Весьма безрассудно

Глава 12

Блэйк.

Несколько лет назад…

Безрассудна. Так они меня называли.

Что являлось правдой, но у меня, по крайней мере, была цель. Она появилась с тех пор, как я вернулась в этот дерьмовый дом и обнаружила, что он пуст.

Не осталось никаких улик, свидетельствующих о том, что я здесь когда-либо была, что это место уничтожило меня и все, что я знала. Я чуть не умерла в этих разрушающихся стенах, но, оглядываясь на них сейчас, вы бы никогда не поверили, что именно там меня бросили на пол и перерезали горло.

Я должна была умереть.

Я умерла, но медики и врачи сотворили чудо: спасли мне жизнь. Я не стала спрашивать, зачем, поскольку моя жизнь была похожа на череду невезений. Вместо этого я была благодарна за то, что мне дали второй шанс. И я вернулась за ним, мальчиком, в которого я влюбилась, который заботился обо мне, обнимал, когда мне было страшно, и вытирал мои слезы, когда мне было грустно. Он был единственным светом, что у меня был. Но теперь и этого не стало.

Он бросил меня.

Ушел.

Дом был пуст, давно заброшен. Он пропал без следа. Мой Энцо был потерян.

У меня не было возможности найти его раньше. Прошло уже несколько лет с тех пор, как я видела его в последний раз, но я надеялась, что он будет здесь. Что он найдет меня. А если не сделает этого, то я приду за ним сама. Ему наверняка сказали, что я выжила после нападения, поскольку мой тогдашний опекун был в курсе и пришел в больницу, чтобы угрозами заставить меня замолчать. Как только у меня появилась возможность, я сбежала от него, сбежала из приюта опеки детей сирот. Энцо найдет меня, по крайней мере так я думала. Но вместо этого он ушел.

И это чертовски больно.

Возможно, я была просто наивной девочкой, которая думала, что наша подростковая любовь была настоящей. Она казалась настоящей. Все эти разговоры, долгие ночи, совместные моменты — все это что-то значило для меня. Он что-то значил для меня.

Но его больше нет, и теперь это было моей единственной целью.

Мне больше нечего было терять, и я была чертовски зла.

Злилась на городскую политику, на человека, который должен был заботиться о нас, но вместо этого издевался, и злилась на человека, который пытался лишить меня жизни.

Мне было четырнадцать!

А он перерезал мне горло.

Я уже много лет не видела никого из них, но знала, что найду каждого.

Мне пришлось скрыть свой шрам ремешком на горле и перекрасить свои медовые светлые волосы в черный цвет — о чем тут же пожалела и отправилась на поиски. Я нашла его в Нью-Йорке, сидя по правую руку от одного из самых опасных людей, которых я когда-либо видела. Скотт Уилсон возглавлял смертоносную банду в подполье Нью-Йорка. Место без морали и милосердия, а рядом с ним сидел Николя, человек, который пытался убить меня.

Похоже, он поднялся на несколько ступеней выше, чем в наркопритоне, где я видела его в последний раз.

Его левое ухо было частично отрезано, но глаза казались яснее. Он был чист, я полагала.

И этот мужчина смотрел на меня так, словно не пытался убить несколько лет назад. Он не узнал меня.

Мне следовало тогда все хорошенько обдумать. Я не должна была делать то, что сделала, но сейчас я не могла ничего изменить.

Я убила Николаса. На это ушли недели планирования, завоевания доверия его и Скотта. Я была просто бездомной девчонкой, без семьи и дома, а они съели это дерьмо. Они использовали меня, впустили в дом, а когда решили, что я просто безобидна и мной легко манипулировать, я нанесла удар. Я убила Николаса так же, как он пытался убить меня, — острием разбитой бутылки, но, в отличие от меня, он не выжил. А потом я украла сто тысяч и сбежала.

Я сижу на вокзале, вспоминая все это. Я все еще чувствовала кровь на своих руках, когда перерезала горло Николаса, помнила, сколько времени ушло на то, чтобы запихнуть пачки денег в сумку, надеясь, что меня не поймают. Адреналин вызывал привыкание, сердце колотилось, а кровь бурлила так, как никогда раньше.

Я была возбуждена и напугана.

И это было самое живое чувство, которое я испытывала за долгое время.

Тогда я и поняла, что острые ощущения — это то, что я буду искать вечно. Все эти годы я гонялась за чувством адреналина, ввязываясь в драки с опасными людьми и бросаясь в рискованные ситуации.

Но это… Это должно было стать для меня самым опасным, потому что, как только Хоук упомянул Энцо, назвал его имя, рассказал его историю, я поняла, кто он такой. Он был моим Энцо, и мне пришлось задуматься, не был ли он в Нью-Йорке для того, чтобы отомстить за меня. Но почему он не вернулся за мной за много лет до этого? Почему он уехал?

Казалось невозможным, чтобы три наши жизни были так тесно переплетены. Энцо был тем мальчиком, которого я любила, а Хоук расплачивался за преступления своего брата, те самые, что совершила и я.

Я сбежала, зная, что банда никогда не сдастся, что предательство — непростительный грех и единственное возмездие, которое они примут, — это моя смерть. Поэтому я несколько раз меняла имя и продолжала двигаться. Пару раз они были близки к тому, чтобы меня поймать, но уже пару лет я не слышала ни звука об их преследовании.

Это давало мне ложное чувство безопасности и опасное желание задержаться в Редхилле еще немного… Остаться с Хоуком… с Энцо, как будто я могла вернуть годы, потерянные из-за рук плохих людей.

Но Силовик не узнал меня. Энцо не знал, что я та самая девушка, которую он обнимал и утешал все эти годы. Он сильно изменился с того момента, как я его видела в последний раз. Настолько, что черты и взгляд стали чужими.

Да, он был высоким и в подростковом возрасте, но тогда у него не было такой мускулатуры, и он не излучал эту опасную ауру. Это был не тот заботливый мальчик, которого я знала. Нет, сегодня он был жестоким зверем. Он мог убивать голыми руками и заставлял мочиться даже самых крутых парней. Он был чемпионом в боях без правил. Непобедимым и во всех отношениях горячим, как ад.

У меня от него пальцы на ногах дрожали.

Я не ожидала, что когда-нибудь увижу его снова, не говоря уже о том, что случайно наткнусь на него во время одного из своих безрассудных приключений в погоне за кайфом, который могут принести только опасные ситуации. И найти Хоука… Человека, которого обидела та же банда, в которую я проникла, а потом предала.

Я знала, что мир тесен, но настолько? Если бы я верила в подобное, то была бы склонна думать, что здесь замешана какая-то странная космическая сила.

С тех пор как я оставила Хоука на тротуаре и ушла, уже стемнело, и несколько поездов, ведущих из города, пришли и ушли, но я не села ни на один из них. У меня были деньги, которые я украла прошлой ночью среди толпы, — приличная сумма, чтобы уехать из этого города в новый, где я смогу заработать еще немного, а может, и купить новый фургон, поскольку предыдущий, скорее всего, уже ржавеет где-нибудь на стоянке.

Очередной поезд отъезжает от станции, унося за собой и мое первоначальное желание сбежать. Но я не хотела.

Я хотела вернуться в подвал, найти Хоука и Энцо. Я хотела узнать больше о человеке, которым он стал без меня, узнать больше о человеке, которого он спас.

И вот что я делаю. Поймав такси у вокзала, я сообщаю ему смутное местонахождение ветхого склада, под которым скрывался подвал, и возвращаюсь к людям, которых едва встретила два дня назад.

Как могло так много измениться за столь короткий срок?

Мне показывают на дверь и ведут вниз, где за импровизированным баром сразу же оказывается Хоук.

Наши глаза встречаются, и на его губах появляется знакомая ухмылка.

— Я думал, ты уезжаешь? — он наклоняется вперед, опираясь локтями на верхний ящик, в его темных глазах мелькает искорка эмоций.

Я опускаюсь на табурет.

— Ну, я подумала, может, мне стоит остаться. Просто твой член был настолько хорош, — я преувеличенно широко раскрываю глаза и шевелю бровями, скрывая растущий узел напряжения, завязывающийся в моем нутре.

Краем глаза я видела суматоху вокруг главного ринга, видела, как внутри него сражается большой человек, потный и немного окровавленный. Осознание того, кто он такой, заставило то, что я считала потерянным, успокоиться внутри меня.

Хоук облокотился на барную стойку и провел пальцем по моему подбородку, заставляя меня сосредоточиться на нем.

— Если тебе интересно, дорогая, я рад, что ты осталась.

Я искренне улыбаюсь ему, лицо болит, но лишь слегка, благодаря лекарствам, которые Девон дал мне утром в больнице.

— Я тоже.

— Тебе есть где остановиться? — спрашивает он, наливая мне напиток, прежде чем поставить его передо мной.

Я качаю головой. Думаю, мне не составит труда снять отель на пару ночей.

— Хорошо.

Я откидываю голову назад.

— Что значит “хорошо”?

— Это значит, что ты проведешь ночь в моей постели.

— Довольно самонадеянно, — поддразниваю я. — Кто сказал, что я хочу с тобой второй раунд?

— Все потому, моя маленькая безрассудная дикарка, что ты увлечена нами так же, как и мы тобой.

Его горячий взгляд скользит по моему телу, и хотя я укутана в одежду на три размера больше, этот взгляд раздевает, заставляя кожу вспыхнуть жаром. Прошлой ночью он оставил меня на грани, и теперь эта боль вернулась с настойчивостью.

— Продолжай так смотреть на меня, дорогая, — предупреждает он с грубым укором, — и я без колебаний трахну тебя прямо сейчас.

— Не дразнись, Хоук, — подмигиваю я, поворачиваясь на табурете, чтобы понаблюдать за окончанием поединка. — Это ниже твоего достоинства.

— Ты будешь подо мной, — рычит он, ближе, чем я ожидала. — И мне не терпится посмотреть, как Энцо растягивает твою тугую киску, пока ты задыхаешься от моего члена.

— Господи Иисусе, — шиплю я. — Энцо не хочет меня так, как ты.

— Ты ошибаешься, маленькая дикарка, — он зажал мочку моего уха между зубами, посылая укол удовольствия. — Он хочет тебя так же сильно, как и я.

Я ерзаю на стуле, наблюдая за тем, как Энцо избивает мужчину на ринге. Его костяшки пальцев окровавлены, лицо — маска яростной решимости, и все, о чем я могу думать, — это именно то, что описал Хоук. Его большое тело между моими бедрами, член, растягивающий меня, пока я заполнена с обеих сторон. Энцо, вбивающийся в меня, пока Хоук находит свое удовольствие на моем языке.

Меня пробирает дрожь от образов, мелькающих в голове.

Это был бы эротический хаос, и я была безумно рада этому.

Привязанность к двум мужчинам, скорее всего, закончится катастрофой, но я всегда ходила по тонкой грани между тем, что для меня хорошо, а что нет, и это казалось мне лучшей идеей.