готовы обвинить индейцев во всех смертных грехах ради оправдания собственного варварства. Что касается меня, то я знаю по опыту: обитатели лесов Амазонки редко нападают первыми. Но позвольте вернуться к Рикардо Франко. Эти горы высились над лесом, манящие, недоступные, таинственные….

— Уверены ли вы, — перебил собеседник, — что они действительно неприступны?

— Уверен ли? Вот, взгляните сами. Разумеется, фотографии не так хороши, многие снимки вообще погибли, но все же…

На снимках, которые передал майор, отвесные утесы уходили в небо. Глубокие трещины рассекали их. Снимки были довольно тусклыми, однако достаточно передавали ощущение мрачного величия горной громады.

— Тогда-то у меня и мелькнула мысль, — продолжал майор, — что на этих высотах все еще могут скитаться чудовища зари человечества. Воображение рисовало картину оставшихся на горных высотах следах далекого прошлого, исчезнувшего в других местах. В этом затерянном мире их не тронули ни время, ни человек.

— Да, затерянный мир, — повторил собеседник. — Именно затерянный мир…

— Быть может, все эти мысли пришли мне под влиянием рассказов, услышанных нами по дороге к Рикардо Франко. Индейцы говорили о следах какого-то гигантского животного, оставленных на болотах. Правда, никому из них не доводилось видеть это существо своими глазами. Но если в неисследованных уголках Южной Америки натуралисты то и дело находят неведомые растения, обнаруживают странных рептилий, то почему бы здесь не быть и каким-нибудь чудовищам, в безопасности доживающим век в диких болотах?

— Или на недосягаемых плоских вершинах, подобных вашему Рикардо Франко. Вы слышали, конечно, и о неприступных плато Ауян-Тепуи на Гвианском плоскогорье? Горные миры, отрезанные от влияний окружающих… Законы природы потеряли для них свою силу. Древнейшие животные земли там не вымерли, а продолжают размножаться. Что вы скажете на это, майор?

— Что вы идете гораздо дальше моих предположений, господин Конан Дойл. Если я правильно понял вас, в будущем романе наши современники попадут к живым ископаемым, не так ли?

— Совершенно верно, господин Фосетт. И вы можете оказать мне неоценимую услугу, подробно рассказав о ваших приключениях. Мне приходилось бывать в Африке, однако атмосфера лесов Амазонки…

— Но я не зоолог и не палеонтолог! Цель моих путешествий далека от той, которую вы, насколько я понимаю, собираетесь поставить перед своими героями.

— И прекрасно! Для меня гораздо важнее ваши рассказы о тропическом лесе, об индейцах, о москитах, об ягуарах. О подлинной жизни исследователя.

— Ваш роман будет фантастическим? Боюсь, что читатель отнесется с недоверием к мысли, которая мне, как и вам, кажется достаточно естественной. Живые ископаемые — с этим трудно примирить наш век!

— Представьте, некоторые ученые думают иначе. Я не хочу сказать, что они считают естественным существование уголков, где летают птеродактили и разгуливают динозавры. Однако палеонтологи говорят нам: господа, среди существ, к которым вы привыкли, достаточно живых ископаемых. Например, морские губки. Они мало изменились за последние пятьсот миллионов лет. А пауки, обыкновенные пауки? Их отпечатки найдены в отложениях каменноугольного периода истории Земли.

— Однако от паука до птеродактиля… Впрочем, на притоках речки Акри в обрывах я нашел череп и кости окаменелого ящера.

— А слышали вы о гоацине, птице, которая водится как раз в Амазонии? Так вот, зоологи обратили внимание, что у птенцов гоацина крылья снабжены небольшими когтями. Птенцы пользуются ими при лазании по ветвям. Не заставляет ли это вспомнить археоптерикса, первоптицу, сохранявшую некоторые признаки пресмыкающихся юрского периода? А тапир?

— Отличное мясо! Мне приходилось стрелять их на той же Акри. Но туземцы говорят, что эти травоядные иногда пожирают ядовитые растения, и тогда их мясо есть опасно.

— Возможно, возможно. Однако для нас с вами важнее другое: тапиры водились на нашей старой планете уже семьдесят миллионов лет назад. Надеюсь, подобные факты говорят в пользу нашей гипотезы? А теперь, если вы не возражаете, я хотел бы услышать обстоятельный и неторопливый рассказ о вашем путешествии к Рикардо Франко. Пожалуйста, как можно подробнее: что ели, где спали, что за спутники сопровождали вас, о чем вы думали. Это займет, возможно, не один вечер, но вы очень обяжете меня. Мы могли бы начать хоть сейчас.

*

Если вы читали или будете читать «Затерянный мир» сэра Артура Конан Дойла, не ищите внешнего сходства у кого-либо из героев романа с Перси Гаррисоном Фосеттом, чьи путешествия дали дополнительный толчок неистощимой фантазии автора «Приключений Шерлока Холмса».

Спокойный, сдержанный Фосетт, высокий, худощавый, с трубкой в зубах, совершенно не похож на коренастого бородатого коротышку профессора Челленджера, бешеный нрав которого отталкивал от него многих. Сходство, возможно, лишь в одержимости своим делом, верой в свои гипотезы, в готовности идти на любые испытания ради поисков истины. И еще, конечно, в некоторых приключениях, которые, раньше, чем выпасть на долю профессора Челленджера и его спутников по дороге к «затерянному миру», стали уделом майора Фосетта.

Уже после выхода «Затерянного мира» к Фосетту как бы перешла частица судьбы литературного героя. Профессор Челленджер, как известно, не нашел в научном мире сторонников своей гипотезы. Одни его выслушивали с плохо скрываемым раздражением, другие считали фанатиком, третьи — едва не шарлатаном.

Так вот, несколько лет спустя, когда книгой давно зачитывались, Фосетту пришлось записать в дневнике, что его, человека, награжденного почетной медалью Королевского географического общества, «почтительно выслушивали пожилые джентльмены, археологи и музейные эксперты в Лондоне, но заставить их поверить хоть в частицу того, что я доподлинно знал, было решительно не в моих силах».

Но кто же такой майор Фосетт, имя которого стало известно многим в конце двадцатых годов нашего века, а с тех пор время от времени появляется снова и снова в коротких газетных сообщениях из Южной Америки?

Он родился в Англии в 1867 году. Ему было четыре года, когда Стэнли встретился с Ливингстоном в дебрях Африки. Вряд ли, однако, мальчугана сколько-нибудь беспокоило, что к тому времени, когда он подрастет, на картах мира исчезнут почти все «неведомые земли». Нет никаких свидетельств его страстных юношеских мечтаний о путешествиях и открытиях.

Юный Фосетт не сбежал на корабле, уходящем в тропические моря, а поступил в учебное заведение, казалось бы ничего общего не имевшее с музой дальних странствий: то было артиллерийское училище. Окончив его, Фосетт надел офицерскую форму и почти до сорока лет носил ее, ничем не выделяясь среди сослуживцев.

В 1906 году правительству Боливии понадобился опытный геодезист-топограф для точного установления границ с соседними Бразилией и Перу. Выбор пал на Фосетта: он славился среди офицеров своим искусством в топографической съемке местности. Королевское географическое общество поручило ему попутно заняться некоторыми спорными географическими проблемами этого уголка Южной Америки и собрать сведения о народах, там обитающих.

Прибыв к месту работ, он сразу попал в особый мир, полный странностей и опасностей.

Ну, вот постоялый двор. Что может быть обычнее? Но оказывается, в одной из его комнат постояльцев иногда не могли добудиться по утрам: под одеялом находили их почерневшие трупы. Убийцу обнаружили случайно. Им оказался громадный черный паук-тарантул, гнездившийся в тростниковой крыше. Его укусы были опаснее удара кинжалом.

А что такое горная дорога в Андах? Узкая тропа, то карабкающаяся вверх по немыслимой крутизне, то вырубленная карнизом над пропастью. Настолько узкая, что мул или вьючная лошадь только-только умещаются на ней.

При этом животные обязательно шагают по наружному краю, у самой бездны. Они боятся задеть тюком о скалу, это и опасно, и болезненно для их натруженной спины.

Но у наружной кромки бывают шатающиеся камни или скользкая галька. Один неверный шаг — и предсмертный рев сорвавшегося животного сливается с отчаянным криком человека.

Временами тропы пересекают ущелья, над которыми натянуты мосты из проволоки и веревок, такие шаткие и ненадежные, что животных ведут туда поодиночке.

А реки? Разве они хотя бы отдаленно напоминают те великолепные, тихие и спокойные водные дороги, которые знает Европа? Здесь, в пограничных районах Боливии, Бразилии и Перу, они злы, дики, своенравны и служат не столько средством сообщения, сколько источником тревог и опасностей. Многие из них кое-как нанесены на карту, которой вообще не следует особенно доверять.

Они внезапно и буйно разливаются после тропических ливней, пронесшихся где-то за десятки километров. Только что вода лениво струилась среди камней — и вдруг с грохотом несется мутный вал, сметая все на своем пути.

Реки, продирающиеся сквозь горы, порожисты, извилисты, то и дело крутят водовороты, и, если лоцман, ведущий плот из стволов легчайшего дерева бальсы, зазевается на минуту, бревна рассыпаются при ударе о скалу или торчащий из воды камень.

Когда река петляет в дебрях тропического леса — еще хуже. Деревья падают в ее русло, образуя либо завалы, либо подводные коряги. Последние особенно опасны: их острые сучья торчат словно шипы и легко протыкают насквозь днище крепкого суденышка, не говоря уже о лодке.

А упасть в воду, если судно наскочит на корягу, — значит подвергнуть жизнь опасности. Реки изобилуют электрическими угрями, удар которых парализует человека, и, беспомощный, он идет на дно; недаром индейцы боятся прикоснуться пальцем даже к мертвому угрю, особенно к его хвосту.

Возле места аварии могут оказаться крокодилы. А скаты, лежащие на песчаном дне? Достаточно наступить ногой на их ядовитые шипы, чтобы получить долго не заживающую рану. А маленькая рыбка кандиру, чьи загнутые крючки на жабрах вонзаются в кожу, и нужен нож хирурга, чтобы освободиться от них?

Однако страшнее всех пираньи, плотоядные рыбы. Они нападают на животных и людей, мгновенно обгладывая до костей живое существо. Рассказывали о рыболове, которому на крючок попалась такая крупная рыба, что он не удержал леску и свалился в воду. Рыболов тотчас же вынырнул и, схватившись за край лодки, наполовину высунулся из воды.

Услышав его крик, другая лодка подплыла к рыболову. Несчастный был мертв: ниже пояса оставался лишь обглоданный скелет.

В эти края и попал майор Фосетт.

Южная Америка сразу стала испытывать его. В короткое время он узнал удушающий, тепличный воздух тропического леса и пронизывающий холод ночевок в горах.

При крушении плота погибли ящики с важным грузом.

В другой раз ночью во время грозы при быстром подъеме воды перевернуло баркас. Вал схлынул так же внезапно, как налетел, оставив на берегу «подарки» — массу пауков, таких огромных, что их жертвами становятся даже небольшие птицы, а также полный набор змей, которыми кишат приречные болота.

Некоторое время спустя, когда Фосетт спускался на небольшой лодке по реке, под самым носом из воды высунулась сатанинская треугольная голова и извивающееся тело гигантской змеи. То была анаконда!

Фосетт удачно всадил в нее пулю, хотя спутники умоляли его не стрелять: раненая анаконда способна напасть на лодку и переломить ее.

Сила этого пресмыкающегося, достигающего десяти и больше метров в длину, огромна, и человек, вступивший в края, изобилующие анакондами, начинает игру со смертью.

Однажды люди в лесном лагере были разбужены сдавленным криком. Вскочив, они увидели, что гамак, в котором спал их товарищ, оплела железными кольцами анаконда. Началась беспорядочная стрельба, заставившая змею выпустить жертву. Человек в гамаке был превращен в мешок с переломанными костями.

Места, в которые попал Фосетт, заставили его усомниться, действительно ли все, с чем он сталкивался, происходит в XX веке. Люди в тропическом лесу жили по жестоким законам джунглей. И это относилось не столько к туземцам, сколько к белым.

В те годы мир стал испытывать острую нужду в каучуке. Леса бассейна Амазонки изобиловали каучуконосными деревьями. Предприниматели, обычно самые настоящие подонки, которым нечего было терять, хлынули сюда из Европы. В полускрытой форме возродилась работорговля.

Однажды Фосетт услышал возглас на берегу реки:

— Вон скот везут!

Взглянув в указанном направлении, он увидел караван лодок, на которых, к его удивлению, оказались белокожие люди. Когда лодки причалили, надсмотрщики, вооруженные бичами, согнали их на берег.

— Кто это? — спросил Фосетт, не веря своим глазам.

— Разумеется, рабы, — ответил ему чиновник.

— Вы хотите сказать, что этих людей привезли сюда для продажи?

— О нет, сеньор! В открытую продают только диких лесных индейцев.

И он пояснил, что эти люди задолжали своим хозяевам и не в состоянии расплатиться с ними. Сумма долга — продажная цена: заплати ее хозяину и получай человека, который теперь будет работать на нового владельца.

Фосетт узнал о налете на индейцев, совершенном кучкой негодяев во главе с немцем и шведом. Бандиты вырезали все население деревни. Детей же убивали, расшибая им головы о деревья или подбрасывая вверх и ловя на острие ножей.

И после этого белые смеют говорить о жестокости и мстительности индейцев! «Мой опыт показывает, — записал Фосетт, — что лишь немногие дикари «дурны» от природы, если только общение с «дикарями» из внешнего мира не сделало их такими».

Первая экспедиция Фосетта продолжалась пятнадцать месяцев. Ему удалось успешно выполнить все работы, связанные с установлением линии границы. Президент Боливии попросил продолжить их на другом участке. Фосетт согласился, однако надо было получить еще и согласие военного начальства в Лондоне. Уезжая, он не был уверен, что ему разрешат вернуться в Южную Америку, и, по правде сказать, не думал настаивать на таком возвращении.

В Англии, где Фосетта ждали жена и двое детей, все было так, как ему представлялось во время скитаний по Амазонии: тишина, уют, покой, свежая газета за кофе, ласкающее тепло камина в зимние вечера…

В марте 1908 года майор Фосетт был уже на борту корабля, идущего к берегам Южной Америки. Он понял, что отныне зов диких, неведомых мест станет компасом его жизни.

Казалось, судьба особо подготовила ему еще одну проверку: подумай, для тебя ли эти скитания, есть еще время остановиться! Это произошло во время экспедиции в Бразилии, о которой он позднее рассказывал Конан Дойлу.

Фосетт взялся отыскать истоки реки Верди. Сама по себе река как будто не представляла особенного интереса, но именно по ней проходила граница. И если на картах реку изображали неправильно — а, судя по всему, это было именно так, — то, значит, оставался спорный пограничный участок, повод для стычек и раздоров.

Предполагалось, что отряд Фосетта сумеет подняться вверх по реке Верди на лодках. Но непрерывные мелководные перекаты вскоре заставили бросить эту затею и прорубать тропу сквозь прибрежную чащу.

Запасы пищи быстро иссякли. Почему-то в реке не было рыбы, а в лесу — дичи. Несколько местных жителей, отважившихся идти в неведомые места, сдали первыми. Их старшина, по обычаю предков, лёг в кусты, готовясь к смерти. Фосетт поднял его, тыча ножом в ребро. Это было жестоко, но слова не действовали на индейца, решившего уйти к праотцам.

Когда от голода пали собаки, сопровождавшие отряд, когда, казалось, иссякли все надежды, Фосетт увидел оленя. Меткость выстрела решала: жизнь или смерть. Ослабевшими руками Фосетт едва поднял ружье…

Мясо ели вместе с кожей и волосами.

Из шести индейцев — спутников Фосетта пятеро умерли вскоре после возвращения из похода: сказались перенесенные лишения.

*

Страшны были испытания — а Фосетт все острее чувствовал, что Южная Америка уже не отпустит его, что тут он нужен, что тут его судьба, его будущее. Перед ним вырисовывались иные, куда более важные и увлекательные цели, чем топографические работы в пограничных районах.

Это началось незаметно, исподволь.

В краю, где встречаются следы цивилизации империи инков, уничтоженной испанскими и португальскими завоевателями, мыслью исследователя невольно завладевает далекое прошлое.

Еще во время первой экспедиции Фосетт услышал о «белых индейцах». Само сочетание этих слов казалось странным. И тем не менее находились очевидцы, встречавшие в глуши лесов рослых, красивых дикарей с чистой белой кожей, рыжими волосами и голубыми глазами. Это не могли быть потомки инков. Тогда кто же они, белые индейцы?

И еще слышал Фосетт: в каких-то таинственных пещерах найдены удивительные рисунки и надписи на неведомом языке. Доходили смутные слухи о развалинах древних городов. И все это, казалось Фосетту, образует единую цепочку.

Возможно, что еще до инков и помимо них в Южной Америке существовали народы с развитой древней цивилизацией. Обнаружить их следы — значит открыть новую страницу в истории континента. Или в истории человечества вообще: разве можно совершенно исключить предположение, что в Южной Америке могли оказаться пришельцы с легендарного затонувшего материка Атлантиды?

В 1909 году Фосетт направился к истокам реки Верди, на этот раз в сопровождении представителей властей Боливии и Бразилии, которые поставили пограничные знаки. Ему тут же предложили заняться работами в пограничной зоне между Боливией и Перу. Однако для этого пришлось бы бросить службу в армии: он и так слишком долго занимался делами, несвойственными британскому офицеру.

Может быть, год-два назад Фосетт испытывал бы колебания. Но теперь мысль о поисках исчезнувших цивилизаций все более овладевала им.

Майор Перси Гаррисон Фосетт решил уйти в отставку.

В этот период он делит время между новыми маршрутами и чтением книг, посвященных Южной Америке. Здесь много недостоверного, много устаревшего и просто вздорного, и все же Фосетту кажется, что он находит новые и новые подтверждения своей гипотезы.

В библиотеке Рио-де-Жанейро ему удается обнаружить порванную во многих местах рукопись неизвестного автора, написанную на португальском языке. Она рассказывает о событиях первой половины XVIII столетия. Некий португалец, уроженец Бразилии, отправился по следам многих без вести пропавших экспедиций, на поиски богатейших серебряных рудников древних индейцев.

Его отряд бродил по затерянным уголкам Бразилии десять лет. Однажды он достиг высоких гор с крутыми обрывами. Путь наверх был необыкновенно тяжелым, зато увиденное с вершины вознаградило людей за все трудности.

Они обнаружили внизу на равнине большой город. Жители давно покинули его. На стенах арок, сложенных из каменных глыб, были высечены непонятные знаки. В центре города высилась колонна из черного камня со статуей человека на вершине. Тут же находились руины дворца и храма. Почти все здания были превращены в бесформенные груды камня. Город во многих направлениях пересекали зияющие трещины. Португальцы поняли, что его разрушило катастрофическое землетрясение.

Возле города отряд обнаружил следы горных разработок, где валялись куски руды, богатой серебром.

У португальцев не было сил да и желания немедленно продолжать разведку. Они предпочитали вернуться сюда позднее, чтобы разбогатеть, а пока что решили об открытии не сообщать никому, кроме самых высокопоставленных особ.

Рукопись, которую с величайшим вниманием изучал Фосетт, и была донесением вице-королю.

Предпринималось ли позднее что-либо, чтобы разыскать затерянный город? Если такие попытки и были, то они не увенчались успехом. Путь отряда не повторил никто, о рукописи со временем забыли.

Фосетт уже достаточно знал Амазонию, чтобы приблизительно представить, где мог находиться таинственный город. Во всяком случае, ему так казалось.

Но прошло немало лет, прежде чем Фосетт смог отправиться в экспедицию, где поиски не дававшего ему покоя города стали единственной целью. До этого были две экспедиции в приграничные районы Боливии и Перу. Затем экспедиция 1913–1914 годов по новым маршрутам в малоисследованные районы Боливии. Эти экспедиции были трудны, полны приключений, они дарили радость географических открытий, уточняя карту. Но мечты уносили Фосетта в совсем другие места, где ждут своего часа руины затерянного города…

Известие о начале мировой войны заставило Фосетта изменить все планы. Он поспешил к побережью, чтобы с ближайшим судном вернуться в Англию.

Войну Фосетт закончил полковником. Прожитые четыре года «в грязи и крови» оборвали нити его начинаний, и, как он признавал, «подхватить эти нити представлялось весьма трудным».

Ни Королевское географическое общество, ни другие научные организации Лондона не собирались тратить деньги ради поисков каких-то мифических городов в далекой Южной Америке. Фосетта вежливо выслушивали и вежливо ему отказывали.

Вскоре семья полковника покинула Англию. Жена и дети отправились на Ямайку. Сам он в 1920 году вернулся в Бразилию.

Новая экспедиция, организованная здесь, по существу, провалилась. Фосетту вообще редко везло на спутников — да и трудно было найти людей, хотя бы приблизительно равных ему по выносливости и целеустремленности. Однако на этот раз спутники стали просто тяжелой обузой. Один оказался лгуном и проходимцем, другой в трудные минуты ложился на землю и произносил замогильным голосом: «Не обращайте на меня внимания, полковник, идите дальше и оставьте меня здесь умирать».

А пока зря растрачивалось время, до Фосетта доходили слухи, укреплявшие его в том, что надо спешить, непременно спешить, чтобы другие не достигли цели раньше.

В одном месте нашли серебряную рукоятку старинного меча, в другом видели надписи на скалах. Наконец, какой-то старик, разыскивая пропавшего быка, неожиданно вышел по тропе к развалинам города, где на площади возвышалась статуя человека. Правда, этот город оказывался подозрительно близким к населенным районам, и не там, где его думал искать Фосетт. Все же эти слухи будоражили, подхлестывали, заставляли нервничать.

Фосетту временами начинало казаться, что созданная им гипотеза зыбка и недостоверна, что затерянные города существуют только в его воображении. Но он гнал прочь эти сомнения.

И наконец пришло время решающей проверки.

*

«Наш нынешний маршрут начнется от Лагеря мертвой лошади… По пути мы обследуем древнюю каменную башню, наводящую ужас на живущих окрест индейцев, так как ночью ее двери и окна освещены. Пересекши Шингу, мы войдем в лес…

Наш путь проляжет… к совершенно не исследованному и, если верить слухам, густо населенному дикарями району, где я рассчитываю найти следы обитаемых городов. Горы там довольно высоки. Затем мы пройдем горами между штатами Байя и Пиауи к реке Сан-Франциску, пересечем ее где-то около Шики-Шики и, если хватит сил, посетим старый покинутый город.

Между реками Шингу и Арагуая должны быть удивительные вещи, но иной раз я сомневаюсь, смогу ли выдержать такое путешествие. Я стал уже слишком стар…»

Эти строки написаны полковником Фосеттом в 1924 году. Ему исполнилось пятьдесят семь лет, и он понимает, что если намеченное путешествие окажется безрезультатным, придет конец его давним стремлениям.

На этот раз экспедиция совсем невелика. Для снаряжения большой у Фосетта нет денег, да он, наученный опытом, и не старался сколотить крупный отряд.

С ним пойдет старший сын, Джек. Сколько лет мечтал отец, чтобы это случилось, как нетерпеливо следил за возмужанием своего первенца! И вот Джек — крепкий, тренированный юноша, которого отец научил, кажется, всему, что нужно для трудной экспедиции.

С Джеком отправится его школьный друг, Рэли Раймел. Оба они успели окунуться в гущу трудовой жизни. Рэли поработал на плантации кокосовых пальм, Джек был подпаском на большой ферме, сборщиком апельсинов, паромщиком.

Несколько местных жителей, которые возьмут часть поклажи, должны дойти только до определенного места. После этого трое углубятся в дебри и надолго исчезнут из привычного цивилизованного мира в поисках «цели Z» — так Фосетт условно обозначал свой затерянный город.

Незадолго до отправления в поход он пишет:

«Мы выходим, глубоко веря в успех…

Чувствуем себя прекрасно. С нами идут две собаки, две лошади и восемь мулов. Наняты помощники…»

Далее рассказываются последние обнадеживающие новости. По дороге туда, куда они идут, обнаружены новые таинственные надписи на скалах, скелеты неизвестных животных, фундаменты доисторических построек, непонятный каменный монумент. Получены также новые подтверждения слухов о покинутых городах.

Но говорят и другое: места, которые предстоит посетить, населены воинственными племенами, находящимися на низкой ступени развития и живущими в ямах, пещерах, а то и на деревьях.

Экспедиция выступает в поход весной 1925 года.

29 мая того же года полковник пишет письмо жене из пункта, где трое должны расстаться с сопровождавшими их местными жителями. Он сообщает, что Джек в отличной форме, у Рэли основательно побаливает нога, но парень и слышать не хочет о том, чтобы вернуться назад.

Письмо заканчивается словами: «Тебе нечего опасаться неудачи». Это последние слова полковника Фосетта.

Ни он, ни двое его спутников не вернулись из экспедиции. Их следы исчезли там, где в то время предполагалось существование «затерянных миров».

Узнаем ли мы когда-либо, как далеко проникли в дебри и что увидели трое? Будет ли когда-нибудь раскрыта тайна их исчезновения?

На эти вопросы пока что нет ответа.

Полковника Фосетта «видели» и «находили» много раз.

«Видели» возле обочины глухой дороги; он, больной и несчастный, казалось, лишился рассудка. «Видели» в лагере индейцев, где будто бы его держали в плену. «Видели» во главе другого индейского племени. «Слышали», что Фосетт и его спутники были убиты свирепым предводителем дикарей. Указывали даже могилу полковника.

Ни одна из этих и многих других версий не была подкреплена вполне достоверными данными. Многочисленные поисковые экспедиции проверяли одну версию за другой. Была вскрыта и «могила Фосетта». Останки исследовали видные эксперты Лондона и пришли к выводу: нет, здесь похоронен кто-то другой.

Многие находили следы троих. Глава индейского племени утверждал, что провожал белых людей до дальней реки, откуда они пошли на восток. Офицер бразильской армии нашел компас и дневник Фосетта; однако компас оказался игрушкой, а «дневник», судя по содержанию, — записной книжкой какого-то миссионера.

Высказывалось множество предположений, куда именно направилась маленькая экспедиция после того, как спутники покинули ее в Лагере мертвой лошади, взяв с собой последнее письмо. Дело в том, что Фосетт умышленно не назвал точно свой предполагаемый маршрут.

Он писал:

«Если нам не удастся вернуться, я не хочу, чтобы из-за нас рисковали спасательные партии. Это слишком опасно. Если при всей моей опытности мы ничего не добьемся, едва ли другим посчастливится больше нас. Вот одна из причин, почему я не указываю точно, куда мы идем».

Видимо, он был прав. Не все, кто пытался найти следы экспедиции, благополучно вернулись назад. Так, пропал без вести журналист Альберт де Винтон, которому повезло куда меньше, чем его коллеге мистеру Мелоуну, от лица которого ведется рассказ об экспедиции профессора Челленджера в «Затерянном мире».

Значит ли все это, что мы никогда не узнаем о судьбе полковника Фосетта и его спутников?

Разумеется, нет! Тропический лес Южной Америки умеет хранить тайны, но со многими из них он расстался и расстается за последние годы.

Полковник Фосетт не сумел дописать книгу о своей жизни и приключениях. Это сделал за него младший сын, Брайн Фосетт, использовав рукописи, письма, дневники и отчеты отца.

Книга называется «Неоконченное путешествие». Она клочковата, во многих местах чувствуются пробелы. Перси Гаррисон Фосетт намеревался основательно поработать над рукописью после того, как последнее путешествие, восьмое по счету, даст ему возможность написать заключительную главу об открытии затерянного мира и подтверждении своей гипотезы.

Страницы «Неоконченного путешествия» помогают понять, почему оно вполне могло стать неоконченным, и Фосетт ясно сознавал это.

Листаешь страницы. Короткие записи: «Мы расположились лагерем на другой стороне реки, где нас посетили крокодил, ягуар, тапир…», «Однажды нам удалось подстрелить трех обезьян, но бродивший поблизости ягуар унес двух из них, и мы продолжали двигаться дальше, довольствуясь восемью орехами в день на каждого». Для иного путешественника встреча с ягуаром — событие, достойное подробного описания и воспоминаний на всю жизнь. Для Фосетта — две строчки.

Немногим больше места уделяет он встрече с бушмейстером, одной из самых опасных змей, на которую случайно оперся рукой, карабкаясь по обрыву. Упав вместе с плотом в темную бездну водопада, замечает мимоходом: «Как мы остались живы — не знаю».

Читая «Неоконченное путешествие», чувствуешь, что Конан Дойл узнал от Фосетта много важных деталей, сделавших описание приключений профессора Челленджера к «Затерянному миру» столь достоверным. Мы найдем на страницах обеих книг Курупури, злого духа индейцев, сходные приметы пейзажа, кишащие змеями болота…

Но что говорит современная наука о возможности существования «затерянных миров», где сохранились бы живые ископаемые?

Представьте, ученые выражаются весьма осторожно. В комментариях к «Неоконченному путешествию» мы прочтем: «Никаких достоверных сведений о наличии в настоящее время в Южной Америке гигантских животных (например, тихоходов, бывших еще современниками первобытного человека) не имеется».

Профессор Саммерли, непримиримый научный противник профессора Челленджера, высказывал по этому поводу куда более категорические суждения. Слово «чушь» было не последним в его лексиконе, пока он своими глазами не увидел птеродактиля.

Город, который искал полковник Фосетт, не найден до сих пор.

Более того, в тех местах, куда стремилась его последняя экспедиция, никакого древнего города нет. К этому выводу пришел младший сын полковника, отправившийся по следам отца. Воздушная разведка также не обнаружила ничего похожего на покинутый город.

Но в Бразилии, Боливии, Перу, с тех пор как там путешествовал полковник Фосетт, открыто много других памятников древности. Эти открытия, возможно, мало обрадовали бы Фосетта. Они доказывают, что поражающие нас высоким уровнем развития древние цивилизации Южной Америки не привнесены пришельцами (Фосетт считал возможным переселение части уцелевших обитателей легендарной Атлантиды), а созданы самими индейцами.

К середине восьмидесятых годов нашего века удалось обнаружить «затерянный город» в Колумбии. Он построен в доколумбову эпоху древним народом тайронов, и размерами, сложностью и совершенством сооружений превосходит, пожалуй, город, рисовавшийся воображению Фосетта.

Люди, читавшие роман Конан Дойла, торопливо и разочарованно пробегают помещенные под таким заголовком сообщения: найден, да не тот!

Чаще всего речь идет о встречах с представителями племен, живущих по законам каменного века. Их находят в самых глухих, отдаленных уголках планеты. Так, труднодоступные горы филиппинского острова Минданао издавна служили приютом племени тасадаев. Эти обитатели пещер пользовались самодельными каменными орудиями. Подобные племена обнаружены также в некоторых других местах.

Но вот сообщение, которое, вероятно, заинтересует почитателей Конан Дойла. В джунглях Амазонии есть горный массив Ле-Неблина, внешне весьма напоминающий тот, куда поднялись герои романа.

Для обследования Ле-Неблины правительство Венесуэлы в 1984 году снарядило большую международную экспедицию. Первые результаты были ошеломляющими. Ученые, разумеется, не надеялись встретить живых динозавров. Но они убедились, что «затерянный мир» Ле-Неблины сохранил некоторые виды живых существ, давно вымерших в других местах. Среди них доисторические лягушки, гигантские тарантулы, неизвестные науке растения, возможно не существующие на земном шаре нигде, кроме Ле-Неблины.

— Мы обнаружили такое множество древних жизненных форм, что, как и Конан Дойл, действительно можем говорить о затерянном мире, — заявил один из руководителей экспедиции.