Этот рассказ о советском астрономе Гаврииле Адриановиче Тихове, пытавшемся найти ответ к одной из загадок Марса, был написан три десятилетия назад.
С тех пор человечество узнало о красной планете много нового. Кое-что из казавшегося в начале пятидесятых годов весьма вероятным позднее не подтвердилось. Кое-что, казавшееся в те же годы более чем спорным, теперь считается доказанным.
Но я оставил сам рассказ без изменений. Дело в том, что он был по моей просьбе внимательно просмотрен самим Гавриилом Адриановичем, нашедшим, что о Марсе «написано с полнейшим пониманием новейших исследований» — разумеется, новейших для того времени. Бережно храню я последнее письмо ученого, полученное незадолго до его смерти.
Из этого рассказа вы узнаете, что думали в середине века о некоторых загадочных явлениях на Марсе. А потом мы коснемся дальнейших исследований. «Приблизив» к нам красную планету, они поставили под сомнение, быть может, одну из самых увлекательных гипотез исследователей инопланетных миров.
Не удивляйтесь, если встретите в рассказе устаревшие понятия и представления: ведь в начале пятидесятых годов человек лишь мечтал о полете в космос.
*
Произошло это на исходе ночи. Над Землей пронеслось, оставляя зеленоватый след, неведомое небесное тело. Оно упало недалеко от английского города Уокинга.
Астроном Оджилви, оказавшийся на месте происшествия, увидел, что в песок Хорзеллского луга врезалась не бесформенная глыба метеорита, а громадный обгорелый цилиндр, покрытый темным нагаром. Астроном тотчас вспомнил о странных взрывах раскаленных газов на Марсе, которые он наблюдал некоторое время назад.
На глазах у Оджилви и собравшихся зевак цилиндр стал медленно развинчиваться. В тот час, когда миллионы англичан читали в вечерних газетах сообщение о необычайном событии в Уокинге, крышка, отвинтившись, упала на песок и на краю цилиндра появился марсианин.
Что произошло потом, вы, возможно, помните — если, разумеется, читали фантастический роман Герберта Уэллса «Война миров».
Марсианин из «Войны миров» был, может быть, сотым или двухсотым существом с соседней планеты, которые время от времени попадали на нашу Землю с помощью фантазии романистов. Тот же корабль воображения давно уже служит для более или менее успешных полетов землян на Марс.
Красноватая планета, спокойно светящаяся в темном небе, волнует не только фантастов. Уже много веков к ней устремлены внимательные взоры астрономов.
Почему именно к Марсу?
Ведь яркая Венера, звезда утренних и вечерних зорь, — не только наша ближняя соседка, но и почти двойник Земли по размерам. Казалось бы, следовало отдать предпочтение именно ей.
Но, увы, ни одному астроному даже в самый сильный телескоп не удалось разглядеть поверхность Венеры. Наша соседка окутана ослепительно белыми, непроницаемыми для взора облаками. Некоторые ученые полагают, что они состоят из паров серной кислоты.
Венера гораздо ближе к Солнцу, чем Земля, и на ее поверхности очень жарко, гораздо жарче, чем было на нашей родной планете в далекие времена зарождения жизни. Видимо, можно говорить о температуре, достигающей 600–700 градусов.
Венерианская атмосфера состоит почти из одного углекислого газа. Если в ней есть вода, то лишь в самом ничтожном количестве.
Короче говоря, наша ближняя соседка кажется жителям Земли совершенно непригодной для жизни.
А Марс?
Когда мы говорим о путешествиях за пределы нашей планеты, то чаще всего представляем: сначала — Луна, потом — Марс. Непременно Марс. Таинственный Марс, планета загадок. Планета, которая особенно занимает умы потому, что в ней — черты сходства с Землей.
Пусть Марс почти вдвое меньше Земли по диаметру и его масса в несколько раз меньше земной. Марсианская орбита дальше от Солнца, нежели земная, и красная планета получает теперь гораздо меньше солнечного света и тепла, чем Земля. Но разве около трех миллиардов лет назад Солнце не согревало Марс так же, как сегодня греет оно нашу планету?
Обычно Марс далек от нас. Однако раз в пятнадцать или семнадцать лет, в годы великих противостояний, его путь приближается к орбите нашей планеты. Марс и Землю разделяют тогда «только» пятьдесят шесть миллионов километров. Это, конечно, тоже не так уж близко…
При великом противостоянии астрономы с давних пор стремились как можно больше узнать о приблизившейся красноватой планете, где так много знакомого, «земного». Да, именно «земного».
На вращающемся вокруг своей оси Марсе, как и у нас, чередуются дни и ночи; марсианские сутки лишь на 37 минут длиннее земных. Марсианский год почти вдвое продолжительнее нашего, но и там за весной тоже приходит лето, его сменяет осень, потом наступает зима. У Марса есть атмосфера. И наконец, что особенно важно, — на Марсе, как думают многие, возможна жизнь, пусть не похожая на нашу, но все-таки жизнь.
У кого не потеплеет на сердце при одной только мысли, что в черной бездне неба затерян мир, где не все мертво и пустынно.
Среди нас, возможно, живут пока ничем не знаменитые люди, которым суждено первыми увидеть в марсианском небе мерцание далекой голубой Земли. И когда Земля услышит радиосигналы с Марса о благополучной посадке первых своих посланцев, мир снова вспомнит тех, кто, порой заблуждаясь, упорно искал и прокладывал пути к познанию далекой планеты.
*
Гавриил Адрианович Тихов осторожно прикрыл дверь квартиры и пошел по длинному гулкому коридору в среднюю башню Пулковской обсерватории. В ночном безмолвии деревья старинного парка чуть слышно шелестели за окнами.
В башне было темно. Некоторое время астроном давал полный отдых глазам и старался не думать ни о чем неприятном: волнение мешает наблюдать небо. Потом подошел к телескопу, навел его на Марс, устроился поудобнее и, ровно дыша, стал смотреть в большую трубу.
Он увидел то, что видел уже много ночей подряд: кружок планеты, названной именем римского бога войны за свой цвет пожаров и крови. Оранжево-красный диск едва заметно вздрагивал: часовой механизм плавно вел трубу телескопа следом за планетой.
Майское небо было чистым, воздух — прозрачным. Нечего и ждать лучшей ночи для продолжения опытов со светофильтрами. Эти цветные стекла, пропускающие, отфильтровывающие лучи только одного цвета, право, еще недостаточно оценены в астрономии. Они помогают наблюдателю резче, контрастнее видеть различные оттенки, обычно с трудом улавливаемые человеческим глазом.
Тихов вставил красный светофильтр.
Тотчас на кружке планеты отчетливо обозначились ее «материки». Светофильтр подчеркнул, усилил ржаво-красный цвет пустынь. Рядом с ними резко выделились темные пятна марсианских «морей».
На соседней планете спокойно. А несколько ночей назад часть материка помутнела, расплылась и легкая желтоватая вуаль поползла с нее на соседнее море: над марсианскими пустынями время от времени проносятся свирепые пыльные бури.
Натренированный глаз астронома постепенно стал различать знаменитые марсианские «каналы» — темные линии, переплетения которых заметны на поверхности планеты. Вот в этой самой Пулковской обсерватории ему, тогда еще молодому астроному, во время сблизившего Марс и Землю великого противостояния 1909 года первому удалось многократно сфотографировать их в телескоп через светофильтры. Каналы тянутся через материки и темные пятна марсианских морей — Эритрейского, Киммерийского, Тирренского, моря Сирен, моря Времени…
Тихов заменил красный светофильтр зеленым.
Сколько перемен. Исчезло резкое различие между материками и морями. Диск планеты стал однообразно тускловатым. Но зато великолепо выделилась полярная шапка в южном марсианском полушарии.
Астроном включил фонарик, излучающий едва заметный свет, и потянулся за листами бумаги, на которых заранее был вычерчен контур Марса. Набросав сегодняшнее положение шапки, поставил дату — 21 мая 1920 года, выключил фонарик и закрыл глаза, давая им короткий отдых.
Сколько лет известны астрономам эти шапки у полюсов Марса? Наверное, лет двести. И двести лет о них спорят. Это замерзшая углекислота, говорили одни. Нет, возражали им, шапки состоят из соли. Но, спрашивали третьи, почему же тогда ваши соляные шапки растут, расширяются марсианской зимой и сокращаются, почти исчезают, марсианским летом? Вероятнее всего, это снег.
В том же счастливом 1909 году ему удались опыты, показывающие, из чего именно могут состоять шапки Марса. Помог цвет.
Белые шапки, оказывается, имеют зеленоватый оттенок — и светофильтр подчеркнул это. Но ведь снег, обычный земной снег, не бывает зеленоватым. Зато лед… Да, именно лед и оледеневший снег при разглядывании и фотографировании через разные светофильтры оказались удивительно похожими на вещество марсианских шапок.
Тихов снова прильнул к телескопу. Сейчас, когда у берегов Балтики весна, в южном полушарии Марса середина лютой зимы. Там ледяная шапка расползлась далеко от полюса. В северном марсианском полушарии, где теперь середина лета, от шапки, напротив, осталось лишь бледно-зеленое пятнышко с темными закраинами. Шапка, видимо, почти вся растаяла. Тает она очень быстро: должно быть, слой льда слишком тонок. А закраины — это, вероятно, потемневшая от влаги почва.
Синий светофильтр, которым Тихов сменил зеленый, размыл резкие очертания на поверхности планеты. Но зато возле кромки морей выступили узкие полосы, почти такие же светлые, как полярные шапки. Они меняют очертания. Облака? Легкие марсианские облака, проносящиеся в разреженной атмосфере…
Остаток ночи астроном, по обыкновению, посвятил марсианским морям. Они занимали его больше всего. Да, науке ясно, что с настоящими морями они имеют мало общего. Это моря без воды. Или ее там чрезвычайно мало: Марс вообще беден влагой.
Но если марсианские моря вовсе не моря, то что же они такое?
Швед Аррениус говорит: глинистая жижа, вязкие болота, набухающие весной. Однако с морями красноватой планеты происходят весьма странные вещи. Разве глинистая жижа может менять цвет в зависимости от времен года? А моря Марса не только темнеют с наступлением весны и лета, но и приобретают голубовато-зеленоватый оттенок.
Зеленый цвет — цвет жизни. С Марса наши земные леса тоже казались бы пятнами, меняющими окраску, зеленеющими к лету.
Тихов взглянул на часовые стрелки: пора уходить. Глаза утомлены, точность наблюдения снижается.
Астроном вышел в парк. Слышны далекие гудки. Это в Петрограде. Нет еще четырех часов, а уже совсем светло: начинаются белые ночи. Недурно бы теперь позавтракать. Хлеб он доел с вечера, но холодной пшенной каши как будто немного осталось. Говорят, скоро должны прибавить паек.
Астроном неторопливо побрел домой. Хорошо еще, что кончились бои. Сколько тревожных дней совсем недавно пережили обитатели Пулкова, когда на Петроград шел Юденич! Пришлось вывинчивать и прятать объективы телескопов. На главной башне до сих пор следы осколков — во дворе обсерватории стояли красные, противник бил по ним из пушек.
Да, трудные времена. И огороды астрономам пришлось сажать, и пешком ходить за хлебом по глубокому снегу в Петроград. Изголодались, обносились товарищи звездочеты. Но сделали-то за этот тревожный год, право, не меньше, чем за любой дореволюционный.
*
1945 год. Только что кончилась война. Люди, истосковавшиеся по мирной жизни, с жадным интересом возвращались к тому, о чем им в военные годы некогда было даже подумать.
Член-корреспондент Академии наук СССР Гавриил Адрианович Тихов готовился к первой публичной лекции о Марсе.
Пулковскую обсерваторию разрушили фашисты. Астроном работал теперь в городе Алма-Ате. Ученый полюбил небо Казахстана. Здесь не надо было «охотиться» за Марсом, вылавливать его сквозь «окна» в облаках и просветления в тумане, как это частенько случалось в Пулкове: в ясном небе над Алма-Атой звезды светят ярко и щедро.
Итак, Тихов готовился к лекции. Теперь о Марсе знали гораздо больше, чем в двадцатые годы. В руках астрономов были уже многие тысячи снимков красноватой планеты. Правда, ее изображение на фотопластинке не превышало двух-трех миллиметров и рассматривали его потом в микроскоп, но все же эти снимки помогли уточнить карту Марса.
В марсианской атмосфере были обнаружены следы паров воды, углекислый газ и, возможно, кислород, но лишь в тысячных долях того количества, которое содержится в земной атмосфере.
Марсу измерили температуру. Чувствительные термоэлементы показали, что на его полярных шапках морозы достигают 70–80 градусов. Почти так же холодно зимой на большей части планеты. Зато в летний полдень лучи Солнца, легко проходя через разреженную атмосферу, нагревают марсианские моря до 10, 15, а то и 30 градусов тепла.
Наука лучше стала знать Марс. Но над многими его загадками еще предстояло думать и думать.
Тихов и другие астрономы не раз наблюдали удивительную картину шествия марсианской весны. Как только начинала таять полярная шапка, каналы вблизи нее, до той поры едва заметные, темнели, вырисовывались все отчетливее и отчетливее, как на фотографической пластинке, опущенной в проявитель. Постепенно это потемнение захватывало половину полушария, распространяясь до экватора, а потом и за его линию.
Что же происходит весной на далекой планете? Уж не марсиане ли, неведомые нам разумные существа, построили гигантские каналы для орошения своих полей водой тающих полярных шапок?
Астронома Лоуэлла, утверждавшего, что дело обстоит именно так, прозвали «отцом марсиан». Однако ни сам «отец марсиан», ни его последователи не могли представить каких-либо научных доказательств существования своих «детей».
Но каково бы ни было происхождение каналов, их потемнение, а также летнее потемнение морей стало фактом, требующим объяснения.
И Тихов предположил: вдоль каналов и на морях летом появляется растительность. В самом деле, что может помешать ее развитию на Марсе? Холод? Но ведь в Верхоянске и Оймяконе, на «полюсе холода» Северного полушария, где растут не только мхи и травы, но даже леса, средняя годовая температура ниже, чем на некоторых марсианских морях.
Правда, у тех, кто не согласен с ним и утверждает, что на Марсе нет растительности, хотя бы отчасти похожей на земную, имеется два веских довода.
Для того чтобы наши растения могли жить, их зеленое вещество — хлорофилл — должно поглощать часть солнечных лучей. Но сколько ни изучали астрономы с помощью спектроскопа марсианские моря, никаких признаков так называемой главной полосы поглощения хлорофилла не нашли.
И второе «против». Земные растения рассеивают и отражают невидимые инфракрасные лучи. А моря Марса этим свойством не обладают.
Значит, утверждали противники Тихова, их зеленоватый или голубовато-лиловый цвет объясняется не растительностью, а какими-то другими причинами.
На лекции Тихов привел все «за» и «против» своей гипотезы. Потом ему задали много вопросов. Среди них был такой:
— Гавриил Адрианович, ведь инфракрасные лучи несут почти половину солнечного тепла. Зачем же марсианским растениям, живущим в холодном климате, рассеивать эти лучи, зря отдавать тепло, которое им так необходимо? Может быть, они, в отличие от наших земных растений, наоборот, поглощают инфракрасные тепловые лучи, приспосабливаясь к суровому климату?
Просто удивительно, что эта интересная мысль раньше не пришла в голову астрономам!
Вернувшись после лекции домой, Тихов первым долгом разыскал записки своего друга и ученика Евгения Леонидовича Кринова. Этот ученый, участник экспедиции за Тунгусским метеоритом, несколько раз ездил с полевым спектрографом по стране и летал над ней на самолете, определяя отражательную способность земных растений в разных лучах спектра.
Результаты его наблюдений Тихов и стал просматривать самым внимательным образом. Да, вот оно: северная ель, сберегая тепло, рассеивает втрое меньше инфракрасных лучей, чем цветущая береза. Растущий на вечной мерзлоте тундры можжевельник, говорили данные Кринова, поглощает тех же несущих тепло лучей втрое больше, чем овес, выращенный жарким летом в Подмосковье.
Но ведь если марсианские растения приспосабливаются к климату подобно земным, то тогда этим можно объяснить не только их «жадность» к теплу инфракрасных лучей, но и отсутствие у них полос поглощения хлорофилла. Почему бы не допустить, что им для жизни нужно поглощать значительную часть несущей тепло красной половины спектра солнечного света, а не узкие ее полосы, как земным?
Однако где и как проверить эти выводы? На Марсе?
А почему бы для начала не на Земле?
Обсерватория возле Алма-Аты снарядила несколько экспедиций. Сам Тихов надел походный рюкзак и отправился в предгорья Ала-Тау. Часть его помощников уехала в сибирскую тундру, где температурные условия жизни растений приближаются к тем, какие должны быть на экваторе Марса.
Из Сибири пришло первое важное сообщение: блестящие листочки карликовой березы и другие растения тундры даже в теплом июле не дают полосы поглощения хлорофилла.
Как раз в это время сам Тихов установил, что спектр голубоватой канадской ели, растущей в окрестностях Алма-Аты, почти не отличается от спектра марсианских морей. Наконец, экспедиция, поднявшись на хребты повыше, нашла там немало наших земных растений самых что ни на есть марсианских оттенков — голубоватого, синевато-лилового, лиловато-фиолетового. И главной полосы поглощения хлорофилла у части высокогорных растений либо вовсе не было, либо она была едва заметной.
В эти дни открытий родились новые науки — астрономическая ботаника, астрономическая биология. В Алма-Ате под руководством Гавриила Адриановича Тихова было создано первое на Земле научное учреждение, изучающее земные растения для того, чтобы помочь постижению природы соседней планеты.
И быть может, к тому времени, когда первый межпланетный корабль покинет Землю и помчится к Марсу, в руках астронавтов уже будет ботаническая карта марсианской поверхности.
…Лет через двадцать, а может, через сорок школьник придет в библиотеку и скажет:
— Дайте, пожалуйста, что-нибудь о межпланетных путешествиях.
— А что ты любишь — фантастику или научно-популярные книжки?
— Научные…
— Тогда вот, возьми. Это о том, как люди впервые попали на Марс. Школьник начнет листать книжку и прочтет: «Первый земной ракетоплан снизился на Марсе на рассвете. Он неглубоко вдавился в песок на лугу, покрытом голубоватыми жестколистыми растениями, названными «травой Тихова». Это место находится вблизи восточной окраины пустыни, известной на картах Марса под старинным названием Элезиум — «страна счастливых».
— Что же, — скажет школьник. — Я, пожалуй, возьму книжку. Хотя вообще-то нам уже рассказывали об этом на уроках.
*
Вот и весь рассказ, написанный в начале пятидесятых годов. Кое-что показалось вам наивным, кое-что устаревшим. Непривычно, наверное, даже само слово «ракетоплан». Но тогда так говорили: ракетоплан, стратоплан. Ученые спорили, может ли человек без вреда для здоровья перенести то ускорение движения, которое потребуется при будущих полетах в космос.
О том, как далеко продвинулось в наши дни познание Марса, — в своем месте. А пока — о другом.
Одна человеческая жизнь — и свидетелем, участником каких событий подчас становится тот, кто ее прожил! Какие гигантские шаги успевает сделать за это время наука! Как расширяются и углубляются наши знания!
Гавриил Адрианович Тихов родился в 1875 году.
На улицах городов тогда катились экипажи и кареты, погромыхивали вагоны конки. Изобретатели возились с проектами паровых автомобилей. На ярмарках устраивались пробные полеты воздушных шаров.
Только что вышли фантастические романы Жюля Верна: гигантская пушка послала снаряд с людьми на Луну. И тогда же мир был поражен известием о том, что итальянский астроном Скиапарелли обнаружил на Марсе тонкие, правильные линии, образующие систему каналов.
Когда Тихов был шестилетним мальчиком, в каземат Петропавловской крепости бросили Николая Кибальчича. Его приговорили к повешению как участника убийства царя Александра II. За десять дней до казни Кибальчич передал своему адвокату составленный им проект реактивного летательного аппарата.
В годы, когда Тихов носил студенческий темно-серый сюртук с голубым воротником, учитель физики и математики Константин Эдуардович Циолковский, переехав в Калугу, размышлял над использованием принципа реактивного движения для исследования космоса.
Знаменитый французский астроном Жюль Жансен, у которого начал работать Тихов, послал его для наблюдений на вершину Монблана. Однажды — как раз на рубеже XX века — Тихов участвовал в ночном полете на воздушном шаре. Это был весьма совершенный для своего времени летательный аппарат, и многие думали, что будущее в покорении неба — за воздухоплаванием. Тихов и его спутники поднялись выше облаков, чтобы без помех следить за потоком падающих звезд.
А каких-нибудь полтора десятка лет спустя мобилизованный в армию астроном занимался аэрофотосъемкой уже из кабины аэроплана.
Тем временем в работах калужского учителя была теоретически обоснована возможность межпланетных полетов с помощью ракеты.
В конце октября 1917 года вокруг Пулкова, где работал Тихов, шли жестокие бои. Снаряды пролетали над обсерваторией, пули барабанили по крышам. Революция отбивала натиск врагов.
Перелистывая старый комплект газеты «Известия» за 1921 год, я среди сообщений о борьбе с неслыханным голодом в Поволжье, о субботниках по восстановлению разрушенных заводов нашел статью, посвященную работам Пулковской обсерватории. В ней говорилось, что астрономы, несмотря на трудности, успешно продолжают исследования.
Я прочитал, что Г. А. Тихов «изучал поверхность Марса, зарисовал подробности, видимые на диске планеты, наблюдал эти подробности через различные светофильтры (особые цветные стекла) и получил много важных и новых результатов в этом вопросе». Сообщалось также, что ученый подготавливает материалы для составления новой карты Марса.
В те первые послереволюционные годы, когда Тихов наблюдал красную планету в телескоп Пулковской обсерватории, Алексей Толстой писал роман «Аэлита». Фантазия писателя отправила первых людей на Марс не из богатого Нью-Йорка, а из голодного, разоренного Петрограда, города революционной романтики и смелых человеческих дерзаний.
Герои «Аэлиты», инженер Лось и демобилизованный красноармеец Гусев, возвращаясь с красной планеты, увидели чудесную картину родной Земли:
«Во тьме висел огромный водяной шар, залитый солнцем. Голубыми казались океаны, зеленоватыми — очертания островов, облачные поля застилали какой-то материк. Влажный шар медленно поворачивался. Слезы мешали глядеть. Душа, плача от любви, летела навстречу голубовато-влажному столбу света. Родина человечества! Плоть жизни! Сердце мира!»
Гавриил Адрианович Тихов умер в начале 1960 года.
Год спустя Юрий Гагарин, открыв эру звездоплавания, первым увидел то, что до той поры видели лишь герои фантастических романов: с космических высот ему открылась голубая наша планета.
Заголовок взят в кавычки. Афиши с этой фразой появлялись еще с прошлого века возле лекционных залов многих городов мира. Так были озаглавлены тысячи книг и брошюр.
Вопрос о жизни на красной планете всегда вызывал споры. Мнения ученых разделялись довольно резко — от отрицания возможности существования на Марсе какой-либо жизни до предположений о том, что разумные марсиане — не миф.
«Жизнь есть всюду: и на полюсах холода, и в горячих источниках, и в крепком растворе серной кислоты, и в урановой руде, и в нефти, извлекаемой с больших глубин, и на вершинах гор, покрытых вечным льдом, и в многокилометровых океанских глубинах. Пока не найдена столь низкая температура, которая способна убить живые споры, некоторые простые организмы или даже ткани животных…
Так почему же не может быть жизни на Марсе, хотя бы примитивной? Ну, а высокоорганизованной?.. Беру на себя смелость предположить, что и в наше время Марс населен живыми существами».
Это не из высказываний фантаста. Так писал в 1966 году президент Академии наук Белорусской ССР Василий Феофилович Купревич. Он был также сторонником существования на Марсе растительного покрова.
Гипотеза Тихова встретила, однако, и немало возражений.
— Изменение цвета поверхности Марса, быть может, связано не с растительностью, а с марсианскими сезонными ветрами, сдувающими песок с плоскогорий и обнажающими более темные породы, — говорили одни ученые.
— На марсианских морях замечены не голубоватые, а, скорее, красноватые оттенки, — замечали другие.
— Толщина слоя полярных шапок ничтожна, и она не может дать растительности достаточно влаги, — добавляли третьи. — И вообще, скорее всего, эти шапки состоят целиком из замерзшей углекислоты.
— Можно ли сравнивать марсианскую растительность, если только она существует, с земной, но живущей в наиболее суровых местах нашей планеты? — спрашивали четвертые. — Не вернее ли предположить, что в ходе эволюции, протекавшей в иных условиях, чем существовали и существуют на Земле, марсианские организмы получили свои собственные формы, настолько отличающиеся от земных, что к ним вообще не применимы наши понятия «животные», «растения»?
С тех пор как в XVII веке появились телескопы, позволившие ученым увидеть уже не просто крохотный красноватый кружок планеты, но и различить на нем кое-какие детали, — с тех пор и до шестидесятых годов нашего столетия Марс изучался только с Земли. В шестидесятых годах произошел знаменательный прорыв в космос.
Первая советская автоматическая межпланетная станция «Марс-1» стартовала осенью 1962 года. За ней последовали другие «Марсы». В 1971 году капсула доставила на поверхность планеты вымпел с гербом Советского Союза. Сама станция перешла на орбиту спутника Марса. Немного позднее спускаемый аппарат другой станции совершил посадку в южном марсианском полушарии.
Американцы посылали к красной планете серию автоматических межпланетных станций «Маринер». За «Маринерами» последовали «Викинги» или, как произносят американцы, «Вайкинги».
После одиннадцатимесячного полета их посадочные блоки с помощью огромных парашютов опустились на поверхность Марса.
За всеми этими строчками хроники советских и американских исследований — триумф человеческой мысли, чудеса технической изобретательности.
Астрономы разглядывали Марс с расстояния в десятки миллионов километров. Станции сфотографировали планету с высоты нескольких тысяч километров, затем еще приблизились к ней.
Спускаемые аппараты впервые позволили не только увидеть Марс с Марса, но и исследовать пробы с его поверхности, даже передавать на Землю сводки марсианской погоды…
Что же узнали земляне от своих посланцев? Получен ли наконец ответ на вопрос вопросов: есть ли жизнь на Марсе?
Блок спускаемого аппарата начал снимать окружающий пейзаж спустя несколько секунд после посадки. Двадцатью минутами позже снимки получили на Земле. Марс в этот день отделяли от нас примерно четыреста миллионов километров…
Вокруг блока лежала безжизненная красновато-бурая ложбина с трещинами и камнями.
Снимки с автоматических межпланетных станций, а также полученные спускаемыми аппаратами уточнили и отчасти изменили представление о марсианском пейзаже, о характере марсианской поверхности, которое сложилось при наблюдении с Земли.
Земляне узнали, что на Марсе множество кольцеобразных гор, напоминающих лунные кратеры. Существует ущелье, по сравнению с которым знаменитый Большой Каньон кажется маленьким. Марсианский Валлес Маринерис тянется на пять тысяч километров в длину, его глубина — около шести километров.
Гигантская Олимпийская гора на Марсе почти втрое превышает Джомолунгму.
Автоматические станции не обнаружили никаких прямолинейных каналов. Однако похоже на то, что, по крайней мере, некоторые марсианские «каналы» — русла пересохших водных потоков.
Значит, на Марсе была вода?
Не только была, но и есть. Следы водяных паров в марсианской атмосфере найдены давно. По мнению ученых, вода находится и на полюсах красной планеты, и в ее средних широтах. Она существует здесь лишь в двух формах: лед и пар. Это объясняется крайней разреженностью марсианской атмосферы.
С межпланетных станций достаточно подробно засняты ледяные шапки Северного полюса Марса. Их снимали как зимой, так и летом, когда они сильно уменьшались. Полагают, что, возможно, слой льда этих шапок вовсе не так тонок, как считали прежде. Вместе с тем при низких температурах возле полюсов замерзает, твердеет и углекислота, образующая «сухой лед».
Углекислый газ преобладает в атмосфере Марса. Кроме углекислого газа, в ней найдены азот, газ аргон и ничтожное количество кислорода.
Первая сводка погоды, полученная с Марса, сообщала о довольно сильном ветре, 30 градусах мороза днем и 85 — после захода солнца. Это близко к зимней погоде в Антарктиде. Однако на Марсе возможны и гораздо более жесткие морозы.
Все, что удалось узнать о красной планете, скорее, подтверждало, чем опровергало гипотезу о возможности существования на ней каких-то форм жизни. Но обнаружить их пока все же не удалось.
В пробах грунта, взятых и исследованных аппаратурой блоков, не оказалось органических соединений. Биологические эксперименты для обнаружения жизнедеятельности микроорганизмов дали, по выражению американских ученых, «двусмысленные результаты». Один опыт как будто свидетельствовал о биологической активности, тогда как другие не выявили ее признаков.
Поиски будут продолжены. Возможно, решающее слово — за людьми, которые высадятся на Марсе.
Когда это произойдет?
В моем рассказе пятидесятых годов было сказано: лет через двадцать, может, через сорок. Так думали тогда многие. После полета Юрия Гагарина сроки сразу сократились: вот-вот, совсем скоро, сначала Луна, потом Марс… Оптимисты твердили — в семидесятых годах, в начале восьмидесятых. Крупный американский ученый Эрике уточнил дату первой марсианской экспедиции: 1982 год.
Сроки, как видите, прошли. Но и сегодня ничего не слышно о том, что где-либо люди готовятся к полету на красную планету.
Правда, по международному проекту «Фобос» в 1988–1989 годах автоматические станции, созданные в Советском Союзе и оснащенные приборами из многих стран мира, продолжат изучение Марса, а также одного из его спутников, Фобоса. Но это не пилотируемая экспедиция, а полет космических аппаратов без человека на борту.
В чем дело? Появились какие-то непреодолимые причины технического порядка? Возникли сомнения в способности человека выдержать марсианскую экспедицию? Напротив! Продолжительность и общая протяженность полета Анатолия Березового и Валентина Лебедева были примерно такими, как при космическом путешествии к Марсу.
Чрезвычайно дорогостоящая экспедиция на Марс откладывается, возможно, потому, что исчезла главная цель. Оказалась несостоятельной давняя мечта человечества: встретить на красной планете братьев по разуму, обнаружить внеземную жизнь. Разведчики землян, автоматические станции, бесстрастно сообщили: космонавтов ждет мертвая красная пустыня, пресловутые «каналы» отнюдь не искусственные сооружения. Посланцы Земли окажутся в условиях более суровых, чем у вершины Эвереста, их встретят ледяная стужа, пылевые бури, мчащиеся с огромной скоростью. Похоже, что у Марса все в прошлом, это умирающий мир… Спешить на встречу с ним?
Но значит ли это, что земляне вообще откажутся от марсианской экспедиции? Едва ли! Марс остается планетой загадок. Некоторые ученые не исключают, например, что жизнь, пусть в самых примитивных формах, ушла глубоко под ее поверхность. А если заглядывать в далекое будущее, то почему не представить возможность хотя бы экспериментального освоения землянами части марсианской поверхности и разведки недр соседней планеты?
…В 1958 году американский астроном Вильсон сказал:
— Америка слишком поздно признала Циолковского. Мы исправляем эту ошибку тем, что теперь признали Тихова.
Но ведь сегодня существование марсианской растительности представляется куда более сомнительным, чем прежде.
Однако разве не заслуживает величайшего уважения и признательности огромная экспериментальная работа, выполненная советским ученым? Люди смелой, оригинальной мысли оставляют о себе благодарную память даже в том случае, если не все в их гипотезах выдержало проверку временем.
Некоторые предположения Гавриила Адриановича Тихова не подтвердились. Правильность других доказана. Нельзя отрицать и ценность его экспериментальных методов. О работах Тихова вспоминает советская и зарубежная печать. Можно, например, прочесть:
«Еще в 1909 году — во время очередного великого противостояния Марса — Гавриилом Тиховым впервые были получены необычные снимки, сделанные с различными светофильтрами. Ныне на подлете к планете, начиная с расстояния в 400 тысяч километров, с космического корабля («Викинг-2») началась съемка ее в фиолетовом, зеленом и красном свете». «Окончательно утвердилось мнение русского астронома Тихова, что полярные шапки Марса имеют в своем составе водяной лед».
На современных картах Марса рядом со старинными названиями, данными еще во время Скиапарелли, появилось много новых. В них увековечена, в частности, память о выдающихся ученых.
Именем советского астронома назван огромный марсианский кратер. «Кратер Тихов» — написано на карте. На той же карте — кратеры Ломоносов, Коперник, Дарвин…